Наташа долго еще вспоминала об этом разговоре. Все дело в том, что у Лолы никогда не было нормальной семьи, а у нее была и есть. Лола всегда стремилась убежать из дома и забыть о нем, как о кошмарном сне, а Наташа наоборот. В ее доме были тепло и свет, там люди понимали и поддерживали друг друга. Она вспомнила о Майкле и ощутила укол в сердце. Он бы понравился маме, если бы… если бы только… И тогда не было бы бессонных ночей, терзаний и угрызений совести.
Чтобы отвлечься, Наташа принялась переводить свои мысли на английский язык, вернее, думать по-английски, чтобы попрактиковаться в сослагательном наклонении. Если бы…
- Налей-ка еще! - Марина Марчукова махнула рукой в сторону стола, где одиноко красовалась недопитая бутылка джина. - Эй, Марчуков, не прикидывайся глухим и обслужи женщину!
Она была уже здорова пьяна. Опухшие глазки сузились в щелочки и совсем утонули в складках щек. На лице застыла бессмысленная улыбка. Иннокентий побаивался ее в таком состоянии, поскольку никогда не знал, чем это может кончиться. Напившись, она могла попросту отрубиться там же, где и пила, и это было далеко не худшее из зол. Иногда ее тянуло на сексуальные подвиги и общество мужа не удовлетворяло.
Они были женаты уже почти десять лет, он смирился с неизбежным и научился в такие минуты просто исчезать, чтобы совсем не потерять лицо.
Ее отец был крупной шишкой в Союзнефтегазстрое, и его участие в карьере Иннокентия стоило слишком дорого, чтобы не закрывать глаза на "мелкие" шалости его единственной дочери.
Он до сих пор помнил, как это было в первый раз. Вскоре после свадьбы они устроили вечеринку для его институтских друзей. Все уже основательно перепились и, разбившись на парочки и притушив где можно свет, разбрелись по укромным уголкам, благо во внушительной квартире тестя таких уголков было предостаточно.
Иннокентий, пошатываясь, шел в туалет и по дороге заглянул на кухню. Там было темно. Из угла раздавался шорох и тяжелое дыхание. Иннокентий нашарил рукой выключатель и от увиденного даже немного протрезвел.
На диванчике сидел, развалясь, его приятель Пашка. По его конопатому лицу бродила шальная, блаженная улыбка. Марина, в расстегнутой до пояса блузке, вовек" шуровала рукой у него в брюках.
Пашка весь как-то съежился под обалдевшим взглядом Иннокентия. Улыбка исчезла с лица, будто ее стерли мокрой тряпкой.
- Марчуков, дебил хренов! - завопила, брызжа слюной, Марина. - Черт тебя принес! У него же ни фига не стоит из-за тебя! Ты чё здесь потерял?
- Я… в туалет… - промямлил потрясенный Иннокентий.
- Вот и иди! Там тебе щас самое место! - Марина вскочила, опрокинув табурет, затолкала обмякшего мужа в туалет и щелкнула задвижкой.
Он просидел там довольно долго, пока кто-то случайно не выпустил его. Марина мирно похрапывала на кухне. Пашки и след простыл.
Наутро она ничего не могла вспомнить и так бурно возмущалась, что разговора не получилось. Не получилось его и на другой раз, и на третий, а потом Иннокентий понял, что плетью обуха не перешибешь, и смирился.
Остатки джина перекочевали в стакан. Марина схватила его нетвердой рукой, расплескав половину. Она тупо смотрела на расплывающееся по юбке пятно.
- У-у зараза! - пробормотала она и залпом допила остальное.
Иннокентий тоскливо наблюдал за ней. По мере приближения тестя к пенсионному возрасту его все чаще посещали крамольные мысли. Завести себе блондиночку помоложе, снять ей квартирку в каком-нибудь укромном уголке Москвы и оттягиваться в обеденный перерыв. Дальше этого фантазия не шла. Он сознательно отложил это дело до возвращения в Москву, потому что на площадке все было слишком на виду, а двусмысленных и склизких ситуаций ему и с Мариной хватало. Кроме того, до приезда Наташи место сексапильной блондинки оставалось вакантным.
Ее появление на площадке противоречило всем законам разума. О чем только думали эти дармоеды-кадровики, когда оформляли ей документы, раздраженно думал Иннокентий. Прислать такую в мужской, изголодавшийся по женскому обществу коллектив - все равно что подложить бомбу замедленного действия. Он же видел, какими глазами неизменно провожали ее, как следили за каждым шагом. Взять хоть Володьку Дронова, ходит сам не свой, невооруженным взглядом видно. Так и пожирает ее глазами.
Да и он, Иннокентий, недалеко ушел. Словно вдруг материализовалась его мифическая блондинка. Скользит мимо, покачивая бедрами, а не ухватишь. Свихнуться можно.
Стук в дверь прервал течение его мыслей. Иннокентий дернулся к двери и приоткрыл ее, стараясь заслонить проем, чтобы не было видно развалившуюся в кресле Марину.
- Не маячь, Марчуков. Дай посмотреть, кто пришел! - завопила она.
Иннокентий посторонился. В комнату вошел Садко. Белая футболка с эмблемой строительства туго обтягивала живот, бесформенные тренировочные брюки пузырились на коленях. Вопреки обыкновению он был совершенно трезв.
Глаза его обежали комнату, на мгновение задержались на пустой бутылке на столе и с интересом остановились на Марине. Она сделала безуспешную попытку приподняться.
- Я тут играл с ребятами в домино под навесом. Заметил у вас свет. Дай, думаю, зайду, проведаю старых друзей. - Он опустился на подставленный Иннокентием стул. - Что празднуем?
- Да так, - пробормотал Иннокентий. - Маленькое семейное торжество.
- Маленькое, значит. - Садко понимающе кивнул. - Не угостите?
- Конечно, конечно. - Иннокентий поспешил на кухню за новой бутылкой и стаканом.
Вернувшись, он заметил, что Садко передвинул стул и сидит теперь прямо напротив Марины, с удовольствием обозревая ее полные ляжки. Судя по игривому блеску в ее глазах, она поняла, куда именно он смотрит, и чуть шире раздвинула колени. "Сука, - подумал Иннокентий, - ненасытная сука. Готова лечь даже под этого обтерханного козла".
Он брякнул стакан на стол и принялся свинчивать пробку с бутылки. Марина медленно провела языком по губам.
- Пошел бы ты, что ли, прогуляцца. У нас с Николаем Порфиричем важный разговор.
Садко поправил реденькие волосы и с видимым усилием оторвал глаза от ее ног.
- Останься, Кеша. Я ведь по делу. - Он выделил последнее слово. Означает ли это, что не "по делу" он уже здесь бывал?
Иннокентий разлил джин по стаканам и залпом выпил, не дожидаясь остальных. Прозрачная жидкость огнем опалила горло и разлилась по телу приятным теплом. А-а, не все ли равно!
- Одеколон - он и есть одеколон, - смачно выдохнув, сказал Садко. - То ли дело наша русская водочка! Закусь какая есть?
Иннокентий достал из холодильника уже нарезанный сыр и не долго думая вывалил его прямо на стол.
Садко взял кусок и мерно задвигал челюстями, желваки на щеках и даже уши пришли в движение.
- Какие новости?
Марина пошевелилась в кресле. Она сделала попытку положить ногу на ногу, но у нее ничего не вышло.
- Чё-то было, а, Марчуков?
- Гафуров и Остапенко опять бегали к шуркам в деревню, - сказал Иннокентий.
- Откуда знаешь? - Глаза Садко цепко ощупали его лицо.
- Целков видел, как они возвращались. Еще хвастались потом под пальмуху.
- Сам-то небось не может! - заржал Садко. - Не зря фамилия такая. - Он довольно потер руки. - Оч-чень хорошо. Списочки пересмотрим. А то они всю округу перетрахают. - Садко мечтательно прикрыл глаза. - Я все смотрю на эту козочку, дочку толстухи-барменши, и думаю, каково оно с черненькой-то, а?
- Не знаю. Не пробовал, - сухо ответил Иннокентий. Садко, насупившись, взглянул на него.
- То-то, не балуй у меня. Если узнаю что, не посмотрю, что друг.
- Да что вы, Николай Порфирьевич! - воскликнул Иннокентий. - Вы же меня знаете. А про какое дело вы говорили? - поспешил он перевести разговор в более безопасное русло.
- Наталья эта у меня из головы нейдет. Не пойму я ее. Вроде все при ней. Я пока в домино играл, такого наслушался. Любой мужик, какого ни возьми, у всех на нее член стоит. Только свистни, очередь выстроится. И она вроде не затворница, ходит везде, улыбается, а дальше ни шагу. Не зацепиться. Я вот что подумал. - Он потер лысину, отчего волосы на затылке встали веером. - Может, вам, того, познакомиться с ней поближе, подружиться? В гости пригласить, поговорить по душам. Ей небось ску-у-ушно. Глядишь, и всплывет что.
- У нее же подружка есть, - неуверенно сказал Иннокентий.
- Эта, что ль? Не поймешь, то ли баба, то ли мужик. Что с нее взять? Дура дурой.
- Не такая уж она и дура, - вставил Иннокентий.
- А ты меня не сбивай! Мне от подружки толку мало. То ли дело вы. Обласкали бы ее, подпоили, подсунули мужичка посноровистее. Да что мне вас, учить, что ли? А нет, так я других найду, не проблема. И списочки заодно пересмотрим.
- Да чё ты кобенишься, Марчуков? - невнятно проговорила Марина. - Сделаем.
- Вот и ладушки, - хлопнул себя по коленям Садко. - Наливай, что ли, еще по одной.
- В Ибадане заедешь сначала в наш дом, а потом уже в суд. - Первенцев, пыхтя, втиснулся в машину. - И поторопись. Не опоздать бы.
- Не беспокойтесь, Павел Иванович. В самый раз доедем. - Витек, личный шофер Первенцева, аккуратно захлопнул за ним дверцу и сел за руль, лихо подмигнув сидящей рядом Наташе.
Она всегда садилась впереди, когда ездила с Первенцевым. Уж больно много его было, почти на все заднее сиденье. Она повернулась к нему.
- Павел Иванович, а в чем там, собственно, дело?
- Ты не в курсе?
- Только в общих чертах.
- Я и сам, честно говоря, не до конца разобрался. Времени не было. Марина Марчукова напутала и отдала письмо в отдел снабжения. Оно там провалялось сутки и только вчера попало ко мне. И по почте, видно, шло в три раза дольше, чем положено. Дело касается аренды дома в Ибадане. Этими вопросами у нас ведает Марчуков.
Наташа поежилась. Марчуковы в последнее время стали проявлять к ней повышенное внимание, что было странно и неприятно. Ей вовсе не хотелось общаться с ними, а резко отшивать людей она не умела. Приходилось отделываться неопределенностями, и от этого оставался неприятный осадок.
Наташа поймала себя на том, что отвлеклась. Первенцев тем временем продолжал:
- Мы там снимали дом, год или около того. Пока шли строительные работы. Три месяца назад этот участок закончили, рабочих перевели в Икороду, хозяина уведомили об окончании срока аренды.
- А письмо об этом сохранилось?
- В том-то и дело, что не было никакого письма. Завхоз ездил разбираться. Хозяин пришел, осмотрел дом и сказал, что претензий не имеет. Ему там оставили кое-что из мебели, то да се, даже радиомачту не стали демонтировать.
- А расписку с него взяли? - полюбопытствовала Наташа, Первенцев с уважением посмотрел на нее.
- Завхозом, что ли, тебя назначить или домами заниматься вместо Марчукова. - Он вздохнул. - Не взяли расписки. Решили, что и на словах сгодится. Недодумали ребята, в первый раз все-таки. А я, уж на что тертый калач, не вник в это дело. Было кое-что поважнее.
- Не можете же вы, Павел Иванович, во все лично вникать, - заметил Витек, который, поняла Наташа, не пропускал ни одного слова из их разговора.
- Ты, Витя, лучше за дорогой следи, - с досадой отозвался Первенцев. - Я контролировать такие вопросы должен. С меня весь спрос.
- Насколько я понимаю, хозяин подал на нас в суд. Чего же он добивается? - полюбопытствовала Наташа.
- Он заявляет, что договор аренды продолжает действовать, и требует оплаты за три месяца плюс полный ремонт и еще кое-какие издержки. В общем, набегает кругленькая сумма. И никаких документов в нашу пользу. Даже то, что там осталась наша мебель и эта дурацкая мачта, свидетельствует против нас. Вроде как не съехали. Вот такая ситуация.
- Да-а-а, - протянула Наташа. - Ловко. Хитрый мошенник попался.
- А почему не пощипать дураков, если сами подставляются? - резонно заметил Первенцев - Все, ребята. Тишина. Мне подумать надо.
Витек не обманул. Прошло чуть больше шести часов, как они въехали в Ибадан, столицу Западного штата. До начала судебного заседания оставалось около часа. Они успели перекусить по дороге и теперь направлялись к злополучному дому. Первенцев хотел своими глазами посмотреть, что там делается.
Ибадан был как две капли воды похож на Лагос. Те же трущобы на окраинах, те же лавки, те же серые двухэтажные дома побогаче. Не хватало только роскошной набережной, международных отелей и влажного дыхания океана. Был здесь и свой аэропорт, и один из крупнейших в стране университетов. Дом, который они искали, стоял на тихой улице в окружении таких же двухэтажных каменных домов. Обшарпанный желтый фасад, чахлая растительность вокруг. За домом одиноко торчала тонкая радиомачта.
- М-да, унылое зрелище. - Первенцев вышел из машины и сделал несколько взмахов руками, чтобы размяться. - Заходить не будем. И так все ясно. Теперь в суд! - скомандовал он Вите. - Доедешь до университетской больницы, потом по Парламент-роуд. Второй или третий поворот налево. На месте сориентируемся.
Несмотря на его уверенный тон, они изрядно поплутали. Когда Наташа и Первенцев вошли, в зале уже яблоку было негде упасть. Они с трудом протиснулись к задним рядам, где еще были свободные места. Наташа чувствовала на себе любопытные взгляды. Они были здесь единственными белыми.
Духота стояла страшная. Кондиционеров не было. Вентиляторы под потолком лениво гоняли густой, тяжелый воздух. Гул множества приглушенных голосов сливался с их мерным жужжанием.
На возвышении стояло кресло для судьи. Оно пока пустовало.
Чуть ниже сидели два секретаря. Справа и слева от судьи, на уровне пола, были сооружены две деревянные трибуны, видимо, для истцов и ответчиков.
- У тебя глаза получше, - прошептал Первенцев. - Посмотри, нет ли там стульев?
Наташа встала на цыпочки и взглянула поверх голов.
- Нет.
- Значит, придется стоять, - сокрушенно сказал Первенцев. - Да еще в такой духоте. Так и инфаркт схлопотать недолго.
Раздался стук деревянного молотка. Вокруг притихли. Судья прошел на свое место и тут же принялся обмахиваться папкой для бумаг. Ему тоже было жарко. Это был пожилой нигериец с изрядно поседевшими курчавыми волосами. Издали казалось, будто его голову щедро посыпали пеплом. Одет он был в национальный костюм, как и большинство в этом зале, что слегка разочаровало Наташу. Она почему-то ожидала увидеть черную мантию и пудреный парик.
Первенцев тронул ее за руку.
- Знаешь, как обращаться к судье?
- Знаю. Ваша честь.
- Верно. Откуда знаешь?
- Читала романы Эрла Стэнли Гарднера. Про адвоката Перри Мейсона. Там сплошные судебные разбирательства.
Первенцев кивнул и приложил палец к губам. Слушания начались. Они прождали еще добрых полтора часа, пока дело не дошло до них. Сначала разбирались мелкие вопросы: об украденной курице, о невыплаченном долге, о переносе забора на метр в глубь территории соседа и тому подобное.
Первенцев откровенно страдал. Он едва успевал стирать пот со лба. Под мышками расплылись темные пятна. Наташа забеспокоилась - выдержит ли он? Все-таки немолодой уже человек.
Тут судья застучал молоточком и громко, на весь зал произнес:
- Объявляется слушание дела о задержке во внесении арендной платы. Господин Лерой Эбохон, домовладелец, против русской строительной компании.
Пробираясь вперед вслед за Первенцевым, Наташа украдкой оглядывалась по сторонам. Все взгляды были устремлены на них: любопытные, недоумевающие, изредка враждебные.
Они заняли свое место. Напротив них, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял тучный нигериец средних лет с воинственно выпяченными губами. Он шумно дышал, раздувая широкие ноздри, вращал глазами и всем своим видом демонстрировал присутствующим возмущение неподобающим поведением белых людей. Рядом с ним примостился тощий молодой человек с хищным и юрким взглядом хорька.
- Господин Бабура, адвокат истца, представит нам это сложное и запутанное дело. Прошу вас. - Судья откинулся на спинку кресла и вновь принялся обмахиваться папкой.
- Ваша честь, - адвокат поклонился судье, - вы совершенно справедливо назвали это дело сложным, хотя позиция моего клиента предельно ясна. В феврале 1979 года между моим клиентом и русской компанией был заключен договор об аренде принадлежащего ему дома по адресу Огунмола-стрит, 24. Срок аренды оговорен не был. В договор было включено условие, согласно которому арендатор, то есть русская сторона, обязуется в письменном виде уведомить моего клиента об истечении срока аренды за месяц, то есть за тридцать календарных дней. Вплоть до ноября 1979 года арендатор своевременно вносил плату за дом.
Первенцев сделал пометку в блокноте.
- И что же произошло в ноябре? - спросил судья.
- В начале ноября моего клиента посетил представитель русских и сообщил, что в доме временно, я подчеркиваю - временно, никто жить не будет, однако о прекращении срока аренды и платежей ничего сказано не было. Все имущество арендатора, включая радиомачту, осталось на участке, принадлежащем моему клиенту. Соседи господина Эбохона присутствуют сейчас здесь и могут подтвердить мои слова.
- В этом нет необходимости, - произнес судья. - Ограничимся их письменным заявлением. Продолжайте, пожалуйста.
- Я уже почти закончил. В течение последующих трех месяцев мой клиент ждал выполнения арендатором своих обязательств, а именно выплати аренды. Но этого не произошло. В течение этого срока господин Эбохон неоднократно пытался связаться с арендатором, но ответа не получил. Тогда он, разочарованный и возмущенный, обратился ко мне.
Адвокат еще раз поклонился, давая понять, что закончил.
- Но, насколько я понимаю, указанные вами в исковом заявлении три месяца еще не истекли, - заметил судья.
- Когда вступит в силу приговор, единственный возможный приговор, пройдет как раз три месяца с даты получения последней денежной суммы от ответчика, - не моргнув и глазом выпалил адвокат.
Судья впервые за все время слушаний повернулся к Первенцеву и Наташе.
- Уважаемый ответчик отказался от услуг адвоката и намерен защищать себя сам. - Он пробежал глазами переданную ему распорядителем визитную карточку Первенцева, на которой Наташа успела написать и свою фамилию. - Господин…
э-э-э… Пер… Пер… хм, коммерческий директор, и госпожа Натали, переводчик.
Наташа уткнулась глазами в бумаги, избегая смотреть на судью, чтобы, не дай Бог, не расхохотаться. Он явно перенапрягся, пытаясь выговорить фамилию Первенцева, и с ее собственной экспериментировать не стал.
Первенцев откашлялся и заговорил. Наташа громко и четко переводила, стараясь ничего не упустить.
- Ваша честь, я буду краток. Все изложенное адвокатом уважаемого истца, вплоть до ноября прошлого года, соответствует действительности, за одним маленьким, но существенным исключением. В договоре аренды, подписанном обеими сторонами в феврале 1979 года, отсутствуют слова "в письменном виде". Вы сами можете в этом убедиться. Оригинал договора у меня с собой.
- Я уже имел возможность ознакомиться с договором, - возразил судья. - И должен сказать, что эти слова там есть.