Нет, нет, это не принцесса, замирая от мистического ужаса, понял Люк. Этот голос и эти богатые волосы принадлежат той девушке, которая за руку привела его на эту башню. Но сначала она чуть не заставила его задохнуться в подвале. Рядом с принцессой не может быть никакой вони! Она точно не принцесса, ведь прежде, чем превратиться в обворожительную девушку, она встретила его среди рыцарей в вестибюле и была вовсе не обворожительной и не девушкой! Это было ужасное женское существо. Он точно помнит это. И дворецкий назвал ее "госпожой баронессой". Он был слишком старым, этот слуга. Нормальные люди столько не живут! Значит… Значит!
Люк несколько раз поправил свою прядь, вытер лицо руками. "Принцесса" не исчезала, а, склонив голову, смотрела на него. Все-таки какое счастье, подумал Люк, что я не поддался ее чарам, не натворил ничего ни в подвалах, ни на лестнице, ни здесь, когда мы оказались на площадке башни…
Выпуская ее руку из своей, он тогда едва сдержался, чтобы, наоборот, не обхватить ее второй рукой, не зацеловать, не повалить на пол. В этот лунный свет! Хотя не особенно-то он и сдерживался, стоило взглянуть на нее в более или менее сносном освещении - старая кофта, немыслимая юбка до пят и эти разномастные носки под ней, стоптанные кеды… Неужели она не понимает, что в красивых местах нельзя одеваться некрасиво? Или она привыкла? Не видит красоты замка? Это просто ее жилье, где водятся мыши и надо периодически удалять паутину?
Ровным голосом она предложила сесть и полюбоваться видами. Показала на какую-то грязную лавку. Но в лунном свете на фоне прекрасных древних стен и роскошного звездного неба за готическими зубцами и ее ровный голос, и грязная лавка были просто оскорбительными! Особенно ее носки из разных пар под жуткой юбкой. Шагнув к лавке, она в очередной раз продемонстрировала их Люку.
Конечно, всю эту гадость можно сорвать с нее и вдоволь насладиться превосходным гибким телом - Люк почему-то не сомневался, что у нее именно превосходное гибкое тело - на этих кованых плитах, в этом лунном свете. Замечательное приключение! Она тоже останется довольна! Женщинам нравится все такое - ночь, луна, внезапная страсть, звезды над головой… Ну, решайся, Люк. Хватит играть в бойскаутов!
- Да, несомненно. Пейзажами, - повторил он и бросился к ближайшей бойнице. И остолбенел от открывшегося перед ним вида. Ощущение было такое, что башня - и он, Люк, вместе с нею - буквально парит над водами Рейна! Не веря в это, Люк перегнулся через кладку и посмотрел вниз. - Потрясающе!
Вот и все, что он мог сказать: башня и скала почти вертикально уходили в воду. Вокруг громоздились другие утесы, некоторые острыми пиками торчали из волн. Высокий берег убегал вдаль горными вершинами, в ущельях таинственно клубился туман. А противоположный, низкий, берег жил банальной будничной жизнью - дома, фонари, шоссе с букашками машин. Во всяком случае, за завистливыми огоньками темного низкого берега не могло скрываться ничего другого. Но здесь! На этой стороне! Сплошные утесы и скалы…
Да будь он хозяином этого замка, Люк не задумываясь открыл бы школу экстремального туризма! Центр подготовки альпинистов! Это же золотое дно!
- Я рада, что вам нравится, - произнес ровный голос девушки за его спиной.
Люк пробормотал еще какие-то восторженные слова, раздумывая о том, что, конечно, Министерству культуры отдавать это место не стоит, лучше подыскать каких-нибудь клиентов, понимающих в альпинизме, может, даже связать с ассоциацией экстремальных видов спорта.
Она что-то говорила о своих детских фантазиях, но Люк уже прикидывал, во сколько могут обойтись начальные затраты на такую школу, сколько требовать за день проживания… Она упомянула всадников, каравеллы на Рейне. Чушь какая-то, но ведь ради приличия давно пора ей ответить. Он прислушался.
- А вы никогда не мечтали очутиться веков эдак пять назад, примерить латы, вскочить на коня?
- На коня? - Если сказать, что в детстве его волновали вовсе не рыцари, а ковбои, она еще, чего доброго, обидится, решил Люк. А ведь он втайне от родителей лет в тринадцать даже сбегал на ипподром, экономя карманные деньги ради того, чтобы научиться держаться в седле. - Кстати, одно время я слегка занимался верховой ездой, - небрежно сообщил он. - Вы вроде упоминали что-то насчет конюшен? - И обернулся.
Но вместо знакомой девушки увидел принцессу. Принцессу в черном платье и в лунном свете.
- Как вы это делаете? - невольно спросил он, ужасаясь реальности колдовства.
- Что именно?
Прошло, наверное, триста лет - или одно мгновение? - прежде чем он вспомнил о фляжке в своем кармане. Он ведь специально купил ее на днях, предвкушая поход под парусом, а сегодня утром наполнил коньяком и убрал в карман. Никакого иного средства справиться с колдовством Люк не мог придумать.
- Хотите коньяку, баронесса? - "Принцесса…" - едва не сорвалось с его языка.
- Да, - обрадовалась я.
Дюлен так долго и пристально разглядывал меня, что мне стало не по себе. Как будто я была каким-то диковинным зверем или, пардон, совершенно не вовремя - голой… А парень всего-то не решался предложить мне выпить! Он достал из кармана брюк маленькую плоскую фляжку. Протянул мне. Серебряная фляжка с выгравированным на боку каким-то животным.
- Присаживайтесь, мсье Дюлен. - Я уселась на свою вязаную кофту.
Он кивнул, сел рядом. От луны его волосы были совсем серебряные, да и вся фигура тоже. И я вдруг очень отчетливо вспомнила серебряные доспехи с гравированными ягуарами того самого рыцаря из моих снов. Ягуар на серебряном поле! Неужели? Я отвела свою руку с фляжкой подальше и только тогда поняла: это жираф…
- Почему жираф? - спросила я, сделав глоток, и возвратила фляжку. - Ваш герб? Я знаю, что у третьего сословия в Средние века встречались гербы. Вам удалось сохранить?
Дюлен пожал плечами и открыто улыбнулся.
- Естественно нет, и не было. Просто мне понравилась эта фляжка, какая разница, что нарисовано? Ваше здоровье! - Он медленно приложил фляжку к своим губам, и мне показалось, словно бы лизнул горлышко кончиком языка. - Еще глоток?
- Благодарю, с удовольствием. - Я взяла фляжку, поднесла ко рту… Боже мой! Что я делаю?! Я ведь только что чуть точно так же не лизнула горлышко! И дело тут вовсе не в гигиенических соображениях… Не пить, отказаться, вернуть фляжку? Но это глупо и в общем-то неучтиво. Я выпила. - Чудесный коньяк. Такой ароматный!
- Да, бархатистые нотки. И достаточно свежий для двадцатилетнего.
- Любимая шутка моего брата! - Коньяк с явным опозданием заструился теплом по моим внутренностям.
- У вас есть брат? Но тогда, простите, почему…
- Потому что он у моей мамы от первого брака. Но мы очень любим друг друга! - Наверное, это не совсем то, о чем следует говорить с торговцем недвижимостью, но у торговцев недвижимостью не бывает таких голубых глаз! Они не носят белых свитеров и белых, ослепительно белых, снежно-белых льняных брюк… - А у вас есть братья или сестры, мсье Дюлен?
- Да, целых две. Кристин и Аньес.
- А моего брата зовут Ален. - Мне даже сделалось непривычно жарко от коньяка.
- Вот как? - Дюлен пододвинулся ближе и положил руку на спинку скамьи так, как если бы собрался меня обнять.
- Да. Ален Жердоль, - отвернувшись, пробормотала я и уставилась на керосиновую лампу. Она стояла на полу - несколько необычное положение для лампы - и беспомощно пыталась светить ярче луны. Коньяк во мне вообразил себя кипящим термальным источником.
- А ваш замок называется Бельшют, а в вашем гербе - философский камень, - таинственно зашептал Дюлен.
Он пододвинулся так близко, что я услышала запах его одеколона, в духе современных тенденций, отдававшего свежим огурцом, как приправа для салата. Или это не одеколон, а всего лишь огуречный лосьон? В переходном возрасте я пользовалась притиранием с подобным ароматом от юношеских угрей…
- Вовсе не философский, а самый простой булыжник, - громко сказала я. Воспоминание об угрях подействовало на меня отрезвляюще. Я посмотрела Дюлену прямо в лицо. Оно было так близко! Здоровая матовая кожа, хорошо выбритые щеки и подбородок… - Камень - гнет для капусты. Я ведь показывала его вам в подвале.
- Да, да, - рассеянно произнес он. Убрал руку со спинки, поправил ею свою прядь, поднялся, подошел к бойнице.
- Извините, мсье Дюлен, что я невольно напомнила вам про вашу аллергию.
- Пустяки. Не обращайте внимания. - Он вернулся к скамье и сел, но далеко от меня. - Простите, о чем мы говорили? - Чувствовалось, что он явно не в своей тарелке.
- Да в общем-то ни о чем. За исключением нежилых корпусов и дворовых служб мы уже все осмотрели. Но идти туда в темноте не имеет смысла. Так что, если вы торопитесь…
- Нет!
От его взгляда у меня перехватило дыхание.
- Хотите, - кашлянув, произнесла я, потому что безмолвная пауза затянулась, - я расскажу вам нашу легенду?
- Хочу. Конечно. Да, - хрипловато ответил он и тоже покашлял, прочищая горло, поправил волосы. - Я как раз собирался попросить вас об этом. Знаете ли, очень необычно, что башня названа в честь капусты.
- Но это длинная история.
- Хорошо. Я не тороплюсь. Рассказывайте!
В стародавние времена, так давно, что никто и не помнит, враги осадили замок. Многим не нравилось, что владетель замка сам себе господин и хозяин, и особенно то, что его любят простые люди, которые отовсюду стекались к доброму барону, обретая на его землях кров и дом, покой и правду.
Осада длилась долго, но замок не сдавался. Осажденные даже заложили камнем ворота, остатки этой кладки сохранились до сих пор. Но враги видели, что защитников остается все меньше и меньше, и однажды на стенах не оказалось никого. Враги пошли на штурм, но словно невидимые силы отбрасывали их от крепостных стен. Так продолжалось до вечера, а ночью один лазутчик все-таки сумел проникнуть в замок - через тот самый колодец, соединенный туннелем с Рейном.
И что же он увидел? Горстку израненных, измученных людей, служивших пятилетнему ребенку! А из разговоров лазутчик понял, что вся семья владетеля замка погибла еще в первые дни осады, но люди не хотят никакого другого господина. Они так преданы сыну доброго барона, что лучше умрут, чем станут чужими рабами.
И лазутчик решил убить мальчика. Все просто: не будет никого из баронского рода, и замок сдастся в тот же час.
Лазутчик вытащил кинжал, шагнул из темноты к ребенку и занес руку. Но тут вдруг неведомо откуда свалился камень - "Прекрасное падение - бель шют!" - воскликнули люди, - и перебил руку лазутчика. Кинжал упал на землю. Лазутчик решил действовать левой рукой, но лишь он поднял кинжал, как камень сам по себе взлетел в воздух и перебил левую руку. Только тогда он осознал, что это знак свыше, вернулся к своим и рассказал все. Потрясенные враги сняли осаду и ушли от стен замка.
Приближалась зима, но все посевы и сады, звери и птицы в окрестностях были уничтожены. Оставшихся в живых защитников замка ждала голодная смерть. Качаясь от холода и голода, каждое утро они отправлялись на поиски пропитания и почти все отдавали маленькому барону.
Но однажды они не нашли ничего. Темнело, следовало возвращаться в замок. Но как прийти с пустыми руками? Конечно, пятилетний барон пережил многое и не по годам все понимает, стараясь выделить горстку из своих крох то любимой кормилице, то самому слабому умирающему, то кому-нибудь еще. Он не будет плакать, он попытается уснуть с саднящим от голода желудком. Но что будет завтра? А послезавтра?
- Смотрите! Смотрите! - закричала одна из женщин на полпути к замку. Хотя это только ей казалось, что она кричит. На самом деле она едва шептала от слабости. - Чудо! Чудо!
Это действительно было чудо: ровные грядки с мохнатыми кочанами - в те времена капуста выглядела не так, как сейчас. Тем более чудо, что еще утром на этом месте был пустой каменистый склон и ветер гонял по нему обрывки сухой травы.
Женщины собрали капусту, засолили целую бочку, придавив тем самым чудесным камнем, и пережили зиму. В старину люди относились к чудесам, как к норме, поэтому чудес было много. Никто даже не задумывался, почему единственная бочка опустела только к весне. Думали только о том, что делать, когда летом вернутся враги - в те времена зимой не воевали. Но все обошлось: агрессивные соседи ушли в Крестовый поход.
А в замке выращивали и солили капусту. Слава об этой капусте пошла повсюду - целебная, прекрасная капуста - бель шу! Приезжали издалека и покупали "бель шу" даже для королей. Никто не сомневался, что целебные силы придает ей тот самый свалившийся с неба камень; многие приносили свои камни и прикладывали к нашему…
- Чудесно, - сказал Дюлен. - Но откуда они брали соль?
- В том-то все и дело, мсье. Жизнь была настолько тяжелая, а перспективы - устрашающими, что женщины все время плакали, пока рубили капусту. Она делалась соленой от слез… - Мне вдруг стало так невыносимо жаль этих несчастных средневековых женщин, что у меня у самой потекли слезы…
Часть третья,
в которой сны, коммерция и птица-фрегат
Это походило на бегство. Серебристый "ягуар" на третьей скорости промчался по центральной улице засыпающего Люанвиля. На трассе Люк выжал сцепление до отказа. Дорога была пустой, хоть что-то радовало.
Мальчишка, идиот, трус! - не переставая, ругал себя он. Почему ты не сделал этого? Чего ты испугался? Она ведь была в твоей полной власти! Ревела у тебя на груди, и ты мог хотя бы поцеловать ее мокрые щеки и дрожащие губы…
Почему ты не решился даже на поцелуй? Он машинально провел рукой по своим губам, заодно вытер пот со лба и поправил упавшую прядь. И вновь ощутил прикосновения ее пальцев к своим волосам, ее груди - к своей; то, как девушка буквально вжалась в него, как, охваченные желанием, тряслись ее спина и плечи. Да, она хотела его! Он ведь чувствовал, как под тонким платьем она содрогалась от желания! Да, да! Она даже приготовила все сама: расстелила на скамейке свои тряпки…
Внезапно перед глазами Люка выросло нечто огромное, увеличивающееся с каждой секундой, ревущее и слепящее огненными шарами. Его обдало жаром. Он резко затормозил, выворачивая руль в сторону: на повороте он вылетел на встречную полосу, и всего лишь с десяток метров отделяло серебристый "ягуар" от прогрохотавшего мимо тяжелого трейлера с изображением, кажется, коровьей физиономии на борту. Или это была голова дракона?
Ты совсем спятил, Люк, какие еще драконы, оборотни-принцессы, ходячие покойники-дворецкие? Скажи еще привидения. Что за чушь лезет тебе в голову? Чуть машину не угробил. Своего любимого серебряного зверя. Люк погладил руль, как кота. Года три назад он успешно продал недвижимость одного из владельцев марки "ягуар" - паршивую, прямо скажем, душную, но непомерно дорогую виллу на побережье, - и тот устроил ему автомобиль по цене изготовителя. Люк как раз собирался тогда строить яхту, но ведь было бы неразумно упускать такой случай? "Ягуар" верой и правдой служит ему три года; Люк нежно заботится о нем, и автомобиль выглядит так, словно вчера выехал впервые из заводских ворот.
- Извини, зверь, больше не буду, - повинился перед машиной Люк и медленно поехал дальше.
Сто километров - разве это скорость? И вообще-то, надо бы остановиться и где-нибудь поесть. Он не ел с самого утра! Вот всякая дурь в башку и лезет. Девушка, как девушка. Захотела его, как всякая другая нормальная девушка. А он… Ну почему он не сделал этого?
Ведь обычно стоило Люку заговорить с любой представительницей слабого пола, а той - увидеть его голубые честные глаза, мальчишескую прядь, спортивную фигуру, уверенные, но как бы скромно сдерживаемые движения воспитанного джентльмена, и в тот же вечер - да что там вечер! - иной раз через пару часов они оказывались в постели! Дамы были совершенно счастливы и ничего не требовали от него, ну, в крайнем случае, на третьем свидании они начинали высказывать долгосрочные идеи. Поэтому Люк выработал правило: "не отнимать" у женщин времени больше, чем на одну встречу. Зачем? Женщин так много, нерационально зацикливаться на одной, да и разумной женщине привязываться к одному мужчине тоже нерационально. Все равно что изо дня в день носить одну и ту же одежду, есть одну и ту же пищу…
Да, да, надо поесть, напомнил он себе. Напоить бензином машину. И вообще, куда он торопится? Вон мотель. Взять номер, принять душ, выспаться. Как ты считаешь, я прав, зверь? Лампочка на приборной доске согласно замигала. А точнее - на счетчике горючего. Предупреждая, что его критически мало.
Люк уснул сразу. И увидел сон. Потом проснулся, потер глаза, зевнул, откинул прядь и уставился на небо за окном. Кроме неба в номер любопытно заглядывали ветки какого-то дерева с молодыми листьями. Небо было голубым, листья - зелеными. Совсем как в его сне. Удивительно, подумал Люк.
Собственно говоря, сюжет сна был вполне банальным. Разве что Люк давно отвык от подобных видений. Обычно он проделывал это наяву, и такой сон мог бы потрясти его, ну, лет в тринадцать. Ничего особенного: Люк трудился над какой-то женщиной среди альпийского цветущего луга на фоне заснеженной швейцарской горы Матехорн. Лица женщины он не запомнил, но скорее всего это баронесса - из одежды на партнерше во сне не было ничего, кроме толстых вязаных носков разного цвета. Вот именно, цвета! И трава была зеленой, и небо голубым, и цветы всевозможных оттенков, и снег на Матехорн переливался всеми цветами радуги - как на рекламном плакате.
Сон был цветным! Никогда в жизни Люк не видел никаких иных снов, кроме черно-белых, и не очень-то верил, что у других людей они якобы бывают цветными. Выходит, он прожил целых тридцать лет и за все это время цветной сон был показан ему впервые! А другие в течение тех же самых тридцати лет наслаждались многокрасочными видениями? Да плюс к тому всевозможными приятными ароматами? Вопиющая несправедливость! Люк испытывал обиду. Конечно, другим - все, а ему, такому красивому, воспитанному, эрудированному, обладающему эстетическим вкусом и массой несомненных мужских достоинств, можно сказать - ничего! Просто насмешка - секс с этой особой в разномастных носках во сне!
Но ведь наяву ты не смог овладеть ею? - ехидно поддел он себя. Люк всегда максимально критично относился к собственной персоне.
Да я просто не захотел! - тем не менее возразил он. Она не в моем вкусе!
Да, да, не в твоем! Как же! Почему тогда ты с таким удовольствием имел ее во сне?
А может, это была вовсе не она?
Она, она, приятель!
Люк с силой зажмурил глаза, пытаясь восстановить образ девушки из сновидения. Нет… Бесполезно. Только разнокалиберные грубые носки… Дались мне эти носки вместе с их хозяйкой! Он энергично вскочил с постели и начал привычную утреннюю разминку, с удовольствием поглядывая в зеркало на свой натренированный торс и энергичное лицо.