Они не были любовниками в своих первоначальных жизнях. Он - американец, она - из Европы, они служили в космических агентствах в своих конфедерациях, и никогда у них не было случая быть в одном и том же совместном предприятии. Так, они встречались только совершенно случайно и нерегулярно на профессиональных съездах или торжественных собраниях. Они были еще молоды, когда был заложен проект межпланетных исследований. Это было совместным делом всех стран - ни один блок не смог бы принять на себя налоги и стоимость проекта, но исследования и дальнейшее развитие науки должны продлиться еще не одно поколение, прежде чем оборудование стало доступным для первых настоящих экспедиций. Тем временем были произведены несколько пробных полетов без человека, а также предприняты межпланетные исследования, в которых Корина и Джоэл принимали участие.
Она перестала ими заниматься и засела за лабораторный стол гораздо раньше, чем это сделал он; выйдя замуж за Олафа и желая иметь детей. Олаф же некоторое время продолжал работать на лунном "шаттле". Но это было далеко не то же самое, что стоять на пике Риа под кольцами Сатурна или следовать миллионы километров за хвостом кометы, горя тем же огнем, что и сами ученые, когда делали свои открытия. Тогда он подал в отставку и присоединился к Корине в одной из команд инженеров, участвующих в межпланетном проекте. Они вместе сделали важный вклад, пока она не заняла административный пост. Это интересовало ее гораздо меньше, но она справилась с работой на удивленье хорошо, поскольку считала этот пост средством для подведения итогов - авторитет, влияние. Олаф оставался на работе, которая ему нравилась больше всего. Их домашняя жизнь сложилась счастливо.
В этом отношении Джоэл поначалу отличался от нее. Пилоты далеких экспедиций (а на его долю выпало гораздо больше должностей) могли редко надеяться завести семью. Вначале он попытался поиграть в эти игрушки, но, после того как прочувствовал боль одиночества и расставаний, заставил женщину, которую любил, развестись с ним, он последовательно сменил целый ряд любовниц. Он старательно объяснял им, что ничто и никто не сможет удержать его от полетов, пока он должен это делать.
Это оказалось не совсем правдой. Достигнув определенного пенсионного возраста, когда можно не вставать с печи, он обманным путем продержался еще несколько лет в небе. Но к тому времени сокращение финансирования на космос достигло большого размаха. Те, кто еще считал, что у человека есть дела над Землей, соглашались с тем, что оставшиеся средства лучше уж потратить в основном на исследование планет. Как и Корина, Джоэл понял, что и для него это был верный выход. Он поступил в американскую команду этого предприятия. Опыт и природные таланты способствовали в огромной мере его работе с управляющими приборами и навигацией.
В процессе этой работы он познакомился с Мэри. Он был знаком со многими женщинами-астронавтами, и в основном они нравились ему как личности - но гораздо больше его привлекали их тела, а долгие поездки и неизбежная беспорядочность не способствовали постоянным отношениям ни с их стороны, ни с его. Мэри использовала свои рефлексы и стойкий характер для работы тест-пилотом на экспериментальных космических кораблях на земной орбите.
Но это вовсе не означало, что она не могла разделить с ним мечты. Джоэл основательно влюбился в нее. Их брак также оказался счастливым.
Ему было сорок восемь лет, а Корине - шестьдесят, когда сообщили официально: теперь существует оборудование и возможность добраться до звезд. Необходимо только несколько лет для доводки и пара квалифицированных добровольцев.
Это и в самом деле, как будто занимаешься любовью снова. Как защемило сердце, когда первый раз мы поняли, что вторая планета имеет атмосферу, пригодную для человека! Ничто не сможет создать такого чувства, кроме живого тела. Те месяцы, после того как Джоэл вышел на ее орбиту, мы наблюдали, фотографировали, подвергали спектральному анализу, измеряли, собирали образцы, вычисляли, в основном считывая то, что регистрировали приборы, но иногда просто подсоединяясь к ним напрямую и чувствуя это подсоединение, как когда-то мы чувствовали, как шевелит ветер наши волосы или мягкий морской ветерок касается нашей кожи…
Почему это я думаю о волосах, о коже, сердце, любви, я, чье тело заключено в металл и синтетический материал и призрачный танец электронов? Почему же я помню Олафа с такой неимоверной ясностью?
Я полагаю, что он умер задолго до Корины. Мужчины обычно умирают раньше. (Во всяком случае, что имеет смерть против женщин?) Потом потянулось время до тех пор, пока она не смогла уйти вслед за ним; и несмотря на факсы, и дневники, и всю другую ерунду, которую изобрело человечество, я думаю, что он медленно превратился в неясные очертания, которые никогда больше не смогут приобрести свою ясность, разве что во сне. По крайней мере, в соответствии с моими криогенными воспоминаниями, которые не запрограммированы на ложь. Я помню, как постаревшая Корина однажды поняла, потрясенная, что ей не осталось ничего, кроме постаревшего Олафа, что от молодого Олафа остались только слова, и она больше никогда не сможет ни увидеть, ни почувствовать его молодым.
О, она любит его теперь несомненно глубже, чем она - прежняя - была способна любить его тогда, после всех их совместных радостей, печалей, страхов, трудов, надежд, веселых маленьких глупостей, которые гораздо чаще вспоминаются сквозь годы, чем большие события, - да, их ссоры и размолвки друг с другом, их незначительные и быстрые связи с другими, которые каким-то образом всегда были связями, как бы между ним и ею, - она любила своего старого мужа, но потеряла молодого.
Несмотря на то, что я воссоздал его в своей ничего не забывающей новой памяти. А вместо него ей дали Джоэла или же… Ну почему я думаю об этой ерунде?
Олаф - прах.
Тау Цети - огонь.
Но это не такой огонь, как у Солнца. Он - холоднее, желтее, в нем есть что-то осеннее, даже вопреки тому, что эта звезда переживет родную планету человека. Я не думаю, что такая несхожесть будет также заметна человеческому глазу. Я знаю весь ее спектр. (Насколько тоньше может теперь чувствовать Джоэл! Для меня, любое солнце - единственное во Вселенной, для него же - каждая планета, которую можно считать таковым.) Органическое тело - мозг более абстрактны и более специфичны, чем его…как для меня тот Джоэл, что передо мной. (Я помню, помню, как шагал по дороге в Дельфы, помню игру мышц, хруст под подошвами, льющийся солнечный свет и палящий зной, жужжание пчел над диким чабрецом и розмарином, вкус пота на верхней губе и то потрясающее погружение в долину, где Эдип встретил своего отца…Будучи машиной, я не испытывал этого всего, как описал словами. Тут было бы столько всяких излучений, сил, сдвигов и субстанций, которых Эдип и не чувствовал никогда. Но разве от этого она стала менее прекрасной? Разве глухой человек, неожиданно излечившийся, становится менее чувствителен ко всему, только из-за того, что после этого его мозг просто дает его глазам меньше времени?)
Ну, мы скоро узнаем, как живая плоть почувствует жизнь на планете тау Цети.
У нее не такая белизна и голубизна, как у Земли. У нее зеленоватый оттенок, равный Земле по яркости и изумительности, и две луны для двоих влюбленных, которых я, сентиментальный старый пень, вообразил. Однако сходство может оказаться фатальным. Но Джоэл сказал в своей милой строгой манере:
- Последние данные убедили меня. Тропики - это то место, где ходят с короткими рукавами. - Мозг его ухмыльнулся, как прежде ухмылялось его лицо, я уверен, - Или голышом. Это стоит посмотреть. Однако я уверен, что органические тела смогут там лучше справиться с задачей, чем любые другие из наших тел.
Был ли я единственным, кто продолжал сомневаться, потому что я был тем, кто слишком сильно желал этого? Что-то вроде страха обуяло меня.
- Мы уже знаем, что они не найдут там ничего, пригодного для еды, в той биохимической среде…
- Именно по этой причине, - напомнил корабль не столько из необходимости здравого смысла, а из сострадания, - ничему местному, такому, как микроорганизмы, нельзя позволить попасть на эту планету. Условия для их выживания отличные. Дать им концентрированные пищевые припасы, инструменты и все остальное, что у нас для них имеется.
- Господи, Корина, ты можешь попасть под метеоритный дождь, осматривая какой-нибудь разрушенный астероид, или же я могу попасть под слишком большой поток радиации, который не выдержат экраны защиты, и мой мозг будет выжжен. Или еще что-нибудь. Мы ведь не возражаем?
"Нет, - думал я. - Это ведь не обязательно с нами произойдет".
- Итак, они не возражают.
- Правильно. Я не позволю моему сознанию сделать из меня труса. Пойдем прямо вперед, навстречу опасностям.
В конце концов, когда я вывел детей в мир давным-давно, я знал, что им нужна сила, чтобы перебороть страхи, или же ужас может завладеть ими, а лучше всего, они не рождены для испытаний и как искры летят вверх, через удивительно быстро бегущие десятилетия они станут прахом. Однако я не отнял у них, пока они лежали невинные в моем чреве, их шанса в жизни.
Так Джоэл и я дали жизнь детям, которыми мы были сами.
Он вращался вокруг планеты, как еще одна луна, и его сенсоры впитывали этот мир, а его мозг оценивал окружающее. Я внутри него, посланный своими вспомогательными телами исследовать эту атмосферу, и воду, и землю посредством лазерных лучей, своих и их трудов, побед и - дважды - смертей. Но все эти вещи стали просто частью нашего существования, как работа, с которой мы торопимся домой каждый день. (Хотя дом и работа всегда взаимно конкурируют друг с другом.) Все остальное в нас, большая часть, подключена к цепям, управляющим нашими детьми в их существовании.
Мы обменялись улыбками, которые передались по волнам и проводам, вспоминая, как просто рассказал обо всем этом докладчик из агентства в том первом знаменитом интервью. Джоэл и я тогда едва были знакомы и следили за ним по телевизору. Он сказал мне после, что слышал такую же хвастливую болтовню тысячу раз, все эти "за" и "против", лучше бы он ушел на рыбалку.
Ни один из них не был особенно привлекательным: комментатор - маленький и раздражительный, докладчик - большой и искренний. Последний направил свою толстую физиономию прямо в камеру и сказал:
- Пожалуйста, позвольте мне подвести итоги. Я знаю, что аудитории уже известно, но я хочу поподробнее остановиться на нашей проблеме.
При настоящем положении вещей мы имеем возможность посылать небольшие космические корабли к ближайшим планетам и принимать их обратно при средней скорости около одной пятой скорости света. Это означает, что, для того чтобы достичь ближайшей альфы Центавра, потребуется еще дополнительно двадцать лет, но потребуется еще столько же времени, чтобы оттуда вернуться, и естественно не будет никакого толку в полетах с человеком на борту, пока не будут сделаны соответствующие подготовительные мероприятия для того, чтобы провести некоторое время на месте для изучения всех этих бесчисленных вещей, которые экспериментальные космические корабли без человека на борту выполнить не в состоянии. Суть в том, что, когда я говорю "небольшие космические корабли", это означает, действительно маленькие. Огромные блоки для двигателей, но с минимальным корпусом и полезной нагрузкой. Никакого свободного пространства или дополнительного веса для защиты и поддержания жизни, которые потребуются хотя бы одному человеку, не говоря уже о том, что ограниченное пространство и монотонность скоро сведут команду с ума.
- А как насчет оживления после некоторого времени, проведенного в анабиозе? - спросил комментатор.
Докладчик покачал головой.
- Нет, сэр. Кроме громоздкого оборудования, проникающая радиация разрушит слишком многие клетки живого организма по пути. Мы едва ли сможем обеспечить защиту для основного оборудования, которое просто необходимо. - Он ослепительно улыбнулся. - Итак, у нас есть выбор. Или мы остаемся с нашими несовершенными экспериментальными кораблями, либо мы переходим к предлагаемой нами системе.
- Либо мы прекращаем эту благотворительную чепуху и тратим деньги на что-нибудь более полезное, - вставил комментатор.
Докладчик бросил на него хорошо отрепетированный взгляд болезненного терпения и ответил:
- Нужно или не нужно исследовать космическое пространство - это вопрос отдельный, и я с удовольствием поговорю с вами об этом позднее. И с вашего позволения давайте перейдем, не теряя времени, к механике этого процесса.
- Механика - очень точное слово, сэр, - сделал тонкий намек комментатор. - Превратить живые существа в роботов. А вовсе не так открывать Америку, как Колумб, не так ли? Хотя я с уверенностью могу сказать, что мыслители всегда отмечали, насколько сильно астронавты похожи на роботов… и будут походить.
- С вашего позволения, - повторил докладчик, - давайте оставим в покое оценочные суждения, кто говорит о том, чтобы делать из людей роботов? Мозг, трансплантированный в механизм? Послушайте! Если тело не может выжить в путешествии, почему же вы воображаете, что мозг в сосуде сможет? Нет, мы просто-напросто воспользуемся ультрасложной компьютерно-сенсорно-эффекторной системой.
- С человеческими мозгами.
- С психонейрозаписями человека, вмонтированными в них, сэр. Только и всего. - И самодовольно: - Конечно, это все чрезвычайно сложно. Запись индивидуума - это этакая сложная штука, что и вообразить-то ее невозможно, она скорее динамична, чем статична, наши математики называют ее "n"-пространственной. Нам придется разработать методы для сканирования ее без нанесения вреда самому объекту, перезаписи и трансформирования ее на различные матрицы, будет ли эта матрица фотонно-электронная или молекулярноорганическая. - Выдохнув, а потом напыщенно: - Только представьте себе выгоду просто тут, на Земле, при подобной возможности.
- Я не имею ни малейшего представления об этом, - сказал комментатор. - Вероятно, вы сможете вмонтировать копию моей личности куда-нибудь еще, но я-то останусь в своем собственном теле, не так ли?
- Это вряд ли будет точная ваша индивидуальность, - согласился докладчик. - Определенная матрица будет… гм… определять множество действий. Важно то, что с точки зрения исследований вне Солнечной системы, это даст нам машины, которые будут не только роботами, но и будут обладать такими человеческими качествами, как мотивация и самопрограммирование. И в то же время у них будут преимущества роботов. Например, их можно будет выключить на время перелета, им не придется переживать эти пустые годы полетов от планеты к планете, они достигнут новых планет в здравом уме.
- Интересно, будут ли они в здравом уме, если согласятся отправиться в полет. Но, послушайте, - бросил вызов комментатор, - если ваши машины, как вы воображаете, могут запрограммировать себя, чтобы стать снова людьми, если они настолько хороши, тогда почему бы им не создать искусственных людей из плоти и крови к концу полета?
- Только если этого потребуют обстоятельства, - сказал докладчик. - При некоторых условиях органические тела будут иметь преимущества. Узнать, обитаема ли планета - это самая очевидная возможность. Представьте, как ваше собственное тело заживляет раны. Во многих отношениях оно действительно сильнее, более выносливее, чем металл или пластик.
- Зачем же давать им тот же разум, - если можно так выразиться в этой связи, - тот же разум, что и у машин?
- Все дело в том, чтобы свести массу к минимуму. - Докладчик ухмыльнулся, довольный собственной сообразительностью.
- Мы знаем, что психонейронное сканирование будет слишком сложным и тонким процессом, чтобы его осуществить. Аппараты, которые будут снимать эти записи, монтировать их в андроиды, должны будут пользоваться предварительно подготовленными банками данных. Процесс во многом облегчится, если, конечно, не возникнет специальная необходимость, когда они воспользуются банками, которые уже существуют.
Он поднял вверх палец.
- Кроме того, наши психологи полагают, что это будет давать омолаживающий эффект. Я вряд ли осмелюсь назвать подобные отношения родственными, ха, ха, ха…
- Я бы тоже не осмелился, - сказал комментатор. - Я бы назвал их потусторонними или непотребными.
Когда мы вместе с Джоэлом наконец закончили трудиться нал химическим составом и когда - о, блаженное чувство удовлетворения! - мы транспортировали свои личности в спящие тела, для нас, по крайней мере, это было даже несколько большим удовольствием, чем заниматься любовью.
Джоэл и Мэри проводили медовый месяц, когда он поведал ей о своей мечте.
Астронавты и высококвалифицированные инженеры могли позволить себе поехать туда, где воздух и вода были чистыми, вместо стен росли деревья, а вместо звуков проезжающих автомобилей - пение птиц; товарищи по работе так от тебя далеко, что начинаешь питать к ним только добрые чувства. Несомненно, это было одной из причин, по которой перевыбирали политиков, которые беспокоились о космической программе.
В тот вечер на востоке над морем блестел золотой фонтан, который вдали отливал пурпуром, а потом рассыпался по песку белой молнией. Позади, на белом фоне, там где горел Юпитер, пальмы отбрасывали синие тени. Воздух был мягким, со смешанными ароматами соли и жасмина.
Они стояли, обнимая друг друга за талии, - ее голова склонилась к нему - и смотрели, как садится солнце. Но когда он сказал ей все, она отшатнулась от него, и он увидел ужас у нее в глазах.
- Эй, что не так, дорогая? - Он схватил ее за руки.
- Нет, - сказала она. - Ты не должен этого делать.
- Что? Почему же нет? Ты ведь тоже работаешь для этого!
Небесное сияние высветило ее слезы.
- Да, для того, чтобы кто-нибудь другой полетел. Это будет, как будто выиграл войну, обычную войну - триумф, когда чей-нибудь еще муж отправится за смертью. Только не ты, - умоляюще сказала она.
- Но… Боже праведный, - он натянуто засмеялся, - конечно же, мне такая судьба не уготована. Я найду удовлетворение в чем-нибудь другом. Положим, что выбрали мою кандидатуру, - что тогда я теряю? Только немножко времени под сканером, несколько клеток для хромосомного шаблона. Зачем беспокоиться о том, что полетит в космос?
- Я не знаю. Это будет, как будто… я никогда не думала об этом раньше, никогда не осознавала, что мой дом может постигнуть такая участь… - Она сглотнула, - Я полагаю… я думаю, что там будет Джоэл, запертый на всю оставшуюся жизнь внутри машины… а вот Джоэл во плоти, умирающий ужасной смертью или навсегда оставленный на необитаемой планете.
Наступило молчание, после чего он, помедлив, ответил:
- А почему бы вместо этого не подумать, что это - Джоэл, который рад рискнуть и получить за это награду, - он отпустил ее и сделал жест, указывая на небо, - ради того, чтобы попасть туда?
Она закусила губу.
- Он готов даже оставить свою жену.
- Я надеялся, что и ты сможешь поступить так же.
- Нет, я не выдержу этого. Я слишком… земная. Все это мне слишком дорого.
- Ты что же думаешь, что мне нет до этого дела? Или что мне нет дела до тебя? - Он привлек ее к себе.
Они были совсем одни. На траве над прибрежной полосой, они предались любви…
- В конце концов, - сказал он немного погодя, - этот вопрос не встанет так серьезно еще годы и годы.