- Я начинаю кое-что понимать. Прекрасная незнакомка так понравилась тебе, что на Валентину и смотреть не хочется, да?
- Ничего особенного, нормальная… - Алтухов запнулся. Не мог он назвать Светлану "бабой" или "телкой". - Нормальная женщина…
- Нормальная? - усмехнулся Данилов.
- Ну да.
- С виду - это понятно, я же в объявлении написал, что нужна симпатичная, стройная девушка до тридцати. Ты мне лучше скажи, кем же она оказалась на самом деле? Дамой себе на уме, готовой за деньги на все, или Эллочкой-людоедкой? Что за всем этим кроется, трезвый расчет или глупость?
- Да ничего не кроется. Просто у нее тоже что-то там не сложилось, вот и решила встретиться с писателем.
- У которого масса вредных привычек?
- У кого их нет. Слушай, Макс, почему тебе нужно, чтобы за этим что-то скрывалось?
- Потому, что нормальная женщина на такое объявление не откликнется, - уверенно сказал Данилов.
- Это тебе так кажется, - пробурчал Алтухов. - Ты думаешь, что поставил гениальный эксперимент и теперь будут какие-то сногсшибательные результаты. А мы просто встретились… И сегодня снова встречаемся, вот и все.
- Не темни, Ал! Ну что, она такая красивая, что ты решил себе новые штаны купить и футболку? Смотри, внешность частенько бывает обманчивой!
- Ей стихи нравятся.
- Надо же! Да она тоже с недостатками! - воскликнул Данилов. - Или наврала, чтобы покрепче зацепить тебя.
- Макс, на все можно посмотреть по-разному, - сердито сказал Алтухов. - И с разных точек зрения. Кто-то представляет, как принцесса Диана танцует вальс - и видит прекрасную женщину, а кто-то - как она тампон вставляет, и видит совсем другое. Между прочим, Светлане нравятся именно мои стихи, она даже знает наизусть то, которое было опубликовано в "Литературке".
- Ничего не могу понять, - покачал головой Данилов. - Отыскать это стихотворение - нужно в Ленинку идти. Ради чего такие жертвы?
- А если она просто знает его наизусть? Прочла когда-то и запомнила?
- Тогда это фантастическое совпадение! Ну рассказывай, она красива? Про деньги спрашивала или, как увидела тебя, так сразу и поняла, что ты не только ее любимый поэт, но еще и богатый мужчина?
- Спрашивала, но дело не в этом. Симпатичная молодая женщина, блондинка… Ты же знаешь, я неравнодушен к блондинкам.
- А я с некоторых пор предпочитаю брюнеток, - усмехнулся Данилов. - Ты странно ведешь себя, Ал! Между прочим, у нас уговор: ты будешь рассказывать мне обо всем, что вышло из этой моей затеи. Только на таких условиях я уступил ее тебе вчера.
- У тебя чайку не найдется? Голова начинает побаливать.
- Может, водочки?
- Да нет, мы же сегодня встречаемся. Ничего пока не происходит, и рассказывать не о чем. Потом я вас познакомлю, сам увидишь, какая она. Собственно, я к тебе по делу пришел.
На кухне Данилов поставил на газ чайник, достал из холодильника ветчину, сделал бутерброды.
- Может, суп сварить из порошка? Я, правда, встал поздно, обедать не собирался, но если хочешь - сделаю.
- Нет, спасибо. Я перекусил на улице.
- Кстати, у меня тоже вчера был инцидент с дамой. Правда, к счастью, все обошлось телефонным разговором. Марина звонила.
- Что хочет? Познакомить тебя со своим банкиром? Соглашайся, Макс, пусть приходит, я ему морду набью. И будем в расчете. Ты мне Светлану уступил, я за тебя отомстил банкиру.
- Нет, она хочет со мной встретиться, поговорить о совершенных ошибках.
- Да? - оживился Алтухов. - Зауважала, выходит, писателя! Деньги ей твои, понятное дело, не нужны, там папа, да и зарплата банкира с твоей не скоро еще сравнится. А вот книги на лотках - это уже кое-что! Можно сказать, слава! Ну вот! Если даже твоя Марина теперь жалеет о том, что сотворила, то почему незнакомая женщина не может уважать меня за стихи, которые ей нравятся?
- Не знаю, - пожал плечами Данилов. - Странный звонок. И тоже разозлилась, когда я отказался встретиться. Угрожать стала, мол, ты пожалеешь еще об этом.
- В точности, как Валентина. Не бери дурного в голову, Макс. Позлится и перестанет. Давай о деле поговорим.
- Давай.
Чайник вскипел. Данилов разлил горячий чай по чашкам и приготовился слушать.
- Мы сегодня встречаемся. И она, может быть, согласится зайти ко мне. Ну там, шампанского выпить, книги мои посмотреть.
- Уже?
- Макс, ты все время думаешь не о том. Я хочу пригласить ее, просто посидеть, поговорить… с нею интересно разговаривать, понимаешь? Ну не на улице же бродить, там и вечером духота жуткая?
- Понятно, - согласно кивнул Данилов. - Просто поразговаривать, это очень похоже на писателя Алтухова. Ну и при чем тут я?
- Я же не могу пригласить ее к себе в коммуналку. Состоятельные писатели в коммуналках не живут. Да и Валентина, если увидит, скандал устроит. Вот я и подумал, что надо пригласить ее к тебе.
- И мы будем сидеть здесь втроем и разговаривать?
- Нет, мы будем сидеть вдвоем, а ты пока погуляешь, свежим воздухом подышишь.
- На улице? Где и вечером духота жуткая? - с иронией уточнил Данилов.
- К тому же она звонила в эту квартиру, думает, что я живу на Кутузовском, - не обращая внимания на его иронию, продолжал Алтухов. - Короче, я загляну к тебе вечером. Мы с ней встречаемся в семь у метро "Кутузовская", там где-то есть магазин "Спорт". Скажем, к шести я приеду к тебе. Беру ключи и шагаю на свидание. Чистоту и порядок гарантирую.
- Погоди, погоди, я что-то не понимаю. Как ты представишь эту квартиру своей? Тут мои вещи, мои книги… Допустим, я соглашусь погулять пару часов, но она же все равно не поверит, что здесь живешь ты!
- Поверит. Я привезу свои книги, поставлю на полку, твои куда-нибудь спрячу - и все.
- У меня тут целая полка чужих книг, и все с дарственными надписями: Максиму Данилову!
- Их тоже уберу, поставлю другие, где написано: Алу. Или Юре Алтухову на добрую память.
- Стратег! - усмехнулся Данилов. - Все детали продумал, осталось только перевернуть мне всю квартиру. Но это мелочи. А если она все же поймет, что здесь живет другой, ведь обидится не на шутку. И пиши пропало!
- Пиши - не пиши, другого выхода нет. Поможешь?
- Ладно, нет проблем. Поеду в центр, давно там не был. Но все же я сомневаюсь, что ты ее убедишь.
- Спасибо, Макс. Я постараюсь. А потом подожду тебя и верну ключи.
- Но если у тебя серьезные планы, ты должен понимать, что рано или поздно выяснится, что ты обманывал ее! Тогда что будешь делать?
- Скажу, что бедного писателя Данилова жена из дому выгнала - пришлось приютить. Поставлю тебе раскладушку на кухне…
- И будем жить втроем, как в Швеции?
- А они там втроем живут?
- Да вроде бы. Не зря же говорят: "шведская семья".
- Ну, это еще терпимо, а то я думал - впятером. Нет, мы будем жить вдвоем, а ты себе другую квартирку подыщешь. Ну ладно, я шучу.
- А может, мне сразу переехать к твоей Валентине?
- Вот она обрадуется! Ты ей понравился: хоть один, говорит, знакомый - настоящий интеллигент, и книжка его на всех лотках продается. А какой приятный молодой человек!.. Ты, главное, предупреди ее, чтоб не шибко прыгала от счастья, дом-то старенький, развалится… А в остальном, я думаю, вас ждет самая настоящая идиллия.
- Пойду собирать вещи, - вздохнул Данилов.
13
Скотина! Подлец! Мерзавец! Идиот несчастный! С этими словами она засыпала вчера, с ними проснулась утром. Они звучали в ее голове, когда она принимала душ, обтирая свое прекрасное, такое желанное для всех мужчин тело массажной варежкой. Для всех - кроме одного! Скотина! Она даже в отпуске не была этим жарким летом, хотя Савин предлагал поехать в Бразилию, никак не могла решить, что же делать с этим идиотом Даниловым, то ли развестись и забыть, то ли попытаться возродить семью. Развестись-то нынче нетрудно, но вот забыть его… Почему-то казалось, что после развода это сделать будет еще труднее. Ведь не забыла же за год жизни порознь! Решала… И что же? Руки-ноги загорели, на груди, где вырез блузки, - красное пятно, а живот белый! Прямо-таки мозаика получается!
С этими словами она завтракала и ехала на службу. Припарковала свой коричневый "ВАЗ-21099" у подъезда банка, включила сигнализацию, а потом вспомнила, что забыла на сиденье сумочку. Рванула дверцу - сирена взвыла…
Ну прямо все из рук валится. И слова, которые звучали в ее голове, стучали в ее сердце, жестокие, грубые, не могли выразить весь накал ее злости.
И ведь не заставишь Данилова прибежать с извинениями, со словами раскаяния и заверениями, что ему без нее трудно! А ведь именно такое она предполагала как естественный ход событий, когда решилась вчера позвонить ему.
Скотина!
Или что-то можно сделать? Заставить… не прибежать, а приползти к ней, не извиняться, а умолять простить его, идиота несчастного?
Что он возомнил о себе? Подумаешь, писатель! Сейчас все кому не лень сочиняют романчики, и чем глупее получается, тем лучше покупают их книги! Уже и на трибуны не лезут, понимают, что всего-то развлекают домохозяек за деньги. Массовики… затейники! А этот? Все еще гением себя считает?!
Подлый лжец! Насочинял, как он любил, как ему трудно было пережить разлуку с любимой женщиной, - и ведь про нее, про жену свою, написал! А когда она позвонила - и встретиться с ней не желает! Так-то он любил, страдал? Надеялся? Ложь, ложь, ложь!
Ну разве можно работать в таком состоянии? Нужно было сказать отцу, что сегодня она плохо себя чувствует, он бы сам предупредил Савина. Но сидеть в одиночестве дома - еще хуже!
К полудню разболелась голова. Марина выпила таблетку растворимого аспирина и долго сидела без движения, глядя на свои ладони, лежащие на столе поверх сводок, счетов, компьютерных выкладок. Солнце продвинулось на запад, жаркие лучи уперлись в ее лицо. Марина вскочила с кресла, раздраженно дернула за шнурок пластиковых жалюзи. Похоже, всю силу вложила в этот рывок - жалюзи посыпались вниз, едва успела отскочить от окна.
В кабинет стремительно вошел Савин.
- Что случилось, Марина? - Он смотрел то на нее, то на пластиковые полоски, беспорядочно лежавшие под окном.
- Солнце… - пробормотала Марина, усаживаясь в кресло. - Хотела жалюзи прикрыть, а они упали. День какой-то жуткий, настроение паршивое… все из рук валится!
- Ну, это мелочи. Ты не ушиблась? - Он подошел почти вплотную, белоснежным носовым платком принялся стряхивать пыль с ее блузки. - Я вызову ремонтников, они мигом все исправят. Ты такая красивая, когда злишься, Марина…
Она нервно передернула плечами, несильно оттолкнула.
- Пожалуйста, Лева… У меня и вправду сегодня ужасный день. Я вчера позвонила ему…
- Кому? - насторожился Савин.
- Мужу своему, Данилову. Отец попросил. Прописка и все такое…
- И что же?
- Да ничего! Он вел себя отвратительно, разговаривал со мной по-хамски! Даже вспоминать противно.
- Ну, Мариночка, ну зачем же так себя расстраивать? Забудь ты о нем, вот и все. А выписать его из твоей квартиры - это не проблема. Если Григория Анисимовича беспокоит его незримое присутствие там, уберем нахала.
- Григория Анисимовича беспокоит совсем другое…
- Что именно?
Марина глубоко вздохнула и решила не говорить Савину, что именно беспокоит ее отца.
- Бизнес, вот что, - сказала она.
- Это естественно, - согласно кивнул Савин. - Григорий Анисимович настоящий деловой человек, хозяин.
- Этот хозяин мог бы посоветоваться с дочерью, прежде чем давать дурацкие задания тебе, Лева. Я ему так и сказала вчера. Ты знаешь, где взять деньги, Лева?
- Пока нет. Честно тебе признаюсь, ночью я думаю о другом. Никак не могу сосредоточиться, понимаешь. Вот когда мы наш с тобой главный вопрос решим, этот просто смешным покажется. Не надо напрягаться, ссориться с отцом, положись на меня, любимая. И не огорчайся, если тебе нахамил какой-то чужой человек. Забудь. Ты выполнила просьбу Григория Анисимовича и не виновата, что пришлось разговаривать с хамом.
- Между прочим, он все еще мой муж! Мог бы нормальным голосом разговаривать!
- Пожалуйста, не огорчайся. Ну какой он тебе муж? Так, чистые формальности, штамп в паспорте.
- Нет, не формальности! - сердито сказала Марина. - Я, между прочим, серьезно отношусь к браку! И если этот человек по паспорту до сих пор мой супруг, значит, так оно и есть!
- Может быть, убить его? - со смехом предложил Савин.
- Как? Совсем?
Лева нахмурился. Не нужно было ему говорить такое. А вдруг с ее мужем и вправду что-то случится?
- Я пошутил, Мариночка, но в принципе можно попросить моих ребят проучить нахала. Чтобы знал, как разговаривать с прекрасными дамами.
- Нет… - нерешительно сказала Марина. - Пока не нужно. Я сама придумаю, как ему отомстить. Ты же знаешь, отец категорически против нашего участия в криминальных делах.
- Да разве я настаиваю? - удивился Савин. - Просто сказал первое, что взбрело в голову. И потом, это ведь твой муж. Разве я могу себе позволить даже думать о подобных методах?
- Ну, в общем-то, первое, что взбрело тебе в голову, не так уж и плохо, - усмехнулась Марина, впервые после вчерашнего звонка чувствуя растущую уверенность в себе. - Но пока не будем ничего предпринимать, подождем. - Помолчала минуту и со значением повторила: - Подождем.
Савин согласно улыбнулся и поцеловал ее сухие губы. На этот раз она не отстранилась, напротив, страстно обвила руками его шею, привставая с кресла. Она даже тихонько застонала, как это было в Женеве. Савина этот жадный поцелуй и обрадовал и напугал. Причина его радости была понятной, испуга - тоже: а вдруг кто войдет?
- Скоро ты получишь от меня фантастический подарок, любимая, - прошептал он, когда ее ладони медленно сползли с его плеч. - После этого ты не будешь читать романы своего бывшего мужа и даже вспоминать о нем не будешь, это я тебе гарантирую на сто процентов.
- Интересно, интересно! И что же ты мне подаришь?
- Это секрет. Но могу с полной уверенностью сказать: такого подарка ни одна женщина в Москве не получала.
- Ну хоть намекни, Лева!
- Не могу, Мариночка, это будет сюрприз. Потерпи немного, и ты увидишь. И не просто увидишь, а поймешь, как сильно я тебя люблю, как жажду тебя каждый день, как помню все, что между нами было.
- Нет, а правда, что ни одной женщине в Москве такого не дарили?
- Правда. Ну, я вижу, настроение у тебя немного поднялось, пошел к себе, надо еще поработать, - Савин опасался, как бы она снова не потянулась к нему губами - отказаться от поцелуя невозможно, а войти могут в любую минуту.
Он торопливо одернул пиджак, нежно улыбнулся и стремительно вышел из кабинета. Через пару минут, сидя в своем директорском кресле, он, прежде чем снять трубку телефона, нащупал во внутреннем кармане пиджака магнитофонную кассету и вдруг понял, что это не только подарок, но еще и ловушка для Марины! Только он и она будут знать, о чьей страстной любви рассказывает этот роман, но если Марина захочет увильнуть от него, об этой любви узнает вся Москва, а такое вряд ли придется ей по душе! Роман-то будет весьма и весьма откровенным. Автор же никогда не узнает, о какой женщине он все это написал.
Гениальная идея!
- "Ревела буря, гром гремел! Во мраке молнии блистали!" - Алтухов ревел погромче легендарной бури из песни про Ермака.
"Адидасовская" футболка плотно облегала его могучую грудь, подчеркивая рельефные мышцы, которые словно бы увеличились под эластичной синей тканью. А может быть, все дело в том, что через пару часов он встретится со Светланой и пригласит ее в квартиру Макса, и они там будут сидеть вдвоем и разговаривать, и пить шампанское, которое он уже положил в большую зеленую сумку, и закусывать ананасом, который еще нужно будет купить. Но теперь это не проблема. Ананасы в шампанском, как в знаменитом стихотворении Северянина. Именно такой представлял эту встречу Алтухов. Лучше гения серебряного века не придумаешь.
Окно было распахнуто, и его мощный голос раскатывался по всему дому. Однако пока никто из невольных слушателей не рискнул сказать, что с музыкальным слухом у певца не все ладно.
Алтухов пружинистым шагом ходил по комнате, складывая в сумку свои книги, журналы со своими публикациями, потом добавил десяток книг самых известных когда-то авторов с дарственными надписями. Задумался, что бы еще взять? Даже петь на какое-то мгновение прекратил. Этой мимолетной задумчивостью воспользовалась Валя, тотчас же возникшая в дверном проеме.
- Ты что, уезжаешь, Юра? - грустным голосом спросила она.
- Уезжаю, покидаю тебя, Валентина, раба Божья! - густым басом пропел в ответ Алтухов.
- Далеко?
- В тундру! Там, говорят, сейчас прохладно. И медведей белых не так много. Испугались перестройки и убежали на полюс. Надеются, что демократы туда не скоро доберутся.
- Нет, я серьезно. Ты что, нашел себе другую женщину?
- Как найду, обязательно с тобой посоветуюсь, - пообещал Алтухов, застегивая "молнию" на сумке. - Мы детально обсудим все ее достоинства и недостатки и лишь после этого решим, подходит ли она нам или нет.
- Обиделся вчера, да?
- А за что мне обижаться на тебя? Все у нас было хорошо, много приятных воспоминаний осталось. Это ты, по-моему, обиделась, что была моей любовницей. Что в этом плохого? Екатерина Великая тоже была чьей-то любовницей и меньше от этого не стала. Памятник заслужила, даже большевики не посмели его разрушить. А почему не разрушили? Да потому, что на слово "любовница" не обижалась!
- Я не могу об этом говорить, это грубо и пошло, Юра! Не забывай, что ты мужчина, а я женщина.
- Правда? - удивился Алтухов. - Надо же! А теперь скажи мне, если мужчина и женщина лежат в одной постели, кто они?
- Муж и жена.
- И такое случается, но совсем не обязательно. Ну, Валентина, смелее, скажи мне, кто они? Правда, бывают еще - разведчики. У Кожевникова, кажется, в романе "Щит и меч" лежат двое в постели, но не раздеваются и ни о чем таком не думают, им главное, как задание партии и правительства выполнить. Ну так это железные люди, я бы так не смог.
- Ты вернешься?
- Обязательно.
- А книги зачем уносишь?
- Один коллекционер из Америки хочет купить, большие деньги предлагает. Они там собираются открыть в Нью-Йорке музей Юрия Алтухова.
- Я же серьезно спрашиваю тебя, Юра!
Алтухов вздохнул, хлопнул себя по бедрам, покачал головой.
- Ну я же тебя ни о чем не спрашиваю, Валя. Можешь уносить из своей комнаты все, что хочешь, и приносить - тоже все. Никаких возражений или расспросов с моей стороны не последует.
- Ты вчера прямо сам на себя не был похож, я это по глазам поняла. А сегодня - так и вообще… Принарядился, прямо не узнать. Наверное, все же нашел себе какую-нибудь оторву. Смотри, потом ведь все равно прибежишь ко мне.
Алтухов не успел ответить на это столь важное заявление: на знаменитом писательском столе зазвонил телефон.
- Если это меня, скажи, что сейчас подойду, - попросила Валя, намереваясь подойти к его телефону.
- Але! - рявкнул Алтухов, почти не сомневаясь, что звонят Вале. - Репетиция сегодня будет раньше или позже, или ее вообще не будет.