От врача Пал Палыч узнал трагическую историю исчезновения матери Глеба, которая и послужила толчком к обострению болезни. Три с половиной года назад мама Глеба вышла замуж и уехала во Владивосток. Еще врач рассказал участковому, что Глеб является инвалидом второй группы и получает пенсию. Глеб делился с врачом своими планами и говорил, что в настоящее время занят поисками надомной работы, так как его бабушка нуждается в постоянном уходе.
По собственной инициативе Пал Палыч связался с центральной адресной службой Владивостока. Вскоре ему пришла оттуда отнюдь не утешительная информация – Прудкина Вера Ильинична шестидесятого года рождения умерла в июле двухтысячного года. Но Пал Палыч не ограничился этими сведениями и узнал, что причиной смерти матери Глеба явилось острое воспаление легких. Участковый очень хорошо понимал: в случае, если он придаст огласке незаконное лишение свободы несовершеннолетней Тополян, Глебу не избежать изоляции. В лучшем случае парня ожидало длительное принудительное лечение. Вначале нужно как следует разобраться во всем, снять показания с пострадавшей, а уж потом решать, что делать с Прудкиным.
Примерно с такими мыслями и отправился участковый Прохоров на задержание Глеба.
Как и предполагал Пал Палыч, при задержании Прудкин не оказал никакого сопротивления. После того как Алеша заломил его правую руку за спину, парень признался, что девушка находится в его квартире, в подвале. Со слезами на глазах Глеб уверял, что не причинил ей никакого вреда. Но на всякий случай Пал Палыч все-таки надел на Глеба наручники. Впрочем, и эту унизительную процедуру парень перенес покорно. В сопровождении родителей Тополян и Алеши участковый доставил задержанного на квартиру.
– Как же я мог забыть! – сокрушался по дороге Пал Палыч. – В тех домах у всех, кто живет на первом этаже, в квартирах есть подвалы!
– А мне даже в голову не пришло проверить, – с сожалением заметил Алеша.
– Ну и зачем тебе понадобились деньги? – обратился к Глебу участковый.
– Хотел к матери поехать, во Владивосток, – ответил тот.
– Эх, парень… – В эту секунду сердце участкового до боли сжалось в тугой комок. – Нет больше твоей мамы, – вздохнув, сказал он. – Умерла она от воспаления легких три с половиной года назад.
Вопреки ожиданиям участкового лицо Глеба сразу как-то просветлело и разгладилось. Глаза парня заблестели, и в следующий миг на них навернулись слезы.
– Я знал, что она не могла нас бросить, – со вздохом облегчения проговорил он. – Мама не забыла о нас с бабушкой. Она умерла. Просто сердце не выдержало разлуки, – грустно улыбнулся Глеб. – А воспаление легких тут ни при чем. Я должен найти ее могилу.
– Отпустите его! – кричала Света, отчаянно вырываясь из крепких рук Пал Палыча. – Снимите с него наручники! Это я все придумала! Кто вы такой вообще? Зачем ты привела сюда этих людей? – обратилась девушка к своей маме.
– Я участковый милиционер, – объявил Пал Палыч. – Моя фамилия Прохоров. И ваша мама…
– Вам же русским языком было сказано: не обращаться в милицию! – гневно перебила Света.
– Светочка, я ни к кому не обращалась. Просто Вика Озерова обратилась к твоей однокласснице Люсе Черепахиной, а та оказалась знакома с Алешей – сыном нашего участкового, – оправдывалась Анна Антоновна. – Доченька, – она перевела дыхание, – как ты себя чувствуешь? Он тебя не обижал? Ты такая бледная… – Женщина с опаской покосилась на Глеба.
– Я отлично себя чувствую! Слышите, вы, отлично! – билась в истерике девушка. – И если вы не снимете с него наручники и не дадите денег на билет до Владивостока, я никуда отсюда не уйду! Он должен найти свою маму! Глеб, – Светлана устремила на Глеба полный отчаяния взгляд, – я ни в чем не виновата! Я этого не хотела…
– Во-первых, – степенно начал Пал Палыч, – никто не собирается задерживать Глеба, хотя по закону…
– Да плевала я на ваши законы! – выкрикнула Света. – Снимите с него наручники!
– Вот, пожалуйста, классический пример так называемого стокгольмского синдрома, – заметил участковый, подходя к Глебу.
Щелкнул замок, и в следующую секунду парень уже разминал затекшие кисти рук.
– Глебка! Глебка! – подала голос старуха. – Не плачь, маленький. Бабе жалко Глебку!
Кинувшись на шею к освобожденному Глебу, Света зло зыркнула глазами на мать:
– Ты дала ему денег?
– Нет, – опешила от такого неожиданного поворота событий женщина. – Но я могу.
Она полезла в сумочку и со словами: "Возьмите, пожалуйста" – протянула Глебу конверт.
– Не надо, – отвернулся парень.
– Бери! – потребовала Тополян. – Ты должен найти маму!
– Моя мама умерла, – глухо отозвался Глеб.
– Да, к сожалению, это так, – подтвердил участковый. – Прудкина Вера Ильинична умерла три с половиной года назад от воспаления легких.
– Он врет. – На лице Глеба появилась блаженная улыбка. – У мамы не выдержало сердце. Она умерла от разлуки. Но не могли же врачи написать, что причина смерти – разлука с сыном.
– Да, конечно. – Света отстранилась от Глеба, но руку его из своей не выпустила. – Что же нам теперь делать?
– Ты иди домой. А я, если только меня не посадят в тюрьму, пойду работать, заработаю денег и поеду к маме. Я должен побывать на ее могиле.
В эту минуту на пороге комнаты появился Ашот Суренович. Все это время они с Алешей стояли в прихожей. В маленькой комнатушке и без них было полно народу.
Увидев мужа, Анна Антоновна жестом дала ему понять, что все в порядке. Покосившись на дочь, тот незамедлительно скрылся.
– Никто тебя в тюрьму не посадит, – сказал Пал Палыч. Сейчас он удивлялся сам себе. Такое с ним происходило впервые – чтобы сердцем он полностью был на стороне преступника. Да и преступником-то Глеба как-то язык не поворачивался назвать. – Ухаживай за бабушкой, работай… Кстати, а зачем ты все это затеял? – Участковый заглянул парню в глаза.
– Из-за денег, – ответила за Глеба Светлана. – Повторяю: это была полностью моя идея! И не смейте больше к нему приставать! Оставьте Глеба в покое!
– Все-таки возьмите. – Анна Антоновна положила конверт на край стола. – В любом случае они не будут лишними.
Глеб дернулся было, чтобы возразить, но Света решительно схватила конверт и сунула его прямо в руку парня. – Бери! – тоном, не терпящим возражений, потребовала она. – Выйдите все. – Девушка в упор посмотрела на мать, а потом перевела суровый взгляд на участкового. – Я должна кое-что сказать Глебу наедине. Да не бойтесь вы, – снисходительно проговорила она, видя, что взрослые не торопятся оставлять их вдвоем. – Все будет нормально. Я выйду через пять минут.
– А с тобой, красавица, мы еще побеседуем, – на ходу бросил Пал Палыч.
– Глеб, я не знаю, что люди говорят в таких случаях, – начала Света, как только они остались одни.
– Не надо ничего говорить, – мягко попросил Глеб, проводя рукой по каштановым волосам девушки. – Прости меня… Я поступил жестоко и глупо. Силой невозможно заставить любить.
– Нет, – принялась горячо убеждать его Света. По ее щекам текли слезы, но девушка даже не думала их вытирать. – Ты ни в чем не виноват. Я буду думать о тебе и обязательно приду… Нет, не так, – быстро поправилась она. – Я буду часто к тебе приходить, Глеб.
На секунду Светлана задумалась, потом вдруг поцеловала его в щеку. На миг парень ощутил на своей коже ее теплые, сухие губы.
– Только я не могу тебя обманывать, – тихо проговорила Света. – Ты очень хороший, добрый, преданный… Я таких людей еще не встречала…
– Но ты никогда не сможешь меня по-настоящему полюбить, – пришел ей на выручку Глеб. – И никогда не станешь моей девушкой.
Света молча опустила голову. В следующую секунду она услышала его тихий голос:
– Да не тяни же, это невыносимо! Решила уйти – так уходи.
– Я помню, – одними уголками губ улыбнулась Света. – Это из "Маленького принца".
Люся стояла, прислонившись спиной к мраморной колонне. Мимо нее проносились вечно куда-то спешащие люди, с грохотом подъезжали то к одной, то к другой платформе поезда метро. Алеша опаздывал уже на полчаса. Никогда прежде с ним такого не случалось.
В общем-то на этой встрече настоял именно он. Уставшая после съемок очередной программы "Уроки рока" Черепашка с удовольствием отправилась бы домой. Ни в кино, ни в кафе, ни тем более без цели слоняться по городу ей сейчас не хотелось. Другая девушка уже давно бы ушла. Ведь как принято у нормальных людей? Ждать друг друга пятнадцать минут, а если не успел, задержался, то, как говорится, прости-прощай! Но не таким человеком была Люся Черепахина. А вдруг Алешу задержали какие-то срочные дела? Всякое ведь бывает. Приедет запыхавшийся, раскрасневшийся, куртка нараспашку, в руках, как обычно, белая роза на высоком стебле, а ее уже и след простыл. Можно представить себе, как он расстроится… Нет, так подло она не смогла бы ни с кем поступить, а уж с Алешей и подавно.
Не то чтобы Люся была от него без ума, скорее, он от нее. Прямо каждое слово ее ловил и с обожанием в рот заглядывал. Люся же снисходительно позволяла Алеше любоваться собой и любить себя. Впрочем, она и сама не знала, что значит для нее этот красивый и положительный во всех отношениях парень.
Вот, например, Черепашкина подруга Луиза Геранмае в таких случаях говорит, что людей – особенно парней – надо учить, иначе якобы и глазом не успеешь моргнуть, как очередной ухажер у тебя на голове окажется. Но Черепашка никогда не разделяла ее точку зрения. Люсе всегда мешала одна очень неудобная для жизни привычка – постоянно ставить себя на место другого человека. Причем это у нее получалось непроизвольно, само собой как-то получалось.
Черепашка полезла в рюкзак за мобильником, чтобы посмотреть, который час, и тут, не успела она откинуть серебристую крышку, как телефон ожил, заиграв вальс Штрауса. Девушка поднесла телефон к уху.
– Алло! До тебя не дозвониться! – услышала она искаженный помехами голос Лу. – Ты где?
– Я в метро, Алешу жду.
– Не жди, – сказала Луиза Геранмае и, чуть помолчав, добавила: – Он не придет…
– Но откуда ты знаешь? – удивилась Черепашка.
– Потом объясню, – последовал краткий ответ, и уже в следующую секунду связь оборвалась.
Черепашка тут же набрала номер Лу, но трубку никто не брал. Можно было, конечно, позвонить Алеше, но, подумав об этом, девушка отправила мобильник в рюкзак.
Недоумевая и гадая, что все-таки могло произойти, Люся побрела к платформе.
"Почему Алеша сам ей не позвонил? И откуда Лу стало известно, что он не придет? – пыталась понять Черепашка. – И голос Лу… Какой-то он был странный. Чересчур резкий, что ли… Странно все это, очень странно".
Стоя на краю платформы, Черепашка чувствовала, как в ее душе поднимается смутная тревога. И в этот момент кто-то громко окликнул ее:
– Люся!
Черепашка вздрогнула от неожиданности и обернулась.
В двух шагах от нее стоял и счастливо улыбался Влади.
Вот уж кого она меньше всего ожидала встретить в московском метро!
Только это будет уже совсем другая история…