- Мне кажется, у Джеймса дела, Кэтрин, - вмешалась Эмили, испуганная перспективой провести вечер в его обществе.
- Я с удовольствием принимаю ваше приглашение, Кэтрин, - заявил Джеймс.
- Я велю поставить на стол еще один прибор, а ты, Эмми, - обратилась Кэтрин к невестке, - угости гостя виски. Насколько мне помнится, Джеймс любит перед ужином пропустить глоток-другой.
Эмили проводила Джеймса в библиотеку.
- Похоже, Кэтрин питает к тебе слабость, - заметила она, наблюдая, как Джеймс наливает из хрустального графина в хрустальный стакан виски.
- Предпраздничная суета напоминает ей о былых временах, - отозвался он, делая глоток. - Могу представить, как ей тяжело встречать Рождество.
Эмили ничего не ответила и села на диван, подобрав ноги.
- Тебе должно быть не сладко здесь вдвоем с графиней, - произнес Джеймс с деланным равнодушием, хотя на самом деле чувствовал, что заводится. Это состояние раздражало Джеймса. Он не любил терять над собой контроль.
Джеймс обладал исключительной физической силой, вызывавшей восхищение его товарищей. Он с легкостью мог поднять вес, в два раза превышающий его собственный. Он утверждал, что унаследовал физические данные от своего отца, профессионально занимавшегося спортом, но это было не совсем так. Спортсменом был отчим Джеймса, а его родной отец, принадлежавший к аристократической испанской фамилии, погиб, не справившись с управлением самолетом, который пилотировал. Испанская кровь Джеймса постоянно ввергала его в неприятности.
- Кэтрин очень добра ко мне, - пролепетала Эмили чуть слышно.
Джеймс едва не расхохотался. Насколько он знал, графиня Маккензи всегда относилась к невестке как к человеку второго сорта. Хотя, возможно, он ошибался и с прошлых времен все изменилось.
- Держится она чудесно. Но как она себя чувствует в действительности?
- У Кэтрин отменное здоровье. В это время года все ее помыслы сосредоточены на главном событии…
- Ах да. Знаменитый рождественский бал Маккензи! Выходит, она, и вернувшись в Нидерланды, поддерживает традицию. Я получил от нее приглашение на прошлой неделе.
- Ты получил приглашение? - Эмили была не в силах скрыть изумление.
- Я получаю его каждый год, - сообщил Джеймс с удовлетворением. Он не хуже Эмили знал, что графиня Маккензи его недолюбливает. - Просто раньше мне не случалось в это время находиться в Европе.
- Собираешься прийти?
Он услышал в ее голосе испуг. Эмили явно не хочет, чтобы он приходил. Но почему?
- А следовало бы?
- Нет! - выпалила Эмили и быстро добавила: - Вряд ли тебе понравится. Народу будет много, а еды - мало. Скорее всего и знакомых ты тут не встретишь.
- Но мне будет довольно и тебя.
Эмили впилась ногтями в диванную подушку.
- Между нами ничего не может быть, Джеймс. Я еще не забыла Берта. Я не готова к новой связи…
- Я не новый.
Он прав! - подумала Эмили с отчаянием. Он не новый. Он был частью моей жизни почти пятнадцать лет. Но и десять, и пять лет назад я знала, что он не тот мужчина, который мне нужен. Он и сейчас не соответствует моим запросам.
- Пожалуйста, Джеймс, не порть мне вечер. Не заставляй меня быть грубой.
- Ты - и грубая? - Он невесело рассмеялся. - Ты не можешь быть грубой, даже если сильно захочешь. Ты возвела дипломатию в ранг искусства. Ты превратила такт в добродетель. Так что можешь смело почивать на лаврах. Ты сделала из себя великомученицу, Эмми, о чем всегда мечтала.
Он безошибочно знал все ее болевые точки.
- Ты нарочно надо мной издеваешься, Джеймс? - прошептала Эмили чуть слышно.
Он видел, как ее лицо стало непроницаемым, как сжались в тонкую линию губы. Эмили была и оставалась хрупкой и беззащитной, совсем не похожей на холодных, бесстрастных леди, с которыми ему случалось иметь дело.
Джеймс не мог назвать ее холодной. Эмили была неповторимой и очень, очень красивой. Когда-то Джеймс так сильно мечтал обладать ею, что жизнь без Эмили стала для него страшнее смерти.
Да, он намеренно обращался с ней жестоко. Он стремился уязвить ее, причинить боль. В глубине души он все еще хотел покарать Эмили за то, что из них двоих она предпочла Берта.
Джеймс никогда не говорил об этом вслух и старался об этом не думать, но была минута, когда он даже возненавидел Эмили. Его любовь обернулась ненавистью, когда Эмили попросила его сопровождать ее к алтарю. Исполнить эту роль на брачной церемонии должен был ее отец, но тяжелый недуг приковал его к постели. Просьба Эмили взбесила Джеймса. Она видела в нем суррогатного отца или брата, но ни та, ни другая роль его не устраивала.
Он хотел быть ее любовником.
- Нет, - угрюмо ответил Джеймс на вопрос Эмили. - Мне не нравится быть жестоким, но я ничего не могу с собой поделать. Таким уж я уродился. - Джеймс с сожалением покачал головой. - Вообще-то я исключительно терпелив, леди Маккензи, кроме тех случаев, когда приходится иметь дело с вами.
- И ты еще удивляешься, почему Берт чувствовал себя неловко в твоем обществе после того, как мы поженились?! - возмущенно прошипела Эмили и резко поднялась с дивана.
Она ошибалась. Джеймс не удивлялся, он знал, что Берт испытывал в его присутствии неловкость. Но он не мог сказать об этом Эмили. Он не мог приоткрыть перед ней завесу тайны прошлого ее мужа. Берт скрывал от жены, кем был и кем стал. Джеймс знал, что много лет назад Берт поклялся избавить Эмили от излишне суровой правды. Иначе правда погубила бы Эмили, как погубила его.
Берт был один из них, он был с ними. Он не мог, не должен был стать посторонним…
Раздираемый противоречивыми эмоциями, Джеймс приблизился к Эмили.
- Если наши с Бертом пути разошлись, то, поверь, не из-за моей чрезмерной учтивости…
- Скорее из-за ее отсутствия, - перебила его Эмили, пятясь. Но отступать дальше было некуда. Сзади стоял диван, а впереди - Джеймс. - Ты был для Берта всем. Он обожал тебя. Тебе это хорошо известно. Ты был для него лучшим другом на свете. Почему вы расстались? Что случилось?
- Мы стали взрослыми.
- Ты что-то скрываешь. Вы были лучшими друзьями многие годы. Вы воспитывались в одном интернате, учились в одном университете, дружили с одними и теми же людьми. Он даже вслед за тобой хотел записаться в военно-морской флот.
- Вероятно, нам надоела общая компания. - Взгляд Джеймса потемнел. - Возможно, Берт нуждался в новых людях, в новом окружении. Мне казалось, я перестал его устраивать. Боюсь, что из-за меня он чувствовал себя не совсем в своей тарелке.
Они коснулись запретной темы. Эмили нутром чуяла, что Джеймс за что-то страшно злился на Берта, и хотела выяснить почему. Еще она стремилась узнать, что стряслось с ее мужем в Нигерии.
- Что ты имеешь в виду, говоря, что не устраивал Берта? Почему с тобой он чувствовал себя не в своей тарелке?
Джеймс замолчал, словно не хотел ворошить прошлого.
- Мы… изменились, - наконец пробормотал он. - Выросли и разошлись.
Но Эмили такой ответ не удовлетворил. Берта окружала какая-то тайна. Эмили полагала, что, раскрыв эту тайну, смогла бы ответить на мучивший ее последнее время вопрос, почему их брак с Бертом потерпел фиаско.
- Берт не изменился. Должно быть, изменился ты…
- Берт тоже изменился. С ним порой было невероятно трудно. Берт был сложный человек.
С Бертом было трудно? Эмили едва не расхохоталась. Берт, по ее мнению, был необыкновенно легким и простым человеком, без комплексов и странностей.
- Ты несешь чушь, Джеймс. Я знаю, что ты можешь быть прямолинейным и откровенным, когда хочешь, но сейчас ты увиливаешь от ответа. Ничего нового ты мне не сказал.
- А зачем тебе знать об истинной причине нашей с Бертом размолвки? Какое тебе до этого дело? Мы, трое, дружили, и я не хочу отзываться о нем плохо. Не хочу причинять тебе боль. - Джеймс провел пальцами по шее Эмили.
Его ласка обожгла кожу огнем и стрелой желания пронзила тело Эмили.
Но жизнь состоит не только из желаний и удовольствий. Жизнь требует холодной и спокойной рассудочности. Практичности, в конце концов.
А Джеймс, насколько Эмили знала, этим качеством не обладал.
Эмили затаила дыхание и попыталась возбудить в себе отрицательные эмоции. Она не имела права давать волю своим чувствам. Не стоило забывать, что Джеймс вел кочевой образ жизни. Он не сидел на одном месте и не был приспособлен для брака. Его не связывали семейные узы. У него не было корней, детей, дома.
Во время учебы в закрытой школе Джеймс был один из немногих, кто никогда не ездил домой на каникулы.
Эмили поначалу думала, что такова была воля матери Джеймса, но после окончания школы узнала, что так решил сам Джеймс. Он не мог находиться под одной крышей с отчимом.
- Ты когда-нибудь видишься с матерью? - спросила Эмили, меняя тему и стараясь не думать о его руке, лежавшей на ее плече. Прикосновение Джеймса будило в ее груди знакомое теснение. Близость Джеймса неизменно волновала Эмили.
Слишком волновала. И пугала. Все еще путала.
- По возможности, - ответил Джеймс, глядя на нее.
В эту минуту его взгляд напомнил Эмили о том времени, когда они были детьми. Его глаза скрывали тайны, делиться которыми он явно не намеревался. Позже, когда они стали взрослыми, она заметила, что взгляд Джеймса приобрел открытость, но сейчас она видела перед собой Джеймса из далекого прошлого.
- Мать и Том обосновались в Ирландии. Они живут под Дублином. Я обещал приехать к ним на Рождество. А в Амстердам я вернусь недели через две.
Через две недели Эмили собиралась подняться на борт самолета, чтобы лететь в Нигерию.
- Как они?
- Хорошо. А ты? - Джеймс нежно погладил ее по плечу. - Как ты? Счастлива?
Его глубокий грудной голос проникал, казалось, в самое сердце. У Эмили по спине побежали мурашки. Она по-прежнему испытывала к Джеймсу физическое влечение, с которым не могла справиться. Джеймс все еще имел над ней безмерную власть.
- Счастлива? - повторила она рассеянно. Она не могла любить его так, как ему хотелось бы, но и ненавидеть тоже не могла. - У меня умер муж. Я потеряла свой дом и теперь всецело завишу от доброты свекрови. - Эмили посмотрела ему в глаза. - Как ты думаешь, счастлива ли я?
- Я думаю, что нужен тебе.
Джеймс приподнял пальцем ее подбородок.
- Меня поражает твоя самоуверенность! - возмутилась Эмили, встряхивая головой.
- Ты по-прежнему ни в чем не хочешь сознаться.
Внезапно двери библиотеки резко распахнулись, и на пороге выросла Кэтрин.
- Прошу к столу, мои дорогие! - объявила она.
За ужином Кэтрин обнаружила не свойственное ей красноречие и без устали развлекала сотрапезников всевозможными историями. Хотя рассказчицей она была неважной, Джеймс с большим интересом слушал обстоятельный отчет графини Маккензи о последних событиях уходящего года и ее планы на ближайшее будущее.
Эмили поглядывала на него с удивлением. Как только ему удается сидеть с умным видом и изображать внимание? Десять лет назад скучные байки Кэтрин вряд ли могли бы позабавить Джеймса. С другой стороны, десять лет назад графиня Маккензи даже не стала бы с ним разговаривать.
За последнее время они все очень изменились. С уходом Берта все стало иным. Мир вокруг переменился.
Эмили поймала на себе пристальный взгляд Джеймса и была готова поклясться, что он прочитал ее мысли. Его глаза светились невыразимой нежностью и страстью. У Эмили в горле образовался ком и стало трудно дышать.
Захочет ли Джеймс когда-нибудь снова ее поцеловать?
Заставит ли ее когда-нибудь снова пережить те чувства, какие она испытывала в восемнадцать лет, когда возлагала на жизнь столь радужные надежды?
- Хочешь еще десерта, милый? - обратилась Кэтрин к Джеймсу.
- Нет, спасибо, Кэтрин.
- Тогда идем со мной в библиотеку, - пригласила она и встала.
Эмили тоже поднялась и принялась собирать посуду.
- Может, мне сначала помочь Эмили убрать со стола?
- Глупости. - Графиня махнула рукой. - Она и сама справится. - С этими словами Кэтрин подплыла к Джеймсу и взяла его под руку. - Ты справишься, Эмми?
- Конечно, - подтвердила Эмили.
В другой раз она бы не стала отказываться от помощи, но теперь хотела побыть одна, чтобы собраться с мыслями.
Встреча с Джеймсом, разговор о прошлом выбили Эмили из колеи. Накануне поездки в Нигерию ей следовало бы думать совсем о другом, но Джеймс всецело завладел ее помыслами, и она в который раз переживала в памяти те чувства и ощущения, которые испытывала в его присутствии.
Похоже, что с давних времен мало что изменилось. Находясь радом с ним, она всегда чувствовала себя беззащитной. Всегда нервничала и трепетала.
- Я справлюсь одна, - сказала Эмили внятно, давая Джеймсу понять, что в помощи не нуждается. Она давно выросла. Давно стала взрослой женщиной. Женой. И два года назад - вдовой. Если она сумела перенести все эти превращения, следовательно, и вечер в компании Джеймса ей не страшен. - Я присоединюсь к вам, как только освобожусь.
2
Она стояла, по локоть погрузив руки в мыльную пену, когда из-за ее спины высунулась мужская рука и схватила посудное полотенце.
Эмили обернулась и увидела Джеймса.
- Что ты тут делаешь?
Он закатал рукава и, взяв тарелку, энергично принялся ее вытирать.
- Помогаю тебе.
- Кэтрин это не понравится.
- А мы ей не скажем. Она думает, что я в туалете. - Джеймс по-мальчишески улыбнулся.
Его улыбка напомнила Эмили прежнего Джеймса и их совместные летние каникулы. Воспоминания всколыхнули в ней старую боль, и у нее защемило сердце.
Последнее в своей жизни школьное лето они проводили вместе на Канарах, на вилле графа Маккензи, знаменитого британского банкира, отца Берта. Заверив, что без присмотра взрослых подростки не останутся, граф каким-то образом сумел уговорить родителей Эмили Витте и Джеймса Митчела отпустить своих детей погостить к нему на виллу.
Но в Санта-Крус-де-Тенерифе неразлучная троица была предоставлена сама себе и вытворяла все, что заблагорассудится. Полночи они развлекались, потом до обеда спали, а встав, неслись на пляж. Им было бесконечно хорошо друг с другом. Забыв о существовании всего остального мира, они упивались безмятежностью и счастьем. Однако всему приходит конец. Последний день на Канарах до сих пор был для Эмили самым незабываемым воспоминанием.
Яркое солнце слепило глаза, и непрестанный шум накатывающих на песчаный берег волн навевал на нее дремоту. Уютно завернувшись в махровое полотенце, Эмили поёжилась. Все эти дни она жила, как в волшебном сне, и молила Бога, чтобы так продолжалось вечно. Жизнь казалась ей прекрасной и удивительной, а молодость непреходящей.
Вдруг на нее упала тень. У Эмили внутри все сжалось в комок восторга и страха. Прикрыв глаза рукой, она приподнялась, не сомневаясь, что увидит Джеймса. Она обожала его и боялась одновременно, не понимая, как можно испытывать столь противоречивые чувства.
Эмили не ошиблась. Над ней возвышался Джеймс. Его длинные светло-русые волосы были откинуты назад, оставляя открытым высокий лоб. По бронзовой от загара коже, под которой перекатывались бугры мышц, стекали капли воды.
- Ты обалденно пахнешь, Эмми. Так бы тебя и съел.
- Это всего-навсего крем, Джим, не обольщайся. Я невкусная, - ответила она, стараясь не придавать значения тому, как учащенно забилось ее сердце.
- Позволь мне самому судить об этом, - возразил он; сверкнув белозубой улыбкой.
- Может, вы заткнетесь? - пробурчал лежавший рядом с Эмили Берт и недовольно пошевелился.
- Мы что, разбудили тебя, старик? - обратился к нему Джеймс и, подхватив с подстилки полотенце, промокнул лицо.
- Ты очень догадлив, - отозвался Берт, закрывая голову руками.
- Дай попробовать хотя бы чуть-чуть, - прошептал Джеймс, склоняясь к уху Эмили.
В его карих глазах вспыхнули опасные огоньки. Он осознавал, что ведет себя вызывающе, но, насколько мог судить, девушке это нравилось.
- Если только чуть-чуть.
- Я только лизну, - подтвердил Джеймс с серьезным видом.
- Угощайся, дружок.
Даваясь от смеха, Эмили бросила ему бутылочку с жидким кремом от загара. Джеймс ловко поймал ее неуловимым движением руки.
- Ради всего святого! - воскликнул Берт сердито и встал. - Вы испортили мне сладкую дрему. - Он схватил Эмили за руку и, поднеся ко рту запястье, демонстративно лизнул языком теплую кожу. - Фу, гадость! - фыркнул Берт и, отбросив ее руку, снова улегся на полотенце. - У нее вкус пластмассовой куклы. Тебе не понравится, Джимми. А теперь попрошу вас обоих соблюдать тишину, я намерен вздремнуть.
- Ты просто не хочешь, чтобы я узнал, какая она на вкус, - язвительно заметил Джеймс, приземляясь на песок рядом с друзьями. - Уж не ревнуешь ли ты, старик?
Берт даже не удосужился разомкнуть глаза.
- Ревновать к вам, жалким людишкам? Кому, как не мне, известно, дурья твоя башка, что вы с принцессой - друзья не разлей вода.
Дурья башка. Принцесса. Эмили прикусила губу, чтобы не рассмеяться, но не смогла удержаться. Через секунду все трое покатывались от хохота. Вскоре у Эмили в глазах защипало от слез, но дать им волю она не посмела.
Ничто не сравнится с этим, думала она, вытирая украдкой слезы, глядя на рокочущие волны Атлантики. Никто не пробудит во мне таких светлых, незабываемых чувств. Ничто не будет в моей жизни столь чистым и невинным.
Если бы время могло остановиться и они втроем навсегда остались бы вместе!
Но месяц пролетел незаметно, и настало время сказать друг другу "до свидания". Вещи Эмили и Джеймса погрузили в "роллс-ройс" графа, чтобы отвезти в аэропорт.
Берт распрощался с друзьями с присущим ему оптимизмом и юмором. Но белокурая красавица Эмили покачала головой.
- Я не могу уехать, - проговорила она, и на ее глазах выступили слезы. - Не заставляйте меня возвращаться. Я не могу…
Граф Маккензи вопросительно взглянул на юношей. Все растерянно хранили молчание. Тогда графиня взяла управление ситуацией в свои руки.
- Как не стыдно! - воскликнула она, спускаясь по высокой, отделанной мрамором лестнице их особняка. - Тебе семнадцать, Эмили Джейн Витте. Ты почти взрослая. Немедленно прекрати истерику и садись в машину.
Понурившись, Эмили подчинилась. Это были лучшие каникулы в ее жизни. Точнее лучшее в жизни лето. Джеймс и Берт были необыкновенные. Единственные. Непревзойденные. Неисправимые. Незаменимые. Она любила их обоих больше всех на свете.
- Ты совсем не изменился, - сказала Эмили, пристально глядя на Джеймса.
- Не изменился. Ведь тебе этого не хотелось бы. А теперь, будь добра, передай мне следующую тарелку.
Джеймс протянул руку, слегка качнулся вбок, и их бедра соприкоснулись. От этого прикосновения Эмили пронзило, как током.
- Как давно ты переехала к Кэтрин? - поинтересовался он.
- Чуть больше года, - ответила Эмили. - С тех пор, как покинула Парк-холл. - Парк-холл был домом в Шотландии, куда Берт привез свою молодую жену после свадьбы. - Его забрали за долги. Впрочем, я все равно не могла его ни ремонтировать, ни содержать.
- Как тебе живется с Кэтрин?
Эмили скупо улыбнулась.
- Интересно.
- Вам, должно быть, пришлось поначалу туго?