Опаленные крылья - Элизабет Эштон 7 стр.


Вернулся Ги, и они втроем вошли в безмолвный дом.

- Идем в гостиную, выпьем чего-нибудь, - предложила Дениза, - и избавимся от вкуса этой отвратительной кока-колы.

Джулия отказалась, сославшись на усталость и на то, что любит кока-колу.

- Chacun son goût! - засмеялся Ги, и, когда Джулия протянула ему руку на прощанье, пожелав спокойной ночи, он внезапно притянул девушку к себе и звонко чмокнул в губы. - Вот что я хотел сделать весь этот вечер, - заявил он, бросая извиняющийся взгляд в сторону своей сестры.

Джулия быстро взглянула на Денизу, удивляясь, чего опасается Ги. Француженка рассмеялась:

- Тогда ты ужасный растяпа, mon ami, упустил столько благоприятных возможностей!

- Я надеюсь, что их будет еще предостаточно, - подмигнул он. - Спокойной ночи, chérie.

"Ох, если бы…" - подумала Джулия, взбегая по ступенькам наверх. Ей многое нужно было обдумать - до сих пор она не принимала Ги всерьез, но если он влюбился, то может стать помехой. Она совсем не хотела тратить все свои силы только на то, чтобы держать мужчин Мас-Боссэ на почтительном расстоянии.

Что до Армана, ее решимость держать дистанцию начинала слабеть. Джулия продолжала каждое утро кататься с ним верхом, несмотря на то что очень быстро набралась опыта и стала довольно искусной наездницей. Ги, оказывается, тоже умел управляться с лошадью, но редко садился в седло и не считался достаточно компетентным в верховой езде, чтобы удостоиться чести сопровождать "священную особу". Когда Джулия обратила внимание своего деда на то, что вполне может самостоятельно совершать прогулки верхом, он возмущенно запротестовал:

- Здесь столько гиблых мест, где ты можешь заблудиться!

Это зловещее предупреждение заставило девушку смириться.

Однако видеть каждый день Армана и при этом сохранять ледяное равнодушие было трудной задачей для девушки с легким характером. Он ни разу не напомнил о course libre и подаренном им трофее, поэтому Джулия решила рассматривать его поступок как доброжелательный жест и слегка огорчилась, что отдала кокарду Трейси в минуту раздражения. Дни ее отпуска быстро пролетали, и Дениза даже не пыталась скрыть своего ликования. "Арман тоже, наверное, радуется, что срок его тягостной повинности истекает. Только дед будет расстроен моим отъездом", - печально размышляла Джулия. Но ее отношение к gardien постепенно смягчилось. И он, в свою очередь, охотно пошел навстречу, хотя неоднократно раздражал девушку своей очевидной осторожностью в обращении с ней. Однажды утром, когда они спешились, чтобы посмотреть на гнезда водяных птиц и она оступилась у кромки воды, Арман протянул руку, чтобы поддержать ее, но тут же отпрянул, так и не притронувшись к ней. Этот поступок уязвил Джулию, и она больше не могла себя сдерживать.

- Хоть наше знакомство началось не слишком удачно, - резко сказала она, - это не повод, чтобы вести себя так, будто вы ждете, что я стану к вам приставать.

- Такая мысль даже не приходила мне в голову, мадемуазель, - заверил он, глядя на нее с удивлением. - Я знаю, что вы девушка не такого сорта.

- Большое спасибо! - И хотя ее тон был немного саркастичен, Джулия почувствовала облегчение, обнаружив, что он не ставит ее в один ряд с ее хищными соотечественницами. Она импульсивно протянула ему руку. - Может, будем друзьями?

Арман в изумлении поднял брови:

- Разве возможна дружба между молодыми мужчиной и женщиной без… - Он внезапно оборвал фразу.

- Почему нет? В моей стране парни и девушки часто бывают добрыми друзьями без более близких отношений.

- Я слышал, что англичане довольно хладнокровная раса, - заметил он насмешливо.

- А разве у французских мужчин никогда не бывает друзей-женщин?

- Только после того, как они были любовниками. - Арман едва прикоснулся к ее протянутой руке. - Я стану вашим другом, если хотите, но, естественно, вы понимаете… - Он снова не договорил, прикусил губу и отвернулся, но девушка успела заметить выражение его глаз, которое сказало ей о многом.

- Да… возможно, я понимаю, - поспешно ответила она и пошла к своей лошади. Ее сердце трепетало. Итак, Арман не отваживается прикасаться к ней потому, что она слишком сильно привлекает его. Это была волнующая мысль и даже немного лестная. Но вслед за ней быстро наступило уныние. Джулия подумала, что вряд ли у этого человека есть какие-нибудь серьезные намерения в отношении нее. Подобно Одиссею, он сам привязывает себя к мачте благоразумия, чтобы разрушить чары соблазнительных сирен. Но соблазнительницам нельзя терять бдительность и полагаться на осторожность хитроумного Одиссея.

Где-то в камышах горестно замычала корова. Арман натянул поводья и остановился.

- Она, наверное, потеряла своего теленка, - сказал он, - или сама в беде. Не подходите слишком близко - она может на вас напасть.

Он пустил лошадь легким галопом, и Джулия увидела вдалеке маленький живой комочек - теленок увяз в трясине. Рядом топталась его мать. Вернулся Арман и спешился.

- Подержите мою лошадь, - сказал он, протягивая поводья девушке.

Обратно он зашлепал по мелкой воде, схватил теленка и выволок его на твердую землю. Корова, не угадав добрых намерений, бросилась на Армана, и Джулия едва сдержала крик, когда увидела, как острые рога полоснули его по руке. Спасаясь от возбужденной твари, он бросился бежать, но корова не стала его преследовать - перенесла все внимание на своего отпрыска и принялась слизывать с него грязь и тину.

- Он завяз в болоте, - объяснил Арман. - Это не так часто случается… Хорошо, что мы здесь проезжали, иначе теленок мог утонуть.

Он подошел к Джулии, чтобы взять поводья, и она заметила красное пятно на рукаве его рубашки.

- Вы ранены?

- Царапина, - равнодушно ответил Арман.

Но Джулия была медсестрой. Продолжая держать поводья его лошади и не обращая внимания на его удивление, она решительно сказала, соскользнув с седла:

- Ее нужно обработать. Надеюсь, у вас есть с собой аптечка?

Он взглянул на свою подопечную с тревогой:

- В моей седельной сумке есть бинты, но…

- Так давайте их сюда, - перебила она. - Я хочу посмотреть на вашу "царапину", она сильно кровоточит.

Армана удивили повелительные нотки в ее голосе:

- В самом деле, мадемуазель…

- В самом деле, месье, - передразнила его Джулия. - У меня есть некоторый опыт работы медсестрой, так что делайте, что вам сказано.

- Вы медсестра? Х-м, очень полезная и важная профессия в наших краях, - пробормотал он и достал бинты.

Джулия осторожно закатала рукав его рубашки, невольно касаясь загорелой кожи, под которой застыли упругие мускулы. Ее пальцы не утратили профессиональных навыков, и, хотя девушка остро чувствовала, что Арман пристально смотрит на нее, она проворно и ловко наложила повязку на глубокую рану на его предплечье и закрепила ее шейным платком, который он вынул из кармана. Платок был белый, чистый и пах лавандой.

- Вот и все, - сказала Джулия и, полюбовавшись своей работой, осторожно опустила рукав рубашки. Арман глубоко вздохнул и расслабился. - Но вам надо зафиксировать руку, может, для перевязи сгодится ваш шарф?

Но он отказался от этой идеи.

- И так хорошо, спасибо, мадемуазель.

- Как только мы вернемся в дом, вы должны хорошенько промыть рану и продезинфицировать ее, - настойчиво потребовала она. - И хорошо бы наложить пару швов. - Джулия с беспокойством посмотрела на него.

- Жанна зашьет это кетгутом, - беспечно сказал Арман. Жанна была женой одного из gardiens. - Она всегда нас штопает. Но уверяю вас, мадемуазель, что здесь нет ничего страшного. - Он посмотрел на нее и улыбнулся. - Знаете, обо мне никто так не заботился с тех пор, как я побывал в госпитале, когда после ссоры с быком чуть не потерял половину потрохов.

- Ох! - Джулия почувствовала легкий приступ тошноты.

- Это было на празднике в День святых Марий, - продолжал он. - Вы еще будете здесь в это время?

Джулия уже слышала разговоры об этом празднике, на который все население Камарга отправляется как в паломничество, но он проводится в конце мая, когда ее отпуск закончится. Она сказала об этом Арману.

- Очень жаль, - заметил он, - вам следовало бы отложить свой отъезд и посмотреть на праздник. Это передаваемая из поколения в поколение традиция нашего народа. Туристы толпами съезжаются поглазеть. - Он скривился.

- А что это за праздник? - равнодушно спросила Джулия. На самом деле ее больше беспокоила его рана, чем фестиваль.

Арман сел на лошадь, и они направились в сторону усадьбы.

- Он отмечается каждый год 25 мая, это церковный праздник двух Марий: Марий Клеоповой, двоюродной сестры Пресвятой Девы, и Марии Саломеи, матери апостолов Иоанна и Иакова. Легенда гласит, что они бежали из Иерусалима и высадились на морском берегу Галлии. Но самое интересное действующее лицо этого предания - Сара, их служанка-египтянка. Ее день отмечают 24 мая. Святая Сара - покровительница и заступница цыган, хотя она и не была канонизирована. Кстати, останки обеих Марий хранятся в верхней церкви, а ее склеп находится в подземной часовне… Можно назвать это классовым снобизмом или просто расовой дискриминацией. - Арман сардонически усмехнулся. - Но цыган это совсем не заботит. Они любят Сару и собираются сюда со всех концов света. Несмотря на полчища назойливых туристов, это по-прежнему цыганский праздник: они вместе преломляют хлеб, произносят свои молитвы, поют и танцуют всю ночь напролет.

- Боюсь, я не смогу остаться до конца мая, - сказала Джулия, решив, что это совсем ее не привлекает и выглядит слишком прованским. - Вы, конечно, пойдете?

- Я никогда его не пропускаю, - ответил Арман и добавил спокойно: - Моя мать была цыганкой.

Итак, он сам признался ей в этом, и то, что говорила Дениза, было правдой. Его внешность могла быть даром древних фараонов: худое лицо, темные, как ночь, волосы, миндалевидные глаза. И только тонкогубый рот и волевой подбородок принадлежали к западному типу.

- Спасибо, что рассказали мне, - искренне поблагодарила она.

- Значит, вы не презираете меня за то, что я цыганский полукровка?

- Конечно же нет! Кстати, Дениза сказала, что цыгане - самая древняя раса на земле.

- Эта женщина просто сумасшедшая, - равнодушно заметил он. - Все мое детство мне вслед звучали только презрительные слова. Но когда я вырос и стал достаточно сильным, я бил каждого, кто меня обзывал. Ни один человек не посмеет оскорбить меня сейчас, мадемуазель.

- Никто и не захочет этого, - ответила она. - Но ваша мама… Она умерла?

- Да, она умерла, когда я родился. Никто не знает, кто был мой отец. Им мог быть и принц… и бродяга. - И вновь сардоническая улыбка появилась на его лице. - Мать забрела сюда, когда родные изгнали ее за нарушение закона. Месье Боссэ пришел нам с ней на помощь в трудную минуту. Он дал мне свое имя.

Об этом ей уже с презрением рассказывал Ги, человек, который не имел и четверти тех достоинств, что были у Армана.

- Я унаследовал беспокойные ноги, которые тянут меня в странствия, - мечтательно продолжал он. - Домашний уют и цивилизация совсем не привлекают меня. Я даже часто сплю по ночам под открытым небом.

- И вы еще никогда не покидали Мас?

- О нет, покидал, несколько раз. Месье Боссэ понимает меня. Я бродил по Испании… был в Греции… даже учился в Париже. - Арман засмеялся. - Вот это мне совсем не понравилось, но зато я теперь умею читать и писать.

Эти откровения совершенно изменили мнение Джулии о нем. Он, оказывается, совсем не дикарь - путешествовал по миру и образован, но все-таки остается в Мас-Боссэ и проводит дни на пастбищах. Как будто угадав ее мысли, Арман сказал:

- Но я всегда возвращался в Mac. А теперь, когда ваш дедушка ничего не может без меня делать, я останусь здесь до конца.

- А потом? - спросила Джулия и вздохнула.

- Поеду за моря. В Южной Америке есть много нехоженых мест. Боюсь, что, когда Ги Кордэ унаследует ранчо, он его продаст. И это станет концом жизни здесь.

Оказывается, Ги не только имеет виды на наследство, но и на самом деле является наследником своего дяди. Джулия знала - он не любит эту землю, и ей тяжела была мысль о том, что усадьба попадет в чужие руки, возможно, даже будет разорена: болота осушат, скот и лошадей угонят.

- О нет! - воскликнула она. - Ему нельзя позволить продать все это!

Арман удивленно взглянул на нее:

- Оно и для вас стало что-то значить, да?

- Да, - просто ответила девушка и гордо добавила, в первый раз отождествляя себя с родными своей матери: - Все-таки я наполовину Боссэ!

- А я вот совсем не Боссэ, - посетовал он, - хотя и ношу эту фамилию благодаря любезности вашего дедушки. Но Мас не мог бы значить для меня больше, даже если бы в моих жилах текла кровь Боссэ.

- Наконец у нас появилось что-то общее, - робко заметила Джулия.

- Только любовь к ранчо, - твердо ответил он. - Скоро вы вернетесь к своей прежней жизни, и все это… - он обвел рукой обширное пространство болот и неба, - станет только воспоминанием. Но я думаю, что вы на самом деле не такая, как все. В своих мечтах вы постоянно будете возвращаться сюда.

Джулия отвернулась, чтобы Арман не мог видеть слез, внезапно навернувшихся ей на глаза. К горлу подступали рыдания. Она не такая, как все, - Камарг всегда будет преследовать ее. И не только эта земля, но и память о загадочном мужчине с миндалевидными глазами, чей образ уже отпечатался в ее сердце. Теперь, когда он так безразлично говорил о расставании, она поняла, что ведет с ним борьбу, обреченную на неудачу, с того самого первого дня, когда они встретились. И ее непреодолимо влечет к нему. Даже хорошо, что она уезжает, не успев поставить себя в глупое положение. Он же только что сам сказал, что у них нет ничего общего, кроме любви к ранчо. А когда дед умрет, между ней и Арманом пролягут тысячи миль, половина земного шара. Джулия пришла в себя от этих безрадостных мыслей, только когда они уже подъезжали к дому.

- Вы правда позаботитесь о своей ране? - спросила она Армана.

Его ответ не был успокаивающим:

- Это не имеет значения, мадемуазель.

Медсестра Джулия думала, что очень даже имеет, и вечером подробно рассказала обо всем Жилю. Она надеялась, что дед, единственный человек, с чьим мнением считался Арман, настоит на том, чтобы его ране уделили должное внимание. Но реакция на ее заботу разочаровала девушку. Он только сказал, что в братстве, к которому принадлежит Арман, любая рана, не лишающая трудоспособности, оставлялась на милость природы и организма и обычно прекрасно заживала сама. Беспокойство внучки старика больше позабавило, чем взволновало.

- Ты говорила мне о своем дипломе медсестры, - вспомнил он. - Это весьма похвально и полезно. Но если ты начнешь ухаживать за моими работниками, они тут же все притворятся больными, чтобы иметь удовольствие наслаждаться твоей заботой.

- Арман не нашел в этом ничего приятного, - заверила она деда, и его глаза недоверчиво сверкнули. - Но вы не поняли: рана, подобная этой, легко может загноиться…

- Я не думаю, что есть какая-нибудь опасность, - перебил он. - Воздух здесь пропитан морской солью - это всегда спасает. Не беспокойся об Армане, он не дурак и очень выносливый.

Джулия вздохнула. Арман был не только выносливый, но и стойкий во всех отношениях. Дед сидел, как обычно, в своем кресле с наброшенной на плечи шалью, и ей показалось, что он выглядит сегодня еще более немощным, чем тогда, когда она в первый раз его увидела. Видимо, Ги не долго будет ожидать своего наследства. Она вернется в Англию, а Арман отправится в Южную Америку. Девушка опять вздохнула. Она была в длинном белом шелковом платье свободного покроя, которое надела, чтобы угодить деду. Солнце Прованса уже покрыло ее шею и руки нежным загаром, а светлые волосы, подобные золотым нитям, обрамляли посвежевшее личико. Старик ласково смотрел на внучку.

- Ты сегодня какая-то задумчивая, chérie, - мягко сказал он. - Ты думаешь, как и я, о своем скором отъезде?

Она не ответила на вопрос, только взяла его изуродованную артритом руку и приложила к своей щеке. Джулия полюбила его больше, чем когда-либо могла себе представить. Дед продолжал смотреть на нее с нежной гордостью.

- À propos, - вновь заговорил он. - У меня к тебе важная просьба, и твое согласие может сделать старика счастливым.

Подняв глаза, Джулия испытующе взглянула ему в лицо, немного обеспокоенная.

- Вы были очень добры ко мне, - с благодарностью сказала она. - И если я смогу что-то сделать для вас в ответ, я буду только рада.

- Zut! Ты дала опрометчивое обещание, - хрипло рассмеялся Жиль Боссэ. - Сначала выслушай, что это за просьба. Жюльетта, я чувствую, что мои дни сочтены, но я не жалуюсь. Я прожил долгую жизнь, и в ней было много горя. Я потерял всех, кого любил, и глубоко раскаялся в том, как поступил с твоей матерью. Из-за своего глупого высокомерия я хотел выдать ее замуж за самого прекрасного и знатного человека на земле, а она выбрала…

Он внезапно замолчал, и Джулия закончила за него:

- Моего отца. Он хороший человек. Жаль, что вы до сих пор не знакомы с ним.

- Он украл мою дочь! - Старик вспыхнул, но затем тихо покачал своей белой головой. - Но я прощаю его за это. Как ты сказала, жаль, что мы никогда не встречались. Так много лет потрачено впустую, так много бесполезного высокомерия и гордыни… Я всегда буду благодарен ему за то, что он позволил тебе приехать сюда, чтобы скрасить мои последние дни, и я был бы еще более благодарен, если бы ты и он… - Жиль Боссэ остановился, чтобы откашляться, и Джулия поспешно протянула ему стакан воды. Старик сделал маленький глоток и улыбнулся ей. - Я хочу, чтобы ты осталась со мной до конца, - просто сказал он.

Джулия уже смирилась с неизбежностью скорого отъезда из Камарга и прощания с Арманом и даже не допускала возможности отсрочки.

- Я не могу… - беспомощно пролепетала она. - Вы, наверное, не поняли, что я сама зарабатываю на жизнь. Мне надо вернуться на работу.

- Ребенок Жюльетты сам зарабатывает на жизнь! - проворчал дед, подняв и снова уронив на подлокотник свою искривленную руку. - Но теперь тебе нет нужды работать. Пока ты со мной, у тебя не будет недостатка в карманных деньгах, а позже ты станешь полностью обеспеченной.

- Но в этом нет необходимости! - воскликнула Джулия. - Я вполне способна сама о себе позаботиться. А пока я здесь жила, даже сэкономила немного.

- Ты тратила свои собственные деньги, пока жила здесь? - Дед с ужасом взглянул на нее.

- Только те, что заранее отложила на определенные цели. - В Арле она купила Джеки сувениры и подарки для Алисы. - Здесь не было возможностей тратить на разные шалости, - весело засмеялась она, - но, если я останусь, мне нужно будет купить кое-что из одежды.

Назад Дальше