Наташа наметила себе эту программу, уже выйдя на тенистую застекленную веранду, где прямо из пола росли пальмы и где был накрыт шведский стол с огромным блюдом красно-оранжевых апельсинов посередине, сложенных пирамидой. Она нацелилась на хрустящий крауссан, на персиковый джем, на половинку авакадо и на бразильский растворимый кофе. Никакого масла, никакой ветчины! Быть может, только чуть козьего сыра… Здесь было уютно, на удивление чисто, скатерти - белоснежны, улыбчив коренастый пожилой метрдотель в черном, как у пастора, сюртуке, застегнутым под горло, - попик, подумала умиленная Наташа, - и даже гул столовой не отвлекал от мечтаний. До тех пор, пока Наташа не поняла с некоторым даже ужасом, что вокруг нее звучит преимущественно русская речь.
Прочие постояльцы отеля были, возможно, немцы, возможно французы, австрийцы или чехи, они ели свой завтрак неслышно, почти молча, лишь изредка тихо переговариваясь, и даже их маленькие дети вели себя вполне чинно, не мазали джемом скатерти, не протыкали ножами апельсины и не ползали под столами между чужих ног. Соотечественники же были, как сговорившись, бездетны и перекликались так громко, будто заблудились, пойдя по грибы. Кажется, иностранцев, несмотря на обилие детей, живет на белом свете все-таки много меньше, чем нас, русских, подумала Наташа… Не допив кофе, она сбежала в поселок.
Наташа решила отойти подальше от моря и от набережной с ресторанчиками и нарядными сувенирными киосками и, лишь когда обнаружила на веревках, протянутых поперек узкой улочки, непременное для простой мексиканской жизни, как она уже убедилась, разноцветное белье, умерила шаг и стала разглядывать витрины лавчонок. Такой ее вдруг обуял демократизм - быть может, из неосознанного протеста против буржуазности апартаментов Солвейг и золотых аксессуаров Виктора. Впрочем, Наташа ведь всегда оставалась провинциалкой.
В лавочках за ничтожные деньги продавались пляжные вещицы, грудились банки и тюбики с самыми разными кремами - для загара, от загара, после загара, - а по углам виднелись какие-то дешевые сувениры, маски и перья. И в каждой в углу стояла коробка с грудой перепутанных туфель, сандалий и шлепанец, и черным фломастером на картоне было выведено 10,- наверное, нужно было долго рыться, чтобы найти в этой свалке подходящую пару… В одной лавочке Наташа заметила обок на прилавке несколько раскрашенных маракас. Наташа выбрала именно эту лавочку еще и потому, что в витрине стоял на правой ноге маленький золоченый ангел с крыльями: изящную левую ножку ангел по балетному отставил назад, а правой протягивал, приподняв над правым крылом, золотой лавровый венок. Будто хотел дотянуться и увенчать Наташину голову. Здесь был прикуплены и цветастые шорты, и маечка с американской надписью на груди Shut up, и купальник, и шлепанцы, и крем, и - главное достижение - широкое соломенное сомбреро с цветными ленточками. Когда Наташа расплачивалась, она заметила, что хозяин был как будто разочарован, и только позже догадалась, что он был расстроен тем, что покупательница и не думала торговаться… Ну вот, она стала курортницей, и, примеряя шляпу, очень понравилась себе в мутном зеркале, загаженном мухами.
Риф, впрочем, Наташа не стала искать, а устроилась на пляже отеля, напротив собственного номера. Она взяла из дома шезлонг, установила его под большим бело-красным зонтом с надписью Malboro. И, пока мазала себя кремом, все озиралась вокруг, не в силах смириться со всей этой красотой, но и зная, что все это ей не снится, потому что была, мы знаем, реалисткой.
По пустынному пляжу носилась стайка мелких беспородных бродячих собак. Судя по их игривости, они тоже были довольны курортной жизнью. Наташа следила за ними: молодая сучка во все лопатки улепетывала от навязчивых женихов. Поравнявшись с сухим деревом, сучка прыгнула на нижнюю ветку и мигом забралась наверх, как кошка. Ухажеры же чинно расселись в кружок вокруг ствола. Тут Наташа заметила, что чуть поодаль полулежит на песке, опираясь на локти, молодой парень, и пристально смотрит на нее сквозь большие пляжные зеркальные очки. Сомнений не было - Наташа ему понравилась.
Наташа отвернулась, встала и независимо пошла к кромке воды, покачивая бедрами. Парень тоже поднялся на ноги. И краем глаза Наташа заметила, что под плавками между ног у него виднеется неестественно внушительный бугор. Боже, неужели при взгляде на ее фигуру он сразу так возбудился? Наташа порозовела, чуть испугалась и, даже не потрогав кокетливо ножкой воду, побежала вперед по мелководью, а потом упала в воду животом. Вода была почти горячей. И Наташа поплыла, то и дело ныряя, но никаких рыб не увидела - у нее не было маски. Да и не очень-то смотрела на них, потому что гадала о том, как могла она на расстоянии так понравиться этому статному красивому смуглому мексиканцу. Простодушная Наташа не знала, что парень этот - из пляжных жиголо, которые продают себя состоятельным немолодым иностранкам. И что в плавки у него заложена специальным образом сложенная ткань - для объема… Но выйдя на берег, Наташа парня уж не застала: он был разочарован, потенциальная клиентка то ли не сообразительна, то ли не одна, и скорее всего - судя по самому дешевому и не модному прикиду - не имеет денег.
Что ж, подумала несколько разочарованная Наташа, вытираясь полотенцем и погружаясь в кресло, так и буду сидеть, и никто мне не нужен. Она прикрыла глаза и подставила лицо солоноватому мягкому ветерку, чуть ощутимыми порывами доносившемуся с океана. И никуда не пойду, буду отдыхать. Собственно, идти ей было ровным счетом некуда. Разве что на обед. И Наташе неожиданно, уже сейчас, не прошло еще и полдня ее отдыха, стало скучно. Потому что в течении многих и многих лет у нее не было ни минутки, когда б она ничего ровным счетом не делала. И еще потому, что тот парень не дождался, пока она наплавается всласть… Я здесь теряю время, сказала она себе. По привычке она чувствовала, что ей непременно нужно куда-то торопиться. Ведь мне еще столько предстоит…
Знала бы Наташа, насколько на сей раз она была права.
Глава 23. И ОТЕЛЬ
Потому что после обеда в салоне, - так называли обитатели отеля пиано-бар, отделенный стеклянной стеной от столовой, - Наташа обнаружила наряженную елку. Конечно, это была искусственная елка, но с ярким серпантином, блестящими огромными гламурными шарами и перевитая гирляндой разноцветных лампочек. В укромном месте, на основании веточки, у самого ствола Наташа обнаружила даже кокетливого зайчика на прищепке-ноге, а под елкой - Санта-Клауса в красном зипуне, с белой бородой и с мешком за плечами. Наверное, он прибыл сюда по туру, как и я, подумала Наташа и развеселилась.
Она зашла сюда выпить кофе и съесть мороженого. И нашла на столике извещение, написанное по-английски, что вечером здесь состоится встреча Нового года - подарок администрации дорогим гостям. Впрочем, дорогими, по мнению Наташи и судя по цене на кофе, были не постояльцы, а скорее сами хозяева.
Но так или иначе - это было к месту. Наташа тут же принялась продумывать, в какое именно платье ей следовало бы нарядиться. У нее было одно вечернее, но интуиция ей подсказала, что здесь, на курорте, это будет скорее всего перебор. Так и не приняв решение, она сообразила, что потихоньку подсмотрит, во что облекутся другие отельные дамы - тогда и решит.
С собой в бар Наташа захватила путеводитель по Мексике на английском языке, позаимствованный в большом стеллаже в холле. Здесь было много красивых, с золотым тиснением разных справочников, альбомов и описаний - дорогих, с цветными иллюстрациями, по-немецки, по-английски, по-французски, даже по-польски, но вот по-русски ничего не было. Однако, национальная гордость Наташи не слишком пострадала, потому что на одной из полок, как бы в компенсацию, она обнаружила произведение своей соотечественницы Полины Дашковой на немецком языке под оксюморонным названием Русская орхидея. По нашей русской привычке Наташа слегка удивилась, как все это богатство постояльцы еще не сперли.
Наташа принялась листать путеводитель, и обнаружила, что Мексика - весьма большая страна, крупная на севере, где над ней нависли толстым задом, грозя придавить, США, и с носом крючком вниз налево, который будто принюхивается к маленьким Белизу с Гватемалой. Еще больше удивило Наташу, что знаменитая на весь мир американская Калифорния, с серфингом, постаревшими хиппи, гомосексуалистами, Голливудом, виллами Бевирли-Хиллз и губернатором-терминатором, который, как утверждал ее аспирант-грузин, непременно станет президентом, на самом деле вовсе не американская - США досталась лишь маковка полуострова на севере, - а принадлежит в основном Мексике…
Но новогодним видам отеля на Наташу было не суждено сбыться. Потому что, когда Наташа вернулась в номер, она обнаружила в вазе огромный букет алых роз. Она было решила, что розы тоже - от администрации, но заметила записку. Это была большого формата карточка, на которой был нарисован тот же, такой знакомый Наташе, увитый новогодней гирляндой кактус. Мигом у нее задрожали руки и задрожали глаза: как он меня нашел, как, как?.. Но из текста на обратной стороне она с разочарованием уяснила, что розы ей прислал Виктор. Его подпись стояла под фразой, написанной по-русски и с витиеватыми росчерками: уверенный, что вечер удается хорош. Говорил Виктор по-русски лучше, чем писал.
И тут же резко - Наташа вздрогнула - зазвонил телефон, как-то неприятно дребезжа и сипло подренькивая. Она взяла трубку.
- Наташа? Вас ждет обед в ресторане на втором этаже отеля Эльсинор. - И раздались гудки.
Удивляясь самой себе, она вдруг заволновалась, заторопилась, заметалась. Конечно, это был Виктор, но какая-то сумасшедшая, нелепая, невозможная надежда притаилась в ее колотящемся сердечке: а вдруг это он? Могла же Солвейг дать телеграмму - адрес-то у нее, - мог же Валерка прилететь… Ну да, спрыгнуть с парашютом, сакрастически оборвала она себя, продолжая верить в небсбыточное… И уже через четверть часа, в вечернем платье, дыша духами и туманами, как они с Нелькой это называли когда-то, Наташа входила в роскошный зал ресторана - с фонтаном посередине, - чуть недовольная собой, что пришла чересчур быстро. Скажу - проголодалась, наивно решила Наташа.
Виктор встал ей навстречу, он был ослепителен. Таких мексиканцев надо помещать на обложки туристических проспектов или живьем пускать по залам туристических фирм. На нем был бежевый, цвета глины, пиджак без нагрудного кармана - у нас такой китель иногда носил депутат Маслаколвский, автор Указа. Пиджак имел по бортам два ряда - по три в каждом - крупных декоративных медного цвета пуговиц, не предполагавших застегивания. На брюках, которые лежали густыми складками на лакированных медного же цвета штиблетах, были коричневые лампасы. Что делало их обладателя чуть похожим на швейцара. Под пиджаком - того же, что и костюм, цвета глухо застегнутый жилет, под жилетом - белоснежная накрахмаленная сорочка, а вместо галстука - шелковый красный шарф, повязанный бантом. Виктора можно было рассматривать, как танцора диско: скажем, пуговицы на пиджаке были неодинаковые - чем выше, тем крупнее, пуговки на жилете были сгруппированы по три, и между каждой тройкой оставался зазор, а по алому банту были рассеяны мелкие какие-то беленькие пиктограммы. Он протянул Наташе смуглую холеную руку со скромным золотым перстнем с печаткой на среднем пальце. Сраженная этим театральным шиком, Наташа тоже протянула руку - для поцелуя. Виктор склонил голову - волосы соль с перцем, ровный пробор, и за время довольно долгого поцелуя Наташа уловила волнующий горьковато-томный запах его духов. Она осела на подставленный стул. Официант выдернул из серебряного ведерка потную бутылку шампанского, которое тут же запенилось в Наташином бокале.
Глава 24. ВИКТОР
- И что же все это значит? - выговорила Наташа, поперхнувшись шампанским, которое оказалось очень сухим и ледяным. А Наташа ведь любила с общежитских еще пор - полусладкое.
- Наш друг поручила мне вас развлечь, - отвечал кабальеро.
- Что ж, постарайтесь, если получится, - нагловато бросила Наташа, несколько уязвленная тем, что Виктор всего лишь выполнял поручение Солвейг, а вовсе не подчинился собственному романтическому порыву.
Он сухо продолжил:
- Вот вам разрешение на пребывание на севере. И вот карта с вашим маршрутом - Солвейг просила вам передать.
Наташа развернула карту: это был очень отчетливый план, нарисованный от руки. И приписка: помни, индейцы тараумара не говорят по-английски.
- Спасибо. Но отчего такой… такой мексиканский принц слушается старую чужую женщину, как евреи родную маму?
- Я многим обязан ей, - просто сказал Виктор. - Однажды в Москве она спасла мне жизнь. Ну, вы понимаете, дипломатические миссии зачастую сопряжены с риском… Старая история, как-нибудь потом можно будет вернуться к этой теме… Но не хотелось бы… - Он взглянул на Наташу как бы проверяя, понимает ли она его.
Как ни далека была Наташа от этих сфер, ей хватило сообразительности понять, что за миссия была у Виктора в России. Шпион, этого мне еще не хватало, сказала она себе.
- Скажите, Виктор, только честно, отчего Солвейг так носится со мной? Она, конечно, весьма… необычная женщина. Но, в конце концов, мы едва знакомы…. - Наташа вспомнила, как Солвейг, внешне такая снисходительная, всплеснула руками и воскликнула по-испански, когда увидела Наташу, которую Виктор нашел в храме, на пороге своего дома аве Мария, гратиа плена, что Наташа перевела по-русски слава Богу…
- Ну-у… - протянул Виктор и достал золотой инкрустированный какими-то цветными камушками портсигар, - …вы позволите?
- Курите на здоровье, - процедила Наташа, начиная не на шутку злиться. Потому что она привыкла все понимать, ценила ясность и точность, иначе не надо и думать заниматься наукой. А тут один туман. И небезопасный туман, мнилось теперь Наташе.
- Ну, во-первых, вы ей нравитесь… да. - Появилась и золотая зажигалка, и Наташа невольно загляделась на отполированные, овальные, розовые с фиолетовым оттенком ногти мужчины. - Но это, конечно, не все, - продолжал он. - Думаю, вы подкупили ее своей историей… Знаете ли, к старости люди делаются… как это сказать… сентиментальны.
- К старости делаются глупыми и эгоистичными, - отрезала Наташа, вспомнив свою свекровь Фиру, на которую самым странным образом Солвейг внешне была чуть похожа.
Виктор, казалось, не услышал ее. Он затянулся, выпустил ароматный дым и продолжил:
- А Солвейг к тому же осталась добра. Так вот, нечто похожее на ваш случай было у Солвейг в молодости.
- На мой случай?
- Ну, в некотором роде. Наверное, она тоже хотела бы увидеть своего первого мужа.
- И что же ей мешает?
- Он умер молодым много лет назад. На ее руках. Точнее, положил голову ей на грудь, обнял ее за шею, вздохнул - и умер.
- Ужасно, - сказала Наташа, притворно хлопая глазами. Но и подозревая, что ее, как выразился бы Валерка, парят.
- Они ходили в одну и ту же школу. На Чистых прудах. Вы москвичка?
- Нет, - ответила Наташа с запинкой. - Но живу в Москве последние двадцать пять лет.
- Москва - красивый город, - дежурно заметил Виктор. - Что будете есть? Может быть, для начала что-нибудь рыбное?
- Да… что-нибудь легкое… на ваше усмотрение…
Виктор повернулся к официанту, который так и стоял у них за спиной. Тот позвал метрдотеля… Красива ли Москва? Наташа не любила этот город. Как хорошо встать спиной, наконец, к кондитерским храму Василия Блаженного и павильонам ВДНХ, к чудовищным византийским сталинским высоткам, к мелкому дурно одетому люду, вечно ждущему троллейбуса по всему грязному Садовому кольцу, к пирогам с капустой, ко всей этой никакой не социалистической и не капиталистической, а торгашеской и мещанской Москве, о чем говорит и ее новая архитектура… А лицом повернуться на юг, к чарующей и пышной, пылающей Мексике, барочной, а никакой не готической, как отчего-то пишут в Советсмком энциклопедическом словаре. Мексика - родина мира, так, кажется, говорила Солвейг Наташе в самолете…
Перед их столиком стоял метрдотель. В каждой руке у него было по чудовищу. Кажется, это были огромные лангусты. Чтобы продемонстрировать, что они еще живые, метрдотель ловко нажимал им на глаза - и твари поднимали и опускали плоские зазубренные хвосты.
- Который глядит на синьору? - спросил Виктор.
- Этот вот… Нет, тот.
- Гриль? Или духовка?
- Г-гриль, - ответила, запнувшись, Наташа, - но я же такого не съем.
- Как это говорят русские - запросто. - И Виктор что-то сказал метрдотелю. Тот повернулся и понес прочь этих еще живых морских гадов, раскрашенных природой в серо-зеленые с красным тона. И тут Наташа вспомнила, что утром вдоль пляжа, где она нежилась в шезлонге, длинной вереницей проплыли рыбацкие лодки. Может быть, именно они и поймали Наташе на обед лангуста?
- Синьора будет запивать лагнустов шампанским? Или спросить белого вина? Советую попробовать нашего калифорнийского…
- Валяйте, попробуем. И, знаете что, Виктор, перестаньте надо мной подтрунивать. И зовите просто - Наташа.
- С удовольствием. И вы еще не знаете - с каким.
Глава 25. С НОВЫМ ГОДОМ
Им подали большую деревянную подставку с соусами в изящных розетках, уксусом и оливковым маслом, им принесли две дюжины запеченных устриц и белого калифорнийского вина - на закуску. Устрицы были восхитительны, соусы очень остры, а холодное калифорнийское отдавало на вкус Наташи крымским мускатом.
Потом дошла очередь до лангустов, и Наташа удивилась, как скоро они были приготовлены. Тут за столом состоялся хирургический семинар - так показалось Наташе: Виктор учил ее есть лангустов. Собственно, с панцырем и клешнями Наташа справилась самостоятельно: отец с детства брал ее на Шарташ ставить верши на раков. Но на отдельном блюде им подали гору мелких конечностей, а также груду милых и сверкающих инструментов, на вкус Наташи похожих на гинекологические: щипцы, ланцеты, иглы разных размеров, совочки и миниатюрные ложечки, как для варенья.
- Это искусство, но доступное искусство. Никак не сложнее, чем есть палочками рис, - говорил Виктор, показательно манипулируя инструментами.
Наташа вынуждена была признать, что, хоть и бывала в китайских ресторанах, но всегда просила подать нож и вилку. Тогда Виктор попросил ее взять в руки щипцы и повторять за ним его движения. У Наташи получалось неважно…
Потом они ели барашка на вертеле. Потом еще что-то, Наташа уже не помнила, поскольку объелась. На десерт они решили перейти в бар. Расслабленная вкуснейшим обедом Наташа тут же согласилась на маргариту, и ей подали коктейль в огромном бокале, напоминающем вазочку для мороженого. Из бокала торчал неведомый бумажный цветок - на самом деле это была коктейльная трубочка…. Подобревшая и размякшая Наташа, естественно, стала говорить о своих детях. Но прежде осведомилась:
- А у вас дети есть?
- Я уже дед, - улыбнулся Виктор.
- А я еще нет.
- У вас это называется бабушка. Да, бабушка.
- Кто ваша жена?
- Моя жена умерла. Я вдовец…
Наташа было прикусила язычок, не зная, говорить ли слова сочувствия. Лишь подумала: вот отчего он так носится со мною, просто он - одинок, он очень одинок…