- Отчего так фаталистично? У вас ещё есть общение с хорошими людьми, вина и другие напитки, музыка, искусство. Ваше творчество, наконец.
- Говно мои стихи, - с сердцем произносит вампир. - Шаньи, не вздумай повторять это слово. Такие слова хорошие мальчики не запоминают. И, Лиляна, извините, что я за столом. Поэзию Ференца Беренчи вообще нельзя упоминать в приличных местах, я считаю.
Он, наконец, садится, с удручённым видом уставившись в одинокое блюдечко с десертом, собранным кухаркой лично для него: взбитыми сливками, политыми ягодным соком.
- А хорошие люди к тому же умирают. Вот вы, Лиляна, умрёте лет через двадцать. Потому что у вас, по счастью, нет возможности стать одной из нас в силу самой вашей природы. Так вот, вы умрёте. И вам будет всё равно. А мне с этим жить.
- Да, действительно, - бормочу я, стараясь придать своему голосу побольше сочувственности. Как говорится, у кого-то жемчуг мелкий, а у кого-то фусуица на одной воде.
- Ференц груфтный, - констатирует Шаньи, запуская ложку в пирожное.
- И знаете, что самое ужасное? - вопрошает Беренчи.
- Даже не представляю себе.
- У меня осталась аллергия на кошачью шерсть. В чём великий смысл становиться бессмертным и не знающим болезней, если у тебя то и дело начинают течь сопли, потому что все, кому не лень, разводят или прикармливают кошек, а те, кто не разводят и не прикармливают, ходят к первым в гости и не обрабатывают потом как следует одежду? Даже ваш муж и подопечная, и те будто нарочно устроили так, чтобы я не мог к ним подойти. Хотя я и сам не очень рвался. Катарина - очень грубая девочка, говоря откровенно.
- У нас дома нет котов. И никогда не было.
Ещё пока я говорю, мой желудок сжимается от нехорошего предчувствия.
- Теперь точно есть. Наверное, вам просто не сказали. Может быть, это был сюрприз. Какой-нибудь очаровашка-котёнок из тех, что так умильно смотрятся на фотокарточках в сети. С целью немного компенсировать то, что вы не можете завести своего ребёнка. Чтобы не чувствовали себя неполноценной.
- До вашей последней фразы я и не чувствовала. Спасибо, - огрызаюсь я. Аппетит снова пропадает, будто не было.
- Ох, нет, Лилиана! Я не хотел… то есть, я не подумал… конечно, мне следовало подумать… Я просто хотел сказать, что ваш муж вас очень любит, может, он хотел сделать сюрприз.
Я смотрю на Ференца - всё-таки не часто увидишь его без улыбки. Стоит запомнить на будущее. Вдруг больше не доведётся.
- Мы в разводе. Если вы ещё не заметили, мы живём раздельно. Ешьте сливки, пока не опали. Уверена, они очень вкусные.
У Беренчи глаза округляются - и вдруг наполняются слезами:
- Ну вот, ко всему прочему, я ещё и узнаю обо всём последним! Всегда!
***
Как бы ни сводило от страха живот, а поужинать надо; я почти уверена, что украдут меня именно сегодня. Так что необходимо проглотить хоть пару ложек съестного. Или вилок: я как раз таращусь в меню, пытаясь понять, что бы такое сжевать, чтобы польза была, даже если меня вырвет. Пробавляться на ужин супами не хочется; паприкаша здесь нет - я сама настояла на ресторане греческой кухни. А то вдруг умру и не попробую.
- Вы есть пришли или читать? - не выдерживает Тот. Возможно, он опять что-то чует: вызвался сопровождать меня в качестве кавалера. Была бы рада, если ему удалось бы разоблачить ребят из Ордена Сорокопута, но увы, ещё моё похищение в кинотеатре показало его бессилие перед их объединёнными чарами. Никто мне, бедной и разнесчастной, не поможет.
- Я не могу выбрать. Я же здесь в первый раз, - почти с отчаянием жалуюсь я.
- Дайте сюда, - Ладислав протягивает руку, и я передаю меню ему. Официант, высокий худощавый парень с вымазанными гелем волосами, с облегчением переступает с ноги на ногу, чтобы обернуться к вампиру. - Салат из фасоли. Все цыгане едят фасоль, верно? Долмадакья, эти, с фаршем. Почти то же, что ваши сарми, так что всё будет как дома, только не дома. Полагаю, примерно такого вам и хотелось. Вино…
- Не надо вина. Кофе, пожалуйста. Со сливками и сахаром.
- Кардамон, корица, какие-то ещё специи? - мурлычет официант.
- Нет. Обычный кофе. Не по-гречески, не по-арабски, никак. Кофе. Сразу.
- Может, тогда обычный кофе - сразу, а греческий - ко второй половине трапезы? Он довольно долго готовится. Уверяю вас, вы всю жизнь будете жалеть, что зашли в греческий ресторан и не попробовали кофе с каймаки, настоящий греческий кофе! - голос юноши сочится маслом и мёдом.
- Каймаки - это что? С него не пучит, как с кардамона? Изжоги не бывает?
- Каймаки - это просто пенка. То есть не просто пенка, это особенная, удивительно вкусная пенка. Если вы не пробовали кофе с каймаки, вы вообще не пробовали кофе.
- Ладно, давайте, как вы предложили.
- И мне тоже кофе. Обычный, а потом греческий, - Тот отдаёт юноше меню и откидывается на спинку стула, разглядывая меня.
- Что?
- Раз уж мы здесь… и наедине…
Меня немного напрягает такое начало.
- Вы ведь асексуал, верно?
- Естественно. Моё обращение в вампира было исключительно гуманным. Не напрягайтесь так. Я просто хотел поговорить о вашем муже.
Может быть, я и цыганская девчонка, плясавшая на потеху досужей публики на улицах Пшемысля, но посрамить родной лицей я не могу, так что отвечаю вовсе не так и не теми словами, как хотелось бы:
- С утра уже поговорили, спасибо.
- Я был неправ. Прошу извинить меня за грубые слова, - Тот разводит руками с самой кроткой и обаятельной улыбкой, которую можно представить на его лице. И моментально становится похож на своего деда.
Хорошо, что я ещё не ем! Представляю, как бы у меня сейчас изо рта посыпался салат. С фасолью. Потому что моя челюсть самым неизящным образом отвисла, несомненно, придав мне придурковатый вид.
Наконец, мне удаётся превратить разинутый рот в движение для начала реплики. Надеюсь, это смотрелось достаточно органично.
- Ладно, чего там. Проехали. Мы же почти что родственники. Нельзя же всегда ссориться.
- Вот именно. Я очень рад, что мы смотрим на такие вещи одинаково разумно.
- А я охренеть рада, что вы рады, - выдаю я, прежде, чем спохватиться. - Неважно. Что вы мне хотели сказать? О Кристо, да?
- Я просто подумал, что если вы поедете домой сразу после ресторана, ваш муж моментально забудет о размолвке. А вещи я могу переслать завтра. Всё самое необходимое, чтобы с комфортом провести ночь и собраться утром, у вас дома наверняка есть. Помнится, даже запасные зубные щётки для гостей припрятаны в шкафчике в ванной.
Обаятельно-заботливый Тот пугает меня даже больше, чем Тот взбешённый.
- И в чём подвох?
- Его нет. Вы выиграли наш маленький спор. Я готов делать всё, чтобы вы могли насладиться победой. Ваш муж наверняка помирится с вами, сделай вы шаг навстречу. Вы можете снова спать дома. И не одна.
- Неужели вы наконец поверили в мою такую ма-а-аленькую проблему и решили спасти дворец и себя от череды всё более фатальных невезений? Бросьте, в это не верю уже я. Вы ведь упрямее ишака.
- Если можно, давайте без громких сравнений, - улыбка Тота становится чуточку натянутой. - Хорошо. Я скажу о причинах. С вашего позволения, перейдём на цыганский, потому что это тема не для чужих ушей.
- В вашем исполнении и не для моих. У вас ужасающее произношение. Я понимаю через раз.
- Ничего. Я буду говорить медленно. Всё дело в вас и императоре, в ваших с ним отношениях. Понимаете?
- Не очень.
- Всё-о… де-ело…
- Не надо медленней. Я не понимаю, в чём именно проблема со мной и императором. По крайней мере, ваша проблема.
- А! Видите ли, он странно себя ведёт.
- Это я заметила. Мне было трудновато не заметить.
- Причём только когда вы рядом. Всё остальное время он абсолютно в порядке. Не знаю, дело ли в вашей пропавшей "бахт" или просто в магии ожерелья, но ему словно крышу сносит. Может, Сердце Луны вернуло ему способность влюбляться или что-то вроде этого, но он становится определённо неадекватен и кровожаден… то есть иносказательно, поскольку мы ведём речь о вампире. Я не знаю, что точно происходит, но могу определённо сказать, что мне это не нравится. Меня это пугает. А я не имею склонности ударяться в панику по мелочам.
- У вас ужасный цыганский. Сплошные кальки с венгерских выражений. Никто так не разговаривает. По крайней мере, в своём уме.
- Ваш муж так разговаривает.
- Только в состоянии паники.
- А я о чём вам толкую? Я в ужасе!
Именно этот момент официант выбирает, чтобы появиться с кофе и салатом, так что некоторое время мы с Тотом молча таращимся друг на друга.
- Слушайте, мы виделись с императором, я имею в виду более-менее наедине, только два раза. Кстати, когда мы сидели за столом с Кристо, тётей Диной и Ринкой, господин Отважный Всадник был совершенно нормален. Если не считать того, что Катарина нашла законный повод назвать его ублюдком, и он сильно конфузился по этому поводу.
- Да, я помню этот острый момент. Может, он-то и отвлёк мысли императора. А двух ваших ужинов наедине мне вполне хватило для выводов. Я его всё же знаю без малого двести лет. Никогда раньше с ним не бывало ничего похожего.
- Ну, то есть это я дурно на него влияю. Резонно. Так обычно и бывает с теми, кто начинает водиться с цыганами.
- Слушайте, мне не до шуток, - Тот даже глаза прикрывает, пытаясь побороть своё обычное раздражение. - Тем более ваши я никогда не понимал. Удивительно несмешные.
- Я думала, у вас вечер вежливого отношения ко мне.
- Да, но я рассчитывал на ответную любезность. Так что же, вы возвращаетесь домой?
- А почему мне просто не переехать жить на какую-нибудь другую квартиру? Насколько я знаю, в нашем подъезде есть две свободные.
- Потому что если вы будете жить не с мужем, император будет стремиться видеться с вами снова и снова. И полбеды, когда бы ваши встречи завершились романом или даже - Господи, упаси меня - тайной свадьбой. Но ведь может случиться гораздо худшее, чем обнаружить однажды с утра, что вы теперь - моя бабушка. Император может убить вас, или ещё кого-то неподходящего, да если он убьёт даже последнего полотёра, это уже катастрофа! И не только в гуманистическом смысле. Не возите, пожалуйста, вилкой по пустой тарелке, звук просто ужасный.
- Извините. Я весь день не ела, если не считать половины пирожного в гостях у Шаньи, а салат так быстро закончился! Поэтому последняя фасолина была мне очень дорога.
- Официант несёт долмадакью. Я только что слышал, как он брал её у повара.
- Чудесно. А второй кофе?
- Должно быть, ещё не готов. Нам же сказали, что он медленно варится.
За столом вновь воцаряется молчание, поскольку юноша с нагеленными волосами действительно входит в зал с подносом на расставленных пальцах. Выглядит так, словно с открытки Золотой Эпохи сошёл. Даже губки бантиком.
Греческая долмадакья и взаправду мало отличима на вид от цыганских сармалей. Только на вкус долминки совсем не острые и к тому же страшно мелкие: на крошечный, чуть не с мой мизинец, кусочек фарша приходится целый виноградный лист. Зато соуса повар не пожалел, всё так и плавает в белой мучнистой жидкости.
- Я полагаю, теперь вопросов больше нет? - не выдерживает Тот, будто мы не можем подождать с остатком разговора до десерта. По счастью, он не пытается больше говорить на цыганском. Мои уши страдают от самой его манеры строить фразы.
- Я всё ещё не хочу подставлять свою семью. Я не знаю, в какой момент "бахт" в моих украшениях закончится.
Тот тяжело вздыхает.
- Давайте примем как должное, что, покуда император во дворце под охраной, она расходуется очень медленно. И договоримся, что завтра вы возьмёте внеочередной выходной, во время которого пройдётесь по торговому центру. Где будет много, много-много людей вашего нынешнего круга; полагаю, их можно считать достаточно удачливыми. Вы ведь для этого в прошлый раз потащились в кинотеатр? Зарядиться чужим везением, чтобы фокус с отводом глаз подействовал? Ну, вот и зарядитесь. Я действительно готов работать для этого всю ночь. Только сейчас езжайте домой, а? Давайте, возьмите в руки коммуникатор и порадуйте мужа неожиданным звонком. Вы увидите, он сразу забудет маленькую утреннюю размолвку. Хм, наш кофе несут.
Не знаю, в каймаки ли дело, но пахнет греческий кофе одуряюще. Настолько, что я безо всяких споров набираю мужу сообщение.
Конечно же, как назло, никто меня не похищает.
***
"Крувис" - раненый воин, падающий с крепостной стены. В раскладе знаменует собой проигрыш в споре или азартной игре, крах надежд или банкротство предприятия.
***
Большинство людей учатся мириться в детстве. У меня подобного опыта нет. Близких друзей у меня не было, с братом я не ссорилась, просто хороших знакомых - не обижала. Потому я не очень уверенно чувствую себя, нажимая на кнопку звонка. Что-то подсказывает мне, что одной доброй воли в таком деле маловато - надо ещё оправдать какие-нибудь ожидания. О чём заговоришь, как поглядишь, всякие такие социальные штучки из разряда тех, с которыми я всю свою жизнь попадаю впросак.
По крайней мере, на этот раз громила, сопроводивший меня до квартиры, уходит, раскланявшись с Кристо. В прошлый раз я чувствовала себя почтовым пакетом с объявленной ценностью.
- Заходи, чего стоишь-то, - муж отодвигается, освобождая проход. Очевидно, потому и не заходила - не напролом же.
- Добрый вечер… всем.
Кристо, Катарине, тёте Дине, зябковато кутающейся в шаль. И двум котам-близнецам, уставившимся на меня с недоумением.
- У панасенковской Рупы котята подросли. Ринка взяла двух, - кашлянув, поясняет муж.
- Котята? - каждый из двойняшек весит килограмм по пять.
- Они полурыси. То есть наполовину камышовые. Видишь кисточки на ушах? И лапы длинные. Они ещё больше вырастут, - сиротка тыкает одним из котов мне в лицо. Кот пользуется моментом, чтобы обнюхать меня.
- А разве они не злые? - с сомнением спрашиваю я, рассматривая медные кошачьи глаза со слишком близкого, на мой взгляд, расстояния.
- Очень! Могут серьёзно покалечить человека. Они иногда даже оленят убивают. Ну, в дикой природе, конечно. Перекусывают шею, и кранты. Я им пока из зоомагазина мышей приношу и декоративных крыс. Раздирают бедолажек за милое дело! - Катарина, похоже, просто упивается кровожадностью своих питомцев. - Это, кстати, Чарли. Давай, погладь его! Он очень любит женщин. И Сэм тоже. Я их пока не кастрировала, так что на посторонних мужчин они буквально кидаются.
- Потрясающе, - бормочу я, неловко трогая пальцем между ушами Чарли.
- Я их уже научила прыгать по команде на плечо, стоять сусликом и кататься с боку на бок.
- Поразительные педагогические таланты. Я бы рекомендовала тебя нянькой к принцу, но у тебя неподобающее происхождение. Я могу пройти? Я бы душ приняла, что ли.
- За мной! - командует Катарина и уходит в свою комнату в сопровождении совершенно неотличимых друг от друга Чарли и Сэма. Надеюсь, поднятый хвост, крючком на самом кончике, означает недовольство, и две полурыси вскоре разорвут её за унижение их полудикого достоинства. И дело вовсе не в том, что они на самом деле не оказались нарочно приготовленным для меня подарком.
- Поищу тебе чистой одежды на ночь, - решает тётя Дина и удаляется следом за сироткой. Я вопросительно смотрю на Кристо. Тот взглядываеты на закрывшуюся дверь тётидининой комнаты и вдруг улыбается:
- А я, пожалуй, помогу принять душ.
Кажется, я выполнила все ожидания - аллилуйя!
- Может, мне прекратить пить таблетки?
Хлопковые майка и юбка приятно касаются чистого тела. Кровать наконец-то какая надо, не слишком мягкая, не слишком жёсткая. И как раз такой ширины, что нам с Кристо удобно в любом положении.
- Если ты не пугаешь меня сейчас отлучением от супружеских обязанностей, остаётся только спросить: ты хорошо подумала? Ты же помнишь, как опасна беременность от меня. Или всё-таки тебя шкафом слишком приложило?
Шутки настолько неуклюжие, что я поняла бы, что Кристо взволнован, даже если бы не видела, какой кривой у него стала улыбка.
- Но ведь какой-то шанс есть. Почему нам не попытаться?
- Ну, во-первых, потому что лично для меня этот шанс выглядит очень маленьким. Я… тронут, что ты готова пойти ради меня на такой риск, но… я сам не готов оказаться с тобой в качестве жертвы моих мечтаний на руках. И к тому же, знаешь, я думаю, если ты вдруг решишься, несмотря ни на что, Тот позаботится, чтобы хранительница смерти императора оставалась в безопасности. Просто устроит тебе прерывание беременности, и тогда, может статься, шанса не останется никакого.
- Вот сейчас мне хочется вручить тебе чашку чая, чтоб ты так не хлопотал.
Белёсые брови взлетают на долю секунды, но улыбка остаётся очень и очень натянутой.
- Я просто хочу сказать, что я же везунчик. Обычно именно мне достаётся билет "нет, ты умираешь не сегодня" и "конечно, ты должна бы остаться без ноги, но именно сейчас только поцарапаешь её". Ты ведь слышал, все цыгане из Пшемысля называют меня фартовой девчонкой.
- Но сейчас, ты сама сказала, у тебя удача закончилась.
- Сейчас - да. Но я могу её добрать. Спор с Тотом выигран, и мне остаётся только шататься по местам, где ходит достаточно много людей. Думаю, через год активных посещений разного рода магазинов или там мероприятий я смогу забеременеть именно так, как надо. От тебя.
- А потом на императора будет совершенно покушение пять раз подряд, и твоя "бахт" решит, что её хватает только на одного, и лишнего пассажира скинет.
- Почему ты обязательно предполагаешь плохое?
- Я просто не хочу, чтобы плохое случилось с тобой. Поэтому мне приходится постоянно думать, как я могу тебя защитить.
- Ты прямо как Тот. Прости, но выглядит в итоге довольно безумно. Можно, я и сама буду себя защищать, от тех опасностей, контролировать которые в моих силах?
- Конечно, только, ну… мне кажется, в случае с ребёнком должны решать, вроде как, двое?
- Но ты ведь хочешь ребёнка. Даже сильнее, чем я.
- Я не хочу, чтобы ты беременела! Я боюсь за тебя! Стой… ты вообще ещё пьёшь таблетки-то? Или пытаешься провернуть такой женский фокус, когда задним числом просят разрешения?
- Господи! Да пью я.
- Точно? Тебя последнее время часто тошнит.
- Может, это как-то с последним сотрясением мозга просто связано. Хотя я грешу на чересчур активное общение с императором.
- В, э, каком смысле? - теперь Кристо напрягается весь.
- В том смысле, что если ты с ним будешь столько же ужинать под разговоры о чьей-нибудь казни и вкусе крови из разорванной зубами артерии, тебя тоже тошнить начнёт. Да, я "волчица", я убивала вампиров, но, чёрт спляши на моей могиле, у меня на сердце кожа, а не деревянный футляр!
- Ладно. Я понял.
- И прекрати меня ревновать, мы же договорились.
- Ну, мне просто трудно проделывать одновременно оба фокуса: не нервничать… слишком сильно… и не ревновать. Я пока только учусь. Меня мама уже предупредила, что с твоей внешностью ревновать мне доведётся часто, а нервничать с твоим характером - вдвое чаще. Ну, Лилян, не дуйся, я хороший. Посмотри: я красивый, молодой и ласковый, на меня нельзя дуться!