Танкреди осмотрел девушку так внимательно, что, в конце концов, она едва ли не стыдливо опустила глаза. Тогда он улыбнулся.
- Нет, мне жаль, - принёс извинения он. - У меня есть кое-какие обязательства, и я не могу их отложить.
- Как жаль! - сказала Бенедетта.
- Я провожу брата к выходу.
Джанфилиппо удалился вместе с ним.
- У тебя ведь нет никаких дел, правда?
- Ты такой проницательный.
- Чем она тебе так не понравилась? Мне кажется, она очень красивая.
- В мире полно красивых девушек. Эта не замужем, у неё нет парня, возможно, она недавно с кем-то рассталась, и теперь ей просто хочется влюбиться... И тут подвернулся я.
- И что? Что в этом плохого? Наверняка с ней даже весело. Просто возьми и узнай, какие достоинства есть у этой женщины, какая она в постели, как готовит. Нужно просто дать ей шанс…
- Да, но она показалась мне поверхностной. В лучшем случае, она отлично владеет врождённым качеством всех женщин.
- Каким?
- Умением плакать.
Тогда Джанфилиппо дал ему уйти. Сам он некоторое время наблюдал за тем, как его брат идёт по коридору. А затем вернулся к женщинам и сел между ними. Погладил ладонь Бенедетты.
- Какой странный тип, твой брат… Но он мне понравился. Жаль, что у него вечером дела...
- Да...
- Вообще-то, он понравился нам обеим… Именно это я говорила Габриэлле, было бы здорово, если бы они... Да, мы могли бы пригласить их в наш загородный дом...
Джанфилиппо тут же понял, что она имела в виду.
- Да, было бы здорово. Только вот у моего брата есть маленькая проблемка…
Бенедетта и Габриэлла сначала посмотрели на него с любопытством, а потом – с беспокойством.
- Какая?
- Он не хочет быть счастливым.
5
Андреа с закрытыми глазами слушал музыку в наушниках. Затем он открыл глаза и посмотрел на видео, где появилась София. Её руки летали над клавишами, голова была наклонена, лицо закрыто волосами, упавшими вперёд и танцующими вместе с ней, а она качалась, сидя за инструментом, захваченная своими собственными нотами.
Её каштановые волосы были светлее обычного, да и сама она была бледнее. Был сентябрь, её последний концерт.
Андреа смотрел на неё. Камера приблизилась к её лицу и в данный момент показывала её в профиль. София с закрытыми глазами играла финал пьесы. Андреа начал двигать головой в том же ритме, что и она, позволяя себе раствориться в этом фрагменте, в этих последних нотах, таких сильных, таких трогательных. Без спросу по его щеке прокатилась слеза. Он всё также двигал головой, не зная, что причиняет ему такую боль: воспоминания из-за этого видео, которое снял он сам со сцены консерватории, когда ещё мог передвигаться самостоятельно, или то, что с того момента всё прекратилось. София никогда больше не играла. Её невероятный признанный дар остался в стороне, заброшенный на чердак, забытый. Как не открытый подарок, как не подаренный поцелуй.
Слушая аплодисменты на видео, Андреа вдруг почувствовал на себе взгляд и опустил монитор ноутбука. Перед ним появилась София на восемь лет старше.
- Эй... С кем переписываешься? Я ревную.
Андреа снял наушники.
- Привет, любимая, я не слышал, как ты вошла... - он улыбнулся ей и попытался поставить ноутбук на столик рядом с ним, но ему пришлось приложить немало усилий для этого действия, словно этот маленький шаг был проблемой, непреодолимой трудностью. София тут же оказалась рядом с ним и помогла. - Нет, оставь его здесь... Может, потом он мне снова понадобится.
- Я тебе его отдам, когда уйду.
- А...
- Что это значит?
- Ничего, просто... ты снова собираешься уйти...
- Дорогой, ты как всегда не помнишь, но я делаю это каждый день… у меня урок.
- Мне кажется просто нелепостью, что ты делаешь это. Ты могла бы зарабатывать в тысячу раз больше, играя и давая эти концерты, на которые приезжали люди со всего мира, чтобы послушать тебя. А вместо этого ты упёрлась и даёшь уроки музыки в школе.
- Опустив тот факт, что я даю уроки не только в школе, но и в консерватории, скажу то, что ты и сам знаешь: мне очень нравится учить, ведь встречается множество юных дарований.
- Ага, как этот Даниеле, который написал тебе любовное письмо…
- Ему ведь семь лет!
- И что? Пока он растёт, ты всё время будешь его мечтой.
- Да, но есть небольшая деталь: когда ему исполнится восемнадцать, мне уже будет сорок!
- И? Сейчас в моде пары, в которых мужчина гораздо моложе...
- Милый... - София улыбнулась ему и поцеловала в губы, - ты же знаешь, что мне нравится идти против течения, разве нет?
В этот момент она случайно наткнулась на мешки с мочой и калом. Она собиралась убрать их, когда Андреа её остановил.
- Нет, оставь...
- Но они полные.
Андреа ответил с яростью:
- Я сказал, чтобы ты их оставила!
София испуганно отстранилась от него из-за этого неожиданного крика. Андреа понял это и сказал ей уже спокойнее:
- Позже придёт Сюзанна. Я хочу, чтобы это сделала она.
- Конечно... Ты прав, - но этого ей показалось недостаточно. - Прости меня.
Тогда она ушла на кухню, разобрала сумку с продуктами, одну за другой, и, пытаясь отвлечься, стала наводить порядок в холодильнике. Затем она остановилась, оперлась руками о стол и закрыла глаза. Сделала глубокий вздох и, снова открыв их, посмотрела вокруг себя. Вдруг всё показалось ей старым. Словно мир остановился и стал неподвижным. Словно всё здесь находилось с незапамятных времён: лампа, повешенная в углу, справа от холодильника; тостер в верхнем шкафчике; деревянная доска; старая большая ложка. Словно её жизнь парализовало в тот день.
Она посмотрела на часы.
"Поверить не могу, уже так поздно! Я голодная... Уже полдесятого. Сколько времени нужно, чтобы обменять пиццу? Если бы я заранее знала, то не стала бы просить. Подошла бы и та..." София засмеялась. Как же глупо было ссориться из-за подобных вещей! К тому же, в последнее время она чувствовала себя такой вдохновлённой. Ничего никому не говоря, особенно Андреа, она готовила ему сюрприз – то, что должно было соединить их навсегда: пассаж Листа "Фантазия-соната по прочтении Данте", она считала это самой красивой пьесой, даже более возвышенной, чем "Годы странствий". Это было произведение, которое трогало её до глубины души, как ей казалось - более того, она была уверена в этом - оно трогало её так же, как и композитора, который его написал. Лист был безумно влюблён в принцессу Каролину Ивановску, а сто пятьдесят лет спустя она, София, ничья принцесса, посвятила эту пьесу своему возлюбленному, своему принцу - да, она не стыдилась называть его так.
Она села за фортепиано и посмотрела на клавиши. Сколько ещё ей придётся учиться? Может, ещё пару недель, а потом... А потом на первом концерте, очень просто, после последних аплодисментов публики, она скажет: "На бис я бы хотела сыграть пьесу Ференца Листа, которую я посвящаю очень близкому мне человеку". Она посмотрит на Андреа, а он, в первом ряду, вернёт ей этот взгляд. Она сядет за инструмент и начнёт играть, представляя, как он с каждым новым переходом, судорожным и виртуозным, будет удивлён всё больше и больше.
Это станет его пьесой, и никогда, никогда больше она не станет её играть. Она заставила ноты зазвучать и забыла обо всём мире вне этой комнаты. Она не замечала, что не так далеко от неё происходило кое-что: постоянно загорался дисплей её мобильника; друг за другом она пропускала вызовы; её лучшие подруги, друзья и родители; наконец, больница. Но София продолжала играть, зачарованная эмоциями этой пьесы. Она работала над ней целый год и сыграет только для него, для мужчины, которого она полюбила и будет любить всю свою жизнь. Она улыбнулась, подумав обо всех обычных глупых ссорах, о своём несколько капризном характере, о своём постоянном беспокойстве. Одна великая мысль заставила её широко улыбнуться: "Я сыграю её для тебя, Андреа". И с этим последним убеждением она полностью забылась. Она быстро двигала руками по клавишам; под её пальцами ноты становились порывистыми; она била по клавишам иногда яростно, а иногда нежно; и со страстью подвела эту пьесу к концу. Обессилевшая, она даже не успела встать из-за фортепиано, когда услышала тот шум. Удары в дверь, затем звонок. Настойчивый, продолжительный, неугомонный. Словно кто-то колотил по нему. Ещё раз удары в грубую деревянную дверь, словно по ту сторону больше одного человека. "Я так плохо играла? - улыбнулась она про себя по пути к двери. - Или уже слишком поздно? - она посмотрела на часы. - Я могу играть по меньшей мере до половины одиннадцатого..."
Открыв дверь, она была ошеломлена. Что здесь делают Грегорио и Стефания с нижнего этажа?
- Что-то случилось?..
Стефания посмотрела ей в глаза, не зная, что сказать и как. Она смогла выдавить из себя одно-единственное слово.
- Андреа...
София в отчаянии поднесла руку ко рту. Затем попыталась глубоко вздохнуть, так как у неё перехватило горло. Словно в этот миг церковные песни, хоры, ноты, фрагменты – вся музыка, которую она так любила с самого детства, разбилась вдребезги у неё на глазах.
Чуть позже она уже была в больнице, углубившись в отчаянные поиски в отделении скорой помощи. София поверить не могла тому, что видели её глаза, ей казалось, что она переживает свой худший кошмар. Это словно был один из кругов ада: раненые мужчины и женщины с бледными лицами, на которых отражалось выражение боли, двигались по залу. Один плакал, другой впадал в отчаяние, третьи сидели молча, в шоковом состоянии, словно они никоим образом не хотели принимать то, что случилось.
- Где он? Скажи мне, где он... - начала кричать она первому, кто показался ей похожим на врача. Наконец, кто-то ей ответил. Так что она побежала в операционную. Она была одна. Она предупредила его мать, но та уехала и сказала ей, что вернётся, как только сможет. Проходили бесконечные минуты, первые часы. Невообразимая тишина. Она практически могла слышать, как идут секунды, словно здесь были последние часы в центре Земли, которые отмеряли медленное и неумолимое течение времени. София была убита горем. Она неподвижно застыла, закрыв лицо руками и наклонившись вперёд, опираясь локтями на колени. Затем она услышала ужасные слова единственного врача:
- Мы оперируем его, но я не хочу Вам врать: не думаю, что он выйдет из этого состояния. А если и выйдет, это будет очень тяжело для него. Возможно, он больше никогда не сможет ходить, - София почувствовала слабость, она упала бы, если бы врач не поддержал её. - Он не будет ходить...
Эти слова вновь и вновь повторялись в её голове. Что она могла сделать? Чего она могла ждать? А если бы ей пришлось решать, что она выбрала бы? Если бы врач спросил её:
"- Скажите, София, что Вы выберете для Андреа? Жизнь... или смерть?
- Какая жизнь, доктор? Несчастливая? Жизнь паралитика, инвалида? Для того, кто всегда гордился своей физической формой, своей силой; для парня, который не видел никаких границ, который не знал страха, занимался многими видами спорта, всегда пускался в приключения; для того, кто, кажется, никогда не спал, никогда не уставал; для того, кто всегда хотел любить, кто всегда хотел жить... О чём Вы спрашиваете меня, доктор? Что я могу выбрать? А если однажды он снова встанет на ноги? Врачи ведь так часто ошибаются..."
Итак, с этой последней безнадёжной мыслью Софии оставалось только молиться: "Сделай так, чтобы он жил, Господи..." Медленно она начала перечислять всё, от чего могла бы отказаться, одно за другим. Она молча пообещала оставить всё, что любила, в обмен на жизнь Андреа.
Уже рассветало, когда хирург вышел из операционной. София медленно подняла лицо и встретила его взгляд. В страхе она закрыла глаза на несколько мгновений: "Умоляю тебя, Господи, клянусь, что выполню всё, что пообещала, пусть только он будет жив..." Когда она снова открыла глаза, то увидела, что хирург улыбается.
- Он скоро придёт в себя. Понадобится время, но он справится.
Тогда она расплакалась и в этом счастье почувствовала тихую боль своего обета: она больше никогда не станет играть.
Позже она поехала посмотреть на место аварии. Мотоцикл всё ещё валялся у обочины дороги полностью искорёженный. Там валялось битое стекло автомобиля, куски самые маленькие и огромные, фары мотоцикла, машины, а также одометр. София внимательно всё рассмотрела. На земле даже не было тормозного пути. Он не успел затормозить. Чуть дальше была машина той женщины. Двери деформированы, лобовое стекло разбито. София провела рукой по дверце. Она почувствовала под пальцами крик Андреа, боль, мечты, которые разбились вдребезги, мысли, которые развеялись по ветру. Она тут же отдёрнула руку, испуганная этими чувствами. Вдруг, чуть дальше, между кустами у дороги, она сделала болезненное открытие. Она почувствовала себя виноватой, словно она единственная, кто виноват в этой трагедии, словно вся вина на ней одной. Открытая, глядящая в небо, помятая в это утро, на земле валялась картонная коробка.
Пицца, вся в земле, выброшена на асфальт. Муравьи таскали уже холодные моццареллу и помидоры черри.
Тогда София вжалась в землю и зарыдала. Она чувствовала себя виноватой, как никогда, и такой же грязной, как эта пицца, если не хуже.
6
- Большую часть всех своих доходов ты заработал благодаря нему. Возможно, это ещё одна причина, по которой ты так хорошо к нему относишься.
Сара раскладывала по местам рубашки, которые забрала из химчистки. Она открыла большой белый шкаф в спальне и взяла несколько вешалок. Давиде, только что вернувшийся из Турина, следовал за ней по комнате.
- Я всегда к нему хорошо относился. Ещё со школы. И, с другой стороны, это неправда, я никогда не строил отношения с людьми только с точки зрения выгоды. Как раз наоборот…
Сара резко обернулась.
- Наоборот? Может, ты ещё скажешь, что благодаря мне совсем не заработал денег, или, что ещё хуже, благодаря мне ты больше потерял?
Давиде сел на кровать.
- Я говорил не о тебе. Я говорил о своих друзьях. Иногда я помогал им заключать очень выгодные сделки. Посмотри на Казерини: благодаря мне он купил дом, но на самом деле я практически ничего с этого не получил... В общем, я не взял с него свои проценты. Он просто очень торопился.
- Ага… - Сара повесила две шёлковые рубашки на вешалки и закрыла шкаф. - Но посмотри правде в глаза: тебе Танкреди нравится больше, чем всем остальным. Ты купил для него дом в Майами, в Лиссабоне, в Нью-Йорке, в Сан-Франциско, и не помню в каких ещё городах мира. И ещё пять или шесть в самых красивых местах Италии: в Капри, в Венеции, во Флоренции, в Риме... И все они огромные и в центральных районах, и словно этого недостаточно, ты даже помог ему купить остров...
- Он самый богатый и наименее известный человек из всех, кого я знаю. Он сам всегда хочет, чтобы я вёл его дела с недвижимостью, чтобы его имя не светилось, а главное – чтобы это не влекло за собой проблемы. Не понимаю, почему я не должен помогать ему зарабатывать деньги, - Сара быстро ходила по дому. Давиде всё время следовал за ней. - К тому же, если бы этого не делал я, этим занимался бы кто-нибудь ещё... Но он никому не доверяет и поэтому выбрал меня. Так в чём моя вина?
Сара резко обернулась и приблизилась к нему. Она встала в нескольких шагах от него.
- Твоя? Здесь нет твоей вины, но ты должен быть объективным. То, что он наполняет твои карманы деньгами, заставляет тебя относиться к нему по-особенному, так что ты не видишь в нём никаких недостатков... естественно. И всегда по одной и той же причине.
Сара ушла на кухню. Спустя мгновение Давиде оказался рядом.
- Сегодня тебе просто хочется поспорить...
Сара открыла холодильник и налила себе немного воды.
- Ничего подобного. Хочешь?
- Нет, спасибо, - он сел напротив неё. - В любом случае, это неправда, я во многом его осуждаю. Как сегодня, например.
Сара сделала глоток, а потом с иронией спросила его:
- Что такого серьёзного он сегодня натворил, что даже заслужил твою критику?
Давиде тут же понял, что слишком легко начал говорить об этом. Иногда злость не даёт ясно мыслить. Если бы он рассказал ей ту историю о женщине из клуба, о фотографиях, которые принесли за стол на глазах у её детей... ну, ясно-понятно, что после такого рассказа видеться с ним станет проблемой. Скажем так, дружбе пришёл бы конец, а с ней – любым возможностям заработать.
Он попытался отвлечь её, меняя тему.
- Кстати, ты помнишь семью Куарти? У них не лучшие времена. В их собственности есть вилла, красивая, хотя и немного разрушенная, которую Танкреди хочет получить любой ценой. Должно быть, её реальная стоимость как минимум пятнадцать миллионов евро, но я думаю, что он сможет заполучить её за двенадцать.
- Ну так что, можно узнать, что сегодня придумал твоя друг Танкреди?
Трюк с отвлечением не прошёл.
- Ах да... - Давиде смирился с возвращением к теме. - В общем, он сделал так, что рассталась одна пара. Какие-то друзья из клуба...
- Это твои друзья?
- Да нет. Он сделал это так просто...
- Наверняка они помирятся. Если бы все проблемы были такими.
- Да, - Сара вернулась в гостиную. Давиде пожал плечами.
"Конечно, помирятся... С такими фотографиями... Но зато, думаю, это будет самый быстрый бракоразводный процесс всех времён".
Сара стала убирать газеты, лежащие на диване. Она положила их на столик перед телевизором.
- Теперь я вспомнила, это не первый случай, когда пара ссорится из-за него. Это уже случилось на пляже в Таволаре, когда мы были на его чудесной яхте.
- Он её продал.
- Да? Молодец. Наверняка стоило бешеных денег содержать её в течение года...
- Думаю, около трёхсот тысяч евро. Но теперь у него другая, гораздо больше.
- А-а... В общем, та пара поссорилась из-за него. Казалось, будто для этого он их и пригласил. Я думаю, они были отличной парой. Красивые, молодые, они выглядели влюблёнными, она ждала ребёнка... Ты помнишь эту историю?
- Припоминаю...
- Понятно... Ты помнишь только то, что тебя волнует. Они сошли с яхты после жёсткой ссоры. Кажется, они даже подрались в кабине.
- А ты откуда знаешь?
- Я это знаю, потому что мы были в соседней. И когда они сошли на землю, Танкреди был на мосту. Он пил что-то и смотрел на них так, что я осталась просто в шоке.
- Что такого странного он делал?
- Улыбался.
- Да ладно! Ты всё время видишь в нём то, чего нет.
- Это ты никогда не хотел видеть его настоящего. Он словно наслаждается несчастьем других, словно он никого не любит, словно его раздражает, когда кто-то счастлив... Особенно, если это пара. Точно, он будто постоянно ищет способ разбить пару... Тебе не кажется это странным?
Давиде попытался немного разрядить этот бесконечный спор.
- Ну, если так посмотреть, то да...
- Я не могу смотреть на него иначе. И сам посмотри, у него всегда были отношения, которые длились две секунды.