Голос мой прервался, я почувствовала, что вот-вот разрыдаюсь.
– Ты будешь жить. Вот увидишь, – уверен сказал Костя.
– А если вдруг…
– Если вдруг ты почувствуешь, что у тебя закончились силы для борьбы, передашь мою просьбу тому, кому доверяешь, кто будет здоров.
На балкон заглянула медсестра и позвала меня на процедуры. Я не могла просто так встать и уйти. Я должна была как-то поддержать Костю.
– Ты не сдавайся, – сказала я. – Ты только держись. У тебя есть ради чего бороться за жизнь. У тебя есть любовь. Понимаешь, любовь. Ради нее стоит бороться. У меня этого нет. Это исчезло вместе с моей болезнью. Мне всегда казалось, что любовь вынесет любые испытания, даже болезнь. А она, сука, оказывается, такая непостоянная, такая коварная… Прямо как дешевая девка. Я всегда думала, что мои проблемы – это проблемы и моего мужа. Оказывается, все не так. В этой жизни можно надеяться только на себя. Очень тяжело, когда понимание приходит в этих стенах.
– Тебя бросил муж?
– Да. Человек, с которым меня связывает несколько лет жизни и ребенок.
– Тут всех бросают… Вернее, почти всех… Ты не сказала мне свое имя.
– Виктория. Вика.
– Это значит победа…
Я с трудом улыбнулась и пошла вслед за медсестрой.
Вернувшись в палату, я увидела, что Миле совсем плохо. Такой растерянной и удрученной она еще не была.
– Знаешь, к черту эту гробницу, – решительно сказала я. – Сейчас позвоню маме, она принесет нам новые шторы, махровые коврики, кучу плакатов… В палате станет красиво, уютно, совсем по-домашнему. Я надену яркий халат и пушистые тапочки… – Я посмотрела на лежащую соседку и замолчала.
Молчала и Мила.
– Ведь мы же еще живые… – робко попыталась продолжить я. – Ведь нам тоже хочется тепла и домашнего уюта… Будь моя воля, я бы все эти гробовые стены выкрасила в какой-нибудь розовый цвет.
– А что от этого изменится? – безразлично произнесла Мила.
– Ты о чем?
– О том, что, если тут будет уют, нам не станет лучше… У меня не вырастет грудь, а результаты твоей крови не станут лучше.
– Ну нет, ты не права. Чтобы выздороветь, нужно не раскисать, не давать душе впадать в уныние.
– Откуда в тебе появилось столько оптимизма?
– А откуда в тебе появилось столько пессимизма?
– Не знаю. Я смотрю на эту корзину роз и понимаю, что она прощальная.
– Не говори ерунды! – рассердилась я.
Решив не поддаваться настроению соседки, я направилась к телефону. Меня ужасно штормило, ноги просто отказывались слушаться. Из какой-то палаты послышался то ли стон, то ли молитва. Я почувствовала, что силы оставляют меня. "Нет, – сказала я себе. – Не сдамся – я должна вылечиться. Всем смертям и диагнозам назло. Я очень сильная. Я такая сильна, что даже трудно себе представить. Я буду разговаривать со своей болезнью на "ты" и заставлю ее встать на колени… Она отступит. Она испугается, ведь она очень трусливая… Ой, какая же она трусливая… Это только кажется, что она всемогущая, а на самом деле она боится тех, у кого есть воля… Я выйду из больницы, поеду на дачу, откопаю шкатулку с долларами, возьму положенную мне часть и куплю дом для своих родителей. Он будет сделан из белого камня и стоять на самом берегу моря. Я привезу туда родителей, посмотрю им в глаза и скажу: "Вот видите, я победила… Я это сделала. Надо просто захотеть. Надо просто захотеть жить… Надо просто поверить в себя. Я поверила, потому что у меня есть вы, сын Санька и маленькая собачка Зося. Я знала, как я вам нужна, как необходима. Мы должны быть вместе, ведь мы – настоящая семья, и никто нам больше не нужен… Ну нет у меня мужа – и не надо. Главное – здоровье. Видимо, не всем выпадает шанс иметь рядом преданного человека. Это же как карточная игра, а я всегда проигрывала в карты".
Обливаясь потом, я добрела до телефона и позвонила маме. Поговорив совсем недолго, я повесила трубку и, опершись о стену, медленно съехала на пол. Перед глазами плыло, я поняла, что больше не смогу ступить ни шагу. "Я сильная", – стала твердить я себе и попыталась встать. Когда мне это удалось, я рухнула на пол и потеряла сознание. Очнулась я в палате, к правой руке была подключена капельница, рядом сидела Мила.
– Что произошло? – спросила я.
– Ничего, не считая того, что ты упала в обморок. Ходишь по больнице, как будто здоровая. Могла бы сказать, что хочешь спуститься к телефону, я бы помогла, вдвоем мы бы спокойненько доплелись. И что тебя понесло?
– Я звонила маме насчет ковриков и шторок…
Мила удивилась и, запинаясь, произнесла:
– Послушай, а ты в своем… уме?
– Ты же сама говорила, что здесь все сумасшедшие. Давай уж будем сумасшедшими до самого конца. Умирать – так с музыкой. В уютных апартаментах.
На следующий день наша палата перестала напоминать гробницу. Ярко-розовые шторы, розовый тюль, ворсистый ковер и куча незамысловатых плакатов сделали свое дело. Я надела халат с желтыми подсолнухами и старалась победно улыбаться. На меня заглядывались и больные, и лечащие врачи. Наверное, от меня исходила какая-то невиданная здесь свежесть, я воплощала пусть мнимое, но все же благополучие.
Наступил тихий час. Больные разошлись по палатам. Неожиданно тишину нарушил отчаянный крик. Мы с Милой переглянулись и выбежали из палаты. Посреди коридора сидел бледно-зеленый Константин и кричал:
– Помогите, я умираю! Вы слышите, я умираю! Сделайте что-нибудь! Я хочу жить! Господи, хочу жить! Цените жизнь, люди! Слышите, цените! Она одна. Падла, как жалко, что она одна! Берегите каждое мгновенье, потому что однажды оно может станет последним! – Он вцепился в халат подбежавшей к нему сестры и снова закричал задыхаясь: – Родная, помоги! Хотя бы еще один день… хотя бы мгновенье, только не сейчас… Сделай укол или дай таблетку… У меня есть деньги. У меня их много. У меня и у моего отца. Я отдам все, только помоги… Умоляю, слышишь, я хорошо заплачу… Я не хочу умирать, я молод… Я еще ничего не видел… Почему именно я?! Я хочу жить!..
Костя рухнул на пол. Через несколько секунд появились санитары с каталкой. Они накрыли тело простыней и увезли. Я с ужасом посмотрела на пару каталок, стоящих в холле. Кто же будет следующим? Странно… Мы еще живы, ходим по больнице, смотрим телевизор, обедаем, а посреди отделения стоит дежурная каталка для очередного покойника. Видно, кто-то заботится о том, чтобы мы знали свое место, чтобы не забывали, кто мы такие, и не надеялись на лучшее.
Больные разбрелись по палатам. Тихий час еще не закончился. Я бросилась к каталке, схватила ее за поручни и повезла прочь из своего отделения. Увидев это, санитар велел немедленно прекратить самодеятельность.
– Не прекращу! – зло бросила я. – Мы живые! Мы еще живые, и не надо напоминать нам о смерти!
Я успокоилась только в палате. Достав пару листков, которые мне дал Костя, я внимательно прочитала их. Нет, не зря меня назвали Викторией. Я обязательно выкарабкаюсь. Я выполню его просьбу.
– Жалко его, совсем молоденький, – растерянно сказала Мила. – Ему бы жить да жить… Господи, да что ни говори, а жить хочется в любом возрасте. И молодым, и пожилым.
Глава 4
Дни тянулись томительно долго. Я уже потеряла счет времени. Порою мне казалось, что я стала чувствовать себя лучше, да и результаты анализов все больше укрепляли надежду на выздоровление.
В один совершенно непримечательный день в палату вошел мой муж и посмотрел на меня так, словно я уже давно умерла. Мила сразу все поняла и ушла в коридор. Он просто пришел. Ни цветочка, ни яблока, ничего. И никакого сочувствия в глазах…
– Ну как, не надоело здесь лежать? – с непонятной усмешкой спросил он, присаживаясь на краешек кровати.
Я опустила глаза.
– Врачи говорят, что я иду на поправку. Странно, тут все мрут как мухи, а я поправляюсь…
– Оно и понятно. Такие, как ты, не умирают. Могла бы поехать со мной, когда я звал.
– Андрей, если бы я поехала, то уже давно бы загнулась. – Я отвернулась, чтобы скрыть выступившие слезы. – Ты сейчас где живешь? – еле слышно спросила я.
– Когда как. Иногда дома, иногда на съемной квартире, – равнодушно бросил он.
– Ты с кем-нибудь встречаешься?
– Ты же знаешь, я никогда не был обделен женским вниманием.
– Тебе кто-нибудь говорил, что ты отъявленная сволочь?
– Никто, кроме тебя, – в голосе Андрея послышалась издевка. – Мы отдалились друг от друга в последнее время… – Он тяжело вздохнул. – Это все твоя мнимая болезнь. Если бы ты хоть немного меня любила, то в первую очередь думала бы о наших отношениях…
– У меня рак. Неужели ты не можешь понять?
– Уж на раковую больную ты похожа меньше всего, – усмехнулся Андрей. – Слишком хорошо выглядишь для умирающей, прямо расцвела.
Я поняла, что больше не в состоянии продолжать этот бессмысленный и в то же время до глубины души обидный разговор.
– Пошел вон… – собрав в кулак волю, сквозь зубы процедила я.
– Что ты сказала? – злобно переспросил Андрей и побагровел.
– Что слышал! Убирайся к чертовой матери и не смей больше сюда приходить!
– А я вообще не собирался… Просто проходил мимо и вдруг вспомнил, что ты загораешь на этом курорте.
Он резко встал и вышел из палаты. Я не верила, что он может так просто уйти. Думала, вот сейчас он обязательно обернется, извинится, наговорит мне кучу ласковых слов… Но этого не произошло. Он даже не обернулся. Хлопнув дверью, он исчез. Я не устроила истерику, не стала рвать на себе последние волосы. Я просто закрыла глаза и отчетливо поняла, что иллюзия под названием "семейное счастье", которую я вынашивала все эти годы, рухнула. Говорят, что очень трудно скрывать равнодушие, но Андрею это удавалось довольно долго. Надлом наших отношений произошел намного раньше, моя болезнь тут совсем ни при чем. Я уже давно не могла объяснить, как это может быть – наличие и отсутствие человека одновременно. Любовь исчезла уже давно, а моя болезнь – лишь повод для окончательного разрыва. Так больно… Душа выворачивается наизнанку, а сердце ноет… Очень страшно думать, что семьи больше нет. Я почувствовала, что растерялась.
В палату вернулась Мила. Оценив мое состояние, она подошла к окну и раздвинула занавески.
– На улице погодка – закачаешься. Я все не могла дождаться, когда свалит этот козел. Хоть бы какую-нибудь затрапезную розочку принес, сволочь. Я вот только не могу понять, почему такие скоты никогда и ничем не болеют. Почему все шишки падают именно на нас, ни в чем не повинных женщин…
– Я его выгнала, – сказала я, не слыша собственного голоса.
– Вот это ты правильно сделала. На хрен ему сюда ходить и тебя расстраивать. Нормальный мужик должен сидеть и днем и ночью у твоей кровати и держать тебя за руку.
– Таких мужиков в природе не бывает. Они нас здоровыми-то толком не любят, а больные мы тем более никому не нужны.
Я постаралась взять себя в руки и хоть немного успокоиться. Что ж, если судьбе угодно преподнести мне столько испытаний, я обязательно с ними справлюсь. Я попробую начать все сначала. Вычеркнуть из памяти свое замужество. Самое ужасное, что я живу прошлым. Но, с другой стороны, ущемленное женское самолюбие способно на многое. Я теперь понимаю, часто браки распадаются не потому, что появляется третий или третья, и даже не из-за какого-то потрясения вроде моей болезни. Просто живущие под одной крышей люди почему-то отдаляются, перестают друг друга понимать. Наступает одиночество вдвоем. Я казню себя за прошлое. Вспоминаю какие-то моменты, прокручиваю свою семейную жизнь назад… Это удел всех потерявших. Иногда корю за недальновидность себя, иногда обвиняю Андрея. Говорят, со временем невыносимая боль отпускает, и мне хочется в это верить. Я обязательно встречу новую любовь, ведь без нее нет смысла жить, только она спасает нас от смерти.
– Хватит себя мучить, – послышался голос моей соседки.
– Я в порядке. Мне кажется, что еще немного, и я буду в полном порядке.
Я подошла к окну и с завистью смотрела на мир, в котором жили люди за пределами нашей жуткой больницы.
Наутро при обходе врач торжественно похлопал меня по плечу и поздравил с выздоровлением. Это было невероятно.
Я хорошо помню тот день, когда смогла покинуть стены страшной больницы. Меня не беспокоила ни моя неестественная бледность, ни то, что на голове осталась лишь малая часть моих роскошных волос. Я благодарила Бога, что осталась жива, выкарабкалась и теперь могу быть рядом со своими близкими и друзьями.
Мы обменялись с Милой телефонами и присели на дорожку.
– Ты только не пропадай, – возбужденно говорила подруга, вытирая слезы, – звони. Мы же все-таки теперь не чужие, столько пережили вместе. Завтра и меня выписывают.
Я поцеловала Милу в щечку.
– Главное, чтобы и ты не пропадала. Тоже звони, я буду ждать. Очухаешься, придешь в себя, снова выйдешь на работу. Думаю, босс к тебе все-таки неравнодушен.
Мила глубоко вздохнула:
– Если бы все было так, как ты говоришь! Уверена, он уволил меня к чертовой матери и взял какую-нибудь здоровенькую старлетку.
– Не придумывай! Пока ничего не известно, – прикрикнула я.
Внизу меня ждали родители. Понять, что чувствовали мы, глядя в глаза друг другу, может только тот, кто пережил нечто подобное. Мама обняла меня за плечи и зарыдала. Папа протянул роскошный букет и погладил по голове.
Глава 5
Дома меня ждал удар. За время моей болезни Андрей увез из нашей квартиры почти все вещи. Я окинула безразличным взглядом полупустую квартиру и присела на стоящий посреди комнаты стул.
– Понимаешь, доченька, мы не хотели тебя расстраивать, – неуверенно начала мама. – Андрей заказал машину и все вывез сразу, как только вернулся со сплава. – Голос мамы заметно дрожал, она готова была расплакаться. – У него никогда не было совести. Даже вещи сына зачем-то забрал. Чтоб они ему поперек горла встали.
– Да ладно, бог с ним со всем, наживем, – отрешенно произнесла я. – Заработаем. Лишь бы больше не потерять, например здоровье.
Когда родители ушли, я принялась разглядывать себя в зеркало. Выпирающие скулы, осунувшееся лицо, словно я вернулась не из больницы, а из концлагеря. Ничего, самое страшное уже позади. Я победила болезнь, я смогла, я справилась, я оказалась сильнее.
Побродив по дому, я достала из сумочки аккуратно сложенный листок с адресом дачи Костиного отца. Сердце сжалось. Так жалко этого мальчика! Господи, как же страшно умирать в таком возрасте. Он хотел жить, он цеплялся за жизнь… Он любил… Наверное, это была его первая, еще юношеская, но уже такая глубокая любовь. Ради любимой он украл деньги… Он хотел ей доказать… Стоп! Вспомнив о закопанных деньгах, я почувствовала странное возбуждение. Деньги… Денежки бы мне пригодились, ведь мне так хочется подарить родителям домик. Двадцать тысяч долларов – приличная сумма, на нее я смогла бы что-нибудь подыскать. Остальные сто тридцать нужно отдать Костиной женщине. Мне чужого не надо.
На другой день с утра я поехала в магазин и купила вполне удачный парик. Пока отрастут свои, пройдет немало времени, поэтому иного выхода не было. Немного косметики – и лицо стало более привлекательным. Исчез противный бледно-зеленый оттенок. За время болезни я ужасно похудела, почти высохла. Пришлось немного обновить гардероб. Ничего, скоро я обрету прежнюю форму и буду вызывать восхищение мужчин и откровенную зависть женщин. Все обязательно будет, нужно только подождать.
Вернувшись из магазина, я еще в прихожей услышала телефонный звонок.
– Привет.
– Тебя выписали? – обрадовалась я звонку Милы.
– Как и обещали. Даже не верится, что нам с тобой эти гребаные больничные каталки не пригодились.
Мила замолчала, а я подумала, что этот черный юмор можем понять только мы, те, кто был в нескольких шагах от смерти, кто каждый день боялся и ждал ее приближения.
– Как твой Челноков? – Вопрос прозвучал немного осторожно, даже, можно сказать, нерешительно.
– А что ему сделается… Вывез все домашнее добро. Дай бог, чтобы это ему на пользу пошло. Даже вещи сына подрезал. Не понимаю, на черта они ему сдались, у них ведь совсем разный размерчик.
– Может, на барахолке загонит?
– Может, и загонит. Эта сволочь ничем не побрезгует.
– Вот и выходи замуж. – Мила немного помолчала. – Никогда в жизни не выйду замуж по любви, только за деньги. Уж лучше жить с пухлым кошельком и ни в чем себе не отказывать, чем выйти за какого-нибудь выродка, терпеть его скотскую любовь и ждать, пока он окончательно уйдет налево, не забыв при этом обчистить квартиру.
– Тебе проще. У тебя есть кандидатура.
– Какая?
– Твой шеф. Возможно, он расчувствуется и возьмет тебя под свое мясистое крылышко.
Я бросила взгляд на свою сумочку, в которой лежали Костины записочки. Мне не хотелось действовать в одиночку, напарница в ранге самого настоящего телохранителя мне бы совсем не помешала. Вдвоем веселее и как-то сподручнее.
– Послушай, Мила, а ты себя как чувствуешь?
– Если сравнивать с тем, как я себя чувствовала в больнице, то просто восхитительно.
– Хорошо. Пройдет совсем немного времени, и мы будем вспоминать наши с тобой страдания как страшный сон. Знаешь, мне нужна твоя помощь.
– Я всегда рада тебе помочь, говори, что надо?
– Мне нужно съездить на дачу к одному человеку и выкопать на его дачном участке шкатулку.
– Шкатулку? – от удивления Мила громко присвистнула. – Странно! А какого черта он ее закопал? Люди на своих огородах помидоры да огурцы сажают, а этот придурок какие-то шкатулки.
– Долгая история. Я расскажу тебе позже. Так ты со мной едешь?
– Поеду, если это для тебя так важно.
– Ты даже не представляешь, насколько важно. Только это немного опасно. Мы должны приехать ночью и выкопать шкатулку так, чтобы никто не увидел.
– А может, мы лучше сделаем это днем? Ночью ведь копать неудобно. Мы же не кроты.
– При свете нельзя. Я же тебе говорю, мы должны сделать все незаметно.
– Как скажешь … Только я лопатой не очень хорошо орудую.
– За это не переживай. Лопатой буду орудовать я. Ты же профессиональный телохранитель. Так занимайся своим делом.
– Ты хочешь сказать, что я должна тебя охранять?
– Вот именно. Будешь стоять рядом со мной и смотреть по сторонам, наблюдать за тем, чтобы не было ни одного лишнего шороха.
– Это для меня пара пустяков.
– Словно я твой босс…
– Мой босс шкатулки на огородах не сажает, – развеселилась Мила.
– Тогда приезжай ближе к вечеру, все и сделаем.