Они снова двинулись по дорожке мимо клумбы с пышными яркими астрами. Настенька на удивление не торопилась, не рвалась куда‑то, по обыкновению, а шла медленно, погрузившись глубоко в мысли. Мысли то, видно, были приятные, одухотворенные, вызывающие улыбку на ее милом лице. Уголки губ обличительно подрагивали, когда девочка то и дело заглядывала матери в глаза. Как будто что‑то искала в них.
- Мамочка, я так хочу, чтобы ты была счастлива, - вдруг громко заявила Настя.
- Я и так счастлива.
- Нет, ты не всегда счастливая, а я хочу, чтобы ты была всегда счастливая. Иногда ты бываешь грустная - грустная, я же замечаю.
- Нет, Настюш, я бываю усталая, но не несчастливая.
- Точно? - переспросила девочка.
- Точно, - заверила Татьяна дочь.
- Ой, а вон и Лёня!
Таня посмотрела в ту сторону, куда рукой указывала Настя. Лёня не видел их, но Татьяна не спешила махнуть ему рукой, чтобы привлечь внимание. Она наблюдала, как беспокойно он озирается по сторонам, ищет их взглядом, и что‑то жгучее и сладостное разливалось у нее в груди.
Не могла и предположить раньше, что любовь может быть такой, как у нее к Лёне. Всегда думала, что влюбляться надо страстно и обязательно с первого взгляда; стремительной, горячей, сметающей все на своем пути должна быть настоящая любовь. Не верилось, что может любовь вырасти из дружбы, родиться в спокойствии, упрямо пробиться сквозь стену тихого слепого быта и затуманить голову. Но случилось же… Полюбила она Лёню. Только ему самому не могла сказать об этом. Мешало что‑то. Страх, наверное. Это раньше Таня о своих чувствах кричать была готова, а сейчас о них хотелось молчать. Не испытывать судьбу - молчать. Чтобы не расплескать свое долгожданное женское счастье.
Сколько отнекивалась, убеждала себя и окружающих, что без мужика можно прожить, а внутри‑то ой как хотелось любить и быть любимой. И по утрам не только ребенку кашу варить, но и кормить завтраком любимого мужчину. И ждать его с работы, встречать, а главное, - знать, что к ней кто‑то спешит. Все‑таки, как ни крути, сидела внутри мысль, что не состоялась она как жена, не смогла дом сделать домом, не сумела создать уют и тепло, чтобы муж домой бежал, а не из дома.
Да и сейчас боялась того же самого. Что через время Лёня не к ней бежать будет, а от нее. Только в этот раз Таня усердно гнала от себя эти домыслы, не желая повторения. Больно оно, дико больно.
Поэтому и свадьбу задумала тихую, спокойную. Всех предупредила, что ничего особенного в этот день ждать не придется. Будет регистрация и небольшое торжество в узком семейном кругу. Словно боялась праздновать бурно, как будто беду призывала да судьбу испытывала. Гуляли уже весело и многочисленно, ничего не вышло из этого хорошего. Не количество гостей главное и не число подарков. Жизнь семейная не на этом строится, и пышное празднование не залог семейного благополучия.
Но потом все переиначила, подумалось вдруг Татьяне: это у нее второе замужество, а у Лёни первая женитьба, и свадьбе первая. Возможно он хочет сделать все по - другому, ведь он такой веселый, активный во всем человек, у него куча друзей, почему его нужно лишать этого счастья? Чего они скромничают, будто стыдятся? Точно прячутся, стесняясь своего счастья.
* * *
В день свадьбы Татьяна не волновалась. Она спокойно пережила регистрацию; не дрогнув, поставила свою подпись в нужной графе; чуть позже без слез выслушала множество поздравлений и приняла в руки невероятное количество цветов. Но выдержка ее кончилась, когда в банкетном зале зазвучал мягкий и чуть волнительно дрожащий голос отца. Таня почти сразу перестала слышать его. Оглохла от подступивших чувств. Онемела от вязкого кома в горле. Расплакалась. Так и слушала его нежные напутственные слова, глотая слезы. А отец ведь не сказал ей ничего нового. Все то же самое, но такое сердцу дорогое. Что любит ее безумно, что нет в его жизни большего счастья, чем видеть ее сверкающие глаза и лучистую улыбку.
Праздновали торжество в шикарном дорогом ресторане. Удивительно: насколько яро отнекивалась Татьяна от подобного размаха, настолько же уютно чувствовала себя в сейчас белом зале с богатой лепниной, янтарными витражами и кованными узорами. Атмосфера была полна утонченных и роскошных деталей: слепили блеском огромные хрустальные люстры под потолком, завораживали благородной красотой белоснежные орхидеи и радовали глаз бирюзовые скатерти на столах.
- Все размазалось, да? - спросила у Лёни, пытаясь аккуратно вытереть мокрые щеки салфеткой. Так и знала, что ее свадебный макияж не "доживет" до середины вечера.
- Нет.
- Точно?
- Точно. Если хочешь, можем вообще сбежать отсюда, здесь и без нас будем всем очень весело.
- Вот ты скажешь, - хмыкнула новоиспеченная жена, внутри улыбнувшись этой мысли.
Она знала, что никогда не решится на такое, но уже представила, как они с Лёней, улучив удобный момент, пробираются к выходу сквозь толпу гостей, сбегают по лестнице, выскакивают на улицу и садятся в поджидающий их автомобиль. Машина мчит их по ночному городу, и в салоне играет ее любимая песня "Moon river".
- Я всегда что‑нибудь скажу, мне всегда есть что сказать, - улыбнувшись, накрыл ее руку своей ладонью и слегка сжал, но Таня высвободила пальцы, чтобы стянуть с них перчатки: атласная ткань мешала чувствовать тепло его прикосновения. - А я знаю, Кошечка, ты просто хочешь отхватить кусок свадебного торта. Иначе бы точно сбежала.
- Ох, не напоминай, - выдохнула Татьяна напряженно.
Весь вечер не могла спокойно смотреть на "сладкий стол" - так хотелось съесть кусок мятного торта.
- Лёня, а когда у меня украдут туфлю? Или меня без туфли, а то ноги так устали.
- Нет, на всякого рода похищения у нас табу, а то мы с Шауром можем неадекватно среагировать.
- И что? Меня даже не увезут на каком‑нибудь кабриолете?
- Нет, Таня, не увезут.
- Какая досада, а я так надеялась. - Запила смешок глотком шампанского.
- Оставь свои надежды всяк сюда входящий, - пробубнил Лёня. - Таня прекрати меня смешить, а то я сейчас начну рассказывать пошлые анекдоты.
- О, это я люблю.
- Чуть позже, дорогая, чуть позже.
"Дорогая" громко засмеялась, чем привлекла внимание брата. Надолго застыв на ее смеющемся лице задумчивым взглядом, он подумал, что никогда не говорил ей много ласковых слов и комплиментов, не баловал крепкими братскими объятиями и поцелуями. Наверное, сегодня снова не сказал и половины от того, что должен был. Не привык на людях бурно выражать свои эмоции, молодожены и так перенасытятся пожеланиями и поздравлениями. Но он обязательно еще скажет ей все позже, успеет. Для важных слов не нужно искать подходящее время.
Во время своих размышлений Денис поймал взгляд Леонида. Сколько у них в жизни было ситуаций, когда общаться приходилось только глазами, что, кажется, они научились читать мысли друг друга. Вот как же он за столько лет не смог заметить чувств друга к Татьяне? Такую любовь скрыть невозможно. Как же он ее не замечал?..
- Ты устала? - спросил у жены.
- Нет. Я хорошо себя чувствую. - Юля знала: скажи она мужу, что хоть немного устала, он утащит ее домой. Совершенно точно утащит. Даже на свадьбу сестры наплюет.
Денис ее очень опекал. Иногда это очень раздражало, но Юля старалась сдерживаться, строго следуя совету Татьяны наслаждаться каждым прожитым днем этих девяти месяцев. Их любовь с Денисом только укрепилась с беременностью, а отношения стали особенными. Ни с чем не сравнить чувство, когда носишь ребенка от любимого мужчины, растишь в себе его частичку. Его сына.
Весь вечер Шаурина смотрела на сестру мужа и радовалась: Танька такая красивая, счастливая, жизнерадостная и очень нежная. Так и сияет, светится вся. Чуть бледная у нее кожа, но Танюше потрясающе идет эта аристократичная бледность. Конечно, нет на их невесте никакой фаты, в волосах у нее нитка жемчуга, и платье не белое, а голубое, - экстравагантное, не очень длинное, с чуть расклешенной юбкой и широким поясом, завязанным сзади в пышный бант. Они так долго его выбирали и сомневались, но, когда Таня его примерила, все сомнения растворились как утренний туман.
Теперь и Танюша сможет еще раз испытать счастье материнства, она же так хотела иметь второго ребенка, но даже не мечтала об этом. А Лёня тот мужчина, который сможет превратить ее жизнь в рай. Он тоже очень волновался за Танюшу. Все время был какой‑то трогательно растерянный, постоянно что‑то спрашивал, интересовался. На вопрос, почему он не спросит все у Тани, Лёня отвечал, что, разговаривая с Таней об "этом", он уже должен знать ответ.
- А когда торт будем есть? - шепнула Настя Юле на ухо.
- Скоро, - улыбнулась она, - сначала мама должна бросить незамужним подружкам свадебный букет.
- А - а–а, это типа у кого следующая свадьба?
- Да. А Лёня подвязку.
Настя хихикнула:
- А я знаю, где Лёня возьмет подвязку.
- Лёне не подвязку надо бросать, а записную книжку с телефонами баб, - ухмыльнулся Шаурин.
- Мне кажется, Лёня ее давно уже выбросил, и не надо на него наговаривать, - деловито изрекла девочка.
- Вот так, - усмехнулась Юля. - Выкуси, Шаурин. Вон у Вуича какая защита.
- Так я ж теперь с ним живу, как мне его не защищать! - воскликнула Настя.
- И то правда, - Юля покатилась со смеху.
- А я тоже пойду ловить букет, - важно заявила девочка.
- Тебе зачем? - посмеялся Денис.
- А я заранее.
15
- Какая слабость, какое блаженство - завтрак в номер. Даже не думала, что стану такой ленивой - не смогу подняться с кровати.
Таня потянулась на постели и перевернулась на бок, сбивая под собой одеяло. Солнце ярко светило в окна. Комната уже налилась духотой, в которой явственно проступал аромат кофе и ванили.
- Ты не ленивая, ты беременная, - поправил муж.
- Лёня, я так хочу персиков, я бы сейчас съела килограмм десять.
- Пойдем завтракать, будут тебе персики.
Пальцы Лёни мягко водили по Таниной обнаженной спине, по пергаментно - нежной коже, осторожно прощупывая каждый позвонок и очерчивая чуть заметные ребра. Он уже привык в своей новой жизни. К семейной жизни. К этим утренним постукиваниям ложек - вилок, Таниной болтовне о планах на день и разных глупостях. Он водил по покатым женским плечам и чувствовал в них легкое напряжение. Танюша очень устала за этот месяц, столько всего на нее навалилось. Подготовка к свадьбе, загруженность на работе, Настя в школу пошла, - первая неделя, полная впечатлений и переживаний. Лёня ни разу не пожалел, что они вырвались отдохнуть. Сняли апартаменты в гостиничном комплексе, расположенном в живописном месте вдали от шумного города.
Со вздохом Таня выбралась из кровати, накинула халат и пошла в ванную, а словно не в смежной комнате исчезла, а отдалилась на безмерное расстояние.
До самой свадьбы Лёня не верил, что она станет его женой. Все ждал: что‑то помешает им. Целовал ночью каждый ее пальчик, знал наизусть все лучики - морщинки вокруг бездонных голубых глаз, но все еще не верил, что это чудное существо - его будущая жена. Мечтал об этом, но никогда не признавался себе в этих мечтах, принимая все за случайные непрошенные мысли. А бывало, накатит так, что хоть волком вой.
И только здесь, в тишине почти девственной природы и меланхолической праздности, пришло к нему, наконец, осознание, что началась жизнь всерьез - существование его обрело свою цель и смысл. Теперь в его бурной бесшабашной жизни все станет по порядку. Правильно все станет. Никогда не думал о собственных детях, а сейчас весь только на этой мысли сконцентрировался, так ревностно Танюшу от всего оберегал, боялся, вдруг что‑нибудь случится, жил заряженный постоянным напряжением. И иногда злился на свое бессилие. Тяжело Тане давалась вторая беременность.
- Лёня, ты мне так и не сказал, кого ты хочешь: мальчика или девочку.
- А мне все равно. Если родится мальчик, я буду счастлив…
- А если девочка?
- Буду еще счастливее, с воспитанием девочек я уже знаком.
Таня улыбнулась в ответ и присела на кровать, подвинув ближе столик с едой, и с появившимся вдруг аппетитом взглянула на творожную запеканку, блинчики со сгущенкой и джемом, фрукты, кашу.
Столько изменений произошло в ее тихой упорядоченной жизни за это лето. Каждый прокаленный солнцем день нес что‑то новое. К счастью, Таня уже не была той застрявшей в одном времени наивной дурочкой. Все реже она вспоминала бывшего мужа, все чаще отдавалась мечтам о будущем.
Пожалуй, только одно оставалось удручающе неизменным - отношение родного отца к Насте. Борис, как всегда, не спешил радовать ребенка частыми визитами, а с появлением Лёни и вовсе решил, что нет в нем надобности, и деньгами перестал помогать, хотя Таню деньги волновали меньше всего. Материально она от Осипова никогда не зависела: сама работала, да и Денис всегда поддерживал. Любовь не купишь ни за какие деньги.
На своей Первый звонок в школу Настя пошла с Лёней. Первое сентября. Первый класс. Такое значимое для каждого ребенка событие. Что может быть важнее? Но у Бори, как обычно, нашлись дела поприятнее, чем парадная линейка первоклашек. Раньше бы Татьяна расстроилась до отчаяния, а теперь ей не было так обидно. Присутствие Леонида смягчило и разочарование девочки. Но самое главное, что Настя уже начала чувствовать фальшь в словах отца, начала задавать вопросы. Интересовалась, почему у Лёни находится для нее время, а у Бориса нет? Он больше работает? Тогда почему Настя не знает о его подвигах, она же должна им гордится.
Уж лучше не знать ей о "подвигах" отца, ибо гордится там особо нечем. Не спешила Таня рассказывать о Борисе нелицеприятных вещей, вырастет Настя и сама все поймет, сделает собственные выводы. Каким бы ни был, он ее отец, потому Таня их редким встречам не препятствовала, а даже поощряла их.
- Ут - р–р - о начинается, начинается. Го - р–р - од улыбается, улыбается, - запел Лёня, расслабленно развалившись на кровати. - Лень меня одолевает.
- Лёню одолела лень, - повторила Таня, улыбнувшись. - Нет уж, просыпайся, муж мой дорогой, бодрись, до обеда будем гулять.
- Пойдем мы с тобой пешими тропами… - вздохнул Лёня, с грустью представляя, что через неделю им предстоит вернулся в город, снова все вокруг завертится - закружится. - Таня, когда у тебя уже декрет будет? Представь, я ухожу - ты дома, я прихожу - ты дома. Кайф, а не жизнь.
- Мечтаешь, чтобы я дома сидела?
- Так это же женское предназначение. Уют создавать, очаг хранить, пироги с мясом печь.
Таня в ответ рассмеялась, чуть не подавившись маковой булкой.
- Давай быстрее уже рожай, - ухмыльнулся Вуич, рывком поднялся с кровати и уселся рядом с женой. Обнял ее сзади; просунув руки в вырез халата, прижал их к голому животу.
Какие ладони у него горячие! Таня вздрогнула от неожиданных и приятных ощущений.
- Вот с этим я не смогу поторопиться. Вот никак, - Таня замерла, неосознанно перейдя на шепот.
- Скоро шевелиться будет? - Лёня тоже заговорил вполголоса.
- Ну, не скоро еще. Сначала только я буду чувствовать, потом подрастет и ты сможешь.
- Страшно.
- Почему страшно?
- Не знаю, - шепнул он. - Я волнуюсь. Блин, нет, мне уже не все равно, я скорее хочу знать, кто у нас там: мальчик или девочка.
16
Татьяна сбежала по ступенькам крыльца, зацокала невысокими каблучками по асфальту. Лёня уже ждал ее у больницы.
Лето наконец уступило место осени. Низко нависшие серые тучи совсем закрывали солнце. Все было мокро и влажно после дождя. Ветер бросал в лицо крупные капли, сорванные с деревьев. Но внутри у Татьяны так горело, что она еле заставила себя застегнуть пуговицы плаща. Жарко внутри было, радостно. Волнительно до оцепенелой дрожи.
Не сбавляя быстрого шага, Таня побежала к машине. С милой неловкостью уселась в салон и быстро чмокнула мужа в щеку.
- Ну что? - нетерпеливо спросил он.
- Все хорошо, - заверила его, расслабляя на шее шелковый платок.
- Вот и славно, - облегченно выдохнул Вуич.
На УЗИ вместе с Татьяной Лёня не пошел, она отговорила его, сказав, что "нечего там еще смотреть". Пересилив свое тайное недовольство, он согласился.
- Их там двое.
- Что?
- У нас двойня, - спокойно сказала Таня, как будто сообщая о вещах совершенно обыденных. Таким голосом она сказала, словно говорила, что домой нужно купить хлеба.
- Господи, - вырвалось у Лёни. - Таня, правда? Двойня?!
Танюша рассмеялась тем звенящим смехом, который он больше всего любил. Но сегодня ответная улыбка не заиграла на его лице, Вуич все еще находился в глубокой растерянности.
- Да, я тоже удивлена.
- Двойня… - прошептал Вуич, все еще не веря словам жены.
Он был рад ребенку, он даже его представлял себе. Ждал. Мальчика. Девочку. Какими они могут быть. Но сейчас при мысли о двойняшках у него перед глазами мелькали цветные пятна. Лёня бросил взгляд на чуть округлившейся живот жены, не представляя, как она, такая хрупкая, сможет выносить сразу двоих. Так и хотелось воскликнуть: "Как они у тебя там поместятся?" А роды?
Голова закружилась, Лёня откинулся на спинку, прижав затылок к подголовнику, и глубоко вздохнул:
- Вот тебе и смотреть нечего. Ты сказала: нечего тебе со мной идти, смотреть там еще нечего, на следующее пойдем.
- Да кто ж знал? - улыбнулась Таня и заерзала на сиденье, усаживаясь удобнее и поправляя под собой плащ.
- Фух, - наконец, снова выдохнул Лёня, когда удивление отступило перед жгучей радостью. - Куда теперь?
- К Денису. Договорились же, что заедем. Сообщим радостную весть.
- А может, не будем?
- Как это не будем?
- Ну, как говорят, чтобы не сглазить.
- Лёня, прекрати только эти глупости. С чего это ты вдруг стал такой суеверный?
- Ладно, поехали. Как‑нибудь дотянет последние мили твой надежный друг и товарищ мотор.
Лёня и правда стал каким‑то суеверным. Откуда взялось это сам не понимал. Мир его внутренний как‑то странно преобразился, словно тронула его голубоватая дымка. И в этой эфемерной дымке рождались все его сомнения, предчувствия и ожидания. И в этом мире не было места пустякам.
Почему‑то мучительно долго ехали по городу. Застревали в пробках и ловили светофоры. Когда доехали до Шауриных, день уже утонул в мягких сумерках. Снова пошел дождь, запахло сырой землей и зеленью - пряно и терпко.
Пройдя в дом, Таня заспешила с пуговицами, так хотелось поскорее присесть на диван. Уж очень устала за день, да и в машине ее немного укачало.
- Вы голодные? - заботливо спросила Юля.
- Да, мы никуда не заезжали, сразу к вам.
- Тогда пойдемте на кухню, мы тоже не ужинали, ждали вас, - предложила Шаурина, и все двинулись в столовую.
- Ну, рассказывайте, как у вас дела, - с дружелюбной небрежностью поинтересовался Денис.
- А у нас двойня, - заявила с ходу Танюша и посмотрела на мужа.
Лёнька хмыкнул, сделав попытку улыбнуться, и потер подбородок. Уселся и вздохнул со счастливой уверенностью.
- Двойня… детей? - переспросила Юля.