- Нана, недвижимость - такая сфера, где все всё знают! Тем более про замки. Купить замок не каждому по карману, поэтому и покупателей и продавцов мало. Замков вообще мало! Не смотри на меня так. Иди спрячься где-нибудь. А я пойду обезвреживать ворюгу Реми. Надеюсь, он еще не успел пробраться в замок, пока я тут твержу тебе прописные истины!
- Подожди, Пат. Два слова. Ничего он не украдет, у нас-то и красть особенно нечего, разве что латы из вестибюля. Подожди. Выходит, что и ты, и Брунар - вы знали, что тут начнется после того, как моего папы не станет? И заранее собрали информацию про покупателей, наняли этих всех садовников и полотеров?
- Ты такая наивная! Конечно, знали. И твой отец знал. Дядя сто раз советовал ему продать замок! А мсье барон ждали чуда! Дождались! Вот теперь все расхлебывать тебе. Только не начинай опять плакать, Нана! Мы с дядей тебя не бросим! И советую привести себя в порядок, сразу почувствуешь прилив уверенности. - Сунула мне пачку бумажных платков и ушла.
В охотничьей гостиной сделалось очень тихо. Только угольки потрескивали в камине. Я вытерла слезы. Высморкалась и бросила платок в огонь. Мокрая бумажка разгоралась лениво, наконец красиво вспыхнула и рассыпалась невесомым пеплом.
"Ленивый, как все красавчики", зачем-то мелькнуло в голове. Почему отец Дюлена считает его ленивым? По-моему, энергичный, спортивный парень и воспитанный, что большая редкость. Не то что наша крошка Пат! Ведь Дюлен тоже мог поучать и торопить меня, он ведь наверняка не меньше нее знает и про японского миллионера, и про рок-звезду с сенатором, и про Жозефину Бенорель. Но ведь не стал же! И не совал дурацких бумажных платков, а терпеливо жалел, пока я плакала. Да, именно жалел! Совершенно посторонний человек, которому я интересна только как владелица недвижимости, продав которую он получит свой гонорар.
Телефон ожил и потребовал внимания. Вообще-то Пат не велела мне снимать трубку…
- Что новенького, сеструха?
- Ален! - обрадовалась я. - Тут приехала племянница Брунара и развернула кипучую деятельность! Моют окна, чистят ковры, трясут гардины, в саду садовников целый полк!
- Ну-ну. А что сам Брунар?
- Звонил.
- Ты переговорила с ним насчет доверенности?
- Нет. Как-то выпало из головы.
- Хочешь сказать, передумала? Пингвины побоку?
- Нет, не в этом дело! Видишь ли, вчера приезжал Дюлен…
- Вчера? Но он вроде собирался сегодня? Я как раз освободился. Мог бы потолковать с ним вместе с тобой.
- Да, но он был вчера. Только вы уехали. Вернее не он сам, а его сын. Мы перенесли встречу на неделю позже.
- Сын? Министерство культуры передумало?
- Нет. Но… но могут же быть и другие покупатели! Пат набрала целую кучу!
- Да, конечно. Извини, Нана, тут ко мне пришли клиенты.
- Подожди, Ален! А ты сам пока ничего не придумал? Ну, новый кредит, чтобы не продавать замок!
- Слушай, мне уже некогда. И вообще, такие вещи не решаются с кондачка. Все. Пока. - Короткие гудки.
- Прошу прощения, госпожа баронесса. - В гостиной появился Герен и компания женщин с ведрами и тряпками. - Не соблаговолите перейти в другие покои?
В моих апартаментах тоже полным ходом шла уборка, мне и там не было места. Я проскользнула в гардеробную, взяла кое-какую одежду - надо же наконец-то сменить ночной халат, - а из ванной прихватила расческу, лосьон, полотенце и зубную щетку. Может, удастся умыться хотя бы в кухне?
Но и в кухне было полно народу, не считая осанистой поварихи, недовольно взглянувшей в мою сторону, когда я прихватила с собой бутылку вина и штопор. Как же я всем мешаю! Не было бы меня, они все - и эти женщины с ведрами, и мой брат со своими клиентами, и Герен, и Патрисия, и Брунар, и вороватый антиквар, и агентство "Сокровища Франции", и Министерство культуры - ну все могли бы заниматься своими делами, по мере необходимости интригуя и конкурируя между собой. А папа это знал! Может, потому взял и все бросил? Да, папочка, и меня в том числе! Ты прекрасно знал финансовое положение замка и то, что все как коршуны накинутся на меня, когда тебя не станет.
В саду, естественно, тоже было глупо искать уединения. В результате я оказалась на верху Капустной башни и предусмотрительно заложила вход на засов. Нечего им всем здесь делать! Тут нет ковров и стекол, которые надо пылесосить и мыть, цветников и клумб, которые нужно культивировать!
Свои вещи я сложила на лавку. Ее по-прежнему укрывали моя клетчатая юбка и вязаная кофта. Я уселась и довольно ловко извлекла штопором пробку из бутылки. Я точно сопьюсь в ближайшее время! Сделала глоток, другой и уставилась на небо и Рейн: ясное солнечное небо с аккуратными немецкими облачками, безмятежное течение реки. Им всем тоже нет до меня ровным счетом никакого дела!
Но как же мне было вчера хорошо сидеть здесь с Дюленом… Правда, хорошо! Он внимательно слушал, поил коньяком и вовсе не разозлился, как Пат, когда я заплакала.
Я еще отпила вина, оно мягко потекло по пищеводу, а по моим щекам - мгновенно появившиеся от воспоминания слезы. Плаксивая алкоголичка - вот кем я теперь стала… Вполне вероятно, что жалость и деликатность Дюлена - просто продуманное поведение опытного торговца. Ну и что? Мне же было хорошо плакать на его широкой горячей груди и чувствовать ласковое прикосновение его рук, когда он гладил меня по волосам и спине. Молча гладил! И не болтал всяких глупых сочувствий и поучений!
И ни тени насмешки или иронии, когда я, почти ничего не видя от слез, чуть не свалилась на него на лестнице. Только ласковые и уверенные руки. И совершенно замечательное путешествие по крепостной стене к жилому корпусу: рука об руку, без слов, каждый в своих мыслях… И аромат каштанов из сада, и звезды над нашими головами…
В бутылке оставалось еще больше половины, но я уже валялась на лавке и рыдала в голос. Ну и что? Кто меня услышит? Кому я нужна? Вот возьму и спрыгну на скалы с башни! Кто меня хватится? Всем без меня будет только лучше! Я же знаю, что не нужна никому!
Нет, в рваной шубе и ночном халате не стоит кончать с собой. Надо переодеться, расчесать волосы, привести в порядок лицо и прыгнуть так, чтобы упасть на спину. Тогда сломается позвоночник, а лицо останется нормальным. Я не собираюсь лежать в гробу с перекореженной физиономией…
"Глория" - полутонник, двенадцать метров в длину, грот - семнадцать метров - приветственно позвякивала снастями, как кокетливая женщина позвякивает тонкими браслетами.
- Хороша? - гордо поинтересовался Жероньи; он держал обе бутылки, из кармана торчали пластиковые стаканчики. - Просто невеста на выданье.
Люк опять почувствовал обиду: он должен был первым спустить ее на воду, первым ступить на ее палубу! А кто-то без него уже посмел воспользоваться "правом первой ночи"! Он ожидал встречи с невинной девочкой, а вовсе не с кокеткой в браслетах. Ну да, скидка - три с половиной процента: все продается и покупается…
Жероньи протянул ему одну из бутылок, вторую поставил на пристань и принялся отвязывать концы.
Ничего, Гло, ты не виновата, протелепатировал яхте Люк, я должен был приехать раньше. И, размахнувшись, швырнул бутылку о борт.
- Это для вас, мсье Нептун! Пожелайте нам с "Глорией" удачи! - Ох, только бы не поцарапать осколками новенькую обшивку, с опозданием испугался Люк.
Но все обошлось. Он перебрался на борт, Жероньи отдал ему концы, подхватил шампанское, неуклюжей тушей перебежал по трапику, втащил его на борт, по-свойски хлопнул Люка по плечу и принялся открывать шампанское. Яхта автономно покачивалась на морской глади. В паре метров от причала.
- А мы не разобьем ее о пристань? Может, поставить парус, выйти в море? - растерянно забеспокоился Люк.
- Успеешь! - хмыкнул Жероньи. - Еще нагуляешься! Ну, если хочешь, можем отойти на пару миль на движке. Горючего под завязку! Держи-ка. - Он протянул Люку пластиковые стаканчики, выстрелил пробкой, побрызгал вином на палубу и начал наполнять стаканы. - Ну, за твою "Глорию" и за тебя, капитан, как тебя по имени-то?
- Люк, - сказал Люк, несколько опешив от панибратства Жероньи. Все было не так! Неправильно! Его первые минуты на собственной яхте должны были быть совсем не такими!
- Стало быть, капитан Люк! А я - Жан-Пьер! - Жероньи чокнулся с ним пластиковым стаканчиком.
- Очень приятно, Жан-Пьер.
Люк сложил губы в улыбку, подумав: ужасно, шампанское из пластиковых стаканчиков! Надо будет завести какие-нибудь приличные бокалы, например, с морской символикой. Нет, картинки на бокалах для шампанского - плебейство. Лучше совсем прозрачные, из хрусталя. Да, обязательно из хрусталя. И чтобы в холодильнике всегда был лед. И серебряное ведерко для льда. Это же невозможно - пить теплое шампанское из-под стола!
- Красавица! Вся кругом - натуральное дерево! Что твоя Колумбова каравелла! - нахваливал свое детище Жан-Пьер Жероньи, "Марсельская чайка", сооружение, реставрация и ремонт судов малого водоизмещения". - А канаты! Чистая пенька! Ты только нюхни, капитан Люк, смолененькие! Амброзия! - Жероньи потянул носом и долил в стаканчики.
Естественно, из пеньки был не весь такелаж, только те канаты, что лежали на виду, придавая особый колорит деревянной лаковой палубе.
- Сумасшедших денег стоит! Я еще было хотел отговорить тебя: на кой шут вбухивать такие деньжищи в средневековую фелюгу? Можно ж купить нормальный океанский двухпалубник, ну не новый, зачем тебе новый? А как строить начали, смотрю: ну тонкий нюх у тебя, парень! В смысле, капитан Люк! Антикварная игрушечка получилась! Ну, за тебя!
Кажется, это была последняя порция шампанского. Пластиковые стаканчики - просто кощунство! А что, если завести не хрусталь, а какие-нибудь антикварные кубки? Вроде тех, что стоят на полках у… Люк растерялся: как назвать зеленоглазую девушку? Госпожа баронесса? Мадемуазель де Бельшют? Но ведь у нее же должно быть имя! Его зовут Люк, Жероньи - Жан-Пьер… Люк допил и выкинул стаканчик за борт.
- А вчера, как мы ее из дока-то выгнали, ждем тебя, - разглагольствовал Жан-Пьер, проводив стаканчик Люка глазами, - я прямо не утерпел. Дай, думаю, спущу на воду нашу Гло, нашу красавицу! Хоть у бережка капельку покачаться… Слышь, Люк, а давай паруса ставить? А? Ход-то, должно быть, легкий! Надо ж ей крылышки-то расправить, морского эфира хлебнуть?
И тут в кармане Люка очень вовремя ожил мобильный. Ему совершенно не хотелось выходить в море вместе с этим болтуном. Люк торопливо полез в карман, но, видимо, теплое шампанское подействовало на него, как бутылка портвейна: вместо телефона он извлек коньячную фляжку. А мобильник пискнул еще пару раз в другом кармане и умолк.
- Ишь ты! - восхищенно произнес Жероньи. - Во теперь фляжки делают! С будильником! Чего за напиток? - И, как будто так и предполагалось, забрал фляжку у Люка, отвинтил крышечку и приложил горлышко к своему рту!
До чего же гнусный тип! - расстроился Люк. Осквернил все: и яхту, и мою фляжку! А ведь к ней прикасались ее губы! Ее! Губы зеленоглазой баронессы!
- Я "Гло" спустил на воду, и тут прям сразу бежит какой-то хлыщ. Ну, не бежит, он на "вольве" приехал. И говорит: "Продай, Жан-Пьер! Сколько, дескать, лодка стоит?" Я говорю, мол, заказ, не продается. А он как сумму назвал, я только что не слетел в воду. Я ж на корме был. Вот. - Жероньи облизнулся и вернул пустую фляжку. - Ничего питье, только мало. Я сейчас побольше нам принесу. У меня свое. Сейчас сбегаю за кувшинчиком. Только доскажу, а то забуду.
Тут Люк впервые в жизни пожелал человеку смерти.
- А ты сегодня пришел. - Жероньи достал смятую пачку дешевого "Житана", предложил Люку, тот отказался; Жероньи покивал. - Спортсмен, я понимаю. Я хотел тебе намекнуть, так и так, дескать, есть покупатель. А ты такой грустный и весь в белом. Чистый ангел. Грустный-прегрустный! Я сразу просек, не продашь ты свою "Гло" никому. Никому не продашь!
- Да, - твердо сказал Люк. - Не продам. Извините, мсье Жероньи, я должен позвонить отцу.
- Хорошее дело. Мне сын тоже звонит. Раз в месяц, пятого, в половине седьмого. Ты звони, я мигом! У меня сегодня выходной - моего плотника жена рожает, а механик с подсобным его поддерживают. На славу посидим с тобой, капитан Люк!
В поисках лучшего места для приземления с летальным исходом я обошла площадку башни по периметру, выглядывая во все бойницы, и с удивлением обнаружила, что прыгать мне в общем-то и некуда! Капустная башня идеально вписана в утес и, можно сказать, висит над Рейном, как и восточная стена крепости, точно повторяющая очертания скалистого берега, практически отвесно уходящего в речные воды, - а плаваю я слишком хорошо. К тому же вода смягчит падение, мало вероятности, что я разобьюсь о какой-нибудь подводный камень.
Можно, конечно, спуститься на северную стену, под которой ров, и прыгнуть оттуда. Высота стены метров семь, пусть - десять вместе со рвом, но ров-то давно зарос кустами и даже деревьями: сомнительно, что я добьюсь чего-то большего, чем полгода пролежать в больнице с переломанными ногами. Остается юго-западное направление. А это - уже двор замка.
Я обвела его глазами. В саду гномами копошились садовники, на галереях женщины выбивали ковры, белые перчатки Герена отдавали распоряжения, а непосредственно под самой башней, на которой стояла я, - многочисленные хозяйственные постройки с откровенно, надо заметить, ветхими крышами. Ну и как будет выглядеть мое "прекрасное падение"? Эти крыши наверняка проломятся подо мной, на шум сбегутся "люди мадемуазель Романи" и обнаружат меня в каком-нибудь курятнике с переломанной спиной, но - сто к одному - живую! Остаток своих дней я катаюсь в инвалидной коляске. Только вряд ли среди пингвинов…
Ох! По спине и по лбу сразу заструился пот от представившейся перспективы; я отерла рукавом лоб. Боже мой, на мне же шуба! Я стянула ее и бросила на лавку. Сделала из бутылки глоток, но стало еще жарче! Избавилась от стеганого халата и в одной ночной рубашке в изнеможении плюхнулась на шубу. Но что-то мешало, что-то твердое. Я провела по шубе руками. Так и есть: это что-то в кармане! Я достала это.
Шахматная фигурка. Слон. Играть в шахматы меня учила мама. Очень давно, мне было лет пять… "Крепость не бросит тебя", - мамины слова. Спасибо, мама, уже не бросила, вернее не дала броситься! Что из того, что я не нужна никому? Какое мне до них дело? Жизнь нужна мне!
Мне! Рано или поздно эта морока закончится, я расплачусь с долгами и вернусь в Антарктиду. Там мои славные Пьер, Матильда, Рыжая Лапка, Бруно, крошка Ясное Утро. И мои друзья-коллеги с научной станции. И мои любимые белоснежные просторы, могучие льды, самое звездное в мире небо, таинственный запах океана… Я прикрыла глаза и увидела все это, но не в ночном освещении, а в ярком солнечном свете! Пингвины бежали мне навстречу: черно-белые плотные фигурки под голубым-преголубым небом…
В погожий день антарктическое небо точно такого же цвета, как глаза Дюлена. Смешно: если бы я все-таки прыгнула со стены и мои намерения осуществились, то к его приезду - через неделю - меня бы уже похоронили… Немыслимая глупость! Нет, конечно, дело вовсе не в голубых глазах какого-то там случайного торговца недвижимостью, но…
Я глотнула вина и призналась себе самой: но и в них тоже! Пусть мы посторонние люди и он конкурент моей Патрисии, но все равно!.. Я бы сейчас отдала многое, чтобы Дюлен вдруг по волшебству оказался на башне. Мы бы сидели на мягкой шубе и молча бы смотрели на реку и облака… А еще я незаметно поглядывала бы на его выгоревшие волосы и загорелое лицо. А он? Поглядывал бы он на меня?..
Да, наверное. Только мне следовало бы тоже немного загореть, а то я бледная, как восковая фигура, я ведь из Антарктиды, там особенно не позагораешь. Но у меня ведь обычно очень красивый загар! И я всегда загорала именно здесь, на башне, на этой самой лавке. И, между прочим, нагишом - никого же нет! - чтобы не оставалось никаких дурацких полосок от тесемок купальника… А что, собственно говоря, мешает мне сделать это сейчас? Они там все внизу заняты своими делами.
Я избавилась от рубашки, от теплых носков и разлеглась на шубе. Ужасно приятно! Мех есть мех, даже вытертый и старый. Он все равно ласковый, живой, нежный и деликатный… Как руки Дюлена, когда он, жалея, гладил меня, рыдающую, по волосам и спине… Стоп, а почему мне не холодно? Я же голая! Или все еще продолжается жар от ужаса оказаться в инвалидной коляске? Или оттого, что я почти прикончила бутылку вина?
Дурочка, сказал папа, ты мечтаешь об этом парне.
- Вовсе нет, - сказала я. - Просто мне хорошо лежать на меховой шубе под солнцем.
Мечтаешь, мечтаешь, настаивал папа. Ты и разделась, чтобы загореть и понравиться ему.
- Он торгует недвижимостью, а я изучаю пингвинов. У нас нет ничего общего. И вообще, не подсматривай, я без одежды.
Ты и родилась без одежды, и я много раз купал тебя.
- Тогда я была маленькая. А теперь - взрослая тетя.
Хочешь, чтобы он тоже без одежды прилег рядом с тобой?
- Это запрещенный прием, папа. Я же никогда не отпускала двусмысленностей про тебя и маму.
Но я вовсе не ваш папа, сказал Дюлен.
Он стоял на борту яхты, за его спиной раздувался белоснежный парус, а яхта двигалась ко мне по льду. И пингвины удивлялись, склонив головы набок, как собаки, потому что на Дюлене ничего не было, кроме белых брюк.
- Вам не холодно? - спросила я.
Мне одиноко. Иди ко мне!
- Но я не знаю, как тебя зовут?
Я тоже. Назови свое имя!
- Анабель! - закричала я, потому что вдруг налетел ветер и его яхту стало уносить в океан. - Анабель! Ты слышишь? Анабель! - И проснулась от звуков собственного голоса.
Но не только собственного.
- Мадемуазель Анабель! Баронесса! Госпожа баронесса! - звал снизу голос Герена.
Я накинула шубу и выглянула из бойницы. Дворецкий стоял на крепостной стене и махал мне рукой.
- Я так и знал, что вы здесь, мадемуазель Анабель! Спускайтесь скорее! Вас к телефону! Мсье Дюлен! Он настаивал, чтобы я разыскал вас!
Давно пора завести нормальный радиотелефон с переносной трубкой, досадливо думала я, натягивая платье на голое тело и на ходу влезая в туфли. И вообще, следовало бы дать ему номер моего мобильного. Нет, сначала надо вставить туда новые батарейки…
- А, Люк! Так и знал, ты перезвонишь ровно через три минуты! - хохотнул отец. - Даже время засек. Что, штаны далеко от постели откатились?
- От какой постели?
- Широкая такая, с балдахином, в баронессиной спальне.
- Папа!
- А что такого, сынок? Дело молодое, житейское! Ладно, ладно, шучу. Был в замке? Почему не докладываешь?
- Был. Но пока рано говорить о чем-то конкретном. Можно сглазить. - Этот довод был всегда самым убедительным для суеверного, как все торговцы, Дюлена-отца. - Па, я вернусь через неделю, тогда и обсудим. Что изменится за одну неделю?
- А предварительные результаты? - не унимался тот.
- Па, а сколько долгов на замке?
- Да ну, сущие пустяки! В переводе на евро вообще тысяч двести, не больше. Твоя игрушечная машинка и то дороже!
Люк промолчал.
- Эй! - завелся отец. - Ты там что еще надумал? Левых клиентов подобрал? Смотри мне! Я не собираюсь упускать заказ культурного министерства!