Ева покраснела еще сильнее, но лишь бросила на него яростный взгляд и, повернувшись спиной, устремилась в нужную сторону. Ник последовал за ней. Идя чуть позади Евы, он лукаво усмехался и размышлял о том, что строгая юбка совершенно не маскирует соблазнительные движения ее бедер.
Ева чувствовала, что она в тупике. Невидящим взглядом уставившись в окно, она пыталась разгадать поведение Ника, но у нее ничего не получалось. Что это, какая-то игра? Откуда эти пристальные взгляды, двусмысленные намеки? Или все это просто ей чудится, потому что она ожидала откровенной враждебности, а получила готовность сотрудничать?
Ева покосилась в сторону и увидела, как Ник засовывает свою сумку в багажник над головой. Его футболка задралась вверх, открывая ее взору мускулистый загорелый живот с полоской черных волос и столь знакомым Еве тонким шрамом. В горле у девушки моментально пересохло, зато стало влажно совершенно в другом месте. Она поспешно отвела глаза и снова уставилась в окно.
Что же все-таки произошло? Он безропотно выполняет все ее указания и ни разу даже не огрызнулся. В очереди на контроль разговор у них не сложился, но в целом Ник вел себя вполне доброжелательно – ни намека на то презрение и ненависть, которыми он провожал ее в последний раз.
Тем не менее Ева мучительно переживала его присутствие. Ей все время казалось, что он словно бы нависает над ней, что стоит слишком близко, хотя на самом деле все было в порядке. И вообще на нее напал какой-то внезапный приступ паранойи. Стоило ей отвернуться – она могла бы поклясться, что он на нее смотрит. По ее спине все время бегали мурашки.
Рука Ника случайно коснулась ее руки на подлокотнике, и Ева чуть не подпрыгнула. Чтобы как-то смягчить ситуацию, она повернулась к нему и натянуто улыбнулась:
– Надеюсь, ты не очень страдаешь от смены часовых поясов. Наш перелет всего двухчасовой, а по приезду ты сможешь отдохнуть.
– Выживу как-нибудь, – холодно ответил Ник.
– Почему ты передумал? – внезапно даже для самой себя спросила Ева. Ник ничего не ответил. – Насколько я помню, ты не горел желанием что-либо наследовать, – продолжила она, наскоро затолкав в дальний уголок сознания воспоминания о том, какими именно словами он выразил свою позицию по этому поводу.
– Возможно, я еще ничего и не унаследовал. Ясных доказательств моего родства нет, а тест на ДНК я проходить не собираюсь.
Это было очень странно. Если он не собирается предъявлять свои права, то зачем вообще едет?
– Я не думаю, что герцог будет на этом настаивать.
– Почему же? – произнес Ник с ноткой раздражения.
– Твое визуальное сходство с его сыном не вызывает сомнений.
– Понятно, – пробормотал он.
– У меня есть фотография твоего отца, хочешь взглянуть?
– Моего отца? – переспросил Ник. Сначала он решил, что она говорит о газетной вырезке с портретом Кармина Делисантро. Лишь несколько секунд спустя до него дошло, что на самом деле она имеет в виду. – Леонардо де Росси?
– Да, я имела в виду твоего биологического отца.
– Он мне не отец! – отрезал Ник. Он хотел было добавить: "У меня нет отца", но вовремя сдержался и, не желая продолжать разговор, взял из кармана на кресле журнал и принялся листать его. Ева поняла намек и замолчала, а Ник вдруг снова почувствовал стыд. Что это он опять на нее набросился? Даже если бы и было за что, все равно нападать на нее – не лучший способ добиться поставленной цели. Он засунул журнал обратно в карман и повернулся к Еве, которая в этот момент выключала телефон.
– Де Росси в данном случае просто сыграл роль осеменителя, – произнес он, старательно следя за тем, чтобы тон был ровным. – Он для меня ничего не значит, как и его наследство. – Ник помолчал. Рассказывать Еве о том, что он поехал только ради встречи с ней, он не собирался. – Разве что мне слегка интересно, что за мужчина мог заставить мою мать нарушить свою подвенечную клятву.
Ева ничего не сказала, но Ника посетило странное чувство, что она видит насквозь все его побуждения. Понимает, что ему далеко не просто интересно, а невероятно любопытно, что за люди этот герцог и его сын, как могла его мать предать его отца и что же все-таки произошло между ней и де Росси столько лет назад.
Ник почувствовал, что под ее взглядом он краснеет, а потом она осторожно коснулась его руки:
– Похоже, ты до сих пор не простил свою мать.
Ник на мгновение потерял дар речи. Да что она вообще несет?
– Ты шутишь? – поинтересовался он.
– Вовсе нет, – серьезно ответила Ева.
Ник подпер рукой голову и внимательно посмотрел на нее:
– Моя мать умерла от рака, когда я был еще ребенком. Поверь, если бы мне и было что ей прощать, сейчас это не имело бы никакого смысла. – Ник наклонился ближе и провел большим пальцем по щеке Евы, наблюдая, как удивленно расширились ее зрачки. – Давай сменим тему.
Ева на мгновение отвела взгляд, но тут же снова твердо взглянула ему в глаза:
– Леонардо вел дневник. Еерцог обнаружил это через год после его смерти и прочел его. Так он узнал, что у Леонардо был сын. Я думаю, тебе тоже стоит это прочитать, – сказала она, сочувственно глядя на Ника, что его порядком раздражало.
– Спасибо, не надо.
– Но ты ведь хочешь узнать, как все было на самом деле? – промурлыкала она, снова касаясь его руки. – Если ты прочтешь дневник, то поймешь, что твою мать не в чем винить.
– Нет, я не хочу этого знать, – резко ответил Ник, убирая руку с подлокотника. – И никогда не хотел.
– Он на итальянском, но у меня есть перевод, – упорно продолжила Ева.
– Я знаю итальянский, просто не хочу это читать, – сердито сказал Ник.
Он говорил неправду. Будучи подростком, он смертельно хотел знать правду и мучился оттого, что его отцом оказался не человек, которого он любил и которому подражал во всем, а какой-то смазливый плейбой.
Но сейчас Нику совершенно не хотелось все это ворошить и тем более разыгрывать воссоединение семьи. И если это означает, что он "не простил свою мать", значит, так тому и быть.
– Ева, послушай, я давно вырос, и теперь мне все равно, что было между моей матерью и де Росси.
– Хорошо, – кивнула она, – я просто подумала…
– Давай-ка лучше поговорим о тебе, – перебил он ее, ощущая внезапное и острое желание не просто сменить тему, но и вернуть себе инициативу в разговоре. И герцог, и его сын, и наследство ничего не значили по сравнению с тем, как его к ней тянуло – и с каждым мгновением все сильнее. Даже когда она задавала ему все эти неудобные вопросы, он чувствовал легкий зуд возбуждения, глядя на ее вздернутый подбородок и пухлые губы.
– Обо мне? О чем конкретно? – опешив, спросила девушка.
Наклонившись вперед, Ник провел большим пальцем по краю ее нижней губы:
– Ну, например, расскажи мне, откуда у тебя тот маленький шрам на животе.
Как он и ожидал, Еву бросило в краску, но тем не менее она ответила:
– Вырезали аппендицит.
– Хочешь, поцелую, чтобы не болел?
Ева ничего не ответила, но ее глаза распахнулись от изумления и стали совсем темными. Ник придвинулся ближе и нежно укусил ее за нижнюю губу, собираясь впиться в ее рот поцелуем. Но она резко отодвинулась, прижавшись к стене:
– Нет.
– Как жаль, – усмехнулся Ник, подмечая, как часто она дышит и как дрожат ее губы. Его больше всего поражало, как ее тело реагирует на его присутствие. И эта естественная реакция больше всего его заводила – даже когда сама Ева ничего специально не делала.
"Он поцеловал меня. Почему? – Ева старательно смотрела в окно, в ее ушах стучало. – И почему я ему позволила?"
Вкус его поцелуя все еще ощущался на губах. Самолет пошел на посадку, и Еву вжало в сиденье. Это был всего лишь игривый укус, ничего серьезного не успело произойти, так что паниковать пока рано. Это просто часть его непонятной игры. Но Ева боялась признаться самой себе, что жаждет продолжения.
Эти две недели будут несколько сложнее, чем она думала, осознала девушка, обостренным слухом отмечая щелчок ремней безопасности соседа. И, несмотря на то что она не понимала, что за игру он ведет, она небезосновательно опасалась, что он намерен выиграть.
Глава 9
Машина маневрировала между живыми изгородями поместья д’Алегриа – ярко-красные цветы герани там и тут нарушали спокойное однообразие зелени. Ева размышляла, что наверняка требуется целая армия садовников, чтобы поддерживать все это свежим и цветущим при такой жаре. Она расстегнула еще одну пуговицу на блузке, повернувшись лицом к окну и спиной к Нику, который два часа назад устроился в автомобильном кресле и сразу же заснул.
Пиджак она сняла, как только убедилась, что Ник действительно спит, а не притворяется. Несмотря на работающий кондиционер, Еве было душно – жаркое итальянское солнце, бьющее в стекла, и присутствие Ника так близко в замкнутом пространстве заставляли ее нервничать. Ева покосилась на свое декольте, с удовлетворением отметив, что в вороте рубашки почти ничего не видно. Она собиралась держаться до конца и выглядеть настолько по-деловому, насколько это вообще возможно.
Она бросила осторожный взгляд через плечо. Ник с самого начала устроился достаточно удобно и за всю поездку практически ни разу не пошевелился.
Но почему он не проявляет вообще никакого интереса к тому, что происходит? За всю дорогу он не задал ни единого вопроса ни о герцоге, ни о ее исследовании, ни о самом поместье. В общем-то, после их разговора, закончившегося поцелуем (Ева закусила губы – она не хотела об этом вспоминать), Ник вообще не проронил ни единого слова. Он открыл маленький, но явно дорогой ноутбук и принялся что-то писать на крейсерской скорости, прерываясь только для того, чтобы заказать апельсиновый сок.
Ева вспомнила категорический отказ Ника читать дневник де Росси и раздражение, на миг прорвавшееся в его спокойном голосе. Возможно, он вовсе не был равнодушен? Может быть, его отрицание – это просто защитная реакция, и правда о его происхождении на самом деле приносит ему боль.
Ева осторожно покосилась на спящего Ника. Во сне его резкие черты смягчились, он стал выглядеть моложе. Девушка ощутила внезапный укор сочувствия, представив, что ему пришлось пережить, будучи подростком, когда он узнал, что Кармин Делисантро не его отец.
Машина резко затормозила на гравийной дороге, Еву качнуло вперед. "Так, прекрати, – подумала девушка. – Надо быть твердой, и не стоит его жалеть". Не было смысла пытаться вложить в его поведение какие-то романтические мотивы, которых наверняка там нет и в помине. Как Ник справедливо заметил, он уже не ребенок, и его личные переживания – совершенно не ее дело.
Автомобиль мягко затормозил у главного входа в палаццо Алегриа, и Ева восхищенно вздохнула, выглядывая в окно. Она, конечно, видела фотографии поместья, но они не передавали открывшихся ей красоты и величия.
Широкая терраса отделяла фасад поместья от озера. К дощатому причалу были привязаны несколько лодок и красный моторный катер. Сам особняк был окружен пестрым цветочным ковром, простиравшимся в сторону леса. Вдали, нависая над северной оконечностью озера, виднелись Доломитовые Альпы, на чьем суровом фоне все это рукотворное великолепие выглядело мимолетным и недолговечным, но оттого еще более чарующим.
Две женщины и мужчина, все в стильной фиолетовой униформе, вышли из главного входа и поспешили навстречу машине по мраморным ступеням. Ник все еще не проснулся, и Ева заколебалась, не разбудить ли его, но тут шофер распахнул дверцу с ее стороны и поклонился.
– Мы прибыли, синьора, – произнес он по-итальянски.
– Grazie, Paolo ,– ответила она и повернулась к Нику, чтобы все-таки его разбудить, но обнаружила, что он наблюдает за ней из-под полуприкрытых век. – Мы приехали, – в растерянности сказала она.
Ник потянулся и выглянул в окно:
– Я вижу. – Он выбрался из машины, и если вид поместья произвел на него впечатление, по его лицу это было абсолютно незаметно.
Слуги выстроились перед домом, чтобы приветствовать их, и дворецкий выглядел столь чинным и торжественным, что Ева даже почти ожидала, что он отсалютует. Когда они подошли, он разразился приветственной речью, из которой Ева не поняла почти ничего, но Ник ответил что-то по-итальянски и пожал протянутую руку. Служанки беззастенчиво разглядывали Ника и перешептывались; Ева рискнула предположить, что все они уже работали в доме во времена Леонардо.
Они шли сквозь строй челяди, беспрестранно приветствуемые. Ник коротко переводил. На мгновение ей показалось, что он нервничает, однако секундой спустя он вошел в дом вместе с ней, спокойный и сдержанный, как всегда. Их провели в комнату, обставленную старинной резной мебелью. Жалюзи на окнах были полуопущены, воздух был свежим и прохладным, в противоположность жаре снаружи.
Сухощавый мужчина средних лет при виде Ника и Евы встал и направился к ним. Он был немного ниже Ника, его гладко выбритое лицо и безупречно сидящий костюм контрастировали с двухдневной щетиной и поношенными джинсами блудного наследника.
Мужчина быстро заговорил по-итальянски, однако вместо того, чтобы ответить, Ник поднял руку, стремясь остановить поток красноречия:
– Пожалуйста, говорите по-английски или найдите переводчика. Мой итальянский не настолько хорош.
Ева удивленно приподняла бровь. До этого момента беседы по-итальянски явно не вызывали никаких сложностей.
– Я понимаю вас, сеньор Делисантро, – уже по-английски с легким акцентом проговорил человек. – Меня зовут Люка ди Наполи, я главный юрист герцога д’Алегриа. Я крайне рад приветствовать вас в поместье и благодарю за то, что вы согласились приехать. Однако ваше пребывание здесь…
– Остановись, Люка.
Только сейчас Ник и Ева заметили пожилого мужчину, сидящего за столом в дальнем конце комнаты. С поистине патрицианским достоинством, выдававшим принадлежность к высшей аристократии, он поднялся и вышел к гостям. Скользнул золотистым взглядом – таким же, как у Ника, – по лицу Евы:
– Рад снова вас видеть, сеньорина Редмонд, – церемонно произнес он и, взяв ее руку, поднес к губам. Затем перевел взгляд на Ника. Старинные часы в углу комнаты отстукивали секунды в гробовой тишине, повисшей в комнате. Герцог д’Алегриа молча изучал своего внука, пока наконец в его золотистых глазах не блеснули слезы.
– Лео, – прошептал герцог, и его лицо задрожало.
– С вами все в порядке, ваше сиятельство? – произнесла Ева, поддержав его под локоть. Герцог, еще минуту назад столь бодрый, выглядел сейчас так, словно все его годы свалились ему на плечи.
Герцог покачал головой, одарив девушку невероятно печальной улыбкой:
– Я в порядке, спасибо, сеньорина Редмонд. – И, отбросив минутную слабость, властно приказал: – Можешь идти, Люка.
Люка попытался что-то возразить по-итальянски, однако герцог прервал его:
– Мы говорим по-английски из уважения к нашим гостям. И не будь глупцом: стоит только взглянуть на Никколо, чтобы понять, что эти формальности уже не нужны. – Герцог перевел взгляд на Ника, продолжая при этом беседовать с Люкой: – Оставь нас, пожалуйста. Я позвоню тебе завтра.
Юристу ничего не оставалось делать, кроме как с каменным лицом откланяться.
– Вы не могли бы также нас оставить, сеньорина Редмонд? Я бы хотел поговорить с Никколо наедине.
– Нет, – внезапно возразил Ник еще до того, как Ева успела открыть рот.
Герцог секунду помолчал:
– Ну что ж.
– Кроме того, меня зовут Ник, а не Никколо, – с вызовом продолжил он.
Выражение лица герцога слегка изменилось, однако он указал Нику не на дверь, чего наполовину ожидала Ева, а лишь на кожаный диван и такие же кресла, расположенные рядом с огромным каменным камином.
– Давайте присядем. Сейчас нам принесут напитки.
– Это очень любе… – начала было Ева, однако Ник перебил ее:
– Не думаю, что это хорошая идея. Я уже сутки в дороге, и хотел бы немного поспать.
Тут открылась дверь, и вошли две женщины, несущие серебряные подносы с кофе, выпечкой и свежими фруктами. Глядя на Ника, герцог что-то сказал им по-итальянски, они развернулись и вышли, и тут же вошел дворецкий.
– Эдуардо покажет вам ваши комнаты, – холодно произнес герцог, продолжая изучающее глядеть на Ника. – Я ужинаю в девять, Эдуардо покажет вам где. – Это было не приглашение, а приказ. Герцог говорил с Ником как с упрямым ребенком, давая понять, что готов терпеть его выходки только до определенного момента. Несмотря на столь явный намек, Ник только пожал плечами:
– Надеюсь, что не просплю.
Дерзкий ответ ясно давал понять: Ник не собирается подчиняться ничьим приказам. Еве подумалось, что сейчас мужчины похожи на двух оленей, упершихся друг в друга рогами: один – молодой самец, а другой – зрелый сохатый, вожак стада. Но герцог вдруг сказал более мягким тоном:
– Эдуардо разбудит тебя к ужину.
Ник смерил герцога тяжелым взглядом, но ничего не ответил, и озабоченный Эдуардо выпроводил их из комнаты. Они вышли в холл, и к ним подошел молодой слуга, неся чемодан Евы:
– Сеньорина Редмонд, ваша комната в садовом домике. Пойдемте со мной.
Однако Ник удержал ее за запястье, так что она чуть не споткнулась.
– Я бы предпочел, чтобы ее комната была рядом с моей, раз уж мы прибыли вместе.
"Что?" Ева ощутила, как краска заливает ее лицо, и вырвала руку.
– Я не думаю, что это необходимо, – обратилась она к Эдуардо, который уже успел послать слугу вверх по лестнице. – Я с удовольствием размещусь там, где вы планировали.
Однако Ник заговорил с дворецким на своем "недостаточно хорошем" итальянском, и, судя по участливому выражению на лице последнего, дело было решено не в пользу Евы. Блудный внук сказал свое слово, и этого было достаточно. Секунду спустя Еву уже вели наверх по широкой главной лестнице.
Всю дорогу Ева кипела от возмущения. Наконец они достигли конца путешествия: слуга открыл перед девушкой тяжелую деревянную дверь, и ее взору предстала комната с огромной двуспальной кроватью на возвышении. Слуга поставил ее потрепанный чемодан на столик, а затем отдернул тяжелые шторы и широко распахнул балконные двери, впуская в комнату солнечный свет и давая возможность насладиться чарующим видом. Однако это не умиротворило Еву.
Слуга коротко поклонился от дверей:
– Ваша ванная комната соединяется с комнатой сеньора Делисантро. – Ева готова была поклясться, что заметила на его лице тень понимающей усмешки. – Здесь была комната графини.
Интересно, которой из них, задумалась Ева. Очевидно, имелась в виду одна из четырех жен Леонардо де Росси, с последней из которых он развелся за два месяца до смерти. Судя по шикарной обстановке, Ева рискнула предположить, что речь идет как раз о ней – французской супермодели, которая на момент их скоропалительной свадьбы была больше чем вдвое моложе шестидесятипятилетнего Леонардо.