* * *
- И в гости не пригласишь? - с наглой ухмылкой спросил бывший муж.
Таня вышла на площадку и прикрыла дверь, задержав ладонь на ручке.
- За каким хреном, прости, мне тебя в гости приглашать? - грубо спросила она, даже не подумав подбирать выражения и церемониться при общении с Борисом. Недостоин он ее внимания. - Насти нет, нечего тебе делать у меня в квартире. Говори, что хотел, и уходи.
- Какая ты стала дерзкая.
- Спасибо за комплимент. Боря, мне некогда. И разговаривать мне с тобой не о чем. Если есть что‑то важное - говори, некогда мне воду в ступе толочь.
- Вообще‑то я пришел к дочери…
Таня скривилась в циничной усмешке, которая отнюдь не портила ее светлого образа.
- Ой, вот только не надо мне этих пронзительных речей! Настя тебя очень ждала и ужасно расстроилась, ты два дня где‑то проболтался, а сегодня вспомнил про дочь и решил заявиться.
- Настя - моя дочь, и я могу приходить тогда, когда захочу, - с глупой уверенностью сказал Осипов.
- Не можешь, - отрезала Татьяна.
- Кто это так решил?
- Я так решила, - жестко прозвучало. - И Настя даже не узнает, что ты сегодня приходил. Так для нее будет лучше. Следующий раз не забывай, в какой день собирался с дочерью увидеться. И вообще, будешь мне нервы мотать, я тебя родительских прав лишу. Ты нам не особо нужен, я ее одна с года воспитываю и прекрасно справляюсь. Так что все - проваливай. Следующий раз перед тем, как решишь прийти, позвони, - не дожидаясь ответа бывшего мужа, Таня зашла в квартиру и захлопнула дверь.
Раздраженно плюхнулась на диван и взяла чашку, чтобы сделать большой глоток. Борис ничего кроме злости и раздражения не вызывал. Бывает же такое, когда человек не вызывает ни одной положительной эмоции, хотя, будучи миролюбивой по натуре, во всем и во всех Таня старалась найти хорошее и доброе. Вот только в Борисе искать давно перестала. Ее вообще бесил этот внезапно проснувшийся отцовский инстинкт. Только вот голого инстинкта для выполнения родительских обязательств не хватало, потому как отсутствовали в бывшем муже ответственность, организованность и порядочность. Не нравились Тане эти встречи Осипова с дочерью, не хотела она, боялась даже в глубине души, что "выходной папа" станет кумиром девочки. Он же не воспитывает, ничего не запрещает. Он всегда хороший и все позволяет.
Еще один звонок в дверь отвлек Таню от тяжких мыслей. Подумалось, что Борис, грешным делом, не понял с первого раза и решил продолжить разговор. Но нет, за дверью стоял другой мужчина. И при виде него такая необыкновенная волна радости и счастья накатила на Таню, что, не пытаясь как‑то сдержать свой порыв, она бросилась ему на шею. Лёня крепко обнял ее, мягко провел по ее спине широкой ладонью.
- Привет, моя кошечка.
- Привет, - улыбнулась, целуя в щеку.
- Соскучилась?
- Конечно. Есть будешь?
- Нет. Я заехал домой, переоделся и поел.
- Как это нет? - с трудом оторвала руки от его плеч. - Я же тебя ждала. У меня все вкусно. Что ты там дома ел? Пельмени с магазина?
- Пельмени с магазина. Насти нет?
- Ммм, - покачала головой. Собиралась пройти на кухню, но Лёня ловко направил ее дальше вглубь квартиры к спальне.
- Лёня, я хочу в театр.
- Что ж ты раньше не сказала, сегодня у меня с собой нет сценического костюма, - приник губами к нежной шее.
Таня сдавленно рассмеялась, задышала скомканно. От его жадных поцелуев по телу побежали колкие мурашки.
- Я правда хочу в театр, давно там не была. - Под мягким мужским давлением легла на кровать и чуть вверх подтянулась.
- Значит, пойдем в театр. Могу достать контрамарки в Театр Юного Зрителя. - Татьяна снова рассмеялась и чуть выгнула шею, наслаждаясь неторопливыми ласками. - А ты не смейся, я не шучу, - шептал между поцелуями. - Хорошо, выбирай, куда хочешь, на какой спектакль. Следующий раз пойдем в театр, - хрипло пообещал Лёня, медленно и уверенно задирая на Тане легкий струящийся сарафан. Приподнявшись, Таня сняла его через голову. И с Лёни стянула футболку. Он улыбнулся: понравилась ее торопливость, хотя спешить не собирался. Обхватил ее обнаженные плечи, на миг крепко прижав к себе. Так крепко, что Таня тяжело выдохнула. Каждый раз, как обнимал ее, сердце замирало и не верилось, что с ним она, его любимая Танюша. Поддел лямку бюстгальтера и спустил с плеча, поцеловал, оставшийся на коже тонкий розовый след от белого белья.
С трудом Таня перевела дыхание и улыбнулась: любила, когда он ее так стискивал. Так по - собственнически крепко и очень приятно. Так уверенно. И все же, какие у Лёни удивительно нежные руки. Таня и забыла, что сильные мужские руки могут быть такими нежными. Или не знала. Уже перестала стесняться своего несовершенного тела. Как‑то за короткое время, сам того не зная, научил ее Лёня не волноваться из‑за нескольких белесых растяжек на животе и что грудь ее не такая упругая, как у молоденьких девушек. Когда целовал ее, про все забывала.
Погладила его плечи, чувствуя, как дрогнула упругая кожа, и мышцы рельефные чуть напряглись. Пальцы пробежались ко коротким жестким волоскам к затылку. Притянула Лёню к себе, уткнулась носом в гладко выбритую щеку, прижалась губами. Не поцеловала, просто прижалась. От Лёни приятно пахло. Свежо, чуть терпко, совсем не крепко. Им хотелось дышать как морским воздухом.
9
Пять вечера без пятнадцати минут. И хотя Таня за день прилично устала, настроение у нее было прекрасное: улыбка то и дело наплывала на лицо, чуть рассеивая привычный рабочий официоз. Татьяна вообще в последнее время стала чаще улыбаться. Но улыбаться бесцельно, - всякой пустой мысли. Как счастливый человек. Это все Лёня, этот смешливый, несерьезный, непостижимый мужчина. И как только ему удалось за такое короткое время приучить ее к себе, что уже отдельно от него себя не мыслила.
Татьяне все‑таки удалось вернуться в медицину. С большим трудом, но удалось. Пришлось пройти несколько курсов, чтобы подтвердить квалификацию. Тяжело было организовать свое время, имея на руках маленького ребенка. Зато сейчас она работала в железнодорожной поликлинике дежурным врачом по предрейсовым осмотрам, занималась любимым делом и наконец‑то чувствовала себя полноценным самодостаточным человеком.
В дверь настойчиво и смело постучали. Таня громко и чопорно разрешила войти. В кабинете она была одна.
- Всех вылечила? - заглянул Лёня.
Таня рассмеялась, отложила ручку и вспорхнула со стула. Так же легко, как перелетела, она оказалась у двери и доверчиво прижалась к Лёнькиной груди.
- На сегодня точно всех. Теперь готова заняться тобой, - легко поцеловала твердые мужские губы, чувствуя, как заметно сваливается с самой усталость.
- Жду не дождусь, - загадочно проговорил Вуич и немного вперед пошатнулся, отталкиваясь от двери. С той стороны кто‑то настойчиво дернул ручку.
- Танюша!.. - весело влетев в кабинет, вскрикнула врачица, но, увидев Леонида, понизила голос, как будто разочарованно, - уже уходишь… - а глаза все же заблестели при виде Лёни, и живот вмиг подтянулся.
- Да, убегаю. А что ты хотела, Леночка? - Таня сбросила халат, снова вернулась к столу и раскрыла свою сумочку.
- Да так… Кое‑что тебе рассказать.
- Я внизу подожду, - глядя на Татьяну, вмешался Вуич в разговор. - Сударыня… - и Ленка потеснилась, выпуская мужчину в коридор.
- Таня, пять минут, - пообещала Лена.
- Давай, - согласилась Татьяна, доставая из внутреннего кармашка сумки зеркальце и помаду. Что ж не послушать очередную сплетню, ответная реакция Ленке все равно не нужна, ей главное новостью поделиться. Ленка затрещала, а Таня красила губы и изредка поддакивала приятельнице, думая о своем.
Вот сколько раз просила Лёню не подниматься в кабинет, а ждать на улице. Не слушал он: по - хозяйски приходил, по - собственнически целовал. Теперь снова разговоров о нем будет. Снова девки достанут своими вопросами. Не останется не замеченным очередное его появление.
Леонид вышел из здания и спустился с высокого широкого крыльца. Не стал маячить сразу возле выхода, а прошелся по тенистой аллее к воротам. Остановился у пестрой цветочной клумбы. Вроде жизнь его текла своим чередом, спокойно, но внутри уже давно покоя не ощущал. С горячим сердцем приходил на эти сладострастные свидания, а уходил с холодком от неполной близости. Хоть и испытывал всегда невиданное телесное упоение. Думал: его любви на двоих хватит. И боялся все же: а вдруг не хватит. И удивлялся своему терпению - откуда его столько. Никогда не слыл терпеливым человеком. Но страх потерять Танечку был сильнее, сковывал его горячность и неуемное иногда желание совсем не отпускать ее от себя.
Мимо то и дело бежал топоток женских каблучков. Но не оборачивался. У Тани шаги легкие, когда спешила, казалось, ноги чуть земли касались. Даже шаг у его Танюши какой‑то жизнерадостный. На этот шаг не только он сам оборачивался. И в этот раз обернулся, когда не только скорый стук каблучков услышал, но и голос Татьяны. Она шла ему навстречу, по пути разговаривая с каким‑то презентабельного вида мужчиной, он все хватал ее за руки и что‑то говорил настойчиво. А Таня весело отмахивалась и все ускоряла шаг, все спешила.
А в нескольких шагах от Вуича замерла, натолкнувшись на его недобрый потемневший взгляд. Непривычно видеть его таким. И неприятно. Ужасно неприятно, колко как‑то.
- Это что еще за хрен в масле?
- Почему в масле? - невпопад спросила она и подхватила Лёню под руку. - Пойдем, - потянула к машине, но Вуич, словно скала, врос в землю и с места не сдвигался. - Это наш терапевт, - обозначила она личность мужчины, хотя Лёне это все равно много не скажет. Терапевт ли то был или стоматолог - разницы никакой.
- Ну, пойдем, - согласился он как будто спокойно.
По дороге разговаривали. Как обычно, в основном говорила Татьяна. А Лёня вроде бы и участвовал в беседе, но как‑то совсем уж отрешенно, странно поглядывая время от времени то на руки Танины, то на колени ее, белеющие из‑под темно - синей джинсовой юбки. Так что по приходу домой клубочком томившаяся в женской груди тревога, уже холодком охватила все тело. И что‑то сомневалась Таня, что поход в театр, который у них на сегодняшний вечер запланирован, как‑то поднимет ей настроение. Взрыва ждала, скандала.
- Мы есть будем или я могу собираться?
- Собирайся, не торопись. Перед спектаклем прогуляемся, а после поужинаем. Отдохнем как люди, пока Настя на каникулах.
Детский садик, как всегда в июне, закрыли на ремонт, и практически все время Настя проводила с дедом. Он всегда находил, чем ее занять.
- Хорошо, - Татьяна сбросила сумку с плеча и скрылась в ванной. Лёня уселся на диван, включил телевизор.
Но как‑то быстро Таня собралась и не заметил времени. Впав в расслабленно - сонное состояние, счет ему потерял. Даже удивился слегка, когда она уже одетая в платье, накрашенная чуть сильнее, чем обычно, и вкусно пахнущая густыми вечерними духами зашла в гостиную.
Не получилось у нее сегодня покрутиться перед ним и легко спросить, как она выглядит. Слишком напряженно Леонид выглядел, что опасалась словом его на взрыв спровоцировать. Сколько этих ревностных припадков от Бориса вытерпела. И молчать тоже не дело.
- Лёня, ты же не думаешь про меня всякую чушь? - спросила неверным голосом и провела руками по бедрам, сомневаясь, хорошо ли сидит на ней это платье. Ни разу его еще не надевала.
- Что? - переспросил.
Правда не слышал, что она сказала. Воспринял только свое имя, а когда голову к ней повернул, то дар речи потерял. И ничего вроде особенного. Прямого силуэта голубое платье до колен и снежно - белеющая на изящной шее нитка крупного жемчуга. В этом платье Танины бедра казались чуть шире. Так прелестно женственно широковаты они были, что руки к ним так и тянулись. И платье, которое она только надела, захотелось тут же снять.
- Ты же не думаешь?
- Что не думаю?
- Чушь… про терапевта…
Лёня с трудом увязал в голове "чушь" и "терапевт".
- А ты про этого, который в масле?..
- Ну… Я тебе не давала никакого повода.
- А мне повод и не нужен. Мне фонарного столба рядом с тобой достаточно.
- Лёня… - после этих слов Таня еще больше разнервничалась.
- Что - Лёня? Конечно, я ревную. Конечно. Иди сюда, - он двинулся вперед и протянул ладонь. Таня подала ему руку и позволила усадить себя к нему на колени. - Вот как тебя можно не ревновать?.. Пусть этот терапевт будет поосторожнее с руками, а то ему самому срочная госпитализация понадобится. И нейрохирург.
Смотрел на нее - ей не верить было невозможно. Аккуратные тонкие стрелочки на веках делали ее глаза еще ярче, больше. Чистые они бездонные - в них можно утонуть. С такими глазами и прической "ракушкой" она сейчас напоминала ему какую‑то французскую актрису.
Тане‑то верил, а вот терапевту - нет. И любому другому, кто около нее крутился.
- Какой ты ревнивый, - улыбнулась, потому что злости в его словах не почувствовала и в глазах ее уже не увидела. Расслабилась сразу, поняв, что зря себя накрутила. Хотя и не сомневалась, что тем не менее говорил Леонид серьезно. Но как‑то красиво выходило у него ревновать, спокойно. Ее саму не обижая.
- Не бери ты в голову, - отмахнулась. - Если хочешь, давай не пойдем в театр. Я же знаю, ты не горишь желанием, - положила руки ему на плечи.
- Как это не пойдем? Пойдем. И лучше идти прямо сейчас, а то точно не пойдем.
Таня встала с его колен и поправила платье.
- Лёня, ну как?.. - бодро и настойчиво спросила.
- Ах, да, - словно вспомнил, что забыл про комплимент, - идеально, - взял ее за лицо и долго смотрел в глаза, прежде чем поцеловать.
10
Таня отхлебнула чай, отложила бутерброд, стряхнула с пальцев крошки и набрала номер Вуича. Ответил он строгим немного задумчивым голосом, каким отвечают по рабочему телефону, но тон его заметно смягчился и приобрел ласкающий оттенок, когда Таня заговорила.
- По голосу слышу, что у тебя хорошее настроение. Что случилось? - спросил немного отстраненно, словно в это время был сосредоточен на каком‑то важном деле. Наверное, лоб у него, как всегда, нахмурен и губы плотно поджаты.
- Ничего. Еще ничего. Но случится же? Ты же приедешь сегодня?
- Не знаю. Может быть. Скорее всего, - игриво растянул слова.
- Ну, Лёня… - знала, что шутит он, что приедет. Но все равно хотела определенности, точного подтверждения. Слов каких‑то неравнодушных и внимания.
- Приеду, - твердо пообещал. - Я заеду за тобой на работу и поедем к Шауриным. Вроде как на ужин.
- А что - приглашают? Мне еще никто не звонил.
- А зачем тебе звонить?
- Хорошо, - вздохнула Таня. - А потом что - проводишь меня домой и поцелуешь у подъезда? - чуть - чуть поерзала на стуле, усаживаясь удобнее, опираясь на стол локтями.
- Провожу, но только к себе домой, - проворчал он.
- А там уложишь меня на кровать и обсыпешь розовыми лепестками?
- Можно и лепестками…
- Нет, подожди, - вдруг томно заговорила она, - мы попьем вина, потом я уложу тебя на кровать, медленно сниму с тебя рубашку и нежно поцелую все твои самые чувствительные места, - в ее голосе появилась эротичная бархатистость. Исчезла звонкость и простота.
- Таня, я на работе! - рыкнул Лёня.
- Ах, прости - прости, - засмеялась Татьяна, - я немного забылась. Я вообще тебе не по этому поводу звоню.
- Я так и понял, - громко выдохнул на том конце Лёня. - У тебя всегда долгое и весьма неожиданное предисловие. Ну, все, теперь по сути?
- Да, - тут голос ее стих в нерешительности. - Лёнечка, ты свозишь меня на кладбище? Хочу к матери на могилу съездить. Если можно завтра. Если у тебя нет никаких важных дел. Нет, если ты сильно занят…
- Таня! - остановил он ее. - Я свободен. Я свободен и свожу тебя на кладбище, - показалось, что она не совсем еще решилась на эту поездку и внутренне ждет его отказа, даже рада будет, если вдруг окажется он сильно занят и не сможет ей помочь.
- Ладно, - с какой‑то обреченностью почти прошептала. - Вечером договоримся тогда. Целую.
Таня повесила трубку и, тяжело выдохнув, напряженно сцепила пальцы. За эти годы ни разу не побывала у матери на кладбище. А сейчас почему‑то почувствовала острую необходимость сделать это. И не для того, чтобы мысленно заручиться поддержкой, - мать живая не очень‑то помогала, а уж мертвая тем более. Все‑таки не присутствовать на похоронах матери и ни разу не съездить к ней на могилу - неправильно.
Поднявшись со стула, Таня сунула руки в карманы белого халата и рассеянно уставилась в окно. Сейчас она была счастлива тем особым простым счастьем, когда хотелось и с другими радостью поделиться, и исправить что‑то в своей жизни. Теперь почувствовала, словно на какой‑то черте стоит и шагнуть сможет, лишь от своих обид избавившись. Но обида эта, главная в ее жизни, на мать, раньше какие‑то силы давала, упрямством заряжала, настырностью, а сейчас не нужна стала. Сейчас хотелось все за плечами оставить и ходить свободно, без груза. Да и снилась мать ей часто, оттого просыпалась Татьяна с неясным плохим чувством.
Вечером все сидели на открытой террасе. Вяло тянуло ветром. Воздух был сух и жарок. Где‑то высоко за серыми клубящимися облаками сверкали беззвучные молнии. Хорошо бы ночью пошел дождь.
Остывший чай стал совершенно невкусен, шоколадный бисквит с кремом из взбитых сливок от жары неаппетитно расплылся по тарелке.
- Кто‑нибудь будет торт? - спросила Юля устало - сонным голосом.
- Нет, - твердо ответил Лёня.
Денис покачал головой, и Таня живо поднялась, скрипнув креслом.
- Давай уберем это, Юляш. Сколько ж можно есть…
Юля сползла с плетеного кресла тяжело и неповоротливо. Подхватила со столика тарелку и чашку, пошла вслед за Таней в дом.
- Я чувствую себя бочонком, - погладила свой небольшой животик, скрытый просторным платьем. - Все косяки собираю, хотя и живота толком нет еще. Мне все мешает, во всем тесно.
- Это нормально, - улыбнулась Таня и начала без зазрения совести хозяйничать на кухне. - Сядь отдохни, я сама уберу. Ты главное, ешь хорошо и спи хорошо. Знаешь, почему‑то первые месяцы самые трудные: живота еще нет, но силы куда‑то уходят. Не знаю, как другим, но мне тоже особенно трудно было именно в первые месяцы. А может, так мне показалось…
- Я и так все время сплю. Не знаю, как женщины работают до декрета, я уже не могу. Во - первых, тоже страшно устаю. Во - вторых, все забываю. Даже дома хожу с записной книжкой, потому что если не запишу, что мне нужно сделать, куда заехать и кому позвонить, все, хана.
- Как Денис тебя еще дома не посадил, удивительно, - Таня насмешливо покачала головой.
- Он старается. По этому поводу воюем последнюю неделю.
- Знаешь, я на его стороне. Если есть возможность не напрягаться, зачем напрягаться. У тебя задача - спокойно выносить и родить Ивана Денисовича. А про остальное нужно забыть.
- Ой, Танюша, только ты меня не зомбируй. Иван Денисович еще не родился, а уже центр Вселенной, - вздохнула Юля и положила руку на живот. Сегодня Шаурины узнали, что у них будет сын, теперь об этом только и разговоров. - Надо же, как вы с братом на этот раз едины во мнении. Я вот думала, что ты меня поддержишь.