- Мама, ну пожалуйста! Я всего лишь объясняю мисс Херст, как меня найти. А где будет ее комната?
- Само собой, она займет ту комнату, где жила мисс Браун.
- Ах, что ты, мама, она же рядом с комнатой Эдварда! А я хочу, чтобы мисс Херст поселилась рядом со мной: она может понадобиться среди ночи. Пусть она займет красную комнату.
- Успокойся Флора. Что еще за вздор - поселить в красной комнате гувернантку. Мисс Херст, вы премного нас обяжете, если возвратитесь в экипаж и позволите нам продолжать путешествие.
Флора не произнесла больше ни слова, но позднее, когда Дэниел вынес ее из кареты у крыльца большого парадного входа, Лавиния заметила, что на щеках девочки блестят слезы. Отец тоже их заметил и спросил, что случилось.
- Ничего, папа. Просто я ужасно устала. - Голос ее был отчужденным и еле слышным. Но, глядя через плечо отца на Лавинию, она подмигнула ей. Лавиния поняла, что надо во что бы то ни стало удержаться от улыбки и состроить строгую мину. Судя по всему, ее не поместят в маленькой темной комнатушке, которую еще недавно занимала мисс Браун. Ей еще не приходилось встречать кого-либо в возрасте Флоры, кто так же бессовестно добивался всего, чего хочет, как эта девочка. Придется начать обучать ее честности.
Когда парадная дверь распахнулась, поднялась суета: появились служанки, приседавшие перед Шарлоттой и леди Тэймсон, кто-то помогал внести кресло Флоры, втащить багаж. Шарлотта представила Лавинию экономке, миссис О'Шонесси. Лавиния столкнулась с новой проблемой: надо было заслужить одобрение и признание прислуги, начиная с самой миссис О'Шонесси и кончая горничной. Припоминая своих собственных гувернанток, сменявших одна другую, она понимала, какие тут могли возникнуть трудности. Если члены хозяйской семьи проявляли к вам слишком большую благосклонность, это могло вызвать чувство вражды, а если слишком малую - чувство презрения. Так, например, они вряд ли одобрили бы то, что хозяин специально остановил экипаж, чтобы показать ей свое поместье. Не приобретет она особой популярности и в том случае, если ей отдадут одну из предназначенных для гостей комнат в нижнем этаже.
Шарлотта отдавала распоряжения своим высоким возбужденным голосом. Контессе надо помочь подняться наверх: "Иди очень медленно, Джозеф!" Фиби должна была проследить, чтобы Флора немедленно улеглась и поужинала прямо в постели. Лили... Где Лили? Вперед вышла молоденькая девушка с красными как яблочки щеками и сделала положенный книксен. Ей было велено отвести Эдварда наверх и как можно скорее усадить его в ванну, так как он совершенно грязный: "Не позволяйте ему баловаться, Лили. Он всю дорогу от Дувра плохо себя вел". Однако эта команда была смягчена нежной улыбкой в сторону Эдварда и обещанием, что она скоро поднимется наверх, чтобы поцеловать его на ночь. Мисс Херст надо показать ее комнату: "Ту, обычную, миссис О'Шонесси, и, поскольку уже поздно и она, без сомнения, устала, возможно, она предпочтет, чтобы ей подали ужин в комнату, вместо того чтобы спускаться в столовую".
Лавиния не успела с благодарностью согласиться на это предложение, как Шарлотта нервно продолжила свою речь. Где письма от мистера Саймона? Где сэр Тимоти? Не мог же он забыть, когда они прибывают. Сообщили доктору Манроу, что он должен прийти утром осмотреть контессу? И не может ли миссис О'Шонесси распорядиться, чтобы ужин подали на полчаса раньше, так как им всем хочется поскорее лечь.
Отнеся Флору наверх, Дэниел исчез. Пока Лавиния ожидала, чтобы горничная отвела ее в комнату, она услышала его голос, доносившийся через открытую дверь из просторного холла:
- Ну-с, дядя Тимоти, мы благополучно вернулись, несмотря на ваши зловещие предсказания.
- А старая дама?
- И старая дама тоже цела и невредима.
- Ага! Я должен засвидетельствовать ей свое почтение. Как она перенесла путешествие?
- Неплохо. Шарлотта за нее волнуется.
- Я помню ее - она была рыжая. Чертовски красивая женщина. Мы все считали, что Вилли Питу здорово повезло. Однако после смерти сына она потеряла свою красоту... Впрочем, в конце концов она неплохо устроила свою судьбу. Контесса - а?! Как вам это нравится? Я не верю в иностранные титулы. Опять я потерял мои очки, Дэниел. Служанки имеют обыкновение, когда убирают...
- Сюда, пожалуйста, мисс, - сказала горничная, появляясь перед Лавинией.
Лавиния последовала за проворной легкой фигуркой вверх по лестнице. Горничной было самое большее лет Двенадцать. На вопрос, как ее зовут, она сообщила, что ее имя - Мэри и что она переведена на свой нынешний высокий пост из кухни. Ее мечтой было стать когда-нибудь экономкой, так как замуж она никогда не выйдет.
Лавинию позабавило столь категоричное утверждение юного создания.
- Почему ты так говоришь, Мэри?
- Так ведь, мисс, мой отец пьет и ужас как плохо обращается с мамой. Или возьмите мою сестру Нелли, у ее мужа такой нрав - он то и дело бьет ее. Мне кажется, быть замужем не такая уж большая радость. Да вот хоть здешние хозяин и хозяйка. Можно было бы подумать, живя в таком большом доме и все такое прочее, они должны были бы... - Она вдруг оборвала себя. - Я не должна так говорить, мисс. Миссис О'Шонесси говорит, мы не должны сплетничать о хозяйской семье. Сюда, мисс. Это ваша комната.
Маленькая служанка открыла дверь в небольшую очень скромную комнату. Конечно, все необходимое в ней имелось, даже письменный стол, который, решила Лавиния, наверное, считался предметом роскоши, И ей ли воротить нос от аккуратной железной койки, после того как она в течение тех трех страшных месяцев спала на грязной соломенной подстилке.
- Это была комната мисс Браун, мисс.
Глаза Мэри, выделявшиеся на ее хитром маленьком личике, задумчиво разглядывали Лавинию.
- И не спрашивайте меня, почему ее сейчас здесь нет, Мэри, - весело сказала Лавиния.
- Да, мисс. Я думаю, она не поладила с мисс Флорой. Я принесу сюда ваш ужин, мисс.
К тому времени, когда Мэри вернулась с подносом, на котором стоял ужин, Лавиния успела осмотреть комнату и теперь пыталась убедить себя, что она гораздо приятнее, чем ей показалось вначале! на полу лежал небольшой квадратный турецкий коврик; фарфоровый кувшин и таз для умывания были расписаны веселым цветочным узором; один-единственный, но зато очень удобный стул стоял возле туалетного столика, над которым даже висела небольшая акварелька.
- О, мисс, там такой гвалт! Мисс Флора кричит, требует вас, а хозяйка велит ей вести себя как положено. Она совсем стала отбиваться от рук. Я специально не прислушивалась, мисс, но, проходя мимо, просто нельзя было не слышать. А хозяин ушел наверх ужас какой сердитый.
- Я спущусь вниз, - сказала Лавиния.
- О мисс, только не говорите, что я вам сказала! Просто я не могу выносить, когда бедную мисс Флору ругают. Она такая беспомощная в этом своем кресле! Разве вы бы не закричали на ее месте?
- Да, Мэри, закричала бы.
Уже довольно хорошо разбираясь в том, как работает хитрый и изобретательный ум девочки, Лавиния полагала, что Флора приурочит задуманную сцену к следующему утру, когда уляжется суматоха, связанная с водворением леди Тэймсон. После этого она изобразит горькие слезы, скажет, что ей страшно спать одной, и начнет умолять, чтобы мисс Херст отвели комнату, прилегающую к ее собственной. Если же желание не будет достаточно быстро удовлетворено, она, вероятно, бухнется разок-другой в обморок и откажется завтракать.
Однако случилось нечто, ускорившее сцену.
Когда Лавиния подошла к двери большой приятной комнаты - толстый ковер, белоснежные занавески, белое, украшенное многочисленными сборками покрывало на постели, ярко пылающий камин и весело сверкающие светильники, - оказалось, что комната полна народу. Флора сидела в своей коляске возле камина очень прямо. Лицо ее было пунцовым от ярости. Ее мать, сердитая и неумолимая, возвышалась над ней, а Эдвард, в халатике, скакал по всей комнате, заливаясь визгливым смехом. Дэниел глядел на Флору с глубокой озабоченностью, а испуганная служанка Фиби, хлопотавшая возле умывальника с кувшином горячей воды, от которой шел пар, старалась привлекать к себе как можно меньше внимания.
- Я не отдам ее тебе, мама. Не отдам!
- Флора, ты слышала, что я сказала?!
- Папа! О мисс Херст! Пожалуйста, дорогая мисс Херст, скажите маме, что это мое.
Шарлотта обратила к Лавинии лицо, столь же сердитое, как и лицо ее дочери. Она явно была недовольна появлением Лавинии и уже открыла рот, чтобы приказать ей не вмешиваться не в свое дело, но в этот самый момент Дэниел сказал спокойным, рассудительным тоном:
- Да, быть может, мисс Херст поможет пролить на это хоть какой-то свет. У Флоры, мисс Херст, появилась брошь, которую, как она утверждает, ей подарила контесса.
- Она ее украла, она ее украла! - выкрикивал Эдвард, носясь как сумасшедший по комнате.
- Ничего подобного! Эдвард, ты врун! Бабушка Тэймсон подарила мне ее за то, что я спасла ей жизнь. Я говорила тебе, мама!
Лавиния стала около Флоры на колени, разжала плотно сцепившиеся пальчики, и все увидели великолепную бриллиантовую брошь. Девочка обливалась потом и вся дрожала.
- Я правду говорю, она моя! Потому что я и в самом деле спасла ей жизнь, разве нет, мисс Херст?
- А почему ты это сделала? - спросил Эдвард. - Я думал, ты ее ненавидишь.
- Ну и что ж!
- В таком случае ты должна была дать ей умереть.
- Эдвард! Замолчи и ступай к себе в комнату! - строго проговорил Дэниел. - Фиби, отведите этого ребенка наверх. А теперь, Флора, мы, может быть, спокойно выслушаем, что же произошло?
- Папа, но ты-то ведь веришь мне? - Флора посмотрела на него страдальческими глазами.
- Конечно, я тебе верю. Но почему ты сразу не сказала нам о броши? Видишь ли, это очень ценная вещь.
- Бабушка Тэймсон дала мне ее на следующее утро после той ночи, когда она чуть не умерла, - быстро проговорила Флора. - Она сказала, что я проявила большую находчивость, и дала мне брошь. Это была та самая брошь, которую она носила пришпиленной к своему платью. Она сказала, что брошь стоит около тысячи фунтов и я могу ее получить, пока хищники не заграбастали остальное. Что она имела в виду, говоря о хищниках?
- Она очень больная старая женщина и сама не знает, что говорит и что делает, - резко ответила Шарлотта. - Старые люди вечно воображают, что кто-то собирается украсть их вещи.
- Я не хищница, и я это не украла, - заявила Флора. - Я собираюсь ее продать и купить новую лошадь для папы взамен Хлои. - Губы ее упрямо сжались. - Так что даже не думай, что я намерена ее вернуть. Да и вообще - почему бы вам не спросить об этом бабушку Тэймсон? Она подтвердит, что подарила ее мне.
- Она спит, и ее нельзя беспокоить, - сказала Шарлотта. - Конечно, утром я ее спрошу. А пока эту брошь надо убрать в надежное место. Даже если она действительно подарила ее тебе, ты сможешь ее носить, только когда станешь взрослой. Для маленькой девочки это совершенно неподходящий подарок.
- Потому-то я и собираюсь ее продать, - терпеливо повторила Флора.
Губы Дэниела внезапно дрогнули. Необычайно нежно он сказал:
- Флора, детка, когда ты мне продемонстрируешь, что снова можешь ходить, я с величайшим удовольствием куплю тебе новую лошадь. Я ни в коем случае не хочу, чтобы ты продавала ради этого свои драгоценности.
- Значит, я могу оставить брошь у себя, папа?
- Если утром бабушка Тэймсон подтвердит твои слова. И вообще, не слишком ли много шума и волнений? Я хотел бы, чтобы мисс Херст осталась и уложила тебя в постель.
Флора порывисто взмахнула обеими руками:
- О папа, как я тебя люблю!
На лице Шарлотты появилось холодное выражение.
- Дэниел, но это просто смешно - позволять ребенку оставить у себя такую ценную брошь! Я уверена, что адвокат тети Тэймсон отнесется к этому весьма неодобрительно.
- Никогда не слыхал о существовании закона, который запрещал бы здравствующим людям распоряжаться своим имуществом по собственному усмотрению.
Шарлотта нетерпеливо прищелкнула языком:
- Все дело в том - что дар-то совершенно неподходящий для ребенка. По-моему, вообще незачем было вознаграждать Флору за то, что она раз в жизни вела себя здраво. Делай, что тебе велел папа, Флора, и ложись в постель.
- Хорошо, мама, - произнесла Флора с обманчивой покорностью. Ее глаза под золотистыми ресницами так и поблескивали. - И я, право же, мама, не придаю такого уж большого значения броши. Я отдам ее обратно бабушке Тэймсон, если мисс Херст позволят поселиться в комнате, соседней с моей. Умоляю тебя, мама! Потому что я знаю: у меня будут кошмары и я буду кричать. Я так измучена после всех этих переездов! Дэниел вдруг рассмеялся:
- Озорница обвела тебя вокруг пальца, моя дорогая. Но, так или иначе, она говорит весьма здравые вещи. Пусть мисс Херст спустится вниз. Конечно, если сама мисс Херст на это согласна.
Чрезвычайно саркастическим тоном Шарлотта спросила:
- Устроит ли это вас, мисс Херст? Полагаю, вы найдете комнату достаточно удобной. Обычно мы отводим ее наиболее почетным из наших гостей.
Лавиния не пожелала встретиться глазами с Дэниелом, который, она знала, только и ждал, чтобы подмигнуть ей. Как она сможет здесь оставаться, если Шарлотта станет ее врагом? Глупо было бы думать, что Шарлотта потерпит поражение.
- Я с радостью сделаю то, что всех устраивает, миссис Мерион.
- Никого это ни в коей мере не устраивает, но, похоже, что домом временно управляет моя дочь. Не думайте, что подобное положение будет всегда. - Шарлотта стояла возле Флоры, протянув к ней руку. - Я заберу эту брошь, мисс. И чтобы от тебя сегодня больше не слышно было ни звука.
Когда они остались одни, Лавиния спросила Флору:
- Ты украла брошь? Флора была глубоко уязвлена.
- Неужели вы не доверяете мне, мисс Херст?
- Нет, не доверяю.
Флора вздохнула:
- Я не крала брошь. Бабушка Тэймсон действительно дала ее мне. Она сказала, пусть лучше что-нибудь достанется мне, прежде чем другие отберут у нее все ее имущество. Она сказала, что окружена ворами. Кого она имела в виду, мисс Херст?
- Право же, ума не приложу. У старых людей порой возникают странные идеи.
- Ну что ж, на небе ей броши и прочие вещи не понадобятся, - рассудительно заметила Флора. - Там у нее будут жемчужные крылья.
Глава восьмая
На следующее утро Флора, подкатив в своем кресле к Лавинии, пожаловалась:
- Мама отказывается впустить меня в комнату бабушки Тэймсон. Они пишут.
- Пишут?
- Письма, наверное. Велите Джозефу снести меня вниз, и я покажу вам дом. А после этого мы отправимся в сад. Я хочу, чтобы вы увидели мой синий сад. Он принадлежит только мне. В нем все синее. Эдварда я никогда туда не впускаю. Пошли, мисс Херст.
- Мне казалось, это я должна говорить тебе, что делать.
- Такой порядок можно ввести и с завтрашнего дня. А сегодня буду хозяйкой я. Очень вас прошу, дорогая мисс Херст. Позвольте мне вас развлечь.
Лавиния позволила уговорить себя настолько, что вызвала звонком Джозефа, дюжего лакея, для которого Флора была легкой как перышко.
- Как бабушка Тэймсон?
- У нее был сердитый вид. Она занимает красную комнату. А вам понравилась комната, которую я выговорила для вас, мисс Херст?
Она поразительно напомнила ее прежнюю комнату в родительском доме, Олфорд Чэйз. Сверкающая мебель красного дерева, кресла с плюшевыми сиденьями, уютно придвинутые к камину, красивый фарфоровый умывальник и кровать с ее мягким матрацем и белоснежным покрывалом - все это было до грусти знакомо. На постельном белье вышиты монограммы, ковер толстый, ветвистый подсвечник на каминной полке был из тяжелого георгианского серебра. На этажерке у постели стояли книги - томик стихов Китса и новейший роман Теккерея.
Ни один из предметов не предназначался для Лавинии Херст. Но они достались ей, и она уже начала получать несколько злорадное удовольствие оттого, что видела бессильную ярость Шарлотты. Это не означало, что она недооценивает Шарлотту. За ту победу, которую одержала для нее Флора, придется поплатиться, Но пока что очаровательная комната придавала ей мужества. Попозже она сядет за элегантный письменный столик в стиле шератон и напишет Робину письмо, в котором расскажет о том, как же ей повезло.
Внизу они столкнулись со стариком в бархатном смокинге, который воззрился на них водянисто-синими глазами и спросил, не могут ли они ему сказать, куда он подевал свои очки.
- Ах, дядя Тимоти, опять вы их потеряли? - воскликнула Флора. - Вы просто невозможный человек. Вы ходили повидаться с бабушкой Тэймсон?
- Как я могу что-либо увидеть без своих очков? Ну, научили тебя иностранные врачи снова ходить?
- Нет, дядя Тимоти. Они только причинили мне еще большую боль. Они заявили, что я должна быть терпеливой.
- А ты проявляешь терпение? Кто это с тобой?
- Это мисс Херст, моя компаньонка. Мисс Херст, это мой дядя, сэр Тимоти Мерион. Вообще-то он мой дедушка, но не любит, чтобы его так называли, потому что от этого он чувствует себя слишком старым.
Старик протянул изящную прохладную руку:
- Здравствуйте, мисс Херст. Давно ли вы состоите при моей племяннице?
- Только со времени нашего пребывания в Венеции, дядя Тимоти.
- О, так вы продержались целую неделю! Это прямо-таки рекорд! Надеюсь, вас не отпугнет некоторое проявление темперамента, как это было с теми дурочками. Ребенку надо время от времени выпускать пар. Ведь ей приходится сидеть в этой проклятой коляске! Куда вы сейчас направляетесь?
- Я показываю мисс Херст дом, дядя Тимоти.
- Отлично. Могу я пойти с вами? Следуйте за мной, мисс Херст. Сначала мы пойдем в длинную галерею. Вас интересуют фамильные портреты? У нас есть несколько неплохих, один - кисти Гольбейна и парочка произведений Ван Дейка.
В длинной галерее висел портрет женщины, так необыкновенно походившей на Дэниела, что Лавиния невольно замедлила шаг. Женщина была молода; на ее платье с высокой талией наброшен желтый шарф. Сэр Тимоти заметил, что Лавиния смотрит на нее с восхищением.
- Это Грейс, жена моего покойного брата. Мать Дэниела. Красивая, не правда ли? Она умерла, когда ей не было еще тридцати. Ей страшно не хотелось умирать. Она хотела остаться здесь. Она любила Винтервуд. Из нее вышла бы прекрасная хозяйка. Дому нужна хорошая хозяйка. Любовное отношение находит в нем благодарный отклик. Вы когда-нибудь замечали это?
- Да, замечала. Моя мать любила... тот дом, где мы жили.
Даже это скромное заявление выдало слишком многое, так как сэр Тимоти внимательно поглядел на нее своими подслеповатыми глазами. Однако он тут же безнадежно покачал головой:
- Бессмысленно. Без очков все лица кажутся мне одинаковыми. Буду лишь надеяться, мисс Херст, что внешность у вас привлекательная. Я люблю, когда вокруг меня привлекательные женщины.
- Дядя Тимоти! - одернула его Флора. - Вы знаете, что мама не любит, когда вы флиртуете.
Старик зашаркал дальше, сокрушенно цокая языком. Лавиния услышала, как он пробормотал: