Он снова покраснел:
- Вот именно, - и повернулся к ней спиной, засунув руки в карманы своих бриджей.
- Может быть, расскажешь прямо сейчас? - дерзко спросила она. - Ты, наверное, эксперт в таких вопросах и не в первый раз наставляешь предмет своего вожделения, чтобы потом она могла правильно сыграть роль невинной девушки?
Он повернулся и посмотрел на нее:
- Я все понимаю… Ты злишься и имеешь право на это.
- Я не сержусь. - Она холодно улыбнулась и встала. - Просто вдруг поняла, что ты совершенно прав. Шон О'Нил умер. И я хочу вернуться домой к своему жениху, и как можно скорее. Я была влюблена в него, пока ты не появился, и не понимаю, что заставило меня вообще взглянуть на такого, как ты.
Он побледнел.
Она хотела ранить и знала, как это сделать побольнее. В глазах его мелькнуло страдание, но она не должна жалеть его. Надо возвращаться домой и выйти за Синклера. И вдруг поняла, что злость проходит и она если не готова его простить, то, во всяком случае, не хочет больше мучить. Она решила, что он получил сполна.
Его лицо застыло, как маска. Он подошел к печи, чтобы затопить. В комнате было холодно, но она не замечала. Теперь она злилась на себя. Зачем она так грубо разговаривала с ним? И не понимала себя, неужели ей жаль его и она снова готова простить?
Она встала.
- Тебе помочь?
- Нет. - Он использовал кремень, чтобы разжечь щепу, и, когда огонь разгорелся, закрыл дверцу. Не глядя на Эль, подошел к стулу, отодвинул от стола и сел. Длинные ноги вытянуты, голова откинута назад. Она видела, что его силы на пределе.
Всего несколько дней назад он бежал из тюрьмы, с тех пор находится в диком напряжении, его преследуют, и он, очевидно, не спал двое суток. Во всяком случае, в прошлую ночь не спал совсем, а она в своем озлоблении даже не понимала, что ему требуется отдых. Ее взгляд скользнул по его лицу. Наконец его черты смягчились, он расслабился, напряжение спало. Худая шея, рубашка слишком велика.
Неожиданно он открыл глаза и поймал устремленный на него взгляд Эль.
Она почувствовала, что краснеет.
- Ты устал. Почему бы тебе не снять сапоги, я пока покараулю, ты можешь поспать.
Ей было жаль его, но ведь она сострадала бы любому человеку, оказавшемуся на его месте. Он не поменял позы, продолжал внимательно смотреть на нее. Потом нагнулся и попытался снять сапог.
Она отвернулась, ей хотелось помочь, но она напомнила себе, что этот жестокий и хладнокровный незнакомец не заслуживает ее внимания. Во всяком случае, так она себя убеждала, но, кажется, напрасно. Неожиданно вспомнила его слова: Я боюсь за тебя. Она не поняла, почему он боится за нее, ведь это за ним гонятся и угрожают, но не стала ничего отвечать.
Эль увидела, что он никак не может стащить сапог с ноги, он стал белым как бумага, пот тяжелыми каплями струился по лбу, и лицо исказилось от сильной боли.
Она не выдержала и подошла:
- Давай я.
Их глаза встретились, и он отвернулся:
- Спасибо.
Она взялась за сапог и дернула со всей силы. Он вскрикнул, но сапог слетел с ноги. И она увидела сразу, в чем дело. Вместо носков были лохмотья, а ноги все в крови и распухли. О чем она думала? Ведь он был в тюрьме, два года сидел в каменной дыре. Он отвык ходить и не привык носить обувь. А она еще жаловалась на несколько своих мозолей.
- Шон, - прошептала она, сердце сжалось от боли за него.
Постепенно бледность проходила. Он снял остатки носка и, отбросив в сторону, поставил ногу на пол. Потом потянулся к другому сапогу, но она жестом остановила его:
- Позволь мне.
- Только скорее.
Она кивнула и дернула что есть силы, на этот раз он сдержал крик. Она встала на колени и бережно сняла обрывки носка с окровавленной ступни.
- Нужна вода. Здесь есть мыло? - Она посмотрела на умывальник.
Закрыв глаза, он откинулся на спинку стула и тяжело дышал.
- Нет причин так волноваться. Со мной все в порядке.
Она видела, что это неправда. Его рубашка промокла от пота, под ней проступал худой торс с резко обозначившимися ребрами.
Она отвела взгляд и пыталась скрыть охвативший ее страх.
- Но твои ноги… Они в ужасном состоянии. Даже если нет заражения, они требуют немедленного ухода. Почему ты молчишь, Шон?
Он бросил на нее удивленный взгляд:
- Мне есть о чем подумать помимо этого, - и хотел встать.
Она толкнула его назад.
- Я принесу воды. Ты останешься здесь.
Он молчал. У раковины лежал кусок коричневого мыла. Она взяла ведерко и вышла. За лавкой был небольшой дворик, воду качали насосом.
Итак, ее лучшего друга Шона больше нет. И мужчины, которого она любила, тоже. Она никогда не простит ему, что он использовал ее как обычную доступную женщину, несмотря на то что сама предложила ему себя. Он не должен был так поступать, даже в этом случае! Она предлагала свою любовь, надеясь, что Шон, тот, прежний Шон, полюбит ее. Но бросить его в беде она не сможет. Ему грозит заражение, надо помочь ему, как она помогла бы любому на его месте. Она накачала воды в ведро, торопясь уйти со двора поскорее, пока ее не заметили, но, к счастью, там никого не было. Она и раньше видела, что Шон прихрамывает, его движения были скованными, наверное, все его тело, каждый мускул испытывали дикое напряжение.
Когда она вернулась, он спал глубоким сном.
Мгновенно забыв о своей обиде, она подошла, глядя на спящего. Как она могла сердиться на него? Он измучен, кровоточит не только его тело, но и его бедная душа. Кто поможет ему сейчас, если не она? Она встала на колени и начала осторожно обмывать его ноги. Что теперь будет с ней, с ними? Впрочем, их судьба различна, у них нет совместного будущего, он ясно дал понять, что они никогда не будут вместе, и он прав. Глубокая грусть охватила ее. Им уже никогда не скакать по утрам верхом, обгоняя друг друга, не нырять с моста и со скалы в реку… Как хорошо было раньше, как они были счастливы…
Закончив, она подняла на него глаза. Он спал глубоким сном, несмотря на жесткий стул и неудобную позу.
Теперь она получила возможность как следует рассмотреть его. Лицо сильно исхудало, на правой щеке серповидный шрам, но черты по-прежнему красивые и до боли знакомые. Элеонора с грустью решила, что ей нелегко будет придерживаться теперь своего решения. Она встала и тронула его за руку:
- Шон, ложись в постель.
Он не шевелился.
- Шон?
Он открыл глаза, затуманенные сном.
- Вставай и ложись в кровать, - повторила она.
И вдруг его губы тронула легкая улыбка, и он прошептал:
- Эль, - и сжал ее руку в своей.
Она поняла, что он еще не проснулся окончательно, но в его шепоте была такая теплота и благодарность… И он улыбнулся! Она не видела его улыбки с тех пор, как он вернулся. Она все бы отдала на свете, чтобы он снова засмеялся. Если бы она смогла заставить его смеяться, может быть, прежний Шон вернулся бы к ней?
Он встал, не отпуская ее руки. И вдруг его сонный взгляд, скользнув по ее лицу, опустился на грудь… Если бы он сейчас был с ней ласков, обнял ее и прошептал, что любит, она простила бы все. Кровь тяжело пульсировала в висках, она задрожала, когда вдруг он обвил руками ее талию, притянул к себе, и почувствовала, как напряжено его тело. Она еще пыталась сопротивляться и подумала, что такая близость опасна, потому что все может повториться, но понимала, что не в силах бороться, ее тело уже отозвалось на призыв и осторожность сменилась всепоглощающим желанием близости.
- Пойдем со мной, - прошептал он. За руку подвел ее к кровати, лег и притянул ее к себе.
Она не сопротивлялась, но в мозгу еще билась лихорадочно мысль, что не стоит этого делать, не надо поддаваться искушению. Он находится в состоянии, когда вряд ли осознает, кто с ним рядом, снова воспользуется ее уступчивостью не любя и сам потом пожалеет. А она будет страдать еще сильнее.
- Эль, - выдохнул он ее имя, притягивая обеими руками ее голову к себе, гладя по волосам. И вот уже нашел ее губы, а она сама поцеловала его, испытывая лишь нетерпеливое страстное желание поскорее оказаться в его объятиях, слиться с ним воедино. Поцелуй не был похож на прежние, его губы были на этот раз мягкими, даже нежными, но вдруг он замер, и она увидела, что он крепко спит.
Она лежала не двигаясь, не пытаясь освободиться из его объятий. Потом, высвободив руку, коснулась его щеки. Ее любовь вернулась, вернее, никуда не уходила. Но любит ли она прежнего Шона, свои воспоминания о нем, или человека, в которого он превратился. Сейчас, когда он спал, он стал прежним. И она так сильно его любила, что продолжала лежать, теша себя иллюзиями, не желая признаться самой себе, что все это обман и у таких отношений не может быть будущего.
Так прошло несколько часов. Он спал и ни разу не пошевелился с того момента, как уснул. За окном был уже вечер. Она так и не смогла уснуть. Сколько она еще выдержит, если продолжит сражаться за него? Осторожно встала и подошла к окну. Почувствовала острый голод, а хлеб и сыр закончились утром. Шона нельзя оставить одного, но и будить тоже не хотелось. Она отчетливо поняла, что он впервые получил возможность выспаться. Она не знала, сколько простояла так, как вдруг почувствовала на себе его взгляд. Повернулась, его серые глаза смотрели на нее серьезно и задумчиво. Сердце замерло, она улыбнулась:
- Ты проснулся.
- Как долго я спал? - спросил он, продолжая лежать.
- Несколько часов. Уже поздно, я слышала, как часы в церкви пробили пять.
Он быстро сел, спустил ноги с кровати. Если они и болели, он не показал виду.
- Ты выходила?
Она покачала головой.
Он подошел к вешалке, вынул носки из ботинок, стоявших на полу. Она смотрела, как он их натягивает на стертые в кровь ноги.
- Куда ты идешь? - осторожно поинтересовалась Эль. Ей было страшно остаться одной, но еще больше она боялась за него.
Он старался не смотреть в ее сторону.
- Нам нужна еда. Свежее белье, одежда… - Лицо его исказилось гримасой боли, когда он стал надевать башмаки.
Она закусила губу. Понадобится некоторое время, чтобы ноги зажили, своей походкой он может привлечь внимание солдат из гарнизона, разыскивающих его в городе.
- Лучше будет, если пойду я.
- Нет. Ты останешься здесь.
Она попыталась успокоить его улыбкой.
- Но тебе необходим отдых.
Она уже отдала одну из своих бриллиантовых сережек за корм и постой Сапфира. Потрогала оставшуюся в ухе.
- Неподалеку есть мелочная лавка. Наверняка я смогу купить там хлеба, сыра и немного ветчины. У нас есть на чем готовить? За мою сережку мы получим долговременный кредит.
Серые глаза смотрели на нее подозрительно и удивленно.
- Что происходит?
Она сделала вид, что не понимает, о чем он спрашивает. Он удивлен, что она предлагает свои услуги, заботится о нем. Хотя всего несколько часов назад ненавидела его и не скрывала этого.
- Но я здорова, а ты нет. Ты помнишь, мы всегда раньше заботились друг о друге. К тому же я хочу выйти на свежий воздух.
- Ты… меня презирала еще недавно.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
- Я не думаю, что когда-либо ненавидела тебя, Шон, и нам не стоит становиться врагами сейчас. Мы с тобой всегда были близки.
Он еще больше удивился.
- Ты… хочешь, чтобы мы остались друзьями?
Она вздохнула. Если она предложит дружбу, примет ли он ее? Она не переживет отказа.
Он не дал ей шанса ответить и снова спросил:
- Так ты простила меня? - Он был поражен.
Она помедлила, колеблясь с ответом.
- Если ты спрашиваешь, простила ли я тебя за то, как ты поступил со мной прошлой ночью, то мой ответ - нет. За это я тебя не прощаю.
Она облизнула пересохшие губы. У нее не осталось злости. И в душе своей она была близка к прощению.
- Я попытаюсь раздобыть нам ужин, Шон. И тебе нужны еще носки.
- Нет! - жестко, тоном, не допускающим возражения, отрезал он.
- Но почему нет?! - с отчаянием выкрикнула она.
- Почему нет?! - крикнул он в ответ. - В городе полно солдат, английский гарнизон стоит на западе Корка.
Она не понимала его горячности, он явно был расстроен.
- Почему ты так боишься за меня? Это тебе надо опасаться, не мне.
- Никому не открывай! Запри за мной дверь. - Он отодвинул засовы и вышел не оглядываясь.
Она выбежала за ним в коридор.
- Чего ты боишься, Шон? Я не понимаю!
У него затвердели скулы.
- Я уже сказал тебе! Ты тоже в опасности. Они обвинят тебя в пособничестве…
Ее напугала его решимость. Я должен защитить тебя, - сказал он вчера.
- Не может быть, - медленно выговорила она. - Меня можно обвинить в глупости и необдуманности поступка, но уж никак не в пособничестве. Мне ничто не угрожает, Шон. Опасности подстерегают тебя.
- Ты и сейчас глупо ведешь себя! Для них - ты вступила со мной в сговор… это измена! Тебя посадят в тюрьму… Ты будешь отвечать за мои грехи! - Глаза его сверкали.
Она испуганно замолчала. О каких грехах он говорит? Интуиция подсказывала, что она нащупала корни его страданий.
- Ты имеешь в виду преступления. Ты не хочешь, чтобы я платила за твои преступления. Но никто не станет пытаться сделать меня преступницей вместо тебя, Шон.
Он отвернулся, его снова била дрожь.
- Я принесу воды. - Он схватил ведро, у двери обернулся. - Запри дверь, Элеонора. - И вышел.
Она задумалась. Слова Шона удивили ее. Шон никогда не был религиозным фанатиком. Она знала, что он верит в Бога, как верят все мужчины и женщины. Но вряд ли он назовет смерть солдат на поле боя, ведь он сражался против них как патриот страны, грехом. Впрочем, она опять думает о Шоне, которого знала раньше, а не о том человеке, в которого он превратился. Он стал жестоким и ушел в себя. Он замкнут, холоден, глаза пустые и часто впадает в ярость. Она не могла не видеть, как он изменился. И все-таки можно было разглядеть в нем черты прежнего Шона, того человека, которого она любила так сильно и преданно. Логика подсказывала, что, если он относит свои преступления к грехам, он совершил нечто ужасное. И это является причиной того, что он изменился до неузнаваемости.
Она не должна позволить своему сердцу смягчиться. Надо узнать, что он совершил. И когда все узнает…
Он внезапно вошел в комнату с водой и окончательно разозлился:
- Ты не заперла дверь!
- Но ты вышел буквально на минуту!
- Не важно… Я сказал - запри! Ты не послушалась…
Она не собиралась с ним спорить и оправдываться. На кончике языка у нее давно был готов вопрос, и он сорвался.
- Почему ты назвал свои преступления грехом?
Он отвел глаза:
- Я оговорился, - и искоса взглянул сквозь длинные ресницы.
- Но я не думаю, что ты ошибся, ты сказал это уверенно.
Теперь взгляд его стал прежним, каким был в начале их встречи, - пустой и ничего не выражал.
Она настаивала:
- Что-то случилось. Ужасное. И с кем-то другим, не с тобой. И это не был солдат. Ты не можешь так себя винить и страдать из-за солдата, убитого в бою.
Он упорно не желал смотреть на нее.
- Не понимаю, о чем ты.
И она поняла, что нащупала правду.
Он шагнул к двери, но она встала на его пути.
Глаза его сердито сверкнули, он хотел ее отодвинуть.
Она не боялась его, во всяком случае, не боялась до такой степени, чтобы отступить и не довести до конца разговор.
- Может быть, нам поговорить, и тебе станет легче, - осторожно предложила она.
- Нет. Я собираюсь достать нам еду и одежду.
- Поэтому ты так изменился? Потому что хранишь в душе глубоко спрятанную тайну, страшную, тот грех, который ты совершил?! - крикнула она.
- Не смей! - Он схватил ее за руку.
Она побледнела. Он понял, что причинил ей боль, и сразу отпустил. Она не отвела взгляда.
- Я помогу тебе, позволь мне сделать это… - прошептала она и, протянув руку, хотела погладить его по щеке.
Он отстранился и выговорил с трудом:
- Ты не сможешь мне помочь… и никто не может… - и выскочил в коридор.
На этот раз она заперла за ним дверь.
Глава 11
Тревога нарастала. Прошел час, Шона все не было. Дойти до лавки на углу, чтобы купить необходимое и вернуться, было делом десяти минут.
Босиком Эль стояла у окна, глядя на улицу. Ей пришлось надеть бриджи и рубашку с кружевной манжеткой, висевшие на вешалке, чтобы выглядеть прилично.
Отсюда ей была видна до самого конца мощенная камнем улица, упирающаяся в здание таможни, расположенное в том месте, где встречались все каналы и река. Там, на причале, стояло множество судов. Большинство из них составляли лодки и баржи. Но к югу, где река становилась широкой, в направлении Грейт-Айленда, Эль заметила три высокие мачты фрегата. Она разбиралась в кораблях настолько, чтобы уметь различить боевой корабль. В Кобе находится морская база, и фрегат принадлежал королевскому флоту. Вид этого боевого корабля вызвал у нее еще большую тревогу.
Она перевела взгляд вниз. Как большинство ирландских городов, Корк был построен где-то в начале Средних веков, если не раньше, но набережная была по-современному широкой, ее окаймляли двухэтажные дома желто-зеленого цвета. От окна к окну были натянуты бельевые веревки, и улица была украшена разноцветным бельем, издалека это можно было принять за флаги. В нижних этажах располагались магазины. Несколько прохожих неспешно прошли мимо. Она видела аптеку, магазин одежды, еще одну лавку сапожника и парикмахерскую. Из ее окна был виден дальний конец улицы, там за углом и находилась лавка, куда пошел Шон.
Что его задержало так надолго?
И когда Эль окончательно решила, что Шон попал в беду, он вдруг появился в конце улицы, направляясь к дому. Она облегченно перевела дыхание.
Он нес несколько пакетов с покупками. Все обошлось. Он купил еды, и его не поймали и не ранили. Она чуть не рассмеялась от радости, но радость была кратковременной.
Он шел не один.
Маленькая женщина в чепце на длинных, волнистых, темных волосах шла рядом с ним, и они о чем-то беседовали.
Мгновенно вспомнились картинки детства. Он был повесой, причем самым отъявленным, сравниться с ним мог бы только Клифф, но тот сбежал из дома в четырнадцать лет. Сколько раз она заставала его на конюшне с разными девицами. Вспомнила и прошлую ночь, его неуправляемую, дикую страсть. Он был заперт в тюрьме два года - и теперь любая легкомысленная девица, которая пристала к нему на улице, имеет шанс подцепить его.
Эль не надо было даже слышать, что девушка говорит и как это выглядит. Это не имело значения. Вот они остановились внизу, у входа в лавку сапожника, под окном, откуда смотрела Элеонора. Женщина была молода, с пышными формами, хорошенькая, она тараторила и непрерывно дотрагивалась до руки Шона. Элеонора безошибочно определила ее действия как прямые заигрывания и прекрасно понимала происходящее. Если он еще и не спал с этой девицей, то скоро это свершится.