Макс убрал руки под стол. Искушение наброситься на нее было слишком велико.
Как он станет возражать, если ванильное масло помогает ей расслабиться и немного успокоиться? Но сможет ли он вдыхать этот пьянящий запах и не думать о ее восхитительной коже?
Он сойдет с ума.
- Нет, не надо, - произнес он. - Тебе необходимо быть спокойной.
Дверь распахнулась, вошли Редж и два других представителя администрации госпиталя, а также юрисконсульт Макса Джемма Уорд и Дон Уокер - представитель страховой компании. Для Макса их появление было как нельзя своевременным.
Спустя двадцать минут судья Вероника Дейвис вошла в зал суда и объявила заседание открытым. Макс был доволен, что дело ведет она. У нее была репутация жесткого, но честного судьи.
Макс разложил свои записи. Редж и Дон сидели справа от него, Джемма - слева. Напротив через проход сидели Дидре и Гордон Каллены со своими юристами.
Алейша сидела сразу за его спиной. Сладкий запах ванили доносился до него, и Макс молил Бога даровать ему силы и терпение.
Он видел, какие презрительные взгляды мать Натаниэля бросала на Али. Как она это вынесет?
Каждый раз, приходя на предварительные слушания, Алейша придумывала себе новую профессию на будущее, и это превратилось у них с Максом в неизменную шутку. Но Макс знал, что Алейша говорила серьезно. Если в суде для нее все закончится плохо, она никогда не вернется в медицину. Черт, ему уже стало казаться, что, вероятно, она не вернется, даже если они выиграют дело.
- Мистер Шеррингтон?
Макс поднял голову от документов. Улыбнувшись судье, он встал:
- Да, ваша честь.
- Вызовите вашего первого свидетеля.
Неожиданно для себя Макс на мгновение ощутил тревогу. С ним никогда ничего подобного не происходило, он никогда не волновался в зале суда. Но ни одно дело прежде не касалось его лично.
- Я вызываю доктора Алейшу Грегори.
И начались два дня мучительных вопросов. Каждая секунда, каждое действие, каждое решение той трагической ночи тщательно анализировалось и проверялось.
Ничего не было упущено. Ни мысли Али, ни ее записи, ни ее душевное состояние, ни личная жизнь.
Как и предсказывал Макс, и ее разрыв с любимым человеком, и ее выкидыш были упомянуты противоположной стороной. Алейше казалось, что ее раздели донага. Она чувствовала себя выставленной на всеобщее обозрение.
А после всех этих допросов оставшуюся часть недели и три дня следующей были посвящены опросу других людей относительно ее действий. И все происходило так, словно ее там не было. Ей хотелось крикнуть, что она здесь. Сидит в первом ряду.
Каллены заявили, что она и госпиталь в целом проявили небрежность.
Макс оспаривал это утверждение.
И потянулись дни слушаний, опрос бесконечных свидетелей. Целая армия экспертов разбирала каждый шаг Али, часть из них поддерживала версию халатности, другие отвергали это.
Все это время Али только и делала, что ходила из дома в суд, а из суда домой.
Она сохранила ясность ума лишь благодаря Максу, каждое утро он говорил ей, как хорошо она держалась. Он был для нее спасательным кругом в штормовом океане, потому что юридические аспекты оказались настолько сложными и пугающими, что она не верила в победу.
Но она должна победить. Просто должна, и все.
Очередное слушание было назначено на завтра, и Али знала, что не должна звонить, но сегодня вечером ей было особенно плохо.
- Думаю стать стюардессой, - сказала она в телефон.
Макс, который задремал в окружении документов, посмотрел на часы:
- Почти полночь.
- Прости. Не могу уснуть.
По ее голосу было ясно, как она взвинчена.
- Завтра все закончится, - сказал Макс. - И мы выиграем.
- Хорошо. - Если бы она была так же уверена!
- Значит… стюардесса на этот раз?
- Почему нет? Я удовлетворю свою любовь к путешествиям.
- Алейша, мы победим.
- А мне нравится их форма.
Макс закрыл глаза и представил Алейшу в узкой юбке, чулках и туфлях на высоких каблуках. Она наклоняется к нему, он видит ложбинку в вырезе жакета, она подает ему напитки и обращается "сэр". А потом он идет за ней по проходу в служебное помещение, закрывает дверь, задирает ей юбку…
Господи. Это какая-то пытка.
Али услышала в его голосе низкие, похожие на звук саксофона нотки. Приятное покалывание разлилось от ладони, держащей трубку, вверх по руке.
- Ты питаешь слабость к юбкам, да?
- Обычно нет.
Али крепко сжала телефон. Разговор быстро выходил из-под контроля. Наверное, это результат того, что приходилось день за днем проводить в платоническом общении с Максом, когда ее тело жаждет совсем другого. Когда оно помнит в мельчайших деталях, как хорошо им было вместе.
- Может, тебе обратиться по этому поводу к врачу?
- Я и обращаюсь.
У Али сдавило горло.
- А он хороший специалист?
- Это она.
Дышать становилось все труднее.
- Звучит так, как будто она тебя еще не вылечила.
Ее прерывистое дыхание возбуждало.
- А может, я не хочу быть излеченным?
- Догадываюсь, что зависимость бывает от вещей и похуже.
С этим нельзя не согласиться. Вещи типа ванили и завитушек и большого красивого бюста. Но этот разговор уводит их совсем не в ту сторону. Господи, осталась всего-то одна ночь. Он почти добился успеха. Он должен подождать.
- Думаю, нам пора пожелать друг другу спокойной ночи.
Али застыла. Она ведет абсолютно неподобающий разговор со своим адвокатом, но у нее внутри все гудело и звенело подобно камертону, и было трудно соображать.
- Подожди, - сказала она. Надо срочно придумать причину для своего звонка! - Насколько хорошо ты знаешь судью?
- Почему ты спрашиваешь? - Макс нахмурился. - Уж не собираешься ли ты предложить ей взятку?
Али засмеялась. Ей вдруг стало легко. Кэт, которая только что вернулась с работы, просунула голову в дверь и улыбнулась Али. Али помахала ей, приглашая войти, и Кэт плюхнулась на кровать.
- Нет. Я имею в виду ее родинку.
- Родинку?
- Да. Над верхней губой.
У Макса глаза полезли на лоб. Конечно, он видел эту родинку - ее нельзя не заметить.
- И что?
- Она вот уже несколько дней ее почесывает. Мне не нравится форма родинки, и у этой женщины такая бледная кожа… Ты ее знаешь достаточно хорошо, чтобы спросить, консультировалась ли она с кем-нибудь по этому поводу, и если нет, то, может быть, посоветуешь это сделать? Я бы могла сама, но мне не позволено разговаривать с судьей.
Макс был ошарашен. Две недели он выслушивал дурацкие выдумки Али о том, как она поменяет род деятельности и кем станет после суда, но… она врач до мозга костей.
Сначала она прочитала ему лекцию по поводу прививки от ветрянки, потом помогла Хелен с артритом, потом дала совет, как лечить раздражение на коже одному из судебных репортеров, и теперь судья. Не говоря уже о том, как она мгновенно вытащила из сумочки пластырь, когда на улице упала девочка и оцарапала коленку. А пастилки от боли в горле, которые она вручила Джемме?
Нравится это ей или нет, но Алейша Грегори - прирожденный врач.
- И это говорит женщина, которая хочет стать стюардессой, - пробормотал он.
Али знала, что ей надо прекратить давать медицинские советы. Но прежде… пусть судья все же покажет свою родинку специалисту.
- Значит, твой ответ - нет?
Макс понял, что ему не отвертеться:
- Я поговорю с ней.
Али улыбнулась и подмигнула Кэт:
- Спасибо.
Макс усмехнулся и постарался стереть в голове картинку: он с Али в тесном туалете в самолете, юбка обмоталась вокруг ее талии…
- А теперь скажи "Спокойной ночи", - прошептал он в телефон.
- Спокойной ночи, - со смехом ответила Али.
Кэт наблюдала за подругой:
- Как я вижу, вы, ребята, мило поладили.
Али поправила одеяло и отвела глаза:
- Он мой адвокат, Китти Кэт. Ничего больше.
- Я просто говорю…
- Не надо. - Али не хотела, чтобы Кэт строила воздушные замки на ее счет. - Мы оба пережили несчастье, и он - мой адвокат. Помимо всего прочего, мне кажется, он все еще любит свою бывшую жену.
Али впервые произнесла это вслух, и ей тут же стало тяжело на душе. Их с Максом секс был похож на цунами, но это не означало, что его чувства были задеты.
Кэт сжала ей руку:
- Правильно. В таком случае не втюрься в него.
Али кивнула:
- Не втюрюсь.
Али проснулась на следующее утро в ужасном состоянии. Ее тошнило.
Уверения Макса в том, что они выиграют дело, не помогали. А глядя на свое отражение в зеркале, на восковое лицо, темные круги под глазами, она окончательно разуверилась в победе.
Чтобы хоть как-то себя подбодрить, она открыла флакон с ванильным маслом, капнула на пробку и смазала кожу на шее и за ушами.
После того дня, когда Макс заявил ей о том, как это на него действует, она ни разу не пользовалась ванильной эссенцией. Стоило ему поднять на нее взгляд, она читала в его глазах страсть. Намного опаснее было то, что у нее внутри разгоралось ответное сильное желание.
Но сегодня ванильное масло ей совершенно необходимо. Если она хоть немного не успокоится, то ей грозит кровоизлияние или глаукома. Так что сегодня любые средства хороши.
Али вдохнула сладкий запах, напоминавший ей, как они пекли кексы с Зои, о жженом сахаре, которым они поливали сверху кашу, а также о крошечной булочной в полуподвальном этаже в Риме. Счастливые воспоминания. Али улыбнулась - она понемногу успокаивалась.
И вдруг увидела перед собой серые глаза. Серые, как пучина. И почувствовала дрожание крыльев носа у своего горла.
Все внутри у нее перевернулось.
Макс был поглощен изучением записей по делу на лэптопе, когда на него повеяло ароматом ванили. Он резко обернулся и увидел в дверях Али.
- О господи, Алейша, - простонал он.
- Прости. Я очень нервничала, и мне необходимо было успокоиться. Я подумала, что, если выпью для этого с утра пораньше красного вина, это не произведет хорошего впечатления на судью.
- Все в порядке, - сказал он, хотя это было далеко не так.
Али видела, каким усилием он пытается обуздать желание. Видела по его глазам - как они затуманились. Она сделала шаг назад:
- Я подожду тебя, - и скрылась.
Макс со вздохом снова уставился в лэптоп. Еще один день. И его надо пережить.
За несколько недель близкого общения с Али каждая клеточка его тела молила о том, чтобы он ее коснулся.
Сегодня эта пытка кончится. Больше никаких слушаний по выходным. Никаких рукопожатий, ободряющих похлопываний по плечу. Сегодня в конце дня он попрощается с ней и уйдет. Потому что он слишком глубоко вник в это дело. И к ней слишком опасно приблизился. Он ведь поклялся после Тори, что покончил со связями. А что теперь? Теперь он по уши завяз в такой связи. Черт, за несколько недель знакомства он узнал об Алейше Грегори больше, чем знал о собственной жене.
И еще он точно знал, что Али не интересует связь с ним.
А его - связь с ней.
То, что происходит у них сейчас… должно закончиться. Сегодня.
Но так получилось, что к концу дня дело не было закрыто. Неожиданные сбои электроэнергии насторожили службу безопасности, и из здания всех дважды эвакуировали, на что ушло три часа. Заключительные спорные вопросы пришлись на конец рабочего дня, и судья решила отложить вынесение решения до утра.
У Али тошнота подступала к горлу, она не знала, что делать - плакать или топать ногами, когда встала вместе со всеми при уходе судьи. Она психологически подготовилась к судьбоносному решению, и оно было сорвано.
Ей предстоит вернуться в суд завтра и снова все это выносить.
Макс повернулся к ней.
- Мне очень жаль, - сказал он.
Она бессильно опустилась на стул:
- Ты здесь ни при чем.
- Завтра все закончится очень быстро, - заверил он. - Ты даже не должна появляться.
Али подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:
- Должна.
Макс понимающе кивнул. Она сильная женщина.
И мужественная, раз высидела столько дней в суде, где стоически слушала, как ее жизнь выворачивают наизнанку, и не дрогнула.
Ни одна женщина не вызывала у него такого восхищения.
Через пятнадцать минут Али и Макс спускались вместе в лифте. Лифт был наполовину заполнен людьми, кабина двигалась рывками, и Макс ухватился за перила, чтобы случайно не задеть Али. Он старался не вдыхать сладкий ванильный аромат. Но лифт был старый, как и само здание, и опускался очень медленно. Макс боялся, что не сможет долго задерживать дыхание.
К несчастью, лифт останавливался на каждом этаже, впуская людей. На пятом этаже вошла большая шумная группа, и Макс с Али оказались прижатыми к задней стенке подобно сардинам в банке.
Своим телом Макс закрывал Али от людей, в ноздри лез миндально-ванильный запах, ее упругие локоны задевали ему лицо, и он прикрыл глаза. На четвертом этаже лифт, подпрыгнув, остановился, и они с Али ударились бедрами. Он обхватил ее за талию, чтобы поддержать.
У Али стянуло живот, жар быстро разлился по ногам. Она смотрела на узел его галстука, рука Макса жгла ее, он прерывисто дышал.
Макс опустил голову, и тогда его губы оказались на уровне ее уха. Коснувшись ее волос, он прошептал:
- Я хочу тебя поцеловать. Знаю, что не должен, но хочу. - Ему нужно было сказать ей, что он поговорил с судьей, и та уже договорилась о визите к своему лечащему врачу, но слова вылетели совсем другие.
Али благодарила Бога за шум вокруг них. Она закрыла глаза. Голос Макса возбуждал, каждая клеточка ее тела жаждала его прикосновений.
- После той ночи я каждый день хочу целовать тебя, - тихо застонал он прямо ей в шею. Туда, где так умопомрачительно пахло. Какая пытка быть рядом с ней ежедневно и соблюдать дистанцию, в то время как воздух между ними шипит от страсти.
Али качнулась. Она хотела впиться в его рот, обвить ему шею руками, плотно прижаться бедрами.
- Завтра, - прошептала она.
Лифт со стуком остановился. Люди толкались, пробиваясь вперед, и Макс не сразу сообразил, что завтра для него не наступит.
Не будет того, что она имела в виду. Даже если его тело этого требовало. Завтра они покинут суд. И это будет последний раз, когда они видят друг друга. Лучше поставить точку и забыть их кратковременную страсть. Повторение не нужно ни ему, ни ей.
Толпа вынесла Макса из лифта. Он прижимал Али локтем.
- Значит… я увижу тебя завтра в девять? - спросил он.
- А… о’кей, конечно…
Макс подавил желание схватить ее в охапку. Чтобы не сделать этого, он вцепился одной рукой в портфель, а другую засунул глубоко в карман. Ему надо держаться от нее подальше. И от ее духов с ванильным ароматом. Он кивнул:
- До свидания. - Развернулся и ушел.
* * *
Телефон зазвонил в половине десятого, как раз когда Макс вылез из-под душа и вытирался полотенцем. Он не сразу ответил на этот звонок. В конце концов, он знает, кто ему звонит, а он битых два часа бродил по городским улицам и вокруг скал Кангару-Пойнт, пытаясь выбросить из головы все мысли об Али.
Макс обмотался полотенцем и все-таки взял трубку телефона со столика у кровати.
- Я подумала, а не стать ли мне инженером-конструктором по лифтам.
Макс не удержался от смеха, а его решимость быстро прекратить разговор улетучилась в одну секунду. Он уселся на край кровати.
- Я серьезно. Эти лифты в помещении суда ужасно медленные.
Макс вспомнил про те несколько минут в лифте, когда он совсем потерял голову. Помимо воли тело под полотенцем напряглось.
- Эти лифты к тому же чертовски тесные, - хрипло произнес он.
Али не донесла до рта тортеллини с телятиной. Господи, что бы случилось, будь они в лифте одни?
- Согласна - там очень тесно, - пробормотала она в телефон.
Наступило молчание. Али все же донесла тортеллини до рта и прожевала, хотя есть расхотелось.
- А что, Кэт дома? - Макс не знал, о чем безопасно поговорить, а присутствие подруги Али в квартире было подходящим сдерживающим фактором и помогло бы ему набросить узду на свою разыгравшуюся похоть.
- Она намеревалась остаться дома, ведь мы думали, что сегодня суд вынесет свое решение. Она приготовила мою любимую пасту, но ее младший брат Деймиан, который, как бы это сказать, загулял, сейчас сидит в полицейском участке за то, что напился и буянил. Он просил ее приехать и вытащить его оттуда. Кэт была в ярости и заявила, что пусть он посидит там часок-другой, потому что я для нее важнее, но я ей сказала не дурить - Деймиан не заслуживает того, чтобы сидеть в камере предварительного заключения с ворами и наркоманами, и поэтому она должна… - Боже, что она несет? - Поэтому… Кэт уехала. Боюсь, что на этот раз она пригрозит ему все рассказать родителям…
Макс сжал телефон. Итак, она в квартире одна. Вероятно, в пижаме. Лежит на кровати. Али, не услышав ответа, поморщилась:
- Прости. Я несу околесицу… - Она подцепила на вилку тортеллини, но не донесла до рта, и жирный комочек упал на ярко-розовую майку. - Черт, - выругалась она и села, уставившись на большое красное пятно от соуса.
- Что такое? - спросил Макс.
- Я измазала соусом пижаму. Не вешай трубку - я только сниму майку.
- Алейша?
Ответа не последовало. Макс тупо смотрел на телефон, потом трижды поколотил себя трубкой по лбу. На другом конце он услышал шорох. Она что, хочет его смерти?
Али прошлепала по квартире, на ходу стягивая через голову майку, бросила ее в корзину для грязного белья и снова уселась на кровать. Она взяла в руку телефон и одновременно выдвинула ящик прикроватной тумбочки, ища, что ей надеть.
- Прости, - сказала она, прижимая плечом к уху телефон. - Я снова здесь.
Макс закрыл глаза:
- Только, пожалуйста, не говори мне, что ты без майки.
Руки Али замерли внутри ящика. От хриплого голоса Макса горячие струйки потянулись куда-то в глубь живота. Она бросила взгляд на свою голую грудь. Соски мгновенно закололо. Желание захлестнуло все тело.
Али убрала руки из ящика.
Кому навредит, если она поговорит с ним полуголая? В спальне никого нет. Мысль была заманчивой. Соблазнительной. Озорной.
И очень, очень неприличной.
- Боюсь, это так, - прошептала она в телефон. - А что надето на тебе?
- Полотенце, - ответил он, отчетливо представляя, как она лежит в его постели, грудь у нее обнажена. Каждый мускул в теле напрягся.
Али прикрыла глаза:
- Выходит, что мы оба… не очень-то одеты.
Макс судорожно искал слова, которые вернули бы их разговор в безопасное русло. Но в голову пришло лишь следующее:
- Да. Я собирался лечь в постель… Я имею в виду, что собирался спать…
Али улыбнулась:
- Мне бы тоже хотелось. Но боюсь, что поспать не удастся - со сном у меня проблемы. С тех пор как начались судебные слушания, я спала не больше двух-трех часов за ночь.