- Нет, оно значительно лучше. Я же тебе объясняю.
- А вы правду говорите?
- Разумеется. Разве я когда-нибудь говорила тебе неправду?
- Тогда почему у вас такой сердитый вид? Я совсем не хочу, чтобы вы спали в моей комнате, если вам это так неприятно.
На этот раз у Лавинии лопнуло терпение.
- Ради Бога, не усложняй ситуацию. Уж позволь мне действовать так, как я считаю нужным.
Слуги тоже были удивлены. Она знала, что они начнут сплетничать. Тем лучше. Чем скорее кто-то там узнает, что Флора ни на минуту, ни днем ни ночью, не остается одна, тем лучше.
Мэри доложила, что хозяйка спустилась вниз к ужину. Лицо у нее было белое, как у призрака, и она опять надела свое черное траурное платье. Она расстроилась оттого, что хозяина за столом не оказалось, но он все-таки пришел, когда они уже приступили к третьему блюду. Он сказал, что задержался где-то по делу. Мистер Пит на этот раз был в дурном настроении и почти не разговаривал. Но зато мною пил (эта информация исходила от Джозефа, прислуживавшего за столом) и курил сигары хозяина. Как только хозяин и сэр Тимоти удалились в библиотеку, он остался пить портвейн в одиночестве. Сэр Тимоти говорил что-то насчет того, что прибыли проекты нового крыла дома, но хозяин сказал, что они его больше не интересуют, по крайней мене, в данный момент. У него слишком много других забот.
Дэниелу, как и Шарлотте, смерть Флоры была бы выгодна. Тогда он смог бы приступить к осуществлению своих заветных планов в отношении Винтервуда, от которых пришлось отказаться, когда леди Тэймсон изменила свое завещание. Он мог попытаться утешить свое горе от потери горячо любимой дочери, пристроив историческое новое крыло к своему столь же горячо любимому дому.
Лавиния не в состоянии была избавиться от путаных мыслей. В конце концов она села писать письмо Элизе, которой ей очень не хватало. Элиза умоляла время от времени сообщать ей, что происходит, особенно если это касалось Флоры. Она оставила Лавинии адрес своей сестры в Норфолке.
Излить на бумаге все свои мучительные тревоги было большим облегчением. Элиза, находившаяся в стороне от событий, способна была судить обо всем хладнокровно и прийти к разумным выводам. Лавиния запечатала конверт и велела опустить его в почтовый ящик в холле. Интересно, как долго ей придется ждать ответа? - нетерпеливо спрашивала она себя.
После этого она начала готовиться ко сну. Постель ее была приготовлена на полу. Спать она будет неспокойно, если вообще сможет заснуть. Такой одинокой она себя еще никогда не чувствовала.
Однако она только начала раздеваться, как в дверь Постучали. Вошла Фиби и сообщила, что хозяин хочет видеть ее внизу. Она, Фиби, должна посидеть около Флоры, пока Лавиния будет отсутствовать.
Он был в библиотеке совершенно один. Брюзгливым тоном он велел ей закрыть дверь, а затем подойти и сесть у камина. С ребячливым упрямством она заявила, что предпочитает постоять и выслушать, что он имеет ей сказать, но он коротко возразил, что он-де устал и как же он сможет сидеть, если она будет стоять.
Таким образом, против ее желания, атмосфера создалась теплая и интимная. С какими льстивыми речами он намеревается обратиться к ней на этот раз? Суровое выражение исчезло с его лица, и он действительно выглядел усталым.
- Почему вы не спустились к обеду, мисс Херст?
- Я предпочла поесть вместе с Флорой.
- Да, да, я понимаю. А сейчас Фиби осталась с ней?
- Да, мистер Мерион.
- Хорошо. Ну так вот, вы, вероятно, хотите знать, что сказал доктор Манроу?
Лавиния невольно с интересом подалась вперед.
- Вы виделись с ним?
- Да, виделся и говорил о яде, которым отравился Вилли Джоунз.
- И что он сказал?
- Он старый дурак. И к тому же полуслепой. Сам не понимаю, почему мы до сих пор пользуемся его услугами - разве что потому, что он всегда был нашим домашним врачом. И все-таки нельзя продолжать лечиться у врача, у которого на обоих глазах катаракта. До сегодняшнего вечера я не знал, что он ничего не видит; уронил трубку и начал искать, хотя она была прямо у него перед носом.
- Но что он сказал о Вилли, мистер Мерион?
- Он сказал, что мальчик сознался, что ел дикие ягоды, которые прежде никогда не причиняли ему вреда, но в этот раз ему, очевидно, попались особенно ядовитые, скорее всего белая бриония. Его, наверное, привлекли ее яркие ягоды. А может, это был черный паслен, ягоды которого неотличимы от черной смородины. Промывание желудка показало, что он ел ягоды, а также пил молоко. Доктору Манроу не пришло в голову заподозрить, что в молоке могло содержаться что-то еще, так как он видел перед собой ягоды, но тем не менее он признал, что симптомы, которые он наблюдал У мальчика - крайняя сонливость и инертность, - могли быть вызваны каким-нибудь другим ядом, например, опием. Главное, что больной поправляется и наверняка усвоил, что нельзя есть и пить что попало.
- И это все? - спросила Лавиния. - Выходит, никаких окончательных выводов нет.
- Нет. В отличие от вас, мисс Херст, я не намерен заявлять, что Вилли Джоунз едва не умер от питья, которое предназначалось для моей дочери.
- Вы в это не верите?
- Л вы?
- Я... я не уверена.
- Вас успокоит, если я вам скажу, что моя жена призналась, что не так давно дважды принимала опий, причем последний раз вчера вечером? Она сказала, что не могла заснуть. Вы сами знаете, в каком состоянии ее нервы, так что вряд ли вы станете отрицать, что она говорит правду.
- Конечно, не стану, - неохотно подтвердила Лавиния.
- Я хочу, чтобы содержимое этого флакончика было вылито.
- И это все, что намерены предпринять?
- Я хочу также извиниться перед вами за тон, каким разговаривал с вами сегодня днем. Вы нанесли мне крайне неприятный удар.
- Я знаю.
- Я думаю, вам, возможно, придется уйти, мисс Херст.
- Уйти?!
Она перехватила взгляд его черных глаз.
- Ситуация стала невыносимой. Я думал, что... но это невозможно. Как вы находите состояние Флоры после ее поездки в Лондон.
- Она окрепла.
- Да. Я тоже так считаю. Я думаю, она поправится. После Рождества Эдвард уедет с Саймоном в школу и я собираюсь на неопределенное время увезти Флору за границу. Если бы вы были настолько добры, чтобы остаться до тех пор... - он протянул к ней руку, - если я прошу у вас не слишком многого. Я уверен, что вы понимаете.
- Ситуация совершенно такая же, какой она была, когда мы были в Лондоне, - взорвалась Лавиния.
- Нет, хуже. Намного хуже. - Он собрался было что-то добавить в объяснение своих слов, но передумал и вместо этого сказал ей бесстрастным тоном: - А до тех пор я не хочу, чтобы Флору хотя бы на минуту оставляли одну. По-моему, вы и сами что-то предприняли на этот счет. Я высоко ценю вашу осторожность, и, хотя я нахожу все это излишним, рисковать мы не станем. Это вас устраивает?
Почувствовав, насколько сильна его боль, она позабыла о своей собственной:
- Мистер Мерион, эта ситуация не может длиться вечно!
- О, вряд ли она будет длиться. Как ни странно, мир не рушится. А тем временем приближаются праздники, и я хочу, чтобы детям было весело. Позаботиться об этом - ваша задача, мисс Херст. Можете вы с ней справиться?
Она сказала "да" просто потому, что больше сказать было нечего.
Глава восемнадцатая
Джонатан Пит следил за ней, когда она выходила из библиотеки. Услышав за спиной его смех, она вздрогнула от неожиданности. Он стоял в тени, со стаканом в руке, слегка покачиваясь. Румянец на его щеках стал еще ярче, шевелюра была растрепана.
- Хорошенький цербер, да? - добродушно заметил он.
Он что - подслушивал у замочной скважины ее разговор с Дэниелом? По ее мнению, вряд ли он был в состоянии это сделать. Он был слишком пьян.
Но ему было известно, что она в библиотеке, и он наверняка ждал, чтобы она оттуда вышла.
- Я не знаю, что вы имеете в виду.
- Ах, оставьте, моя очаровательная малышка, разве вы когда-нибудь были глупенькой? Для женщины вы даже слишком умны, черт побери. Но, несмотря на это, вы мне нравитесь. Когда вы дадите мне свой ответ?
Она с отвращением попятилась от него, поглядывая на дверь библиотеки: вдруг Дэниел выйдет и услышит этот многозначительный разговор.
- Не может быть, неужели вы вообразили, что своим поведением расположили меня к себе?
- Моя дорогая высокочтимая леди! Я уже отказался от всякой надежды расположить вас к себе. Впредь и намерен прибегнуть к иным методам. - Он снова засмеялся. Его тихий пьяный смех был еще страшнее обычного громкого хохота.
- К тем, которыми вы пользуетесь в отношении миссис Мерион? - быстро парировала она. Это было сказано наобум, но, к своему ужасу, она убедилась, что попала в самую точку.
На миг его дерзкие глаза скользнули в сторону. Но он тут же снова рассмеялся и сказал:
- Я обожаю свою красивую кузину. Но она страшно нервное создание и слишком алчное. И это при том, что у нее уже есть Винтервуд, красивый муж, - он сделал многозначительную паузу, - и даже эта калека с лицом, будто слепленным из серого теста, которую вы так усердно стараетесь оберегать.
- Что вам об этом известно?
Он не обратил внимания на ее вопрос и продолжал:
- Вы и я здесь чужие. Разве не естественно нам объединиться? Перестаньте зря тратить время, глядя томными глазами на Дэниела. Он женат. Вам он никогда не достанется. Да и в любом случае он скучнейший сухарь. Я могу предложить вам гораздо более интересную и веселую жизнь, чем Дэниел Мерион. А вы ведь любите, когда жизнь интересна и волнующа, правда, моя очаровательная Лавиния?
Лавиния подобрала юбки, чтобы пройти мимо него. Он снова начал смеяться над ее яростным гневом:
- Не глядите на меня таким убийственным взглядом. Боюсь, что после Рождества мне здесь не сдобровать. Вы помните - это срок, когда вы должны дать мне ответ. Новый год мы начнем с вами вместе.
И опять она как-то помимо воли спросила:
- А почему вы выжидаете до той поры? Почему вы не требуете ответа сейчас, если вам так не терпится, как вы уверяете? Чего вы рассчитываете добиться выжиданием?
Он пролил немного бренди из своего бокала и стоял, вперив взгляд в маленькую лужицу на паркетном полу. Вид у него стал вдруг совсем пьяный.
- Возвращайтесь к своим церберским обязанностям, - с трудом ворочая языком, произнес он. - Занимайтесь своим делом и позвольте мне заниматься своим.
В чем же состояло его дело? Получить хоть какие-то крохи от наследства тетки? Ведь он наверняка так же разочарован ее завещанием, как и Шарлотта. Но каким образом он намеревался их заполучить и как она может его разоблачить, не позволив при этом ему разоблачить ее?
Она стояла в спальне, держа свечу над лицом спящей Флоры. Ребенок явно начал хорошеть, щеки ее округлились, и на них проступал нежный румянец. Губы у нее были красиво изогнуты. Она выглядела счастливой. Флора грезила о Рождестве, а может быть, о своей романтической склонности к мистеру Бушу. Или - это тоже не исключено - о том, что она снова начала ходить. А если ее разбудить и сказать, что ее дорогая мисс Херст, которой она всецело доверяет, убийца?!
Джонатан Пит, конечно, не станет выбирать слова, если решит осуществить свою угрозу. Возможно, она будет вынуждена сама рассказать Флоре всю историю и затем стать свидетельницей того, как девочка, потрясенная и разочарованная, отшатнется от нее, снова станет искать прибежище в своей болезни, и в результате ее шансы на выздоровление, возможно, будут потеряны навсегда.
Как могло случиться, что она так приросла душой к этому ребенку, казавшемуся ей тогда на залитой солнцем площади в Венеции таким неприятным? Ей и в голову никогда не приходило, что такое возможно и что из-за своих эмоций она может оказаться в столь опасном положении. Что ей делать? По-прежнему отражать приставания этого пьяного мужчины и молиться о чуде? Но в чем должно состоять это чудо? Пока что ей следует делать то, о чем просил ее Дэниел, и заботиться, чтобы Флора была довольна и счастлива. А потом Рождество пройдет, Саймон и Эдвард уедут в школу, и Дэниел сможет отправиться за границу со своей дочерью-наследницей.
Рождество никогда не должно становиться угрозой для кого бы то ни было, так же как и жизнь не должна бы быть такой жестокой.
Ко всеобщему разочарованию, несмотря на ежедневный массаж и постоянные подбадривания, ноги Флоры упорно оставались безжизненными. Даже как-то раз у нее случился приступ ярости, и она ударила по руке Лавинию, растиравшую ее слабые лодыжки.
- Ах, оставьте меня в покое, мисс Херст! Это бессмысленно. Я навсегда останусь калекой.
- Думаю, если ты этого хочешь, так оно и будет.
- Хочу?! - взвизгнула Флора. - Разве могут люди хотеть быть такими безобразными, такими ужасными?!
- Может, они воображают, что в этом случае с ними будут носиться, всячески их ублажать?
- Но я же вовсе так не думаю. Вы меня браните! Папа па целый день уходит из дома и берет с собой Саймона, мама хочет иметь при себе только Эдварда! Я ненавижу вас! Я всех ненавижу. Я хотела бы умереть. Я хотела бы, чтобы меня похоронили вместе с бабушкой Тэймсон, - продолжала она, начиная получать удовольствие от собственных мрачных фантазий. - Она была единственным человеком, любившим меня. Я могла бы наесться каких-нибудь ядовитых ягод, как Вилли Джоунз. Только мне пришлось бы сначала составить завещание, да?
- Флора, прекрати эти неуместные разговоры. Ты глупая маленькая девочка и просто рисуешься. Составить завещание... скажешь тоже!
- Я ничего вам не оставлю, если вы будете так ужасно себя вести. И я вам не скажу, кто будет упомянут в моем завещании. Я буду держать это в секрете.
За дверью послышался шум, после чего Эдвард бесцеремонно начал колотить в нее кулаком, а потом ворвался в комнату.
- Я слышал, Флора, как ты сказала, что у тебя есть секрет. У меня тоже есть.
- Нет у тебя никакого секрета. Все ты выдумал, - сердито воскликнула Флора.
- Есть. Мне его сообщила мама.
- Ничего она тебе не сообщала.
- Нет, сообщила. Она сообщила мне важный секрет. - Его оживленное личико стало несколько неуверенным. - Но я вовсе не хочу ехать в Лондон и жить там с одной только мамой.
Флора надулась, не проявив к брату ни малейшего сочувствия.
- Это и есть секрет? Видишь, ты так и не сохранил его! Какой же ты ненадежный мальчишка. Маме надо быть осторожной, когда она рассказывает тебе что-то. - Лицо ее напряглось. Она подозрительным тоном спросила: - Почему мама берет с собой только тебя? Почему вы будете жить в Лондоне?
- Не знаю. Она сказала, что я смогу ежедневно видеть парад королевской конной гвардии. А еще мы будем смотреть пантомимы и ходить в разные интересные места. А я думал, что поеду вместе с Саймоном в школу.
Флора мрачно размышляла над неожиданным сообщением Эдварда.
- А мне совершенно неинтересно было бы смотреть на сотню конногвардейцев. А кроме того, папа ни за что тебя не пустит. Мама все это просто выдумала.
- Она сказала, что с нами не будет никого, даже кузена Джонатона. - Эдвард был явно встревожен. Похоже, он не фантазировал. - Я бы предпочел, чтобы был еще хоть кто-нибудь, пусть даже старина Буш. Ты собираешься на праздничном вечере говорить с Бушем, Флора? Он надеется, что ты с ним поговоришь. Сегодня утром, во время нашего урока ботаники, он собрал для тебя какие-то ягоды и еще что-то. - Далее, искусно подражая быстрому мягкому говору мистера Буша, Эдуард добавил: - "Я думаю, мастер Эдвард, ваша сестра может нарисовать прелестный этюд, пользуясь этими вещицами. Она очень искусно владеет цветными карандашами. Вам было бы очень полезно в смысле прилежания брать пример с нее".
Гнев Флоры начал таять, уступив место жаркому румянцу и хихиканью.
- А ты не знаешь, что означает "подражать ее прилежанию".
- Не знаю и знать не хочу. Взрослые так скучно разговаривают. Мама заставляет меня присутствовать при ее разговорах с кузеном Джонатоном. Она говорит, что я не должен уходить, потому что она не любит оставаться с ним одна.
- Вздор какой! Она часто бывает с ним одна. Она ездит с ним верхом, гуляет и при этом смеется так, словно все это доставляет ей удовольствие.
- Нет, вовсе не доставляет. Она говорит, он ходит за ней следом и ей из вежливости приходится притворяться. Но вообще-то он скоро женится и уезжает в Америку, и я этому страшно рад.
- Женится! Кузен Джонатан! - Флора закатила глаза к потолку. - Мне жаль его невесту. Кто же это?
- А я откуда знаю? Он просто твердит, что уезжает в Америку, чтобы поселиться там со своей женой, и тогда мы уже никогда больше его не увидим. Но он говорит, жаль, что билет на пароход стоит так дорого, особенно на двоих.
- А что он еще говорит? - Лавиния полагала, что ее голос звучит с похвальным спокойствием.
- Больше ничего. Я не больно-то слушаю. Не хочу я знать про его старуху-жену. И мама не хочет. Она говорит, чем скорее, тем лучше, и почему бы ему не уехать немедленно, а он говорит, что она позабыла, как сама умоляла его остаться, чтобы после печального события - смерти бабушки - Рождество прошло бы хоть немного повеселее. После этого он целует ей руку, а она плачет.
- Почему она плачет? - требовательным тоном спросила Флора.
- Не знаю. Может, он кусает ее за палец.
- Эдвард! - Флора не удержалась и захихикала: - Мама не может плакать из-за того, что ревнует его к будущей жене. Ведь у нее есть папа. Хотелось бы мне знать, кто такая эта леди.
Не довольствуясь догадками, Флора решила прямо спросить об этом Джонатона. Она осуществила свое намерение в тот же день, во время ленча.
- Я слышу, вы собираетесь жениться, кузен Джонатан, - сказала она своим самым взрослым тоном. - Поздравляю вас.
Джонатан поклонился ей, глаза его весело сверкали.
- Благодарю вас, Флора. Право же, это очень любезно с вашей стороны.
- Но разве справедливо, что мы не знаем, кто станет вашей женой. Папа! Мама! Скажите, разве справедливо?
- Это та энергичная молодая дама, о которой вы говорили? - поинтересовалась Шарлотта. - Мне кажется, вы сравнивали ее с лошадью чистых кровей.
- Кто-нибудь из наших краев, молодой человек? - спросил сэр Тимоти, любивший быть в курсе событий.
Джонатан приложил палец к губам.
- Ни слова! - воскликнул он. - Я обещал даме ничего не говорить.
- Есть какая-то причина для такой секретности? - с явным интересом вмешался Дэниел.
- Я уважаю каприз женщин. Но это не тот случай, который может заинтересовать. Она не из тех дам, чья семья и предки вам известны. Я познакомился с ней довольно давно у нее в доме, в Лондоне. И с тех пор не терял ее из виду. Дамы, - тут он обратился к Флоре, - любят, чтобы за ними ухаживали.
- Вы умираете от любви к ней? - спросила Флора. Новый поворот событий заставил ее на время позабыть о своей вражде к этому человеку.
- Надеюсь остаться в живых. Хотя дама, о которой идет речь, оказывает роковое воздействие на мужчин.
- Настолько она красива? - его слова явно произвели на Флору впечатление.
- Когда вы видите ее в самой лучшей форме. Убийственно красива.
Шарлотта внезапно воскликнула:
- Джонатан! Вы просто смешны. Не забивайте голову ребенка вздором.
- Но я вовсе не шутил, Шарлотта. Честное слово!