"Я не приду в себя быстро. Невозможно просто так запихнуть человеческую жизнь в новое тело". Это была первая реальная мысль, которая возникла у меня, когда я выплывал из бездны, где эхом отдавались голоса, а потом медленно появился свет, образы, целые сцены: мое прикосновение к панели управления; отец, поднимающий меня и сажающий к себе на плечо, которое было так высоко, как будто паришь в небе; листья, плавающие в коричневой луже; волосы Мэри, щекочущие мой нос; мальчишка, стоящий на голове в школьном дворе; старт ракеты, звук и свет, которой потряс меня до мозга костей; мама, дающая мне свежевыпеченное имбирное печенье; мама, лежащая мертвой, и ее незнакомое лицо; и Мэри, держащая меня крепко за руку, Мэри, Мэри, Мэри.
Нет, это не ее голос, это голос другой женщины, чей же? А, да, Корины! И меня коснулись рукой и обняли гораздо нежнее, чем я мог ожидать. Я пришел в полное сознание в свободном полете в руках робота.
- Джоэл, - пробормотала она, - Добро пожаловать!
Меня как будто ударили. Не важно, как медленно происходило мое пробуждение: все равно это было неожиданным. Я принял анестетики, прежде чем меня отправили под сканер, я упал в головокружительную бездну сна, и вот теперь у меня не было веса, металл и механизмы, теснившиеся вокруг меня, и я смотрю вовсе не в глаза, а в блестящие оптические сенсоры.
- О Господи, - говорю я. - Наконец-то это произошло!
Это я. Я - единственный Джоэл! Точно, Джоэл, а не кто-нибудь другой.
Я внимательное осмотрел все свое обнаженное тело и понял, что это не может быть правдой. Шрамы, брюшко, седые волосы кое-где на груди пропали. Я - привлекательный, двадцатилетний, хотя мне уже полвека. Мне не хватает воздуха.
- Успокойся, - говорит Корина.
И корабль говорит моим голосом:
- Эй, там! Проще смотри на все это. Тебе придется пройти еще долгий курс лечения и тренировок, пока ты будешь готов к действиям.
- Где мы? - вырвалось у меня.
- Сигма Дракона, - сказала Корина, - На орбите вокруг самой изумительной планеты - с разумной жизнью, дружественной, а ее красоты просто невозможно описать словами, "красота" - слишком невыразительное название для этого…
- Как дела дома? - прервал я ее, - Я хочу сказать, как там все было, когда ты… мы… отправились в полет?
- Вы с Мэри становитесь все ближе, тебе уже семьдесят лет, - ответила она. - И с детьми и внуками все хорошо.
"Девяносто лет назад!"
Я ушел в лабораторию, понимая, что одно мое "я" выросло на Земле и уйдет в нее. Но этим "я" сейчас я не был.
Я не знал, как трудно это будет вынести.
Корина находилась всегда рядом. Для нее было привычно никогда не спешить сообщать последние новости, которые она знала о себе. Я думаю, ощущая собственную невесомость в ее руках, стараясь не закричать, что именно поэтому мое тело было запрограммировано первым. Ее тело справляется со всем этим лучше.
- Еще не поздно, - умоляла она его, - Я еще могу перерешить все по-твоему.
Седая голова Олафа сделала отрицательный жест.
- Нет. Сколько раз можно повторять?
- Больше не буду, - вздохнула она. - В течение месяца будет сделан выбор.
Он поднялся из своего кресла, подошел туда, где она сидела и провел своей большой натруженной рукой по ее щеке.
- Прости, - сказал он. - Очень мило с твоей стороны, что ты намереваешься взять меня с собой. Мне не хочется причинять тебе боль, - (Она могла представить свою натянутую улыбку.) - Но правда, почему ты так уж желаешь слышать мое ворчанье несколько тысячелетий?
- Потому что ты - Олаф, - ответила Корина.
Она тоже встала, подошла к окну и остановилась, смотря в него. Был зимний вечер. Снег лежал густым слоем на крышах старого города, шпили высились в тревожном блеске, на небе сияло несколько звезд. Мороз придал резкость грохоту проезжающего транспорта. Комната с ее теплом и маленькими сокровищами казалась, как в осаде.
Она продолжила:
- Разве ты не понимаешь, что индивидуальность внутри робота не просто изуродованный калека? Некоторым образом и мы находимся, как в клетке, внутри человеческого тела и чувств. Перед нами вся Вселенная, и мы можем стать ее частицей. Включая вселенную твоих чувств ко мне.
Он подошел к ней.
- Можешь называть меня реакционером, - проворчал он, - или обученной обезьяной. Я же столько раз объяснял, что мне нравится быть тем, кем я есть, и слишком поздно начинать какую-то новую жизнь.
Она повернулась к нему и сказала тихо:
- Ты можешь начать с того, кто ты есть сейчас. Мы начнем вместе. Снова и снова.
- Нет. У нас головы слишком старые.
Она улыбнулась потерянно.
- "Если бы молодость знала, если бы старость могла…"
- Нас стерилизуют?
- Только при необходимости. Не стоит растить детей на какой-то похожей на Землю планете. В противном случае, Олаф, даже если ты отказываешься, я полечу, несмотря ни на что. С другим мужчиной. Но мне всегда хотелось, чтобы им был ты.
Он сжал кулак.
- Хорошо, черт побери! - заорал он. - Хорошо! Я тебе скажу настоящую причину, почему я не пойду под этот проклятый сканер! Я умру от ревности!
Здесь так здорово, что невозможно описать, невозможно понять, пока мы медленно не врастем в нашу планету.
Потому что это - не Земля. Земля навсегда осталась позади нас, меня и Джоэла. Солнце - расплавленный янтарь - огромное на фоне фиолетового неба. В это время года его подружка восходит где-то в полдень - яркозолотая звезда, которая омоет ночь колдовством под созвездиями и тремя быстрыми лунами. Теперь ближе к концу дня оттенки вокруг нас - ярко-зеленые холмы, высокие сине-фиолетовые деревья, радуги на крылышках бабочек, которые ликуют повсюду, - стали такими богатыми, что наполнили собой воздух: весь мир блестел. Далеко на равнине стада животных ловили эти отблески на свои рога.
Когда мы вернулись в свой лагерь, то сняли ботинки. Дерн - ни трава и ни мох - пружинил под ногами, холодя пальцы. Близкий лес благоухал различными запахами, один из которых напоминал розмарин. Еще ближе пахнуло дымком от костра, разведенного Кориной, пока мы делали свои изыскания. Запах забрался мне в ноздри и задел самые отдаленные места моего мозга: воспоминания о запахе сжигаемой осенней листвы, об ослепительном свете после темноты - о том одиночестве, которое чувствовалось без Земли, о домашнем очаге, в тепле которого я сиживал в Рождество с детьми.
- Привет, дорогие, - сказал мой голос из машины. (Это не было то гибкое стройное тело, которое она использовала на борту корабля, оно предназначено для большей устойчивости, это был единственный невписывающийся в ландшафт предмет.) - Похоже, вы отлично провели день.
- Ага! Ага! - Подняв руки, я приплясывал. - Мы должны подобрать имя для этой планеты. Название "Тридцать шесть О-фи-О-чи Б-два" - звучит просто смешно.
- Мы подберем, - сказал Джоэл мне в ухо. Его ладонь коснулась моего бока. Ощущение было как от ожога.
- Я тоже на линии, - сказал микрофон его голосом. - Эй, ребята, смотрите у меня, делу - время, потехе - час. Я хочу, чтобы вы разместились как следует и сделали запасы до наступления зимы. И пока мы будем переправлять все барахло, производить столярные работы и т. д. и т. п., я хочу, чтобы было как можно больше образцов для анализа. А пока найдите себе немного фруктов, которые можно есть, а тут таких немало. Но вам, кроме всего прочего, будет нужно и мясо.
- Мне противна даже мысль о том, что придется убивать, - сказал я, - когда я так счастлив.
- О, я припоминаю, что у меня хватит охотничьих инстинктов для нас обоих, - сказал Джоэл, мой Джоэл. Его дыхание коснулось меня. - Боже, я никогда не догадывался, какое чувство вызывают простор и свобода.
- Плюс большая работа, - напомнила Корина: изучение мира так, чтобы она и ее Джоэл могли передать наши открытия назад на Землю, которую мы больше никогда не увидим своими глазами; и что наконец они смогли бы переправить все, что мы собрали, на Землю, которая, возможно, больше не нуждается в этом.
- Конечно. Я каждую минуту ожидаю любви. - Его хватка усилилась. Волны вырвались наружу, проходя через меня, - Говоря о любви…
Машина замерла. По ее металлу пробежала длинная тень, там, где отражались языки костра. Пламя весело болтало. Летающее существо издало трубный звук.
- Итак, вы уже и до этого дошли, - сказала наконец Корина, - до благословения.
- Сегодня, - сообщил я победно.
Последовало еще молчание.
- Ну, поздравляю, - сказал Джоэл Корине. - Мы, ну, планировали сделать вам небольшой свадебный подарок, но вы застали нас врасплох.
Механические щупальца протянулись ко мне. Джоэл отпустил меня, чтобы я мог их пожать.
- Всего хорошего вам обоим. Не может быть более подходящей пары, даже если я и являюсь одним из вас, ну что-то вроде этого. Ну хорошо, теперь, мы прерываем наш контакт, Корина и я. Увидимся утром?
- О нет, о нет! - запнулся я, давясь смехом и слезами, и бросился на колени, чтобы заключить в объятия это тело, чей дух когда-то дал нам жизнь и когда-нибудь похоронит нас, - Оставайтесь. Мы хотим этого, Джоэл и я. И ты, и ты - вы такие же мы. И гораздо более "мы", но, к сожалению, и гораздо менее "мы", - Мы хотим поделиться этим с вами.
Пресвитер взобрался на свою кафедру. Высокий, в белых одеждах, он ожидал там на фоне теней святилища. Свечи озаряли его, и над его капюшоном образовался нимб. Когда в храме установилось полное молчание, он наклонился вперед. Его слова размеренно звучали, обращенные к лицам и камерам:
- "У вас не будет другого Бога, кроме меня, - сказал наш Господь детям Израиля. Вы должны любить ближнего своего как самого себя", - сказал Христос людям. И саги и пророчества всех времен и всех вер предостерегают против спеси, этой высокомерной гордыни, которая вызывает в нас праведный гнев.
Вавилонская башня и всемирный потоп могут быть мифами. Но в мифах содержится мудрость расы, которая безгранично простирается и на наблюдения и на оценки науки. Смотрите сегодня на свои грехи и трепещите!
Идолопоклонство: человек боготворит то, что сделал один. Жестокосердие: человек пренебрегает, да, отказывает своему брату в нужде, развратничает в поисках приключений. Спесь: человек объявляет себя лучшим творением Господа.
Вы поняли, что я хочу сказать. Пока несчастная Земля взывает о помощи в тяжкую минуту, сокровища выбрасываются на ветер в пустоту космического пространства. Хозяева Луны мало заботятся о своих ближних. А о Боге и вовсе позабыли.
Идти в поисках знаний, как за заходящей звездой, вдаль за возможные границы человеческой мысли - вот пара строк, которые цитируются сегодня. Улисс - вечный искатель. Позвольте напомнить вам, что эти строки как раз не имеют никакого отношения к гомеровскому страннику, а относятся к Дантову путешественнику по аду, разрушая все ограничения, которые предопределило божественное Провидение.
И все же каким маленьким, родным и понятным был его грех! В нем не было такого ледяного высокомерия, каким нынче обливают нас безликие инженеры межзвездного проекта. Их отношение - это презрение к Богу и человеку. Для того чтобы мы смогли нарушить гармонию звезд, мы должны создавать из металла и химических веществ грязные карикатуры на произведения Господа, мы и в самом деле верим, что с помощью этих электронных трюков мы сможем вдохнуть в них души.
Нат, макак-резус, удрал на свободу. Для него была выделена лаборатория в половину кабины, место, где он мог жить, просто и основательно оснащенное, где не было ничего такого, что он смог бы сломать. Во всяком случае, он не был непереносимо озорным. На воле было неограниченное пространство и деревья, где он мог резвиться. Поэтому, будучи в помещении с Кориной и Джоэлом, он почти всегда придерживался тех правил, которым они обучили его.
Его желание удовольствий могло происходить из воспоминаний об одиночестве. Он устал от сидения в клетке, после того как его вырастили в пробирке. (Его тело на самом деле существовало дольше, чем тела человеческие.) У него не было никакой компании, за исключением крыс, морских свинок, культур тканей и тому подобного - и, конечно, машины, которая ласкала и ухаживала за ним. То, что этот робот часто разговаривал, гладил и исследовал его, делалось для того, чтобы сохранить сознание этой обезьяны. Когда наконец его обняло существо из плоти и крови, какая бездна в его сознании была неожиданно заполнена!
И что это дало другим? Он следовал за ними по пятам, он ездил верхом у них на плечах, по ночам он разделял с ними постель.
Но сегодня в третий раз пошел дождь, холодный, осенний. Хотя Корина и дала этой планете под номером восемьдесят два в созвездии Эридана название Глория, у нее были свои времена года, и теперь подходило время темноты. Пара оставалась в доме, и Нат стал беспокойным. Без сомнения, перемена в его друзьях вызвала некоторую тревогу.
Здесь должно быть весело. Хижина была довольно просторной для двоих. Она не столько уютна, сколько красива - от структуры волокон дерева до отливающих кристаллами камней камина. Пламя играло в очаге, они смеялись, дым из камина придавал воздуху коричный привкус, их лампа освещала мебель и земные пожитки - их Джоэл с Кориной сделали летом, которое уже кончилось, - вплоть до разбросанных катушек аудиовизуальной библиотеки и нескольких любимых картин: сумерки за оконным стеклом, по которому стекал вниз дождь. За закрытой дверью гудел ветер.
Джоэл сидел сгорбившись за письменным столом. Он в последнее время не принимал ванны и не брился, волосы его были растрепаны, одежда помята, и от нее исходил неприятный запах. Корина следила за собой лучше, только пыль по углам да невымытая посуда в раковине говорили о том, чем она пренебрегала, пока он пытался охотиться. Она растянулась на постели и слушала музыку, хотя звон в ушах осложнял эту задачу.
Они оба исхудали. Их глаза ввалились, губы и языки стали шершавыми. На сухой коже их лиц и рук выступила сыпь.
Джоэл отбросил логарифмическую линейку.
- Черт! Я не могу сосредоточиться, - чуть не закричал он, - Пропади пропадом эти анализы! Какая от них польза?
Ответ Корины был резким:
- Они просто могут показать, что у нас не так и как это исправить.
- Предатель! Я даже спать нормально не могу, - он повернулся на своем стуле, чтобы бросить вызов ничего не делающему роботу, - Ты! Ты, чертова самодовольная машина, где ты там? Чем ты занимаешься?
Губы Корины обезобразились тиком.
- Они заняты, они находятся на орбите, - сказана она. - Предлагаю и тебе последовать их примеру.
- Угу! Точно так же, как и ты?
- Точно так же, как ты помогаешь мне делать работу по дому, сэр Свежеиспеченный Биохимик, - Она начала было вставать с постели, но потом оставила эту попытку. Слезы жалости к себе полились у нее из глаз, - Олаф не стал бы закатывать такой истерики, как ты.
- А Мэри не валялась бы в постели, ничего не делая, - сказал он.
Однако обмен любезностями вдохновил его на прерванный труд. Интерпретировать результаты газовой хроматографии неизвестных компонентов - довольно непростая задача. Когда у него появились галлюцинации, когда графики, которые он нарисовал, стали расползаться в разные стороны, извиваясь, как червяки…
…из кладовки раздался грохот. Корина вскрикнула. Джоэл, вздрогнув, вскочил. Мука и осколки кувшина волной прокатились по полу. За ними вывалился Нат. Он встал посреди обломков крушения и бросил на людей взгляд изумленной невинности. "Вот это да, - как будто говорил он, - как это произошло?"
- Ты паршивый маленький подлец! - заорал Джоэл, - Ты же знаешь, что тебе не позволено прикасаться к полкам! - Он бросился и встал над животным, - Сколько можно! - Сопя, он схватил Ната за шиворот. Тоненький писк боли и ужаса послышался у него под рукой.
Корина встала.
- Оставь его, - сказала она.
- Чтобы он смог закончить этот… эти разрушения?
Джоэл сильно бросил обезьяну о стену. Было видно, как он ударился. Нат лежал, корчась и завывая.
Комната наполнилась тишиной, слышен был только ветер.
Корина смотрела на Джоэла, а он смотрел на свои руки, как будто они совершили это не по его воле, а сами по себе. Наконец, она заговорила, совершенно монотонно:
- Убирайся! Ты - дьявол! Уходи!
- Но, - он запнулся. - Но я не хотел.
Она не сводила с него глаз. У него начался новый приступ гнева.
- Этот паразит сведет меня с ума! И ты это знаешь! Мы могли бы умереть из-за него, а ты все равно льешь над ним слезы, мне смотреть на это тошно!
- Правильно. Обвиняй его в том, что он остался здоров, когда мы - не совсем. Я такое в тебе обнаружила, чего и не ожидала никогда прежде.
- А я - в тебе, - язвительно продолжал он. - Он - твой ребенок, не так ли? Ребенок, которого ты придумала, потому, что сама не можешь родить. Ты - порченая!
Она бросилась мимо него и встала на колени перед животным.
Джоэл что-то грубо бросил ей. Он распахнул дверь настежь и исчез, как будто темнота поглотила его. Холод и дождь ворвались внутрь. Корина даже не заметила этого. Нат, который задыхался, всхлипывал, смотрел на нее глазами, которые были дикими и туманными. Кровь запачкала его мех. Стало ясно, что у него сломан позвоночник.
- Мой красавец, мой сладкий, мой озорной мальчик, сейчас все пройдет. Потерпи, пожалуйста, - она всхлипнула, когда поднимала маленькое тельце.
Корина отнесла его в лабораторию, приготовила и сделала инъекцию, качала его на руках и баюкала, ожидая, когда лекарство подействует.
После этого она принесла мертвое тело назад в комнату, легла, не выпуская его из рук, и сама, плача, забылась в кошмарном полусне.
Собственный голос разбудил ее, голос от груды металла, который покоился в углу. Она так и не вспомнила потом, что произошло между ее двумя "я". Конечно, были слова, прикосновения, доза питья для нее, а потом благословенное небытие. Когда она очнулась, уже наступил день и останки Ната были убраны.
Итак, это робот. Он вернулся, пока она вставала с постели. Она могла бы поплакать еще, если бы у нее были на то силы, но, по крайней мере, сквозь головную боль она могла соображать.
Дверь резко распахнулась. Дождь кончился. Мир сиял. Там был целый водопад красок - под ярким небом, где удивительные песни лились от крылатых существ, держащих курс на юг. Ковер, покрывающий землю, превратился в желтоватое золото, лес стал бронзовым, и красным, и алым, с крошечными крапинками, похожими на слюду. Прохлада овевала ее.
Вошел Джоэл, почти повиснув на машине, которая поддерживала его.
Отпустив ее, он рухнул к ее ногам. Из горла, которое не было горлом, его голос попросил:
- Будь добра с ним, ладно? Он провел ночь, шатаясь в лесу, пока не упал. Мог даже умереть, если бы наш хемосенсор не выследил его.
- Именно этого я и хотел, - пробормотал человек на полу, - После всего, что я натворил.
- Это не его вина, - сказал взволнованно корабль, как будто это тоже касалось и его, и он тоже хотел снять с себя вину, - Он не мог рассуждать здраво.
Женский голос продолжал: