- А-а-ах, бедная женщина! - Она принялась раскачиваться из стороны в сторону. Ее грузное тело заколыхалось под платьем. - Бедная, бедная женщина!
- Она не может обратиться к врачу сама. Об этом никто не должен знать. - Наташа надеялась, что женщина поймет ее. Маленькие глазки Виктории так и впились в ее лицо. - Ей будет очень плохо, если кто-то узнает, - с нажимом произнесла Наташа.
- Эта женщина - ты? - подозрительно спросила Виктория. Наташа почувствовала, что краснеет, и отрицательно замотала головой:
- Нет. - Она твердо выдержала испытующий взгляд Виктории. - Нет. Она очень хороший человек. Я должна ей помочь, но… не знаю как. - Наташа растерянно развела руками.
Виктория с минуту размышляла.
- Знаю врача, - наконец сказала она. - Работает в Лагосе, в больнице. Поеду в понедельник. Ты зайди вечером.
Наташа нагнулась и чмокнула ее в лоснящуюся щеку.
- Спасибо, Вик. До понедельника.
Она вышла на раскаленную солнцем танцевальную площадку. На душе было уже не так мрачно.
Ночь спустилась на землю и окутала ее своим непроницаемым плащом. Слабый свет редких фонарей не разгоняет мрак, но делает его еще гуще. Неверные тени пробираются сквозь неплотно задернутые занавески и легко касаются лица спящей Наташи. Она беспокойно ворочается во сне. Волосы рассыпались по подушке, окружив ее голову серебристым облаком.
Ночью все призрачно и зыбко. Знакомые предметы меняют очертания и превращаются в причудливых зверей и сказочных чудовищ. Им будто нравится пугать и дурачить людей.
Наташа спит. Она видит сон. Из ночного мрака соткалась высокая черная фигура. Она бесшумно скользит к кровати. Чем она ближе, тем труднее дышать. Кажется, что пространство вокруг уплотнилось и навалилось на нее тяжким грузом. Наташа чувствует, что не в силах пошевелить и пальцем. Не отрываясь смотрит она в мерцающие красные глаза. Ужас липкими щупальцами вцепился в горло.
- Оибо вумен! Белая женщина! - слышит она знакомый рокочущий голос. - Леке-Леке пришел к тебе.
- Леке-Леке, - эхом повторяет Наташа.
Мощный торс со вздувшимися буфами мышц нависает над ней. Прямо перед глазами качается странное ожерелье из когтей, зубов и птичьих перьев. Где-то она уже видела такое, но где? Изо всех сил пришпоривает она парализованный страхом мозг. Тщетно. Она не может вспомнить. Она не может думать. Она не может ничего.
- Я пришел сказать тебе, что я твой господин. Скоро ты придешь ко мне. Придешь сама и останешься навсегда. Это твой путь, и тебе с него не свернуть.
Огромная рука тянется к ее лицу. Она уже чувствует обжигающий жар его пальцев. Бессилие. Немота. Ужас.
Вдруг что-то зашевелилось, затрепыхалось у нее под рукой. Что-то живое и теплое, что передалось и ей. Кровь толчками побежала по жилам. Наташа почувствовала, что снова может управлять своим телом. Она рывком села на кровати. Геккон стрелой вылетел из-под ее ладони, кубарем скатился на пол и исчез под кроватью.
Рука у ее горла съежилась, отпрянула и растаяла в темноте, с ней пропал и Леке-Леке.
Наташа сидела неподвижно, прижавшись к спинке кровати. Она с трудом приходила в себя. Почему этот кошмар неотступно преследует ее? И откуда это чувство, будто она уже где-то видела его? Леке-Леке. По коже пробежали мурашки.
Геккон нерешительно высунулся из-под кровати и посмотрел на нее блестящими бусинками глаз.
- Кто ты? - спросила Наташа. Он лишь облизнулся. Наташа вымученно улыбнулась ему. - Кто бы ты ни был, ты подоспел как раз вовремя. И откуда ты все знаешь, а?
Геккон махнул хвостиком и затрусил в свой любимый угол. Наташа глубоко задумалась. Что же это все-таки было, сон или кошмарная явь? Скорее сон, назойливый, повторяющийся сон.
Она долго колебалась, потом наконец заставила себя встать и подойти к двери. Она была заперта. Ключ лежат там, где она его положила с вечера. На столе.
Наташа вдруг почувствовала непреодолимое желание вырваться из давящей атмосферы этой комнаты, увидеть живое лицо, поделиться своими страхами. Майкл мог бы помочь ей сейчас. Он так нужен ей, а она даже не знает, где он живет. Невыносимо знать, что он где-то здесь, рядом, но недосягаем.
Повинуясь порыву, Наташа накинула платье и выскользнула наружу. Тяжелый, напоенный ночными испарениями воздух окутал ее плотной пеленой. Звон цикад заколотился в ушах.
Она выбежала на главную дорожку. Под темным навесом, где по вечерам мужчины играли в домино, яркой точкой светился огонек сигареты. Наташа подошла ближе.
Высокая фигура в белом встала ей навстречу. Недокуренная сигарета, описав плавную дугу, исчезла в траве.
- Майкл! Ты? Здесь?
- Да вот, вышел подышать свежим воздухом. Приятно иногда покурить под звездами.
- Наверное, но мне не понять. Я не курю. Слушай, ты давно здесь?
- Не очень. С полчаса, наверное. А что?
- Подожди, не спрашивай ни о чем. - Наташе не терпелось поскорее рассказать ему о своем ночном госте. - Ты ничего не заметил? Ну, чего-то необычного? Странного?
- Нет, не думаю. А в чем дело? - Майкл повнимательнее присмотрелся к ней. Ее голос звучал непривычно резко, как будто она чем-то сильно возбуждена. Лицо необычайно бледное. Но больше всего поразили глаза: напряженные, с неподвижными, расширившимися зрачками. "Травки она накурилась, что ли? - подумал он. - Или еще что похуже?" Прикоснувшись как бы невзначай к ее руке, он почувствовал, что она вся дрожит. - Что стряслось?
- Вот именно стряслось! - Наташа торопливо рассказала о происшествиях этой ночи, сбивчиво, взволнованно и несвязно. Видимо, то, о чем она говорила, сильно поразило ее. Или…
- Погоди, - прервал ее Майкл. - Ты точно сегодня ничего такого не курила, не глотала и не колола?
Смысл вопроса не сразу дошел до Наташи, а когда дошел, то она заткнула кулачком рот, чтобы не расхохотаться. Даже глаза оттаяли на миг.
- Ты решил, что я - наркоманка?
- Да нет, это я так, на всякий случай, - забормотал Майкл, чувствуя себя полным ослом. - Ты странно выглядишь. Неужели так испугалась?
- Об этом-то я тебе и толкую. Этот сон или видение, называй как хочешь, повторяется уже второй раз, человек этот все пытается ко мне прикоснуться и говорит примерно одно и то же. И у меня все время такое чувство, что я его где-то уже видела.
- Ну вот! Теперь все более-менее ясно, - бодро сказал Майкл. Он был готов говорить что угодно, лишь бы отвлечь ее, согнать замороженный, остановившийся взгляд с ее лица. - Ты заметила колоритного человека в толпе, так, ненавязчиво, боковым зрением. Он чем-то зацепил тебя, образ отпечатался в подсознании. И теперь выныривает в виде сна. Ищет выхода.
- Ищет и не находит. А может, выхода нет?.. - Голое ев звучал так жалобно, что у него защемило сердце.
- Выход всегда есть" - Майкл крепко взял ее за локоть и вывел на дорожку. Она переставляла ноги как манекен.
- Куда мы идем?
- Тут недалеко. Прокатимся немного.
Парковка была погружена в темноту. Майкл не без труда нашел свою машину, усадил Наташу, скользнул за руль.
- Пригнись, - сказал он ей, когда они подъезжали к воротам.
Сторож был на месте и почему-то не спал. Наташа услышала, как скрипнули ворота. Машина вырулила на дорогу и после первого поворота остановилась.
- Садись за руль, - приказал Майкл. Наташа изумленно взглянула на него.
- Но я не умею, - неуверенно произнесла она.
- Садись!
Все еще колеблясь, она подчинилась.
- Слева - педаль тормоза, справа - сцепление и газ. Сначала выжмешь сцепление, потом газ. Крепко держи руль и следи за дорогой. Я буду переключать скорости. Вперед!
Наташа повернула ключ зажигания. Мотор ожил. Сцепление, газ. Машина покатилась вперед. Она вцепилась в руль.
Майкл включил дальний свет. Фары выхватывали из темноты то буйно разросшиеся кусты, то ствол дерева, оплетенный лианой, то остов разбитой машины на обочине. И бесконечную, вьющуюся ленту дороги.
То ли оттого, что Майкл сидел рядом, то ли оттого, что шоссе было абсолютно пусто, но Наташа скоро почувствовала себя увереннее. Пальцы уже не так судорожно сжимали руль. Она позволила себе расслабить мышцы и тут же ощутила спиной гостеприимную мягкость сиденья. Светящиеся диски приборов подбадривающе мигали с панели. Они заодно в этом поединке с дорогой, она и машина. И Майкл.
В его молчании ей почудилось одобрение и вера в то, что она справится. Выход всегда есть.
В какой-то момент она почувствовала, что слилась с машиной. Они летели, вспарывая тьму, и все страхи и химеры оставались позади.
Вдали замаячили огоньки Икороду. Наташа вдруг почувствовала смертельную усталость. Казалось, стоит ей закрыть глаза, и она тут же уснет. Ногой нащупала педаль тормоза. Машина вздыбилась и с визгом остановилась.
- Лихо, лихо! - Майкл, улыбаясь, потер ушибленный лоб. - Немного практики - и ты сможешь выступать на ралли Париж - Дакар.
Наташа не ответила. Он наклонился к ней. Убрал прядь волос с лица. Провел кончиками пальцев по щеке, легко прикоснулся к тонкой пульсирующей жилке на шее. Ее губы приоткрылись ему навстречу.
Майкл с трудом оторвался от нее. Глядя на ее головку в ореоле серебристых волос, покоящуюся на сгибе его локтя, он подумал, что может взять ее сейчас, здесь, в темной машине, и она не оттолкнет его. Как он хотел ее, до боли, до безумия! Но он не сделает этого. Они так много могут дать друг другу. Нужно лишь, чтобы она захотела его так же, как он ее. Он даст ей время. Он подождет.
- Я хотел поцеловать тебя с той самой минуты, как увидел, - прошептал он.
Длинные темные ресницы дрогнули, как крылья бабочки.
- Я тоже. - Как вздох, как дуновение ветерка. Или ему померещилось?
Майкл почувствовал, что теряет голову. Он осторожно высвободил руку и распахнул дверцу машины.
- Перебирайся на мое место. Я отвезу тебя домой. Напряженность в его голосе застала Наташу врасплох. Она нехотя подчинилась, не понимая, что произошло. Майкл прыгнул за руль. Машина стремительно развернулась и черной молнией Понеслась к площадке.
За всю обратную дорогу они не проронили ни слова. Наташа недоумевала. Все было так чудесно. Его дыхание на ее лице, его губы на ее губах, его терпкий, слегка отдающий табаком, мужской запах. Ничего подобного она еще не испытывала. В ее жизни были мужчины. Они целовали ее, дарили цветы, признавались в любви. Один из них даже был ее любовником. Недолго. И незаметно исчез, не оставив следа. Она забыла о нем еще до того, как они расстались.
Сейчас было другое: пробуждение, узнавание, трепет и еще неодолимое желание чувствовать на себе его взгляд. Этот особенный взгляд, предназначенный только ей, когда где-то в глубине пляшут язычки пламени.
Майкл припарковал машину на старом месте и помог Наташе выбраться.
- Спокойной ночи. - Они стояли так близко, опьяняюще близко, непозволительно близко. Майкл понял, что если он сейчас же не уйдет, то останется с ней до утра. Он сделал шаг назад.
- Майкл! - Она схватила его за руку. Глаза смотрели уязвленно, как будто обидели ребенка.
Он взял ее руку в свои, поднес к губам и поцеловал.
- Я не случайно оказался под навесом сегодня. Я ждал тебя. Сидел, смотрел на твою дверь и ждал, что ты выйдешь ко мне. - Он твердо выдержал ее взгляд. - Я люблю тебя. Уж не знаю, как это произошло. Я давно уже никому не говорил этих слов. И именно поэтому сейчас нам лучше разойтись.
Наташа лишь кивнула в ответ. Комок в горле не давал ей говорить. Чтобы скрыть смятение, она повернулась и поспешила по дорожке к дому. Она чувствовала на себе его взгляд, но ни разу не обернулась.
Майкл стоял и смотрел ей вслед. Одного по крайней мере он добился. Воспоминание о Леке-Леке больше не мучило ее.
Виктория сдержала слово. Наташа вышла из бара, унося в кулачке две ампулы и два разовых шприца. Менстроген. Сделано в Великобритании.
- Нет результата через неделю, уколоть еще раз, - сказала Виктория в свойственной ей лаконичной манере.
Вторая ампула не понадобилась. Результат не заставил себя долго ждать. Лола слегка воспрянула духом.
Они очень сблизились за эти дни. Все свободное время проводили вместе, часами болтали обо всем на свете, ходили в кино, даже ужин стали готовить на двоих.
Наташе было очень интересно с ней. Лола раскрывала ей такие стороны жизни, о которых Наташа знала лишь понаслышке.
Всего в жизни Лола привыкла добиваться сама. Ее семья жила в Новгороде. Отец, механик на автобазе, частенько ударялся в запои, и тогда жизнь в доме превращалась в сущий ад. Мать рано постарела и поблекла от каждодневной тяжкой борьбы за существование. Глядя на них, Лола еще в детстве решила, что у нее все будет иначе. А так как характера ей было не занимать, она медленно, но неуклонно двигалась к намеченной цели.
Она единственная в семье окончила десятилетку, и не просто так, а с отличием. Отец, будучи в подпитии, издевался над ней как мог, называл не иначе, как "профессором", рвал тетрадки, но в глубине души уважал за упорство. Мать только вздыхала. Она куда больше порадовалась бы, если бы ее Лолка, как все девочки ее возраста, ходила на танцы, завивала волосы и вообще старалась заполучить достойного мужа. Чего еще добиваться женщине?
Но Лола твердо знала, что ей нужно. Она обрезала волосы, укоротила имя и ограничила свой и без того небогатый гардероб школьной формой и серым шерстяным платьицем на выход "в люди". И училась, училась, училась, в точности следуя совету дедушки Ленина.
Ее мечтой был Ленинградский университет. Факультет не имел значения, но на меньшее, чем универ, она не была согласна. Она знала, что на поездку нужны деньги, и немалые, и что на родителей рассчитывать бесполезно. Им самим бы выжить. Чтобы заработать, она давала платные уроки отстающим школьникам, а по ночам вязала жакеты на заказ.
Ей удалось скопить фантастическую сумму, двести пятьдесят рублей. Если не шиковать, а она и не знала толком, что это такое, то можно прожить на них долго-долго.
Все было готово, и Лола отправилась завоевывать северную столицу. На время экзаменов она остановилась у тетки своей школьной подруги, которая сразу же намекнула ей, что за дармовое жилье тоже надо платить, и постепенно переложила на ее плечи всю работу по дому. Лола убирала, мыла полы, стирала, гладила и закупала продукты. Но это ее ничуть не огорчало. Работы она не боялась.
Хуже было с универом. Когда она в первый раз пришла туда, то сразу потерялась в толпе по-столичному разряженной и беззаботной молодежи. Она показалась себе провинциальной серой мышкой, опрометчиво высунувшейся из своей темной норки на свет. Ее трезвый, острый ум подсказывал, что такими, как они, она все равно не станет, как ни старайся. Утица должна быть серая, любила повторять ее мать, имея в виду, что женщине подобает быть скромной и незаметной. Лола понимала это несколько иначе: нужно всегда оставаться самой собой, и тогда тебя заметят.
Факультет африканистики она выбрала сразу, из чисто эмоциональных соображений. Африка - это где всегда светит солнце и ходят веселые чернокожие люди в ярких развевающихся одеждах. Африка - это где бананы и ананасы падают прямо на голову. Наконец, это просто далеко от Новгорода, от серого холодного неба и вечно пьяного отца. Она не задумывалась над тем, как попадет туда. Главное - поступить, а остальное приложится.
Но ей не повезло. Она срезалась, несмотря на золотую медаль, а может быть, и из-за нее. В универе недолюбливали провинциальных медалистов.
Лоле пришлось еще сильнее затянуть поясок, но это ее нисколько не смутило. Она сняла комнату недалеко от универа и устроилась работать почтальоном. Выбор Выл просто идеальный: масса свободного времени и чаевые за доставку на дом. Она занималась как безумная, познакомилась кое с кем из студентов и по их читательским билетам проходила в университетскую библиотеку. Ее новые друзья даже водили ее с собой на лекции самого знаменитого африканиста Питера, профессора Ольдерогге.
Господь благоволит к тем, кто помогает себе сам. На следующий год она поступила. Дальше все пошло как по маслу: стипендия, общага, веселая студенческая вольница. Но Лола ни на минуту не забывала о том, кто она и откуда. Ей нельзя было расслабляться, ведь она сама за себя. Скоро она стала секретарем комсомольской организации факультета, а окончила универ кандидатом в члены КПСС.
Впрочем, Лола никогда не питала никаких иллюзий на этот счет и с известной долей цинизма называла свою членскую карточку "хлебной", в узком кругу, конечно. Зато это помогло ей обойти нескольких претендентов на должность переводчика на строительстве в Нигерии, несмотря на то что английский она знала не ахти.
Для нее Африка стала долгожданной наградой за годы лишений и каторжного труда, и она собиралась использовать этот счастливый шанс на полную катушку. А тут еще появился Франко, беззаботный, порхающий мотылек с вечной белозубой улыбкой и танцующей походкой. Она вбила себе в голову, что это ее приз, который во что бы то ни стало надо завоевать. Может быть, впервые в жизни она почувствовала себя женщиной, попыталась применить чисто бабьи уловки, поставила все на кон и… проиграла.
Но поражение свое Лола восприняла достойно. Тот истерический срыв, свидетельницей которого невольно стала Наташа, был первым и последним. Слишком туго затянутая пружина со стоном раскрутилась и свернулась вновь как ни в чем не бывало. Лола умела держать удар. Не впервой.
- А ты бы уехала с ним, если бы он… - Наташа замялась, поняв, что ступила на зыбкую почву.
В этот вечер они ужинали у Наташи, дегустировали изобретенное ею блюдо - фаршированную рисом папайю с подливкой. Лола положила себе еще одну порцию, и вдохнула напоенный специями аромат.
- М-м-м, потрясающе. Чего от тебя не ожидала, так это кулинарных талантов. Знаешь, что я о тебе подумала, когда увидела первый раз? - Она лукаво посмотрела на Наташу.
- Что?
- Классическая цыпочка, белоручка, которая ничего в этой жизни не умеет.
- Я действительно мало что умею.
- Не прибедняйся. Какой укол мне вкатила! Я даже не почувствовала. Так что тебя интересует? - помолчав, спросила она. Наташа не ответила. Она уже жалела, что завела этот разговор. - Ты хотела спросить, уехала бы я с Франко, если бы он захотел на мне жениться, так ведь?
- Да. Ты можешь не отвечать, если не хочешь.
- Почему? Тебе отвечу. Уехала бы не задумываясь.
- Но ведь это было бы навсегда, - заволновалась Наташа. - Ты никогда не смогла бы вернуться домой.
- А что я там забыла? - Лола с аппетитом принялась за папайю.
Наташа опешила. Такого ответа она не ожидала.
- Ну как же, семья, друзья…
- Ты еще скажи - Родина, - фыркнула Лола.
- Можно и так сказать, только слово такое затертое. Свой город, например, Новгород.
- Дыра!
- Ладно, Ленинград.
- Уважающие себя люди зовут его Питер.
- Хорошо. Ты только представь себе, что не забредешь просто так на Мойку, не прогуляешься по Таврическому саду.
- В Италии садов навалом и климат куда лучше.
- А я бы не смогла, - задумчиво произнесла Наташа.
- Смогла бы, если б влюбилась. Скажи, ну что тебя там держит?
- Все. Там мои корни. Слишком большая была бы потеря.
- Чепуха!