- Ага, - посмеялась Таня, - двойня детей у нас будет. А вместе с Настей - тройня.
- Вот это да - а–а, - протянула Юля восторженно, но с оттенком тревоги. Представляла же прекрасно, какие Татьяну ждут трудности. - Лёня, ну ты рад?
- Рад.
- Лёня, включи папку! - Таня пихнула мужа локтем в бок, и он как будто вмиг весь взбодрился, собравшись с мыслями.
- Конечно, рад! Раньше у меня было два варианта - мальчика ждать или девочку, - а теперь три! Мальчик - мальчик, девочка - девочка, мальчик - девочка. Да я вообще в шоколаде, тебе, Шаур, такого не видать!
- Это точно, мне так не повезет, - усмехнулся Денис и полез в шкаф за коньяком. - Ну, что ж, мой простосердечный мальчик со скромными печалями, давай отметим такую радостную новость и расслабим немного твои нервы.
- Денис Алексеевич, я бы попросил не унижать мое человеческое достоинство.
- Ни в коем разе.
Ужин прошел под шутки и мягкие подтрунивания над Вуичем. Это стало своеобразной традицией. Когда перебрались в гостиную, Юля принесла чай и уселась поближе к Татьяне, чтобы поболтать, как говорится о своем, о женском.
- Как Настя, как в школе у нее дела?
- Ох, - вздохнула Татьяна, - у нас новое переживание.
- Что такое?
- Настя же всем в школе говорит, что Лёня ее отец…
- Ну, да, а разве это не так?
- А дети же бывают такие жестокие… вот кто‑то ей сказал, что раз у них с папой фамилии разные, то он ей не папа. Настя и сама все понимает, кто ей настоящий отец, а кто ей Лёня, но эти насмешки ее ужасно расстраивают, до слез. И меня тоже. Знаешь, когда будишь утром своего ребенка, а он говорит, что в школу не хочет идти, и ты знаешь, что это не потому, что он не выспался… Настя с таким воодушевлением начала учиться, она как губка все впитывает, соображает так быстро, все у нее получается, я не хочу, чтобы этот интерес угас из‑за этих конфликтов.
- Надо что‑то делать.
- Делаем мы. Разговариваем. И я, и Лёня. Образуется все…
Таня была очень благодарна Лёне за его участие. Не ожидала, что проблема Насти так тронет его. Признаться, она немного боялась, что мысль о собственном ребенке полностью захватит его, и он перестанет уделять Насте столько же внимания, сколько раньше. Но нет, он был все так же заботлив по отношению к девочке.
- Настя, наверное, теперь на седьмом небе будет, когда узнает, что у мамочки не один ребенок в пузике живет, а целых два, - засмеялась Юля.
- Это точно, она рада. Настя, как я, - нянька по жизни. Я малышей с детства люблю. Вот и она ждет не дождется.
- Это здорово. Я, если честно, боялась, что она ревновать начнет, истерики будут, она же привыкла, что все для нее, - поделилась своими сомнениями Шаурина.
- Я тоже боялась. Это сложный момент, конечно. Сейчас пока что все нормально, посмотрим, что будет, когда малыши родятся. Но я Настю настраиваю, конечно. Кстати, ты знаешь, этот придурок же женился, - шепнула Татьяна.
- Кто? Борька, что ли?
- Да, на любовнице на своей.
- Да и слава тебе господи, может, от вас окончательно отстанет.
- Пф - ф, он нам не сильно мешает.
- Вот и пусть совсем пропадет с глаз, будто его в жизни никогда не было, одни проблемы от него.
17
Побежали дни, похожие друг на друга как один. Потекли чередой заботы и дела. Дождливая осень сменилась зимой. Быстро и стремительно подкрался снежный декабрь. Все зажили ожиданием Нового Года, на улицах стало оживленно, люди куда‑то спешили, торопились…
Татьяна отказалась от работы, не дотянув до декрета. Не смогла выносить постоянную отдышку и скачки давления. Все чаще она лежала, все труднее было ей двигаться, живот рос, казалось, не по дням, а по часам.
Настя совсем привыкла в школе, пришла в равновесие после всех перипетий, не сразу, конечно, но научилась противостоять задирам и недругам. Пришлось объяснить ребенку, что плохое слово - не всегда плохо. Нельзя позволять унижать и оскорблять себя из скромности, иногда единственный выход - ответить тем же.
Но погорячилась Таня, когда сказала, что бывший муж не сильно мешает ее семье и личной жизни. Мешает еще как. Юля справедливо заметила, что одни проблемы от него. Решил Борис перед Новым Годом объявиться, хотя месяца три никто его не видел и не слышал.
Такой день был погожий, светлый. Выходной. Лёня собирал кроватку для малышей. Неделю назад они узнали, что ждут девочек. Вуич радовался больше всех и сам над собой иронизировал: на роду ему написано девок растить. С покупками тянуть не стали - кроватку, вещи, в общем, все, что нужно для малышей, купили заранее. Таня почему‑то пребывала в уверенности, что до конца срока не доносит, родит раньше.
Насте вдруг захотелось домашнего торта, и вдвоем с мамой они решили, что будут печь "Наполеон". К обеду вся кухня была усыпана мукой и хрустящими крошками от коржей. Настя мазала верхушку кремом, готовясь сделать завершающие штрихи, когда позвонил Борис. Он попросил дочь к телефону, сказав, что у него для нее подарок.
Телефонный разговор был коротким, но после него у Насти началась истерика. Она забыла про торт, убежала в комнату и расплакалась. Татьяна никак не могла ее успокоить, даже причины внезапных слез дочери не могла добиться. Что такого сказал ей Борис?
В конце концов, она позвонила бывшему мужу.
- Что ты ей сказал?
- Что я ей сказал?
Как же раздражала его дурацкая манера повторять вопрос. Словно со слабоумным разговаривала.
- Настя плачет. Что ты ей такого сказал? Зачем вообще звонил? - нервно спрашивала Таня, не в силах как‑то сдерживать свои эмоции.
Лёня, услышав плачь и крики, бросил свое дело, вышел из спальни и застыл в дверях гостиной, подперев плечом косяк.
- Ничего такого, - изумился в телефонной трубке Борис. - Плачет? Она вроде рада была.
- Чему рада? - чуть не рявкнула Таня.
- Я сказал, что у нее скоро будет братик или сестренка. Мы пока не знаем пол, не показало УЗИ. Врач сказал, что закрывается малой.
- У вас ребенок будет?
- Ну да! - весело воскликнул Осипов.
- Поздравляю, - без особой душевности обронила Таня. - Всего хорошего вам. Ладно, Боря, мне некогда.
- А чего она расплакалась‑то, глупенькая? - засмеялся Борис, но бывшая жена уже положила трубку, не дослушав его.
Отбросив телефон на диван, Татьяна пошла успокаивать дочь. Нашла ее в том же положении, что и несколько минут назад. Настя лежала на кровати, зарывшись лицом в подушку, и рыдала.
Татьяна тяжело присела рядом и погладила трясущиеся плечи дочери.
- Настя, я поговорила с твоим отцом. Он мне сообщил новость, - неловко начала, как‑то растерявшись. Почему‑то говорила неуверенно, не так, как следовало бы. Корила себя внутри, что рассеянна сейчас, что не может быстро подобрать нужных слов.
Настя притихла, замерла в ожидании, стала всхлипывать тише.
- Что тебя так расстроило? Доченька, давай поговорим. Папа сказал тебе что‑то обидное?
Девочка оторвалась от подушки и села прямо, но потом ссутулилась, будто вмиг проникнувшись страшной неуверенностью, сползла на край кровати и спустила ноги. Словно собиралась вот - вот вскочить с места и убежать.
- Настюш, - снова осторожно Таня подтолкнула ее к разговору, погладив светлую голову. Заправила за ухо, выбившейся локон.
- Теперь он меня вообще не будет любить, понимаешь? У них там свой ребенок будет, и он про меня забудет вообще! Не будет он приходить! И звонить не будет! - с отчаянием закричала она. - Я знаю! Не нужны мне больше ни братик, ни сестренка! Я их не хочу! Я не хочу, чтобы у него были другие дети! На надо мне! Не хочу я!
Таня потрясенно задержала дыхание, чувствуя, как у самой болезненно сжалось сердце.
- Настя, мы же с тобой об этом разговаривали. Это в порядке вещей, что когда мужчина и женщина женятся, то у них появляются детки. Мы с Лёней поженились, теперь у нас тоже будут детки, две девочки. У тебя скоро появятся две сестренки. Ты же была рада, ты говорила, что хочешь сестренок. Разве не так? Или ты меня обманывала?
- Нет, - всхлипнула дочь, - ну и что… что сестренки… Вы же с Лёней никуда не уходите, вы всегда со мной, мы живем все вместе! А он и так не приходит! Мама, почему я ему не нужна? Мне все говорят, что я умная, способная, красивая! Почему он меня никогда не хвалит? Он даже мой дневник ни разу не видел! Я не нужна, а тот ребенок, значит, нужен? Чего вот он так радуется? Чего он радуется?
Таня не могла больше говорить, потому что эти для кого‑то простые вопросы для них - самые сложные. Они подобно неизлечимой болезни, с которой пытаешься свыкнуться, чтобы испытывать радость жизни. Но Настя еще не умеет. С горечью Татьяна осознавала, что сказать ей больше нечего. Надоело Бориса оправдывать, смягчая Настино впечатление, скрадывая за паутиной добрых слов его бесчеловечность и равнодушие. Но тем тяжелее видеть обиду и разочарование дочери.
Таким, как Боря, вообще нельзя иметь детей. И если его нынешняя жена думает, что с ней все будет по - другому, что ребенок от нее будет дорог Борису, она глубоко ошибается. Не случится с этим мужчиной каких‑то душевных изменений, не обретет его никчемное существование нового смысла. Теперь у него новая жена, значит, будет и новая любовница. Все вернется на круги своя и покатится по привычному руслу. Боря никогда не умел и не хотел меняться.
Все это время Лёня мерил шагами прихожую, злился, нервничал и не знал, как все устаканить и привести к былому равновесию. Когда услышал тихие Танины всхлипы, не выдержал.
- Все, перестаньте. Обе, - невольно строго сказал он. При таком бушующем шторме в душе очень сложно оказалось выдавить из себя что‑то нежное и успокаивающее. Вот и у него не получилось. - Таня, иди чайку завари, а мы с Настюхой поговорим пока. Как взрослые люди, да? - подмигнул девочке, хотя не знал точно, с чего и как начать тот самый "взрослый" разговор. Зато точно знал, что его жене нельзя волноваться.
Татьяна оставила мужа и дочь наедине, сама пошла на кухню, но совсем в этот момент ей было не до чая.
Пока Лёня усаживался и думал, с чего же ему начать, Настя заговорила первая:
- А ты тоже меня теперь разлюбишь?
- С чего это? - по - доброму усмехнулся Вуич и прижал ее к себе за хрупкие плечики.
Всегда Настю любил, девчушка на его глазах росла. Как ее можно не любить, она же что лучик солнца - всегда светится доброй улыбкой и обожает весь мир. Потому злился сейчас Вуич на Осипова за его тугоумие и недалекость так, будто все это его лично касалось, такой близкой стала ему Танина девочка.
- Как это с чего? - забубнила Настя ему в грудь. - Вот родятся близняшки, и ты тоже станешь только около них крутиться.
- Не стану.
- Да? - с надеждой спросила она и подняла на мужчину заплаканные глаза.
- Конечно. Как я тебя разлюблю, я ж тебя дольше знаю, - мягко и ободряющее встряхнул он хрупкое тельце, сжатое в объятиях. - А к этим еще присмотреться надо, кто там у нас родится. Может, хулиганки какие.
- Да ну - у–у, - улыбнулась Настя, и у Лёни от этой простосердечной улыбки на душе потеплело. Таня так же улыбалась. Вот точно так же. До сих пор дивился, откуда в этом злобном, подчас лицемерном мире взялись такие целомудренные души. Как сохранились, выжили?..
- Пойдем чай пить, я уже хочу попробовать, что вы с мамулей там напекли.
- Вкусно получилось, - гордо кивнула Настя.
- Точно?
- Точно. Белиссимо! - звонко засмеялась девочка.
- Пойдем на кухню, белиссимо, - поднялся и увлек ее за собой.
- А ты кроватку‑то собрал?
- Нет еще.
- Ты ее уже три дня собираешь.
- А куда мне торопиться? Каждый день по два болта вкручиваю. Иди умойся, а то всю красоту выплакала.
- Ладно, - послушалась Настя.
Лёня зашел на кухню. Таня видела его боковым зрением, но не повернулась, так и осталась стоять у подоконника и смотреть в окно. А муж подошел и обнял ее сзади, прижал руки к животу, замер на мгновение, почувствовав под ладонями мягкие, но ощутимые толчки.
- Ого! - выдохнул. Всегда испытывал особый, ни с чем не сравнимый трепет от этих ощущений.
Таня вздохнула и улыбнулась, но улыбка скоро поблекла, смазанная грустными мыслями.
- Ты и Насте кроватку собирал. Помнишь? Вы с Денисом собирали.
- Угу, я ее собирал сквозь слезы.
- Почему? - Таня засмеялась.
- Как почему? Такая женщина и за такого долбозвона замуж вышла. Вот где справедливость в этом мире? - Прижался губами к щеке.
- Нет, ну вы посмотрите на них! - Настя влетела на кухню. - А чай где? А торт почему не разрезали еще? Мама! Вот ничего без меня не можете сделать!
- Не можем, - подтвердил Леонид. - Ты у нас вообще самая главная в семье - как скомандуешь, так и будет.
- Лёня, не забудь, ты обещал, что завтра мы будем делать закупку игрушек.
- Закупку игрушек, - засмеялась Таня, - надо же, слово‑то какое.
- А как еще сказать? Это я вам еще простила, что вы одежду без меня купили.
- Ой, ну по игрушкам ты у нас спец, тут я даже не спорю, - признал Леонид.
Таня знала, что Насте все еще больно и обидно. И смех этот немного искусственный, и как‑то слишком громко и запальчиво она говорила…
Храбрилась ее девочка, старалась. Не в отца она.
18
Май. Последние дни. На город обрушилась неожиданная жара. По - майски непривычная и удушающая.
Полдень. Тихо. Дети спали в кроватках. Татьяна утюжила ползунки и распашонки, изредка поглядывая в окно.
- Черт, - прошептала, дернув рукой.
Опять обожгла палец. От невнимательности все. Потому что застревала постоянно в собственных мыслях, запутывалась в них от волнения.
Сегодня Борис забрал Настю к себе прямо из школы. Не спрашивая разрешения, не созваниваясь предварительно. Татьяне сообщил уже из дома, предупредив, что дочь останется у него ночевать.
Теперь Таня места себе не находила. Во - первых, разозлилась от такой бесцеремонности; во - вторых, просто беспокоилась за дочь: у нее же ни смены вещей с собой, ни пижамы, ни даже зубной щетки! Сомнительно, что Боря об этом позаботился. Он о себе‑то - с трудом. Это у дедушки Лёши для внучки целый гардероб собран. И полотенце свое, и кружка. А Борис и не вспомнишь, когда последний раз ребенка к себе домой брал.
Может, зря она себя накручивала, но неспокойно было на душе, не отпускало чувство, что неправильно это. Так не должно быть. Все больше Таня корила себя за малодушие. Что не настояла, чтобы Боря вернул Настю домой.
Так и прошел весь день в тревоге, и ночь получилась неспокойная.
Дочку Борис привез на следующий день утром. Настя позвонила в дверь сама, зашла в квартиру какая‑то грустная и потерянная. Сначала подумалось, что она устала, потому так тиха и неразговорчива. Ребенок у Бори крошка совсем, наверное, ночами не спит, плачет.
Но позже выяснилось совсем другое.
Не любила Татьяна разговаривать о бывшем муже, но, переступая внутренний барьер, все‑таки начала разговор с дочерью.
- Ну, что, доченька, как ты погостила у папы?
Настя пожала плечами и вытащила из шкафа вещи, чтобы переодеться во что‑нибудь легкое. Дома было ужасно душно.
- Видела сестренку?
- Нет.
- Как это нет?
- Не видела.
- Бабушка мне запретила к ней подходить.
- Как это запретила? Почему?
- Не знаю я. Она меня не пустила, закрыла дверь в комнату, и все. Потом бабушка уехала, я уже спать легла.
- А папа что?
- А он телевизор смотрел, потом ушел куда‑то. Пришел поздно ночью, они с Кристиной ругались. Утром он меня привез домой.
Настя бросила на кровать вещи, как‑то неловко застыла на месте и глянула на мать непонимающими глазами. Они, как два зеркала, отражали всю внутреннюю растерянность девочки и непонимание жестокого мира. Этот сухой отчаянный взгляд задел Таню больше, чем если бы дочь расплакалась и начала жаловаться.
- Ты никогда больше туда не поедешь, поняла меня? Никогда! Да что ж это за человек такой! Как его только земля носит!
- Таня, успокойся, - решил вмешаться Лёня.
- Что успокойся? Зачем он вообще туда ее повез? Посмеяться? Над кем? Зачем мучить ребенка? Все, - задыхаясь говорила Татьяна, - я так больше не могу. Как мне надоело это все…
- Танюш…
- Мам, не нервничай, а то у тебя молоко пропадет, - сказала Настя, и это совсем добило Таню. Она опустилась на стул, подперла лоб, словно ее мучила сильная нестерпимая головная боль, и замолчала.
- А у тебя чего глаза на мокром месте? - спросил Лёня у Насти. - Ну, не показали тебе малявку, ну и ладно. Вот какой он тебе папка? Что ты по нему плачешь? - неожиданно для себя вспылил он.
- Я не плачу.
- Вот и молодец! - Он замолчал, отчаянно подбирая слова, но так и не смог найти правильных. Хотя разве для того, что идет от души, нужна специальная оболочка? - Пусть живут как знают, а мы сами по себе будем жить. Своей семьей. Вот запишем тебя на мою фамилию, и будет у тебя бумажка, где написано, что я твой отец. И все. И пусть только хоть одна собака вякнет, что я тебе не папа. Поняла?
- Лёня, ну что ты такое говоришь… - прошептала Таня.
- Тихо, мать, не мешай нам. Дай поговорить по душам. У нас разговор важный, мы тут не шутки шутим.
- Это точно, - деловито вздохнула Настя. - Вот так и задумаешься, кто тебе роднее, - сказала она, по всей видимости, не свои слова. Так взросло они прозвучали.
- Ну, - внушительно повторил Леонид, глядя на жену, - иди завтрак нам сделай, а то мне уже выходить скоро.
- А мне сегодня в школу не надо, - сказала Настя.
- Ну, вот и здорово. Приду после работы, поедем с тобой по магазинам.
Нехотя Таня вышла из комнаты. Вот что Лёня такое придумал? Сейчас наговорит Насте всякого, чтобы успокоить, а выйдет наоборот - потом снова расстройства и слезы. Она будет верить, ждать, надеяться, а он об удочерении говорил так же, как поездку по магазинам планировал.
Разумеется, при первом удобном случае Татьяна упрекнула мужа в легковесности. После завтрака, когда Настя села смотреть мультики.
Лёня перебирал в шкафу вешалки с рубашками, Таня кормила одну из девочек грудью.
- Не нужно было такого говорить, - вполголоса сказала она, стараясь выдерживать ровный тон. - Как ты себе это представляешь? Да, я хотела бы, чтобы Бориса никогда не было в нашей жизни, чтобы он исчез раз и навсегда, но он жив и здоров, и он - Настин отец.
- Отец? Да какой он отец? Вот твой отец - отец! Денис - отец! Я, в конце концов, - отец! А недоумок этот не отец, а ничтожество полное. Я детей своих люблю. Всех! И Настя мне как родная. Мне не стыдно за нее, я ею горжусь, и у меня всегда найдется для нее время, - эмоционально шипел Лёня, сдерживая крик, чтобы не пугать детей.
- Лёня! Я тебя ни в чем не упрекаю, как ты мог такое подумать! - изумилась Таня.
- Вот именно, - выдохнул Леонид. - Как заботится, ухаживать, помогать - так Лёня. Слезы - сопли вытирать - Лёня. Но чуть что - я не отец. Права не имею. Этот идиот ее увез черт знает куда, а я даже сделать ничего не могу. Потому что я - не отец! И мне это надоело. Каждый раз, как Настю увозит, я на иголках. Ты на иголках…