* * *
Что-то зажужжало. Я подумала о пчелах. Я летала с пчелами.
- …Будет в порядке. Я не могу сказать, насколько плохо, но у неё определенно лихорадка. Она без сознания. Мононуклеоз, да. Я должен отвезти ее в больницу? Вы уверены? Уверены. Ладно. Да. До свидания.
Я вытянула руку. Слишком много было слов. Пчелы не должны говорить. Это бессмысленно. Где я?
- Где? Ох, - простонала я, потому что все еще болело, даже после сна. Моя рука нащупала что-то. Или что-то нашло мою руку. И оно было теплым. А я замерзала. Я вздохнула. Тепло коснулось моей щеки, и я прижалась к нему, желая большего.
- Так холодно, - сказала я теплу.
А потом тепло ответило, низко и мягко:
- Я не знаю, что делать.
Я схватилась за тепло, удерживающее мое лицо, и попросила:
- Ещё.
Потом тепло ушло, несмотря на то, что я пыталась его удержать. Мимо меня пронеслось легкое дуновение, и я задрожала, задрожала, задрожала. Я плакала, и слезы были похожи на ледяные реки.
- Холодно, - сказала я.
Я сглотнула, но мне стало хуже, а не лучше. Я ненавидела это. Я хотела, чтобы все закончилось. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста.
- Пожалуйста.
- Я здесь, милая. Подожди.
Мир перевернулся, наклонился вбок, сломался. И он обнял меня, взяв меня с собой, но вместо того, чтобы умереть, я почувствовала тепло, твердое и сильное. Я схватило его, желая оказаться внутри него, чтобы перестать дрожать, чтобы все прошло.
Это было солнце, и оно держало меня в своих объятиях, называло по имени, касалось меня от макушки до пяток. Я заснула, убаюканная в небе, в руках звезды.
* * *
В следующий раз, когда я проснулась, голова у меня была достаточно ясной, чтобы понять - я больна. Мне пришлось дышать носом, потому что горло слишком сильно отекло и было слишком чувствительным, чтобы выдержать прохождение воздуха через него. Мышцы болели, а желудок казался опустошенным. Мне всё ещё было холодно, но при этом я не замёрзла. Растаяла. Сон снова звал меня. Я все еще так устала.
Но знала, что это значило.
Я всё-таки подхватила мононуклеоз.
И это значило, что я должна сказать Гаррику. Но это могло подождать, пока голова не перестанет трещать, легкие не заполнятся, а горло не перестанет гореть. Когда температура спадёт, я позвоню ему.
Я передвинулась, желая, чтобы мои колени, локти и плечи просто перестали существовать, потому что сейчас они были только болью. А потом я поняла, что сплю, это жар изменил мой мозг, потому что Гаррик был здесь, подо мной, его голая грудь - моя подушка. Эта лихорадка была жестокой. Но я знала, что всё это только потому, что я думала о нем. Вероятно, я все еще спала.
У него были открыты глаза, которые смотрели на меня, не говорили, а просто смотрели. Это не может быть правдой.
- Жаль, что это не реально, - прохныкала я прежде, чем снова сдаться.
Спать.
Спать.
* * *
Когда я проснулась снова, озноб прекратился, я была одна. Хотя и знала, что это был сон, я уткнулась лицом в подушку, желая, чтобы это было не так.
Я не замечала до сих пор или, возможно, просто не признавалась в этом, но даже сейчас я влюблялась в Гаррика. Может, я никогда и не переставала. Каждое воспоминание и фантазия заставляли меня больше желать его. Несмотря на то, что я всё ещё была истощена, в этот раз мне пришлось постараться, чтобы уснуть.
- Блисс, просыпайся.
И секунды не прошло. Должно быть, это сон.
- Тебе нужно попить. Просыпайся.
Я попыталась отвернуться, забраться в сон поглубже, но что-то потянуло меня, и я села против своей воли. Что-то держало меня за спину, не давая лечь, так что вместо этого я наклонилась в сторону.
Моя голова уперлась во что-то твёрдое. Я не лежала, но почти. Я закрыла глаза.
- О, нет, не спи. Сначала попей. Потом можешь поспать.
Я спала. По крайней мере, я так думала. Должно быть, это сон, потому что из ниоткуда у меня в руках появилась чашка. Она была тёплой, почти такой же тёплой, как руки, обнимающие меня.
Пахло замечательно, и я позволила чашке приблизиться к своим губам.
Суп.
Наверно, куриная лапша. На вкус соленая и теплая, но глотать слишком трудно. Я отодвинула чашку.
- Пожалуйста, милая. Я беспокоюсь о тебе. А мне не нравится беспокоиться о тебе.
Я знала эти слова, и это было жестоко для моего подсознания повторять мне их сейчас, когда он вообще больше не беспокоился. Я подняла взгляд, и вот он, еще более совершенный в моем сне, чем в реальной жизни. Он был солнцем. Он всегда был солнцем, сияющим и искрящимся.
Это было слишком. Мне было больно снаружи и внутри.
- Я скучаю по тебе, - сказала я солнцу. - Я была такой глупой. А теперь я потеряла свет.
Он не сказал мне, что тоже скучал. И не сказал ничего из того, что мне хотелось услышать от него. Он произнес:
- Попей, Блисс. Мы поговорим, когда ты поправишься.
Я сделала так, как он сказал, потому что слишком устала бороться, слишком устала от встречи с нереальным. Медленно я сделала глоток, откинув голову назад и позволив жидкости скользить по горлу, чтобы не нужно было сильно напрягаться при глотании. Выпив половину чашки, я больше не могла. Я отодвинула ее, и он позволил мне это.
- А теперь можешь поспать. Спи, милая.
Я упала на подушки, но меня обхватило что-то еще, наверно, страх. Я боялась потерять это… это пространство сна между мирами, где я ничего не разрушила. Может, следующими приедут Кейд или Келси. И на короткое время моя жизнь снова могла бы стать простой.
Воображаемый Гаррик дотронулся рукой до моего лба.
- Думаю, температура у тебя почти спала. Это хорошо. Утром тебе будет намного лучше.
Я нахмурилась.
- Значит, скоро мне нужно будет позвонить тебе.
- Позвонить мне?
- Чтобы сказать, что ты тоже можешь заболеть.
Он наклонил голову в сторону. Почему он не понимал?
- Не думаешь, что я уже знаю?
- Не ты. Ты не настоящий.
- Я не настоящий?
- Настоящий Гаррик не был бы здесь.
Я свернулась на подушке, желая, чтобы этот сон закончился. Он больше не был приятным. Не был настоящим. Мы никто друг для друга… больше никто.
Но воображаемый Гаррик остался, держа руку у меня в волосах, и я позволила себе поверить в это, еще ненадолго.
Глава 24
Около четырех часов утра я проснулась в луже пота. Мое тело прилипло к простыням, а лицо приклеилось к постели.
Думаю, пик лихорадки определенно миновал.
Я оперлась руками о постель, чтобы подняться, но мое чувство равновесия, должно быть, было выключено. Кровать казалась мне неустойчивой. Я потянулась назад и, нащупав лампу, легким щелчком включила свет. Затем, решив, что мне это снится, выключила его и снова включила.
Ущипнула себя. Ущипнула действительно сильно. Но ничего не изменилось.
Определенно, это Гаррик спал в моей постели.
Черт.
Черт.
Какая часть моих вызванных лихорадкой снов была реальностью? Я успокоилась, поняв, что моя жизнь в качестве пчелы была всего лишь фантазией, как и сказочные животные, которых, могу поклясться, я видела во сне. А потом я жила на солнце с инопланетянами.
Но Гаррик находился в моей постели. Он, определенно, был в моих снах, но все это не могло быть реальностью. Иногда он летал, большую часть времени он был голым. И была еще дюжина моментов, какие-то совсем расплывчатые, а некоторые очень четкие. Где же была граница? Что произошло на самом деле? Черт возьми, было ли это вообще реальностью? Может, мне просто приснилось, что жар прошел? Я сходила с ума и, пока мне не пришло в голову придумать какой-то план, я начала трясти Гаррика, чтобы разбудить его. Когда он очнулся, у него был затуманенный взгляд и, как всегда, прекрасный. На мгновение я была поражена тем, что он спал на моей подушке.
Он был в моей постели. Со мной.
Спал.
Мы спали вместе!
- Ты проснулась.
Боже, с каких это пор люди, еще не отошедшие ото сна, выглядят так потрясающе? Широко раскрыв глаза, я кивнула, совершенно не подумав о том, что же скажу ему, когда разбужу его.
- Как ты себя чувствуешь?
На это я могла ответить.
- Дерьмово. Все болит. А сильнее всего горло.
Он протянул руку и положил ее мне на бедро. Будто это было нормальным. Будто мы все время клали друг другу руки на бедра.
- Думаю, это нормально, - заметил он. Руки на бедрах? А, нет… мое горло. Он продолжил: - Тебе что-нибудь нужно?
Я покачала головой. Что, черт возьми, случилось, пока я была в отключке?
Он сел, и его одеяло опустилось до талии, открыв моему взору верхнюю часть его тела. Затем оно сползло на бедра, привлекая мой взгляд к мышцам, исчезающим под шортами. Боже! Его рука потянулась к моим волосам. Волосам, спадающим жирными прилизанными прядями мне на лицо. Резкий контраст с тем, как привлекательно он сам выглядел сейчас. Но его это, похоже, не волновало.
Что же, черт возьми, все-таки происходит?
- Я рад, что ты в порядке, - сказал он.
Я кивнула. Все, что я могла сейчас делать, так это кивать, это единственное, что я поняла. По крайней мере, кивки все еще имели хоть какое-то значение.
- Тебе нужно еще поспать. Тебе все еще нужен отдых. Если только ты не голодна.
Я покачала головой.
- Тогда спи.
Он слегка подтолкнул меня, и я медленно опустилась на постель, уверенная в том, что, как только моя голова коснется подушки, эта альтернативная вселенная прекратит свое существование.
Но этого не случилось.
Он откинул одеяло и выскользнул из кровати.
- Ты уходишь? - спросила я.
Он остановился, и в быстрой последовательности я увидела, как он осознал, где мы находились, и как мало на нем было надето. Он колебался, неуверенный в том, что делать. Это было так нехарактерно для него, едва ли я вообще видела его таким.
- А ты хочешь этого?
Мне хотелось остановить это мгновение, изучить его и стереть тот миг, когда этого сильного мужчину охватили сомнения. Конечно же, я не хотела, чтобы он уходил! Я никогда не хотела, чтобы он уходил!
Я помотала головой. Рада, что благодаря усталости, я в какой-то степени сохраняла спокойствие.
Он улыбнулся так широко, что я забыла о том, что сомнение вообще существовало.
- Тогда я не ухожу. Я просто шел за стаканом воды. Поспи.
Он ушел, а я, скатившись, повернулась на бок. Я слышала, как открылся и закрылся кран. Я попыталась представить, что он делает. Пол не скрипел, так что он еще не возвращался. Может, он просто пил воду, стоя у раковины? Или скрипа не было, потому что мои галлюцинации закончились, и он не вернется? А скрипел ли пол, когда он шел к раковине? Я не могла вспомнить. Я начала паниковать. Может, мне нужно встать и пойти за ним. Убедиться, что он реален.
В этот момент кровать резко прогнулась, и я почувствовала тепло позади себя, за талию меня обхватила рука. Сначала я напряглась, а затем настолько неожиданно расслабилась, что практически завалилась на него. Он был таким теплым, что я почувствовала, будто меня снова накрывает лихорадкой.
Он потянул мои волосы и собрал их на подушке, открыв мою шею. А потом я что-то ощутила, наверно, кончик его носа, нежно скользящий по моей коже, и легкое дыхание.
- Гаррик?
Его рука напряглась, тело изогнулось вокруг моего, даже наши бедра прижались друг к другу.
- Завтра, Блисс. А сейчас поспи.
Спать? Сама эта мысль казалась невозможной, но когда его дыхание стало ровным, а я свыклась с его объятием, то поняла, что все еще чувствовала усталость. Мне хотелось проанализировать то, что случилось, что я помнила, а что нет, но сон действительно казался более важным.
Гаррик был прав. Это может подождать до завтра. Он будет здесь. Он сказал, что не уйдет. Но на всякий случай я положила свою руку поверх его, покоящейся на моем животе. Я подумала, что он уже заснул, но сон Гаррика был достаточно чутким, чтобы он отреагировал, сплетя наши пальцы вместе.
Когда я убедилась, что он реален и никуда не уходит… когда мои сомнения исчезли, я заснула.
Спустя несколько часов я проснулась. Сквозь мои высокие окна лился свет, а кожа была скользкой от пота. В какой-то момент я подумала, что у меня снова жар. Я села, и рука Гаррика упала с моей талии. Он застонал.
Его брови были нахмурены, а лицо испещрено каплями пота. Я прижала руку к его лбу, и, конечно же, он горел. Выглядел он ужасно, но мне казалось, что я выгляжу еще хуже. Кожа и одежда были влажными от пота, как его, так и моего. Казалось, будто грязь и болезнь растеклись по моей коже.
Осторожно я высвободилась из объятий Гаррика и опустила ноги на холодный деревянный пол. От стояния все мои кости пронзила боль, словно они были сломаны и неправильно срослись, а теперь их снова нужно было ломать и сращивать. Каждый шаг ощущался так, будто по моим пяткам, коленям и бедрам прошлись отбойным молотком. Для того чтобы удержать себя в вертикальном положении, мне пришлось опереться о стену. И мой путь в ванную составил тридцать медленных, шаркающих шагов, вместо обычных десяти. Когда я добралась до нее, то задыхалась и была готова снова вздремнуть.
В затуманенном болью разуме казалось очень важным, в первую очередь, быть чистой. Я включила душ, оставив прохладную воду, вместо того, чтобы как обычно машинально включить горячую. Я снимала с себя одежду, каждый раз с сожалением обнаруживая, что под одним слоем находился другой. Я чуть не бросила это занятие, прежде чем добралась до лифчика.
Наконец, я была свободна, но у меня больше не было сил, чтобы встать под душ, как мне хотелось. Словно ребенок, который учится ходить, я залезла в ванну, откинувшись назад и позволив воде барабанить по коже. Мой желудок оказался особенно чувствительным к тому, как при ударе жалила каждая капля, будто кто-то скидывал сверху маленькие ракеты. Но даже и так, это было классно и восхитительно, и я растворилась в этом ощущении.
В течение долгого времени я лежала, погружаясь в сон и снова просыпаясь. Когда мое дыхание выровнялось, а боль в мышцах ослабла, я приподнялась, позволив воде намочить волосы и стекать по лицу.
Во всей этой истории шампунь оказался злодеем - глаза сильно щипало, и я измучилась, пытаясь стереть и смыть его. Мне показалось, будто прошла целая вечность, прежде чем вода стала достаточно чистой для того, чтобы я смогла открыть глаза, не чувствуя жжения. Но даже тогда я не смогла убедить себя проделать то же самое и с кондиционером.
Я выключила воду и откинулась назад, чувствуя под ногами сливное отверстие. Чем дольше мои глаза оставались закрытыми, тем тяжелее становилось мое тело. Маленькие влажные пятна на коже медленно высыхали, и было так приятно на мгновение почувствовать пустоту и спокойствие.
Потом я вспомнила про Гаррика и решила, что и так достаточно долго вела себя эгоистично.
Однако стенки ванной все еще представляли собой препятствие. Мне понадобились все силы, чтобы подняться. О том, чтобы попытаться одеться, просто не шло и речи. Я обернула голову полотенцем и облачилась в халат. Я схватила несколько маленьких полотенец, намочив их холодной водой и отжав, чтобы с них не капало.
Теперь я чувствовала себя немного более живой и могла идти, не держась за стену. Каждый шаг отдавался болью, но теперь уже в глубине моего сознания и это было терпимо. Тем не менее, рухнуть на кровать рядом с Гарриком стало таким облегчением.
Я стянула с него одеяло, и он пошевелился, но не проснулся. Одно влажное полотенце я положила ему на лоб, а второе развернула и приложила к груди. Последним я слегка провела по его рукам и ногам. Но даже это было слишком трудно сделать, поэтому я просто свернула последний кусочек ткани и сунула ему под шею.
А потом я легла рядом с ним и уснула.
В следующий раз мы проснулись вместе. У него все еще был жар, но я убедила его выпить немного воды. Сама же я поняла, насколько хотела пить, лишь после того, как утолила жажду. Я помогла ему выпить полный стакан, а затем сама выдула целых два. У меня хватило сил скинуть свой толстый халат и заменить его на свободную пижаму. Я положила Гаррику на лоб новый влажный компресс, и он вздохнул.
- Спасибо, - пробормотал он.
Я не была уверена, насколько ясно он мыслил. Но он определенно знал, что я здесь, так как несколько раз с тех пор, как проснулся, звал меня по имени. И он знал, что был болен, но я не знала, как много ему было известно помимо этого.
- Не за что. Но справедливости ради, ты первым позаботился обо мне.
У него были закрыты глаза, но он улыбнулся.
- У тебя получается лучше.
- Это не важно, - ответила я. - Просто было приятно оказаться не одной.
Он попытался перевернуться на бок лицом ко мне, но смог только дотянуться рукой - он все еще был слаб. Я обвила его грудь рукой и потянула к себе. Он тоже обнял меня и потянулся навстречу, так что в итоге оказался на боку и гораздо ближе ко мне.
Устроившись, он выдохнул, измученный этим небольшим движением. Он сказал:
- Прости.
- За что?
За то, что нуждался в помощи? Он казался сильнее и выглядел гораздо лучше, чем я совсем недавно.
- За то, что оставил тебя совсем одну. За то, что встал между тобой и Кейдом. За то, что был слишком упрям, чтобы сказать, как скучал по тебе. Мне очень жаль.
Я была сбита с толку, кусочки мозаики немного не складывались. Но я услышала то, что было важно - ему было жаль, и мне тоже. Мой мозг слишком плохо соображал, чтобы я могла вспомнить все подробности того, почему этого не должно было происходить. Но я привлекла его к себе, и его голова легла у моей шеи. Я глубоко вздохнула из-за того, что снова ощутила впервые за несколько месяцев. Мне хотелось спросить его о телефонном звонке, о нашей ссоре, обо всем. Но он все еще бормотал "прости", вновь и вновь, уткнувшись мне в шею, поэтому остальное не имело значения. Я крепче обняла его, и вместе мы выдержали болезнь и сон.
Глава 25
Так мы провели несколько дней, обнимая друг друга, засыпая и просыпаясь, чтобы поесть и помыться, когда чувствовали достаточно для этого сил. Было странно думать о болезни, как об оазисе, но так оно и было. Когда наши физические потребности одержали победу над разумом, нам не нужно было говорить ни о наших отношениях, ни о том, что их разрушило. Нам не нужно было ничего выяснять или объяснять. Я даже не беспокоила себя мыслями о том, что я девственница, или о том, чтобы заняться с ним сексом.
Мы прижимались друг к другу, и нашли свое исцеление в тишине, под моим одеялом, вдали от всего мира. К субботе мы чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы провести немного больше времени вне постели, поесть нормальной еды, посмотреть телевизор… поговорить.
Мы лежали на диване, я прислонялась спиной к его груди, а его руки обнимали меня. Предполагалось, что мы смотрим телевизор, но его лоб прижимался к моей шее, и я пытала его относительно первых дней своей болезни.
- Что сказал Эрик, когда ты позвонил ему?
- Он не был расстроен, если тебя это интересует. Думаю, половина состава сейчас болеет.
Отлично. Наш спектакль будет отстойным, раз мы все одновременно слегли с болезнью. Мы бы могли назвать это экспериментальной постановкой - "Федра Апатичная".
Я задала еще один вопрос: