Было бы очень жаль, писала Лорелла от имени своего мужа, если бы семья так и не воссоединилась из-за каких-то давних размолвок, причину которых, Лорелла была уверена, никто уже и не помнит. В заключение Лорелла умоляла ответить на письмо, чтобы дед мог заказать им билеты на самолет до Брисбена. Таким образом тяжелобольной человек получил бы возможность искупить любую вину перед ними.
- Может быть, они и забыли о причинах размолвки, а вот я-то еще помню, - хмуро произнесла Мойра. - Надеюсь, отец не думает, что мы можем вернуться туда, будто ничего не случилось?
- У дедушки очень плохо со здоровьем, - мягким голосом вставила Джасмин, но мать продолжала, словно не слыша.
- С той минуты, когда мы переехали в Трокли, когда Рик уже поступил там в школу, эта женщина обращалась с нами как с непрошеными гостями. Вечно мне указывала, вечно была всем недовольна - и прежде всего поведением твоего брата. Лорелла просто бессердечная женщина. Ведь бедный Рик был совсем еще мальчик, да к тому же потерял отца. Рик ведь очень переживал.
Джасмин вздохнула. Ее брат Рик был несносным ребенком, она первая была готова признать это. К сожалению, ее родители не относились к сыну объективно, избаловали парня. Рик нисколько не сомневался в том, что хорошая наружность поможет ему очаровать кого угодно и таким образом выпутаться из любых неприятностей. Обычно так и бывало, и только с Лореллой у него ничего не вышло. Этим Лорелла вызвала раздражение Мойры, и их отношения стали не просто плохими, а отвратительными.
- А после того как сын Лореллы так обошелся с тобой, разве мы могли оставаться?
- Мама! - Джасмин привстала с дивана. В ней пробуждалось ее давнее, привычное стремление бежать.
- Но ведь это факт, - продолжала Мойра, не обращая внимания на возмущенное и побледневшее лицо Джасмин. - Сын Лореллы обманул тебя. Он посмеялся над моей дочерью, и уж кто-кто, а я ему это припомню.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Кейл Крейген. Стоя посреди своей крошечной квартирки, Джасмин заставила себя произнести вслух его имя. Оно зловеще прозвучало в темном пространстве комнаты. Кейл Крейген. Вот так. Она произнесла это имя, и Земля не перестала вертеться вокруг своей оси.
Видишь, торжествовала она, его имя уже не превращает тебя в трясущийся студень.
Она отбросила все это и перестала испытывать боль. Вот только осколок льда в глубине ее души… Но если оставить его погребенным, если не касаться его, то, она знала, все будет в порядке.
Джасмин шагала взад-вперед по небольшому, покрытому ковром пятачку перед диваном, скрестив руки на груди в неосознанно оборонительной позе, чуть поглаживая пальцами нежную кожу плеч. Какое это облегчение - быть наконец одной.
Ее мать продолжала бубнить о Лорелле Макканн с ее недостатками, а Джасмин казалось, что еще немного - и она взорвется. Ей удалось-таки провести мать по рядам в супермаркете, дождаться, пока та сходила в банк, доставить ее с покупками домой и помочь рассовать продукты. Только после этого Джасмин уехала к себе.
Теперь она была одна и могла дать волю мыслям, могла предаться воспоминаниям о событиях, пять лет назад причинивших ей столько боли.
Впрочем, Джасмин должна была признать, что не все запечатлевшееся в памяти ранило ее. Просто последнее, мучительное воспоминание перечеркнуло многое, что радовало ее до этого.
Например, их первая встреча с Кейлом Крейгеном: робость вначале… вдруг сменившаяся невероятно пылким взаимным влечением, для которого не требовалось слов и которое с той минуты разгоралось все сильнее.
Лицо Джасмин исказилось. Знай она, как тяжело ей станет потом, какой мукой обернется его предательство, она бы повернулась и бежала от него. Неужели бежала бы?
У нее вырвался тихий горький смешок. Ну конечно же, нет. Она была просто не в состоянии бежать - разве только к нему. Она позволила ему увлечь ее. Как мотылек, устремилась на искусительное пламя. И опалила хрупкие крылышки, и уже не в состоянии была летать. С тех пор она даже не стремилась оторваться от тверди земной.
Но ведь минувшие пять лет заживили ее раны, повторяла она себе, и преподали ей бесценные житейские уроки. Если после всего этого она и стала немного замкнутой, если совершенно уже не способна оценить незаурядную внешность или обаяние, что ж, это, пожалуй, к лучшему.
Как Джасмин и говорила матери, она любила свою работу, предпочитала ни к чему особо не обязывающие знакомства и не намеревалась что-либо менять. Но и убежденная в том, что оставила прошлое позади, она все-таки не считала возможным снова ехать в Брисбен.
Джасмин слегка нахмурилась: она не могла оставаться равнодушной к страданиям деда, не причастного к происшедшему. Он как-никак уже старик… очень больной старик, и она понимала, что не такое уж непомерное требование с его стороны - собрать вокруг себя родню. Вдруг ему станет хуже? Она закусила губу.
Джасмин искренне хотела повидаться с ним. Но она не собиралась рисковать и снова столкнуться с Кейлом Крейгеном. Или застать там его жену и прочих его родственников.
В груди у нее чуть кольнуло, но Джасмин легко подавила боль.
Все прошло, решительно сказала она себе. Кейл Крейген уже ничего для нее не значит. И, как это ни горько, она для него никогда ничего не значила.
Два дня строчки из письма Лореллы то и дело возникали у нее в памяти. Ее это раздражало. С этим-то еще можно сладить, думала она, но одновременно заострялось внимание на старательно забытом.
Она вдруг с удивлением заметила, что стала на улице разглядывать мужчин… высоких брюнетов. И вспоминать…
Джасмин вспоминала прикосновение гладкой, загорелой кожи Кейла. Его сильные руки, сжимавшие ее. Вкус его губ. Бешеные удары его сердца у нее под пальцами.
А когда в один из вечеров на еженедельном теннисном матче она зазевалась и пропустила мяч только из-за того, что залюбовалась игрой мускулов на длинных ногах мужчины, ее противника, Джасмин решила, что пора взяться за себя.
Это все гормоны, сказала она себе. Дело, наверное, в том, что она перестаралась, отказываясь от физического и эмоционального контакта с мужчинами. Видимо, необходимо что-то менять.
Нельзя судить обо всех мужчинах по одному обманщику. Джасмин знала, что как раз этим и грешит. Но и заглядываться на каждого встречного тоже, пожалуй, чересчур, сказала себе она.
А потом Мэнди сообщила, что тоже заметила эту перемену в Джасмин.
Джасмин познакомилась с Мэнди Паркер, когда переехала в Сидней и поступила на службу в юридическую фирму. Мэнди служила там же юристом. Перестав дичиться друг друга, они крепко подружились. Это Мэнди настояла на том, чтобы Джасмин пришла в их клуб знакомств.
- Бесполезно теперь оценивать физические достоинства Марка, - сострила Мэнди, когда они заняли места, чтобы посмотреть следующий матч. - Марк ведь не заметит твоего к нему внимания.
- Не понимаю, о чем ты, - пробормотала Джасмин, краснея оттого, что попалась.
- Я хочу сказать, что ты уже столько раз отталкивала его. Боюсь, больше он не прибежит, чтобы опять получить отказ.
Джасмин невольно улыбнулась.
- Валяй, не стесняйся, Мэнди. Но если снова вздумаешь заняться сводничеством, то запомни: он мне не подходит. Ясно?
- Поверь, не только тебе. - Мэнди бросила взгляд в сторону Марка Дина и покачала головой. - Правда, жаль? На этакую фигуру любая девушка засмотрится. - Мэнди громко вздохнула. - Ты заметила, как часто такое бывает с этими неотразимыми? Просто блеск, пока не раскроют рот.
Джасмин не удалось сдержать смех.
- Секс не берем… Не слишком ли ты широко обобщаешь?
- Шутишь? Я недоговариваю. Взгляни на моего Пола, вот тебе яркий пример: челюсть Роберта Редфорда, волосы Ричарда Гира, улыбка Тома Круза, а попка - Мэла Гибсона. Но беседовать с ним - все равно что с вон той скамьей. А ведь рано или поздно приходится же с ними беседовать. Ей-Богу, одна тоска.
- Бедный Пол! Как все его предшественники, обречен на то, чтобы попасть в кучу забракованных.
- Ну, пока еще нет. На него пока приятно смотреть. Хотя не стану отрицать: я разборчивая. Как и ты, Джасмин.
Джасмин повела бровями, а Мэнди продолжала:
- Внесу поправку: я почти такая же разборчивая, как ты. Я-то по крайней мере не лишаю их возможности разверзнуть уста и попасть пальцем в небо.
- Не в этом дело, Мэнди. Просто мне кажется, что я еще не готова к каким-либо отношениям, - начала Джасмин. Однажды она вкратце рассказала Мэнди о своем быстротечном и несчастливом романе с Кейлом Крейгеном.
- Пяти лет в скиту вполне достаточно.
- Да, но…
- Наверное, парень был совершенно потрясающим, - спокойно закончила за нее Мэнди.
- Я так считала.
Мэнди снова вздохнула.
- Сказавшая, что жизнь все равно что колючка в заднице, знала, о чем говорит.
Несколько минут они сидели молча. Вдруг Джасмин, неожиданно для себя самой, принялась рассказывать подруге о письме Лореллы.
- Дедушка хочет, чтобы мы приехали в Брисбен на Рождество, - сообщила она.
Мэнди с удивлением обернулась к ней.
- И ты поедешь?
- Ну конечно же, нет. - Джасмин замотала головой. - То есть, с одной стороны, мне хочется повидаться с дедушкой. Но с другой - я совершенно не желаю снова видеть Кейла.
- Это несколько осложняет дело, да? А он там будет? То есть он все еще живет в Брисбене?
- Понятия не имею. Пять лет назад он еще учился. Жил в Трокли, как бы неполный день работал у дедушки и писал диплом. - У Джасмин заныло сердце. Не так уж много светских разговоров было у них. Слишком они были влюблены, слишком острым было их физическое влечение, чтобы еще и разговоры вести.
- Позвони своей дедовой жене и спроси, - подсказала Мэнди, но Джасмин снова замотала головой.
- Не стоит. Все равно вряд ли я смогу туда вернуться.
Мэнди пожала плечами.
- Тебя можно понять. Какой смысл идти на это, если нет необходимости… Хотя жаль… мы бы подвезли тебя. Знаешь, мы с Полом и Марком едем в Нузу - провести Рождество у родителей Пола. Мы с тобой вместе могли бы сбежать, чтобы отметить праздник на знойном тропическом Севере.
Джасмин застонала.
- Только не включай меня в свои планы, пожалуйста. Если тебя пустить в солнечный Квинсленд, дело кончится неприятностями.
- Не беспокойся, Джасмин. Вчера в торговом центре я подошла к доброму Санта-Клаусу, рассказала ему, какими в этом году мы были примерными девочками, и очень вежливо попросила его каждой из нас засунуть в чулок что-нибудь высокое, черноволосое и интересной наружности.
Джасмин расхохоталась. Когда часа два спустя она входила к себе в квартиру, то все еще улыбалась, вспоминая о беспардонности своей подруги. Не успела Джасмин поставить спортивную сумку, как зазвонил телефон.
- Джасмин! - прогромыхал в трубке голос ее матери. Джасмин отстранила на несколько дюймов трубку от уха.
- Да, мама. В чем дело?
- Я весь вечер пыталась дозвониться, - с укором сказала Мойра Макканн.
Джасмин вздохнула.
- Сегодня вторник. Ты же знаешь, я играю в теннис по вторникам.
- Ах да, я забыла. То ты, то Рик… ей-Богу, у меня голова кругом идет.
- Так в чем дело?
- Ты можешь сюда подъехать? - взмолилась мать.
Джасмин посмотрела на часы.
- Уже поздно, а завтра мне рано идти на работу. Ты не могла бы объяснить по телефону, в чем дело?
- Нет. Хотя, пожалуй, объясню. Я хотела сказать тебе, что мы решили принять предложение твоего дедушки. Мы едем в Брисбен повидать его.
- Вы… что? Но…
- Я все обдумала, Джасмин, и считаю, что, если подходить с моральной точки зрения, надо ехать. Препятствий нет: и у тебя, и у Рика отпуска. И, как я сказала Лорелле…
- Ты когда успела поговорить с Лореллой? - в изумлении перебила Джасмин. - Ведь несколько дней назад ты только и твердила, что больше не желаешь с ней знаться. Казалось, тебя на аркане туда не затащить.
- Я звонила ей сегодня вечером, - ровным голосом ответила мать. - Мне хотелось выяснить у нее все насчет билетов на самолет.
- Мама, я не поеду в Брисбен. И не могу понять, зачем ты решила туда ехать. С чего это ты вдруг передумала?
- Ну, я тогда просто разволновалась. Ты знаешь, как это у меня бывает. Это возраст. Я, пожалуй, переборщила, ну, в отношении Лореллы. А теперь, когда остыла, я поняла, что поторопилась с выводами и, наверное, была слишком непреклонной. Поэтому и передумала.
- Почему?
- Что - почему?
- Почему ты вдруг взяла да передумала? - повторила Джасмин, теряя последнее терпение.
- Джасмин, твой дедушка, может быть, при смерти.
- Знаю, мама, - тихо произнесла Джасмин и снова вздохнула. - А что Рик? Как он смотрит на эту поездку?
- Рик согласен со мной. Мы все обсудили. Он считает, что нам надо съездить повидаться с дедушкой.
- Мама, но в чем настоящая причина? Я же чувствую, тут что-то кроется. Тебя выдает голос.
- Тебе это кажется, - поспешила ответить мать. Ей было явно не по себе.
- Дай мне поговорить с Риком.
- Он… его нет дома.
Джасмин поджала губы.
- У Рика что-то не так, верно? Ему, видимо, необходимо уехать на время из города. Сколько ему на этот раз нужно, мама?
- Не понимаю, чего ты добиваешься, Джасмин.
- Правды, мама, - настаивала Джасмин - и оторопела, когда ее мать заплакала. - Мама! В чем дело? Ладно, я приеду.
- Нет, не надо. Ты же сама сказала, что уже поздно. У меня все в порядке. Просто я… - она громко всхлипнула, - я просто не знаю, что мне делать. Джасмин, у Рика неприятности… довольно серьезные, и он… ну, он уговорил меня заложить дом, а теперь…
- Что - теперь?
- Я так и знала, что ты будешь злиться. Он говорил, что это только на месяц, что у него верное дело, но что-то сорвалось, и теперь Рику нужны деньги… сейчас же… очень много денег, и, боюсь, мне придется продать дом. - Еще раз всхлипнув, мать смолкла.
- Что значит "очень много"? - спросила Джасмин с тревогой, стараясь расслабить руку, сжимавшую трубку и побелевшую от напряжения. Ох уж доберется она до своего братца…
- Десять тысяч долларов.
Джасмин онемела.
- Десять тысяч? - наконец прохрипела она. - Мама, это же… Откуда нам взять десять тысяч?
- У него есть месяц на то, чтобы их достать, и он подумал, что, может быть, дедушка одолжит ему.
- Рик хочет просить денег у человека при смерти?
- Рик их вернет, как только продаст свой земельный участок.
- То есть, возможно, в течение ближайших десяти лет. Цена на недвижимость никогда еще не падала так низко, а район, где этот участок, приличным не назовешь. Боже мой, мама, кто дал Рику право ввязывать тебя в свои махинации? Как он смеет рисковать твоим домом? Что касается того, чтобы просить у дедушки эти деньги… - Она не договорила.
- Разве у меня был выход? - Голос матери жалобно задрожал, и Джасмин опустилась в стоявшее у телефона кресло.
- Не знаю, мама, - устало произнесла она. - Думаю, что… - Она вздохнула. - Вот что, давай я схожу в банк, у меня там кое-что отложено, и может быть, удастся получить ссуду.
- Ах, Джасмин, мне так не хочется опять просить тебя…
- Да, но это все-таки лучше, чем беспокоить дедушку. Мы будем как проклятые работать до конца недели, так что в банк я выберусь только в понедельник, когда начнется мой отпуск.
- Джасмин, я не могу просить… то есть Рик сказал, чтобы я не… О Господи! Ты так на Рика сердилась в прошлый раз, когда у него были мелкие затруднения с деньгами, что он велел не говорить тебе. - Мойра Макканн снова расплакалась.
- Мама, тебе нельзя просить у дедушки. Ты вообще не должна просить. Это дело Рика; и пусть он только попадется мне, я ему все выскажу.
- Он так раскаивается, Джасмин, - вставила мать.
Джасмин прикусила губу, чтобы не выразиться слишком резко.
- Вечно твой Рик раскаивается, - устало произнесла она и взглянула на часы. - Вот что, мама, иди-ка ты в постель и постарайся не волноваться. Я возьмусь за это на будущей неделе.
Но Джасмин так и не успела за это взяться: через два дня, вернувшись с работы, она прослушала на автоответчике сообщение матери:
"Мы с Риком выезжаем в Брисбен сегодня же утром. Я не стала звонить тебе на работу - знала, что ты расстроишься. Как я и говорила, Рик не хочет утруждать тебя всем этим, и я считаю такое решение самым подходящим. Рик говорит, что, может быть, даже не придется беспокоить дедушку, так как нашелся кто-то, кого интересует участок Рика. Джасмин, ты всегда была дедушкиной любимицей, тебе это известно, так что позвони нам в Трокли, если передумаешь и пожелаешь приехать к нам провести Рождество".
Мойра Макканн сделала паузу.
"И еще, Джасмин. Лорелла говорит, что они… что Кейл сейчас в Канаде. Он останется там до Нового года".
Сознание того, что Кейла нет в Брисбене, заставило ее поколебаться, но мысль, что Рик будет добиваться денег у деда, решила вопрос: Джасмин понимала, что непременно должна удержать брата от такого шага, а опыт подсказывал, что поговорить с ним лично - единственный способ убедить.
Итак, через пять дней Джасмин, чуть утомленная долгой дорогой, была в Брисбене. Марк остановил машину у высокого белого частокола, окружавшего Трокли - большую старинную усадьбу, принадлежавшую семейству Макканн более полутора столетий.
Марк выскочил через дверцу со стороны водителя, открыл багажник, достал из него рюкзак Джасмин и с широкой улыбкой подал ей. И тут он наконец заметил дом - так высокий забор защищал границы владений размером около двух акров.
Дом был длинным и приземистым, но стоял на вершине холма, откуда открывалась круговая панорама окрестностей.
- Ого! Ты никогда не говорила, что твой родной дом - настоящее имение, - сказал восхищенный Марк. - Ты в самом деле не хочешь, чтобы я помог тебе донести вещи до порога? Тут порядком переть вверх, но наверняка оттуда вид такой, что стоит напрячься.
- Да, вид стоит того. Но лучше не надо. Поезжай, если хочешь попасть в Нузу до наступления темноты.
К ним успели подойти Мэнди и Пол. Оба восторгались домом.
- Просто роскошь! - повторяла Мэнди, а Джасмин обернулась на Трокли, чтобы оценить его свежим взглядом.
Джасмин пришлось признать, что выглядит Трокли внушительно: от дома не только веяло стариной, ведь построил его прапрадед Джасмин в середине девятнадцатого столетия, но и стоял он, возвышаясь, в одном из самых прелестных уголков города, а назван был в честь захолустного местечка в Нортумберленде, в котором родился ее прапрадед.
Джасмин очень хотелось взглянуть на дом бесстрастно, не испытывая связанной с этими местами боли. Сердце ее заныло еще у поворота на эту дорогу, когда они поехали в гору. Первый взгляд на дом чуть не вывел Джасмин из равновесия, и она какое-то время боролась с желанием сказать Марку, чтобы поворачивал обратно и отъезжал от Трокли… от всего, о чем он ей напоминал.
Внешне дом был примерно таким, каким сохранился в ее памяти: длинный, одноэтажный, построенный из местного камня, с изогнутыми, крытыми рифленой жестью верандами во всю длину фасада и задней стены. Два огромных дымохода симметрично поднимались над крышей, и пестрые кашпо с цветущими растениями висели, на некотором расстоянии друг от друга, вдоль веранд. Зеленые, великолепно ухоженные газоны спускались до самого забора.