Вряд ли я собиралась это говорить. В таком случае, я решительно не помнила, что собиралась сказать после этих слов.
На мгновение Франк перестал дышать. И это понятно. Чем это я занимаюсь? Террором?
- Что ты хочешь сказать? - немного устало спросил он.
Поскольку терять мне было нечего, я решила идти до конца.
- Спроси обо мне у Аннемур.
- Санне, ради Бога… Ты ей все рассказала?
- Нет, пока что не рассказала. Ведь я думала, что ты это сделаешь сам, - жестко сказала я, не доставив этим радости ни ему, ни себе.
Мне было слышно, как лихорадочно работает мозг Франка. Он трещал, как уставший компьютер.
- Я это сделаю, когда буду просить о разводе. Зачем раньше времени мучить и ее и себя, - мягко сказал он.
- Но ты же умолял ее вернуться домой?
- Что у тебя за фантазии?
- Франк, я кладу трубку. - Для заключительной фразы мой голос звучал слишком жалко.
- Подожди, дорогая, не клади. Сперва мне надо узнать еще кое-что. Прошу тебя!
- Слушаю.
- Почему ты звонишь? Сама захотела? Или тебя кто-нибудь попросил позвонить мне?
- Кто мог просить меня об этом?
- Два человека. Один в кожаной куртке с кольцом в носу и густой шевелюрой, другой - в темном костюме, бритоголовый. Но я с ними уже расплатился. Так что не верь, если они будут говорить, что действуют в твоих интересах.
- А в чем заключаются мои интересы?
- Этого я не знаю, я только даю тебе совет, - выдохнул он.
Мне все-таки удалось разгладить страницу одной рукой. Теперь уголки выглядели как надо.
- Франк, почему ты не спрашиваешь о деньгах?
- Тсс! Кто-нибудь может… Мы поговорим об этом… о том, что я тебе должен, когда встретимся! - громко закончил он.
Он мне должен? Почему он так сказал? Неужели Франк действительно думает, что я сижу, окруженная людьми в костюмах и с кольцами в носу и что они заставили меня позвонить ему?
- Не надо ничего себе воображать, Франк. Поговори лучше о своих делах с Аннемур. А сейчас я кладу трубку, - сказала я, довольная своей последней фразой.
Когда я нажала на красную кнопку, у меня дрожали руки. Я уронила блокнот в корзину для бумаг. После всех этих месяцев я наконец-то услышала его голос! И наговорила ему массу глупостей! Совершенно бессмысленных. Вместо того, чтобы сказать что-нибудь, что могло бы утешить нас обоих и помочь нам. Меня поразила мысль, что разговоры почти всегда бывают такими глупыми. Особенно по телефону. Беспомощные звуки, не имеющие никакого смысла, болезненное желание оказаться рядом и вместе с тем невозможность удовлетворить простейшую потребность - прикоснуться к тому, с кем говоришь. Единственное, что оправдывает телефон, - возможность послать деньги или договориться о чем-нибудь практическом. А что еще? Ледяные звуки, хрипы и щелчок, за которым следует полная пустота. Телефон - важнейший предмет, с помощью которого человек может продемонстрировать свою беспомощность и одиночество. Зачем я вообще позвонила ему?
Что, собственно, Франк сказал мне? Спросил ли он, где он может со мной встретиться? Да! И я никак не откликнулась на его приглашение!
Но через минуту я подвела итог: он сказал, что хотел бы увидеться со мной, но вспомнил ли он при этом о своем разговоре с Аннунген? Нет!
Фрида права. Франк не изменился. И могла ли я, в таком случае, спокойно отнестись к тому, что Аннунген уезжает домой, чтобы по-прежнему жить с Франком?
Вечером мы гуляли по берегу, сидели на скамейке и смотрели на кошек, которые, наверное, живут среди камней мола. Их было много. Люди кормили их в определенных местах, так нам, во всяком случае, казалось.
- Интересно, это те же самые кошки, которых мы видим в парке, когда стемнеет? Они просто перемещаются туда с наступлением темноты? - спросила Аннунген, глядя на жирное, купающееся в море солнце.
- Да, кошки не позволяют собой управлять, - сказала я. - Они не ходят на поводке. Но едят из тех рук, которые предлагают им еду.
- И из нескольких возможностей всегда выбирают лучшую, - вмешалась в разговор Фрида.
- Я читала, что в прошлом веке группа художников называла себя "Сиджесскими кошками". Они жили здесь и стали, так сказать, собственностью города, но имен их я не помню. Одного из них точно звали Русиньоль. Я вообще плохо запоминаю фамилии, - сказала Аннунген.
- Собственностью города? Ни кошки, ни художники не могут быть ничьей собственностью, - заявила Фрида.
- Конечно, нет, но ты понимаешь, что я имею в виду, - сказала Аннунген и наклонилась к покрытому мехом созданию, которое лежало на спине, подставив солнцу брюшко.
Три кошки подошли к нам поближе. Они решили, что сейчас им дадут поесть. Полосатая, одноглазая кошка стала точить когти о старую биту для игры в мяч, которая валялась у ног Аннунген. Черно-белая уселась на большом камне и умывалась в глубочайшей задумчивости. Ну, либо пан либо пропал, подумала я. Если я не сделаю этого сейчас, я уже не сделаю этого никогда.
- Ты тоже не собственность Франка, - начала я.
Третья кошка, прищурившись наблюдала за нами, сметая с песка пыль полосатым хвостом.
- Что ты хочешь этим сказать? Почему ты вдруг заговорила о Франке? - шепотом спросила Аннунген.
- Ты не должна возвращаться к Франку. Он не изменился. Если у него нет больше дамы в Холменколлене, так есть другая. Ты заслуживаешь лучшего, - объяснила я.
- Я же сказала, что он извлек урок из моего внезапного исчезновения. Он вернулся домой. Теперь все будет иначе. Он даже сказал, что я могу еще неделю-другую позагорать на солнце. Он должен позвонить мне, когда все уладит с деньгами.
- Его обещания гроша ломаного не стоят. Разве ты этого не знаешь? - спросила я, подошла к брустверу и встала спиной к ним. Жалкая попытка исчезнуть из их поля зрения.
- Санне Свеннсен не один год была любовницей Франка, она знает, о чем говорит, - безжалостно заявила Фрида.
Море равнодушно плескалось в камнях, мимо нас со скоростью ракеты промчался мальчишка на скейтборде. Только этот звук и нарушал тишину. То недозволенное, запретное и презренное, то, что глубоко ранит и с чем нельзя смириться, было уже сказано. Мне захотелось вывалять Фриду в ближайшем кошачьем дерьме, где ей было место.
И тут я услышала то ли на смех, то ли какое-то бульканье, будто что-то кипело под плотно закрытой крышкой, отчего кастрюля могла вот-вот взорваться. Мне показалось, что горячее варево из кусочков рыбы, картофеля и овощей выплеснулось мне на шею.
- Ты пригласила меня сюда! Завоевала мое доверие и заставила рассказать тебе все о Франке и о себе - и только затем, чтобы, выбрав подходящий момент, сообщить мне об этом свинстве! Лишь для того, чтобы насладиться моим унижением! Что ты за человек?
- Мне бы тоже хотелось это узнать, - сказала Фрида.
Поделом мне. Почему-то мысль о том, что сказал бы на это Франк, подсказала мне ответ:
- Я вовсе не хотела обидеть тебя. Просто по глупости решила, что мы сможем вместе путешествовать и нам будет хорошо. И еще мне было любопытно узнать тебя поближе. Ты необычная женщина, и я могла бы многому у тебя научиться, - неуверенно сказала я и тут же поняла, что это правда.
- Почему ты сказала об этом только теперь?
- Поняла, что пришло время тебе это узнать.
- И предпочла, чтобы я мучилась, лишь бы не изменить своей проклятой честности? Ты хочешь очернить Франка в моих глазах! Но зачем? Чтобы самой утешить его? - сквозь зубы процедила Аннунген.
Пора было подставлять и вторую щеку. Я обернулась к ней и встретила два беспощадных лазерных луча. Нельзя было не увидеть, что они влажные и ослепительно синие, хотя случайная полоска туши постаралась подпортить впечатление.
- Франк и ты! Это отвратительно! Ты слишком стара для него! Как тебе удалось обкрутить его? - всхлипнула она.
- Хороший вопрос, ничего не скажешь, - вмешалась Фрида.
Я пыталась найти между камнями щель, в которой могла бы бесследно исчезнуть. Но все щели были слишком малы. Мне пришлось стоять и ждать, пока Аннунген безжалостно осматривала, взвешивала и оценивала меня. Слезы ее высохли.
- И то, что я будто бы должна была помочь тебе дописать твою книгу, ведь это тоже ложь?
- Нет, ты главное действующее лицо. Можно смело сказать, что без тебя в книге не было бы ни интриги, ни финала, - сказала Фрида.
На этот раз я была благодарна ей, что она вмешалась в мою работу. А так ли это было на самом деле или нет, не имело никакого значения.
Аннунген очень хотелось поверить мне, и Фридины слова пробудили ее интерес.
- Это правда? Ты считаешь, что я играю главную роль? Что без меня книга развалится?
- Несомненно! Однако ты сама должна решить, в какой степени…
- Но ведь я ничего не сочиняю? Только хожу тут, и все.
- Даже самые незначительные персонажи романа и те вносят что-то свое. Они ходят, действуют. И, конечно, разговаривают.
- Неужели в твоем романе я значу больше, чем Франк? - Аннунген провела рукой под носом.
- На этой стадии сочинения, безусловно. Ты здесь присутствуешь и можешь непосредственно влиять на писателя, - сказала Фрида.
Аннунген вытерла глаза и втянула носом воздух, верхняя губа у нее вывернулась. Она была похожа на насторожившуюся кошку, которая выжидает подходящий момент, чтобы пустить в ход когти. Меня прошиб пот.
- Если я должна здесь остаться и принять участие в твоей истории, я не желаю, чтобы меня изображали доверчивой дурочкой-женой, не имеющей собственного мнения. У меня высшее образование. Я знаю о Симоне де Бовуар больше, чем ты когда-либо узнаешь. Ей незачем было жить с Сартром, хотя она и любила его. Мне тоже не обязательно жить с Франком, хотя я и люблю его. Помни об этом! Но решать это не тебе!
Я как раз приготовилась высунуть голову, полагая, что гроза миновала, как грянул очередной раскат грома:
- Я хочу, чтобы ты объяснила, как ты без угрызений совести использовала свои приемы, чтобы заставить Франка обмануть меня. Неужели тебе не стыдно? Ведь во всем виновата только ты. Ты отняла отца у двух маленьких девочек, разве ты этого не понимаешь?
- Я не отнимала, - слабо возразила я.
- Неужели? Если бы я с детьми переехала в другой город или даже за границу, он бы никогда больше их не увидел!
- Но ведь была не только я…
- И ты можешь сейчас говорить об этом! Хочешь унизить меня еще больше? - закричала Аннунген. Ближняя кошка переместилась подальше от нас.
- Скажи, ты можешь простить меня? - прошептала я.
- Ты хочешь слишком многого. Я-то считала, что мы друзья, но ты все испортила.
- Я понимаю, что все стало только хуже. Но ведь в то время мы не были друзьями… - Мне хотелось оправдаться.
- Аннунген! - воскликнула Фрида. - Я тебе завидую. В твоих руках сейчас находится ключ ко всему роману.
Некоторое время Аннунген не поднимала головы, потом глухо сказала:
- Ты знаешь, каково это - все время ждать? Все время! И выслушивать ложь за ложью. Во всех вариантах. Старую ложь и новую ложь. Новой ложью он прикрывает старую. Франк - непревзойденный лжец. Не будь у меня такой интуиции, я бы так ничего и не поняла. Он бывает очень убедителен, когда выкладывает мне свои объяснения. Почему он поздно пришел, почему он должен посетить то или другое место до того, как сделает то, о чем мы договорились. Почему нельзя дозвониться в его номер, когда он уезжает в тот или другой город или в ту гостиницу, которую он назвал. Почему он не мог прийти на родительское собрание.
- Он не ходил на родительские собрания? - невольно вырвалось у меня - я хорошо помнила, как он не раз говорил мне, что не сможет прийти, потому что идет на родительское собрание.
- Не надо об этом писать! - приказала мне Аннунген.
- Да, это было бы чересчур патетично, - согласилась я.
- Я не дура! Я никогда к нему не вернусь! Но буду спать с ним тогда, когда мне этого захочется. Он может брать детей по воскресеньям раз в две недели. По крайней мере, за эти воскресенья я буду спокойна. Вот об этом можешь написать в своей книге.
На Аннунген упала тень от ближайшей пальмы. Она стала похожа на фавна в уборе из листьев.
- Ключ к роману… Ты серьезно так считаешь? Знаешь что? Я останусь здесь еще на пару недель, - сказала Аннунген и вытянула ноги из-под короткой юбки - две совершенные по форме скульптуры красного дерева. Одноглазая кошка, прищурившись, уставилась на алые ногти, торчащие из босоножек. Потом подкралась совсем близко и стала лизать Аннунген большой палец.
Безликое сообщение
Это случилось на другой день после нашего посещения музея Дали в Фигересе. Вернее, ночью. Мы уже легли, и я надеялась, что засну. Где-то в голове маячил идиотский автомобиль жены Дали, Галы. С ее фигурой внутри и ликующей нимфой сверху. И картина, на которой лицо голливудской дивы Мэй Уэст являло собой сюрреалистическую комнату. Губы представляли собой диван, на котором нельзя было сидеть. И фантастические, безумные рисунки - эротика, смерть и бараньи отбивные на плечах жены. И лавочка, где желающие могли купить записные книжки, ластики, прикрепленные к металлическому большому пальцу, и биографию Дали на каталонском, испанском, немецком, итальянском, английском и французском. Мы купили на английском. И еще Аннунген купила себе халат песочного цвета из очень мягкой махровой ткани, расписанной глазами Дали.
Все это происходило в моей голове где-то на заднем плане в то время как я в полусне летела над ярко-зеленой землей Каталонии, и "Барселона" победила "Реал" со счетом 2–0 на арене в открытом море. Футболистам из Мадрида пришлось спать в моей кровати, потому что им было опасно жить в Барселоне. Фанаты уже направлялись в мою квартиру, и я, как могла, спрятала футболистов. Они только что приняли душ, были гладкие и, собственно, там был только один футболист. В открытое окно, выходящее на улицу, врывался рокот, и мотоциклы, развозящие пиццу, с грохотом останавливались перед своей целью с тянущимся за ними хвостом флагов. Я чуть не утонула в национальных цветах Каталонии. Сердце у меня ёкнуло, и от урчащего страха все внутри сжалось и перехватило дыхание. Однако я тут же решила, что при моей эротической подавленности не играет никакой роли, сплю я или бодрствую.
В той действительности я вдруг осознала, что звонит мобильник. И сразу же услышала голос Аннунген, сперва сонный, потом совершенно отчетливый, с пугающим отзвуком металла. Она говорила по-норвежски. Потом она склонилась над моей кроватью.
- В Дрёбакском проливе… - произнесла она сквозь сжатые зубы с каким-то странным угрюмым смешком.
- Что? - пробормотала я.
- Его нашли в Дрёбакском проливе! - резко сказала она.
Я села в кровати, но смысл ее слов еще не дошел до меня.
- Объясни спокойно, что тебе сказали, - попросила я, чувствуя себя неважно, потому что накануне выпила больше вина, чем нужно. Рабочий день не обещал ничего приятного.
- Франк… - Она сдавленно усмехнулась.
В комнате было слишком темно. Мы не могли разговаривать в такой темноте. Каким-то образом мне удалось спустить ноги на ледяные плитки пола, но я тут же снова поджала их. Даже не вспомнив о тапочках, я все-таки вывела Аннунген в гостиную. Мы шли как будто по ледяной слякоти, но я не обратила на это внимания, лишь в голове у меня мелькнуло какое-то tableau из детства.
Фрида закутала Аннунген в ее новый халат, и глаза Дали безжизненно уставились на меня с узла, которым был затянут пояс.
- Объясни так, чтобы все было понятно, - попросила я.
- Они нашли труп Франка, плавающий в Дрёбакском проливе, - всхлипнула Аннунген.
- Это что, несчастный случай? - спросила Фрида.
- Не знаю, звонил кто-то незнакомый. Сказал, что он пастор. - У Аннунген стучали зубы.
- Что еще он сказал?
- Извинился, что звонит ночью, но дело неотложное… Он дал мне номер телефона, по которому мне могут сообщить подробности… Только я его не запомнила… - Она снова засмеялась тем странным смехом. - Ну, что вы скажете? Когда мне нужно что-то запомнить, я тут же это забываю… - Ее смех сделался душераздирающим.
- Неважно, мы сами узнаем номер. - Больше я ничего не могла сказать.
- Я найду номер, с которого нам звонили. Сейчас и позвоню, - сказала Фрида и поднесла телефон к уху. После обычных гудков, она соединилась с нужным абонентом. Она представилась и сказала, что хочет узнать подробности о Франке. Смогла даже назвать его фамилию и сказать, что его жена находится с нею в Испании.
Пастора как будто совсем не удивил громкий смех Аннунген. Я надеялась, что у него не сложилось о ней превратного мнения, и он не счел Аннунген легкомысленной женщиной. Мне было важно, чтобы никто не упрекнул ее в том, что она легко отнеслась к случившемуся. "Она смеялась, узнав, что Франка нашли в Дрёбакском проливе. Конечно, смеялась!"
Пастор говорил долго. Аннунген, к счастью, перестала смеяться. Она втягивала воздух носом и шумно глотала его. Совсем как в тот вечер, когда я рассказала ей о моей связи с Франком. Пока безликий пастор сообщал, что Франка нашли в Дрёбаке недалеко от пляжа, я видела перед собой глаза павлина из Мейсена.
- Это был несчастный случай? - услышала я Фридин вопрос. Выслушав ответ пастора, она сказала: - Значит, я могу позвонить в полицию и узнать подробности? Да, но у меня нет номера телефона норвежской полиции… Понимаете, мы находимся в Испании… Да, большое спасибо!
Я схватила ближайшую ручку, пивной подносик, купленный во время нашего невольного пребывания в Баварии, и записала цифры, которые мне продиктовала Фрида. Потом она непослушными пальцами набрала номер и поговорила сперва с какой-то женщиной, потом - с полицейским, который хотел говорить лично с Аннунген.
- Жена Франка не может сейчас говорить с вами, ей плохо, - услышала я голос Фриды. Вскоре она начала повторять то, что ей говорил полицейский, словно боялась, что мы это забудем. Это звучало, примерно, так:
- Они начали расследование… Вчера на Кильском пароме с ним видели двух человек… Пока они еще не объявились… Пока еще нельзя говорить об уголовном характере этого дела… Тело отправлено на вскрытие… Таков общий порядок… Да, вы можете позвонить нам по этому номеру, - закончила она.
- Неужели кто-то хотел убить Франка? - прошептала я, ни к кому не обращаясь, словно у меня и мысли такой не было. Дело в том, что с той минуты, как я узнала, что кто-то угрожает Аннунген из-за тех денег, которые я присвоила, я знала, что Франк в опасности. Знала! И ничего не предприняла!
- Кильский паром! Как он на нем оказался? - воскликнула Аннунген и ударилась головой об стол. Стеклянная столешница с треском подпрыгнула, тюльпаны вздрогнули.
Я попыталась обнять ее, но она сбросила мои руки и встала. С глазом Дали, горящим на узле пояса, она произнесла в пространство: