- Да нет, я просто не понимаю, зачем продавать замок?
- А, по-твоему, она способна выплатить долги? Содержать исторический объект в порядке? Ты что, ее не видел? Это же ходячее недоразумение! Одни пингвины в голове!
- Я так не думаю.
- Зато я думаю, что собственной грудью вскормил себе конкурента! - В ухо полились частые гудки.
От злости Люк чуть не выкинул аппаратик за борт. Но вовремя опомнился, отключил и сунул в карман.
- При чем здесь пингвины? - раздраженно пробормотал он. Так, надо быстро убираться отсюда, пока не вернулся этот невыносимый Жероньи. Я не собираюсь распивать с ним на своей яхте! Мерзавец! Назвать "ничего питьем" коньяк двадцатилетней выдержки! С гротом возиться некогда, сойдет стаксель. Это потом я поставлю грот и обязательно повешу спинакер. Замечательный, сине-бело-голубой…
Проклятье! Но ведь спинакер, как и все остальные паруса, купленные зимой не где-нибудь, а в самой Генуе - совершенно случайно Люк оказался там перед Рождеством, - лежит на заднем сиденье его "ягуара", а тот припаркован возле мастерской старого пустомели. Ладно, решил Люк, можно включить мотор. Он вздохнул. Ужасно, совсем не таким он видел в мечтах первый выход на "Глории"!
Люк спустился в трюм и никак не мог сразу сообразить в темноте, особенно темной после яркого солнца, где тут у него все включается. Проклятье, проклятье, проклятье!
- Эй, на "Глории"! Можно подняться?! Эй, капитан Люк!
Боже мой! Люк схватился за голову и тут же больно ушиб локоть обо что-то неясное в темноте - яхта внезапно качнулась, словно на нее с грохотом плюхнулся слон или даже динозавр.
- Это я! - В трюм из прямоугольника голубого неба заглядывала рожа Жероньи. - Решил осмотреться? Нравится?
- Где рубильник?
- Да вот же, сейчас покажу.
Владелец "Марсельской чайки", кряхтя, полез вниз по трапу. Яхту шатало, как при небольшом шторме. Проклятье, еще раз подумал Люк и поправил прядь.
- Насилу выпроводила этого прохвоста Реми, - пожаловалась Патрисия и добавила прежде, чем я успела подбежать к телефону: - Но я пока не стала бы общаться с Дюленами. Министерство культуры и так никуда не денется.
Я поморщилась и махнула на нее рукой.
- Слушаю вас, мсье Дюлен.
- Добрый день, госпожа баронесса. Счастлив вновь слышать ваш голос. Надеюсь, вы в добром здравии? Мой сын просто в восторге от вас! Вы произвели на него неизгладимое впечатление! Ваша образованность, ваши знания… - Фонтан-Дюлен забил.
- Тоже рада вас слышать, - сухо перебила я.
И вдруг подумала: а почему, собственно, мне не обрадоваться звонку старшего Дюлена? Он же его отец. Живой отец. А иметь живого отца, каким бы велеречивым занудой он ни был, все равно лучше, чем вообще никакого! И даже если речи папаши Дюлена - всего лишь вежливые и не особенно умные комплименты, мне-то все равно приятно, что я произвела на его сына впечатление. Я же не совсем идиотка, я же знаю, что произвела! Поэтому я продолжила совсем с другой интонацией:
- Ваш сын тоже производит самое благоприятное впечатление. И еще я хочу извиниться, мсье Дюлен, что при нашей с вами первой встрече была недостаточно вежлива.
- Помилуйте, госпожа баронесса! Вы излишне строги к себе. Вы - воплощение вежливости и такта! Совершенство! Я решился прислать к вам своего сына, поскольку молодому поколению следует учиться таким вещам. Часы, проведенные в вашем обществе, я надеялся, пойдут ему на пользу. Он еще очень молод, поэтому прошу простить его излишнюю восторженность. Мальчик впервые в замке. Надеюсь, он не посмел оскорбить ваши патриотические чувства, высказав предположение о иных претендентах, кроме Министерства культуры?
- Отчего же, мсье Дюлен. Ваш сын вполне тактично намекнул мне о японском миллионере. Вы бы остались вполне довольны его дипломатией. Но в связи с его отъездом я поняла, что наши с вами переговоры откладываются на неделю.
- То есть вы пока не приняли окончательного решения?
- Потерпите неделю, мсье Дюлен.
- Конечно, мадемуазель де Бельшют! Что изменится за неделю? Тем более что вы так договорились с моим мальчиком.
- Знаете, мсье Дюлен, я не могу относиться к вашему сыну, как к мальчику. Мне показалось, я несколько моложе.
- Ах, госпожа баронесса! Несомненно, вы юны, как сама весна! Но я же отец, для меня сын - всегда ребенок! Мне очень лестно слышать ваши похвалы в его адрес! Вы так порадовали старое отцовское сердце! - И так далее, и тому подобное.
- А ты не безнадежна, Нана, - похвалила меня Патрисия, когда я через четверть часа вернула на рычаги уставшую от словоизвержений Фонтана-Дюлена трубку. - Я так боялась, что ты сболтнешь ему про наши с тобой планы.
Знала бы ты про мои! - подумала я. Нет, не про те дурацкие с летальным исходом, а про совершенно новые и дерзкие до невероятия. Такие дерзкие, что даже сформулировать их словами для самой себя я пока не решалась.
- Я бы пообедала, - сказала я, а тем временем зазвонил телефон.
Патрисия тревожно уставилась на меня, но я, подмигнув, взяла трубку. Через мгновение моя лучшая в мире агентка по недвижимости облегченно вздохнула: звонили никакие не конкуренты - я поздоровалась с Моник.
- Как ты, моя дорогая? Я так переживаю за тебя! Совсем одна в этих ужасных каменных стенах! Я бы не уснула ни на минуту! А этот ужасный старик по недвижимости! Кошмар! Одна-одинешенька! А твой брат - просто ужас! Он запретил мне приехать к тебе! Я говорю, это бессердечно! А он - ей нужно побыть одной! Как можно быть одной в твоем состоянии! Скажи ему, я приеду! Я не могу больше выносить, что ты там одна!
- Я не одна, Моник. Не беспокойся! - Но на самом деле мне было очень приятно, что хоть один человек на свете так переживает за меня. - Со мной племянница Брунара. Патрисия. Помнишь, мы говорили о ней вчера? Она развернула тут бурную деятельность! В замке кипит уборка, в саду - сто человек садовников с лейками и граблями. - Мне доставляло удовольствие расхваливать заслуги Пат, потому что я видела, как ей это приятно. - Патрисия нашла мне кучу покупателей на замок. Да! Кучу! Самых разных. Но она делает ставку на Жозефину Бенорель.
- Жозефина Бенорель! Сама великолепная Жозефина! - восторженно завизжала подруга моего брата на том конце провода. - Она хочет купить твой замок?!
- Пат считает, что так.
- И она приедет к тебе? Сама мадам Бенорель?!
- Да. Послезавтра.
- О! Я всю жизнь мечтала увидеть ее! Можно, я тоже приеду? Пожалуйста, уговори своего брата! - Моник чуть не плакала. - Жозефина - мой кумир! Хотя бы одним глазком! И попросить автограф! О, Анабель! Пожалуйста, пожалуйста!
- Хорошо, Моник. Какие проблемы?
- Ты ангел! Я люблю тебя!
Как здорово, что я не прыгнула с башни! Моник любит меня, Патрисия довольна моей похвалой, старый Дюлен наговорил кучу комплиментов, я произвела впечатление на его сына, тот - на меня, чем порадовал отцовское сердце, а самое главное - этот самый Дюлен-сын появится через неделю! Только плохо одно: я не знаю его имени. Можно было, конечно, спросить у папаши. Но в присутствии Пат? Да и вообще глупо: что Фонтан-Дюлен подумает обо мне? Ничего, встретимся через неделю, тогда и узнаю. Папочка, жизнь продолжается!
Серебристый "ягуар" гордо катил из пригорода к Марселю. Люк был очень доволен собой. Конечно, назойливый старикан обиделся, когда Люк, даже не взглянув на его корзину с провизией, заявил:
- У меня изменились планы, мсье Жероньи. Не могли бы вы сами перегнать "Глорию" в "Золотой фрегат"? Я должен сегодня же зарегистрировать ее в яхт-клубе. Это вам за труды. - И протянул сотню, благородно смягчая нанесенную обиду.
Несомненно, это было очень благородно. Разве Люк обязан развлекать старого пьянчугу только потому, что жена кого-то из его работников рожает?
Но до яхт-клуба Люк так и не доехал, потому что уснул. Естественно, уснул он не за рулем и не сразу, а предварительно пообедал в ресторане, вполне трезво осознавая, что его "ягуар" бежит быстрее, чем "Глория" даже при посредстве мотора. И, естественно, дабы отпраздновать покупку, заказал шампанское приличной марки, естественно, брют и, естественно, в ведерке со льдом. И жизнь Люка вошла бы в нормальное русло, если бы не перезвонил отец, совершенно невменяемый от злости.
- Мерзавец! Скотина! Подонок! - орал он. - Думал, я не узнаю, что ты творишь за моей спиной? Думал, отец - старый идиот? Да? Ты так решил? Я тебя в порошок сотру, ничтожество!
- Папа, о чем ты? Я не понимаю!
- Ты все понимаешь, подлец! Япошке замок толкнуть захотел? Да? За моей спиной? Что молчишь? Я все знаю!
- Ты звонил баронессе?
- А что? Не имею права? Это мой проект!
- Что она тебе сказала?
- Не твое дело, каналья! Я-то думал, могу доверять родному сыну! А ты, ты!.. Ты!.. Произвел впечатление!
- Правда, папа? Я произвел на баронессу впечатление?
- Заткнись, щенок! Впечатление! Он произвел впечатление! Еще бы, молодой, смазливая рожа! И не смей больше появляться там, охмурять старую деву!
- Па, но ты же сам делал ставку на это…
- Ты был обязан действовать в моих интересах! В моих, подонок! А ты предал отца ради каких-то японцев!
- Но почему, па, ты так настроен против японцев? Это же совершенно другие процен…
- Никаких японцев! Замок мой! Узнаю, что ты опять был там, - собственными руками придушу! Понял?
- Но я договорился возобновить переговоры через неделю.
- Какая неделя, кретин? Это же остановить процесс на неделю! За неделю она сто раз продаст замок!
- Замок не галстук, его не продать за неделю.
- Заткнешься ты или нет? Все! В последний раз повторяю: больше в Бельшют не суйся, убью. Свободен!
А потом Люк проснулся.
Он даже не сразу поверил, что проснулся, потому что спиной к нему спала девушка. Густые темные волосы красиво разметались по подушке, точеное плечико, мерно приподнимаясь и опускаясь, выглядывало из-под одеяла… Зеленоглазая баронесса?! Этого не может быть! Люк резко соскочил с кровати.
Потревоженная его действиями девушка зашевелилась.
Вдруг все-таки произошло чудо и это она? Люк на цыпочках обошел вокруг кровати.
- Ты кто? - гневно прошептал он.
Девушка глубоко вздохнула, потянулась и открыла глаза.
- Привет, красавчик. - Сонная улыбка. - Я твоя зеленоглазая баронесса. Твои изумрудные гла…
- Убирайся, шлюха!
- Что? - Улыбка исчезла, девушка села на кровати. Вокруг ее шеи сверкали оправленные в золото изумруды! - Это ты убирайся! Ты в моем доме! Думаешь, заплатил, так теперь можно с утра оскорблять? Я твои деньги отработала! Я честная девушка! Другая бы на моем месте…
- А это? - Изумруды сверкали. - Это я купил тебе?
- Что?
- Камешки! - Люк показал пальцем.
- Ты больной? Это бижутерия! Мне сестра подарила!
- Покажи!
- Не, ты точно псих. Не веришь! - Она с опаской сняла колье и протянула его Люку. - Чего мне тебя обманывать?
Девушка действительно оказалась честной - жалкие стекляшки в потертой и перевязанной нитками оправе…
- Мы хоть пользовались презервативами?
- А то! - Честная девушка брезгливо приподняла подушку. - Пять штук! Можешь пересчитать, жеребец.
От омерзения Люк так долго стоял под душем, что честная девушка начала ломиться в дверь ванной и орать, что здесь не общественные бани и она не обязана платить за него по счетам водокомпании. Она не знала, что Люк воспользовался ее заветным куском мыла, в свою очередь не зная, что оно лавандовое, и теперь просто сходил с ума, не понимая, откуда взялся этот ненавистный запах.
- Я заплачу! - задыхаясь, прокричал Люк.
Он намыливался и смывал, намыливался и смывал… Но лучше от этого становилось только водокомпании.
Весь следующий день я совершенно замечательно провела на Капустной башне. К радости Пат - на все телефонные звонки потенциальных конкурентов квалифицированно отвечала она сама, а вовсе не замирала в тревожном ожидании, что я кому-нибудь сболтну что-нибудь лишнее. И к неудовольствию Герена, считавшего, что госпоже баронессе следовало бы проявлять больший интерес к занятиям "людей мадемуазель Романи".
Но это его мнение. Я же просто наслаждалась майским утром, ароматом цветущих каштанов, яркой синевой неба, сияющим теплом солнечного шара, в полудреме подставляя ему свои бледные бока и спину. Я опять валялась голышом на соболиной шубе и чувствовала себя сказочно богатой! Все это утро было моим и существовало специально для меня! Почему? Неужели не понятно: если бы я вчера покончила с собой, у меня ничего бы этого не было - ни неба, ни каштанов, ни солнца! Ни даже замечательного сна, приснившегося мне сегодня ночью.
Этот сон решительно вобрал в себя все мои туманные и волнительные мечты, желания, потребности и планы. Я как будто заглянула на неделю вперед, в будущее, и оказалось, что иначе просто быть не может и не должно.
Вчера вечером я сладко заснула в своей родной постели, в своих покоях, усилиями тружеников Патрисии волшебно преображенных и наполненных свежим воздухом и светом. Вечером свет был от луны и звезд, но все равно полноценный свет - сквозь чистые стекла, словно распахнувшие окна. Вычищенный камин идеально грел без дыма, и даже ворсинки ковров как будто светились от чистоты.
А потом я проснулась - то есть проснулась во сне - и пошла по замку: мне захотелось посмотреть, что еще успели сделать трудолюбивые "люди мадемуазель Романи". И вдруг дверь покоев напротив раскрылась. Из нее потек теплый свет и как бы от порыва ветра вылетела длинная-предлинная широкая прозрачная занавеска. В полутьме появилась фигура. Высокий человек в белом. Я сразу догадалась, кто это!
Он шагнул мне навстречу. Я тоже. Обняла и прижалась к нему, почувствовала на своих плечах его руки. Подняла лицо.
- Я никогда не уйду от тебя, - сказал он.
- Я знаю, - сказала я и поправила его прядь.
Он наклонил голову и крепко-крепко поцеловал меня в губы. От его лица и волос пахло морем. Переводя дыхание, он отстранился. Голубые счастливые глаза. Потом поцеловал еще раз, заскользил губами по моей шее, плечам, груди, животу, и мы сразу же оказались в моей постели, залитой лунным светом, таким плотным, что им можно было укрыться, как простыней. И я тоже целовала его губы, щеки, шею, плечи, грудь, чувствуя силу и нежность…
- Вот видишь, - сказал мой папа, - а ты не верила!
- А где слон? - спросила мама. Она расставляла фигуры на шахматной доске. - Одного слона не хватает.
- Вот он, мама, - я достала шахматную фигурку из кармана соболиной шубы и протянула ей на ладони. - Я нашла его вчера.
Мама с удивлением посмотрела на мою ладонь. Я тоже посмотрела. Там стоял малюсенький пингвин. Он захлопал крылышками, почесал клювом бочок и, ловко спрыгнув на шахматную доску, засеменил к папе. Мы все засмеялись.
Я проснулась с улыбкой. Правда, я не поняла, куда подевался Дюлен. Его не было с нами, а ведь он обещал не уходить от меня никогда! Ладно, улыбнулась я еще раз, припомнив крошку-пингвина, это же сон! Главное, я увидела папу и маму. Они там играют в шахматы. Все хорошо!
Теперь я могла позволить себе окончательно сформулировать план. Итак, все дни до возвращения Дюлена я провожу на башне, в замке я все равно только всем мешаю. Мадам Жозефиной и остальными покупателями пусть спокойно занимается Пат, хозяйством - старина дворецкий. А я жду Дюлена. И пусть то, что произошло с нами сегодня во сне, произойдет в день его появления и на башне!
Я хочу, чтобы это произошло! Неважно, что он торговец недвижимостью, а я - орнитолог и вот-вот расстанусь с замком, и что у нас нет ничего общего. Это неважно! Точно так же неважно и то, что произойдет потом.
Почему? Но я ведь уже объясняла: если бы вчера я свела счеты с жизнью, не было бы сегодняшнего дня, завтрашнего, дня через неделю. Ничего бы не было! Поэтому какая разница, что случится в то время, которого могло бы не быть? А если оно есть и хочется верить, что будет, почему же не помечтать? Почему не использовать это вновь приобретенное время - то самое, которого у меня могло и не быть, - на воплощение сна в реальность? Что предосудительного в том, что я хочу наяву поцеловать и обнять человека, который уже столько времени в образе рыцаря приходит ко мне в снах? Нет, конечно, я могу и ошибаться, и Дюлен - вовсе не он. Глупости! Он! Я точно знаю. Я не первый день вижу сны.
Или я мечтаю о рандеву не вовремя - только что умер мой отец? Но чем же любовь хуже смерти? Почему в случае любви надо считаться с тем, вовремя она или нет, но никому и в голову не придет осуждать смерть, которая как раз-то всегда не вовремя? Лично я сильно сомневаюсь, что смерть лучше любви. Конечно, я могу и ошибаться, но мне не доводилось разговаривать с человеком, кто провел в состоянии смерти хотя бы год, а потом поделился бы со мной своими впечатлениями. Зато я знаю людей, которые провели не один год в состоянии любви, и им было хорошо! Знаю не понаслышке, не чье-то субъективное мнение - счастливых людей в этом состоянии я видела собственными глазами. Пример? Пожалуйста, мои родители. Еще я думаю, - но это, прошу заметить, мое личное, собственное мнение, а вовсе не аксиома, - что, даже перешагнув за порог смерти, любящие люди все равно остаются в состоянии любви и там, за этим порогом, они чувствуют себя совсем иначе, чем те, которые не имеют любви.
Поэтому я, "находясь в здравом уме и трезвой памяти", хочу любви! Хочу совершенно осознанно и целенаправленно. Причем мои запросы весьма скромны, речь идет не о годах любви, а всего лишь об одном дне - "дне через неделю". О том, что произойдет потом, я так же мало волнуюсь, как и о том, что произошло бы со мной, сведи я вчера счеты с жизнью. Я не знаю, что там, в этом "потом", но что-то будет наверняка - я ведь жива! А каждый новый прожитый мной день - и не важно, солнечный он или пасмурный, - это еще один мой день, мои двадцать четыре чудесных часа, принадлежащие только мне, спасенные мною, вырванные мною у коварного отчаяния - посланника и рекрута смерти.
Отправляясь на башню, я прихватила с собой целую корзину провизии. Патрисия, растроганная моим запретом Герену звать меня к телефону, предложила мне свой мобильный, чтобы я могла поболтать с кем-нибудь, если заскучаю на башне. Я отказалась: я вовсе не собиралась скучать. Как можно скучать, предвкушая "день через неделю"? Конечно, можно было бы позвонить Моник, но я пока еще не выполнила ее просьбы - уговорить брата разрешить ей приехать взглянуть на мадам Бенорель. Брату же после вчерашней беседы мне не хотелось звонить первой. Позвоню вечером, если за это время он не объявится сам.
О возможном звонке брата я предупредила Пат, но, конечно, не о том, что он ищет новых кредиторов, которые в мгновение ока сведут на нет всю ее деятельность. Естественно, он позвонил. Пат продиктовала ему номер своего мобильного и примчалась ко мне на башню. Я открыла ей засов.
- С ума сойти, Нана! Ты тут голая! Ничего себе!
- Самый лучший майский загар. Забыла, как мы тут в детстве нежились на солнышке вместе? Бросай свою коммерцию и присоединяйся.