А еще мне очень сильно захотелось есть. Желудок урчал каждые несколько секунд, пытаясь повлиять на мою совесть, но та не подавала признаков жизни. В конце концов, мои внутренности обиделись и принялись заунывно булькать без перерыва.
– Вот почему в самый ответственный момент мне больше всего хочется вернуться в замок и потребовать доступа к кухне? – хмуро спросила я, вступая в очередную пещеру. Пространство промелькнуло мимо, как кадры в кино.
Новая пещера мало чем отличалась от предыдущей, но мне пришлось довольно долго простоять в ее центре, пытаясь понять, куда пойти теперь. В других пещерах вопросов не возникало, я просто шагала туда, куда вели ноги. Здесь же меня будто заклинило. В голове пронеслось несколько безумных идей, и я преспокойно последовала одной из них, сделав шаг назад.
– Хуже не будет, – философски оправдала я свои действия, отняв от считаных шагов один. Стало легче, будто само тело подтверждало правильность происходящего.
Дальше я двигалась спиной, поглядывая через плечо. Пещеры мелькали, как вырезанные из картона декорации школьных спектаклей. Казалось, из-за огромных неестественно белых цветов вот-вот выскочит неуклюжий беззубый мальчуган в облезлом костюме кролика и начнет читать стишок высоким голоском.
– Вот видишь, все куда-то движется и во что-то превращается, чем ты недовольна? – хмуро напомнила я себе фразу из мультфильма, как нельзя кстати вспомнившегося в этот миг. – Недовольна я тем, что получила привычку разговаривать с собой, за неимением другого слушателя.
Количество отсчитываемых шагов все уменьшалось и уменьшалось, а вокруг беспрерывно что-то менялось. В какое-то мгновение к искристо-белому цвету прибавился серый. Это маленькое изменение осталось бы незаметным, но за недолгое пребывание в этом странном месте я уже не могла смотреть на белое.
Не успела я радостно вздохнуть и сделать еще шаг, как начали появляться другие цвета, похожие на побывавший под дождем детский рисунок акварелью – почти все смылось и перемешалось, а бумага еще хранит следы неровных мазков.
При последнем шаге я вывалилась из опостылевшего перехода эллов, с наслаждением уткнувшись лицом в высокую ароматную траву, в которой копошились жуки и бабочки.
Теплый медовый цветочный аромат мягкой лапкой пробрался в нос, а оттуда в голову. Захотелось прижаться щекой к прохладной траве, сжав ее в ладонях как подушку, и уснуть, чтобы видеть прекрасные, полные солнца и счастья сны.
Как-то родители Иры взяли меня с собой в деревню. Тетя Оля смеялась и подшучивала, что Ира просто вынудила их это сделать. Я, абсолютно городская, привыкшая к асфальту и домам не ниже пятого этажа, очень удивилась, когда под колесами машины заскрипел гравий и все вокруг окуталось желтоватой пылью. Казалось, мы проехали не пару сотен километров, а переместились во времени. Маленькая, полузаброшенная деревенька примостилась на пригорке за лесом. Все домики были деревянные, окруженные многочисленными хозяйственными постройками. За околицей тянулись разноцветные полосы полей, спускавшиеся к мелкой речке, масляно блестевшей на солнце.
В конце единственной улицы, змеей извивавшейся между расположенными в два ряда домами, немного в стороне возвышалось солидное двухэтажное здание из красного кирпича. Только рассмотрев его ближе, я поняла, что свой вид дом утратил еще в годы советской власти: крыша местами провалилась, одну из стен разобрали местные халявщики, из разбитого окна сквозь прутья решетки сквозило запустением, печально ловили редкие световые пятна потемневшие лавки и сваленные в углу оцинкованные тазы.
Я очень долго пыталась понять, что это такое, пока мама Иры не сообщила, что раньше здание носило гордое название "Баня". Естественно, там уже никто не мылся, зато из-за отсутствия запирающего двери замка можно было лазать по странному зданию, крутить скрипящие ручки на кранах, приделанных к ржавым трубам, прыгать на натужно стонущих половицах и представлять себя героями страшных малобюджетных фильмов.
Застав нас за этим занятием, папа Иры быстро отбил охоту устраивать прятки в полуразрушенном здании. К тому же мы быстро обнаружили, что есть забавы куда интереснее.
Большую часть лета мы провели за стареньким домом, доставшимся Ириной семье после бабушки, уехавшей куда-то в Казахстан к подруге. Семья выбиралась в деревню только летом, а потому участком никто не занимался. Полоса поля поросла густой травой, ромашками и розовым клевером. На цветах деловито жужжали пчелы и шмели, за которыми было интересно наблюдать, расстелив пахнущий сыростью большой клетчатый плед на траве.
В деревне было так тихо… Даже дико. Стоило лишь отойти на десяток метров от дома, и можно было очутиться в настоящей сказке. Мы грузили в маленькую корзинку эмалированный бидон с молоком, которое Ирин папа привозил из соседнего поселка, а еще – завернутые в полотенце ломтики белого хлеба и клубнику в большой пластиковой коробке.
На солнце молоко нагревалось, и нам казался невероятно вкусным этот хлеб с молоком и клубникой. В доме у нас ни разу не получилось так поесть. Там надо было быть осторожными, чтобы ничего не пролить и не просыпать. Да и не интересно было.
Мы плели веночки из клевера и случайных колосьев, читали вслух книги и закладывали между страницами головки ромашек. От этого книги разбухали и коробились, на листочках оставались желтоватые оттиски. В конце лета мы так быстро собирались, что позабыли вытряхнуть наш гербарий. Однажды, распивая чай у меня на кухне, Ира со смехом описала лицо тети Оли, обнаружившей наш травяной склад. За долгое время цветы высохли до тонкости паутины, сохранив при этом сладкий аромат лета.
Те цветочки тетя Оля собрала в маленький ситцевый мешочек и спрятала между стопками белья на даче, чтобы хоть немного отбить от простыней и наволочек запах сырости.
Вспоминая об этом, я тихо рассмеялась. Как давно это было!
Кое-как стряхнув с плеч вялость и сонливость, я поднялась на ноги, осматриваясь. Даже зная, что нахожусь в Верхнем царстве – в этом я была уверена, – испытала разочарование. Казалось, мир эллов должен был поразить или даже восхитить меня.
В воображении в небо возносились остроконечные пики замковых башен с развевающимися цветными флагами. На худой конец, здесь должно было быть нечто совершенно необычное, вроде невероятных гор мира ситров. Но насколько хватало глаз, вокруг простиралось поле, поросшее густой темно-зеленой травой, чуть колышимой ветром. Далеко на горизонте темнело что-то серо-дымчатое. Возможно, лес. С такого расстояния я не смогла рассмотреть. Больше ничего такого я не заметила.
Я постояла на месте, решая, куда мне направиться. Не придумав ничего путного и не вспомнив, что в подобных ситуациях делают герои книг или фильмов, медленно побрела в сторону… леса. Даже будь у меня компас… Что уж говорить про определение частей света по мху и другим признакам… Все равно я не знаю, куда конкретно нужно идти.
Представив себя, ползающую по земле и рассматривающую камни, я громко расхохоталась. Идти стало веселее.
Чтобы себя развлечь, начала петь песенки. И так увлеклась, что не заметила, как лес на горизонте пропал. Да и не было там никакого леса. Оказывается, то, что я видела, было домом. Чем ближе я подходила к нему, тем яснее понимала, что была в таком же месте или похожем, но в своем мире. Белые стены, черепичная крыша, синие наличники и целое море цветов. Дом в два этажа, будто сошедший с экрана телевизора, из передачи про богатый и счастливый отдых где-нибудь в Греции, окружала стена из побеленного кирпича, почти полностью увитая какими-то растениями. Вот только расстояние до дома оказалось обманчивым. Я решила, что удастся дойти за несколько минут. И конечно же ошиблась.
Идти пришлось больше часа. Оказавшись у высокой резной калитки, я радостно улыбнулась и оглянулась на бесконечное поле. Но стоило мне взглянуть на зелень, как я чуть не вскрикнула, перепуганная.
Вроде ничего не изменилось, но я видела густую дымку, маленькими спиральками кружащую над словно поблекшей травой. Еще мгновением раньше зелень резала глаз, и во рту чувствовался горьковатый вкус, и с каждым вдохом в легкие просачивался невероятно нежный аромат луговых цветов. Теперь же цветы исчезли, и бабочки не порхали над полураспустившимися бутонами.
Вздрогнув, я обняла себя за плечи, ощутив, что замерзла, но не сдвинулась с места. Я так долго смотрела, что в глазах начало рябить. И мне показалось, один из комочков пара начал увеличиваться, вытягиваться вверх, постепенно обретая форму. А потом я узнала…
– Мама? – перепуганно спросила я, а затем громко заверещала, когда полупрозрачный призрак протянул ко мне руки, а его рот приоткрылся в беззвучном призыве.
Вскрикнув еще громче, я бросилась к железной калитке и вбежала в садик, захлопнув за собой скрипучую кованую решетку. Призрак мамы не двинулся с места, продолжая протягивать мне руки и шептать что-то. Света не выглядела страшно, но я почувствовала себя на грани обморока. Удивительно, что знакомство с Бесом не подготовило меня к подобным насмешкам судьбы.
Прислонившись спиной к каменной стене, увитой виноградными плетями, я постояла так несколько минут, приводя в порядок дыхание и уговаривая себя: "Ничего не было. Тебе показалось. Сначала ты перегрелась на солнце, а после испугалась глупого видения, постояв у холодной стены".
Когда через четверть часа я смогла успокоиться, призрака уже не было, как не было и странного тумана. Облегченно выдохнув, я прошла к двери и коснулась латунного молоточка в виде оскалившегося льва. Открыли мне не сразу, пришлось долго стоять и прислушиваться, решая, не пустует ли этот дом.
Глава 20
В конце концов дверь открыли. Из темного холла вышла высокая женщина средних лет, в которой было трудно не узнать эллу.
– Как интересно! – воскликнула она, взглянув на меня, и замолчала, будто ожидая моего ответа.
Неготовая к столь нестандартному приветствию, да еще после встречи с призраком, я стояла и молча хлопала глазами.
– Что стоишь? – хмыкнула элла. – Пришла – заходи. Не стой на пороге. Я не люблю оставлять эту дверь открытой надолго. В прошлый раз кто-то утащил чудную чашку из моего лучшего сервиза. Правда, на ней был скол, и рисунок не очень ровный… Но это не повод! – выкрикнула женщина мне за спину. – Теперь у меня одиннадцать чашек. И как мне позвать большую компанию? Не выставлять же двенадцатую чашку из другого сервиза! Могут и ее украсть.
Непонимающе глядя на эллу, я вдруг, сама того не ожидая, сказала:
– А может, кто-то специально взял чашку, чтобы оказаться среди ваших гостей?
Несколько секунд женщина молчала, пристально рассматривая что-то поверх моего плеча, а затем кивнула решительно:
– Вполне возможно. Это явно Дже. Я не пригласила его на прошлой неделе, вот он и обиделся. Не объяснять же ему каждый раз, что я всегда созываю к себе одиннадцать гостей. Это моя традиция. У меня приборов, тарелок и чайных сервизов только на дюжину. Естественно, собраться хочет как можно больше народу, но я…
Тут элла оборвала сама себя на полуслове и махнула мне рукой:
– Проходи.
Я осторожно переступила порог, ожидая чего угодно от этой странной особы. Увлекшись ее рассуждениями, мне не пришло в голову как следует рассмотреть эллу или спросить ее имя. Выглядела она так, как я себе представляла всех эллов. Высокая, беловолосая, лет шестидесяти. Сколько ей на самом деле, я боялась даже представить. Несмотря на возраст, она была очень красива зрелой красотой уверенной в себе женщины.
Бывают такие, как Катрин Денев. Возраст совсем их не портит, а лишь добавляет некий шарм.
Идя следом за эллой по темному коридору, я попала в просторную кухню, обставленную очень просто: шкафчики, плита и мойка у окна, у противоположной стены буфеты с посудой, а посреди комнаты – большой дубовый стол. Элла сразу направилась к плите, где в кастрюле что-то булькало, разбрызгивая во все стороны жирные желтые капли.
Не зная, сесть мне или стоять, я замерла у стола, издали рассматривая посуду в буфете. На узких полочках кое-как громоздились чайные чашки, блюдца и пузатые заварочные чайнички. Складывалось ощущение, будто туда специально постарались засунуть как можно больше разнородных предметов. Разнообразные чашки как матрешки устроились одна в другой, выразительно вздернув свои тоненькие ручки. Блюдца застряли между горками чашек, подпирая ютящиеся тут и там сахарницы без крышек.
– Что стоишь? – громко сказала элла. – Садись.
Я не стала спорить и села на один из низких трехногих стульев, дюжина которых окружала стол.
– Есть будешь? – недовольно спросила элла и, прежде чем я ответила, шлепнула на стол большую суповую чашку, в которой плескалось что-то темно-коричневое. Через миг с громким звоном на столе оказалась и ложка с отколовшейся эмалью на ручке.
Есть очень хотелось, но я просидела несколько минут, рассматривая предложенное мне угощение, стараясь не слишком явно принюхиваться. Наклонившись над чашкой, не выдержала и громко чихнула так, что часть содержимого ровным слоем оказалась размазана по струганым доскам стола.
В супе было слишком много перца. Опасаясь за собственное здоровье, я все же подцепила ложкой варево и с опаской отправила в рот. Небо и язык тут же обожгло, будто я проглотила кипяток. Закашлявшись, быстро отодвинула от себя чашку.
Элла отвернулась от плиты и, ничего не говоря, запустила чашкой в висящие на стене часы с кукушкой. Суп брызгами залепил циферблат и часть беленой стены. Ложка вонзилась в деревянный корпус часов.
Я опешила и уставилась на эллу, но та с самым невозмутимым видом продолжила помешивать в кастрюле. Опять посмотрев на часы, я удивилась еще больше, потому что осколки чашки, ложка и брызги супа пропали. Зато на высунувшемся из часов маленьком мостике сидела птичка и чистила перышки.
– Ничего не успеваю! – прокричала элла. – Да еще придется кому-то отказать сегодня, раз ты пришла.
Не понимая, я продолжила смотреть на эллу и происходящее в кухне. Женщина погасила огонь, взяла кастрюлю и легко переставила ее на шкафчик, после чего метнулась к буфетам. Оттуда она принялась вынимать чашки и бросать через плечо. Как ни странно, чашки не падали на пол. Они плавно взмывали в воздух и зависали над столом. Затем к чашкам присоединились вставшие на ребро блюдца. Через минуту там же засверкали мельхиоровые ложечки с керамическими ручками. А последними к ним присоединились сахарница и чайник. Вся посуда покружилась с минуту, а потом плавно опустилась на стол в строгом порядке: чашки на блюдцах с торчащими, как мачты, ложечками.
Пробежавшись вдоль стола, элла с грохотом пристроила в центре огромный медный чайник с кипятком. Пар ровной сильной струей вырывался из огненных недр. Сразу стало душно и жарко. Я оттянула ворот рубашки, но замерла, заметив собственное отражение в полированном боку чайника. Конечно, комната выглядела иначе в выпуклой меди. Чашки из белого фарфора в голубой цветочек казались розово-черными. Свет из окна поглотил часть отражения в ярких бликах.
Но все это не удивляло так сильно, как мое лицо с неестественно белыми радужками глаз и совершенно белыми волосами. Я дернула себя за косу, не веря. И чуть не закричала. Отражение не врало.
Тихо подвывая, я вскочила, едва не сломав хлипкий стул, и подбежала к буфету, рассматривая себя в его стеклянной дверце.
– Ужас какой! – выдохнула я, потянув себя за косу. – Рыжей была, черной была… Теперь белая… И страшная!
В этот раз мой облик был намного хуже, чем предыдущие. Если рыжие волосы очень мне шли, а черные смотрелись хотя бы необычно, то внешность альбиноски меня не красила. Даже ресницы и брови стали будто припорошенные снегом.
– Я ж говорю – интересно, – хмыкнула элла, не глядя в мою сторону. – Как раз для моих гостей.
– А вы сразу поняли, что я элла только наполовину? – Меня терзали стаи вопросов, и захотелось задать хотя бы некоторые.
– Правда? – удивилась элла. – Ну, раз ты так говоришь…
– Вы не чувствуете этого? – Теперь настала моя очередь удивляться. – А мне говорили, что…
– А зачем? – перебила меня женщина и небрежно пожала плечами. – Мне это совершенно ни к чему. Допустим, я вижу, что ты и человек, и элла, и ситра. Но что дает мне это знание? Здесь оно не важно, видишь ли.
– А где это "здесь"? – спросила я, надеясь, что элла ответит, а не метнет в меня что-нибудь тяжелое.
– Ты через поле шла, должна была заметить, – хмыкнула женщина.
Я, чувствуя себя неловко, уселась обратно за стол.
– Этот дом и земли вокруг него называются местом Памяти, – соизволила ответить элла. – Здесь живут призраки.
– Призраки? – переспросила я.
Неужели, когда мне показалось, что вижу маму, она на самом деле была там? Это одновременно взволновало и напугало меня. Посидев несколько минут, я уже хотела бежать проверять свое видение, но меня остановила элла:
– Еще успеешь.
Удивленно воззрившись на женщину, я осталась на табуретке.
– Скоро мои гости прибудут, – заметила элла, а чайник стал сам разливать в чашки кипяток. – Столько дел… Жалею, что не взяла себе служанку, да только люди – слабые существа. Лучше уж самой.
С этими словами элла небрежно спихнула на стол целую гору пирогов с разноцветной сахарной глазурью. Через миг там же оказались маленькие плетенки с крошечными булочками, нанизанными, как баранки, на шнурок.
– Быстрее, быстрее! – завопила элла.
Стрелки часов звякнули и побежали быстрее, сидевшая на деревянном мостике птичка тихо, но отчетливо икнула и скрылась с глаз. Стрелки достигли бешеной скорости, и теперь напоминали пропеллер.
– Ну вот! – взревела элла, заправив за уши светлые пряди, а затем из-за спины метнула в многострадальные часы сковородку.
При ударе металла о деревянный корпус посыпались щепки, а где-то внутри натужно еще раз икнула кукушка. Часы прекратили попытку взлететь и, немного подумав, решительно указали на пять часов.
– Пора! – просвистело что-то мимо моего уха. На миг показалось, что я услышала голос, но тут же все повторилось, а порыв ветра стал отчетливее.
– Влетайте, влетайте, – командовала элла, размахивая суповой ложкой. – Нечего толпиться.
Не понимая, что происходит, я медленно моргнула, а когда открыла глаза, то за столом сидела целая толпа. Десять призраков, с любопытством на меня уставившихся.
То, что это именно призраки, а не плод моего воображения, я убедилась, когда тень напротив меня определилась с формой, превратившись в тучную даму, и серьезно заметила:
– Деточка, вам нужно чаще бывать на солнце. Такая бледная.
– А то станешь как мы, – хихикнул появившийся справа от меня седовласый старичок, сквозь которого я могла рассмотреть чашки в буфете.
– Смешанная кровь! – на одной ноте простонала высокая тощая дама, с ног до головы закутанная в ворох шалей. Видимо, при жизни она много мерзла. – Какой ужас! Кто позволил этой особе сесть за один стол со мной?
И тощая дама воззрилась на эллу, вытирающую руки о передник.
– Камаррика, что вы взъелись на девочку? – спросила тучная дама. – Вам же должно быть все равно. Вы призрак.