– Ваше беспокойство было напрасным, – с улыбкой проговорила Элизабет. – За это время я успела осмотреть окрестности Лиссабона, побывала в Синтре, видела дворец Паласио-да-Пена… В общем, моя экскурсионная программа была не менее насыщенной, чем ваша.
Маркус понимающе кивнул.
– Я пришел напомнить вам, что завтра последний день пребывания вашей туристической группы в Лиссабоне… И на этот день запланировано посещение квартала Байша – делового центра нашего города. Надеюсь, вы не откажетесь от этой прогулки? – нарочито подобострастно поинтересовался Маркус.
Элизабет прислонилась к стене, не обращая внимания на изменившийся тон Маркуса.
Последний день, повторила она про себя, не в силах поверить услышанному. Как же так? Ведь я приехала сюда совсем недавно. Я провела с Амарто всего лишь два дня… Только два. И вот уже настала пора возвращаться.
– Конечно, в этом квартале вы не увидите векового мха на каменной кладке стен и древних башен, – продолжал Маркус, с любопытством наблюдая за выражением ее лица. – Только современные строительные материалы, с помощью которых возведены торговые фирмы, банки, магазины… Правда, там очень многолюдно, а вы любите уединение, не так ли? Уединение и старину, – произнес Маркус нараспев. – А точнее, уединение со стариками… – язвительно добавил он, и при этом его голос оставался все таким же мягким и тихим, изменилась только интонация.
И Элизабет, вдруг очнувшись от своих невеселых раздумий, бросила испытующе-заинтересованный взгляд на этого худенького, невысокого мальчика с внешностью придворного пажа из старой сказки. Она знала, конечно, что злоба и зависть способны изменить человека до неузнаваемости. Но перемена, которая на ее глазах произошла с Маркусом, была уродливой и пугающей. Перед ней стоял не тот робкий, мило улыбающийся мальчик с хорошими манерами, который встречал их группу в аэропорту, с которым она непринужденно болтала в ресторане. Перед ней стояло решительное в своей невесть откуда взявшейся злобе существо, с искаженными ненавистью чертами лица.
Единственное, что в нем не изменилось, это голос. Пожалуй, он даже стал напоминать не просто бархат, а бархат, на который пролили густой малиновый сироп, т. е. теперь он был не только мягким, но и омерзительно липким. Он напомнил Элизабет вкрадчивый голос Лекера.
Она усмехнулась в ответ.
– Очень оригинальное приглашение. Но запоздалое. Последний день в Лиссабоне я уже решила посвятить… да, именно старине. Модная и яркая отделка фасадов новых зданий зачастую скрывает куда более отталкивающие изъяны, нежели серый цвет обветшалых замковых башен.
Элизабет вошла в номер и, захлопнув дверь перед носом Маркуса, дважды повернула ключ в замке. В комнате было темно и тихо. Она медленно подошла к окну, по пути задев сервировочный столик, и услышала, как на пушистый ковер посыпались спелые фрукты. Элизабет распахнула окно, и звуки разноголосого ночного города влетели в распахнутые створки и закружились где-то под потолком. Разноцветная палитра витрин и мигающих рекламных вывесок отбрасывала на темный тротуар причудливые тени.
Действительно, завтра ровно неделя, как я прибыла в Лиссабон, подумала Элизабет, подсчитав дни, проведенные здесь. И вот уже пьеса неизвестного автора подходит к своему логическому завершению… Надо бы позвонить маме… Давно надо было позвонить. Все это время я не решалась набрать несколько цифр – боялась, что самый близкий человек на свете, как всегда, безошибочно угадает все мои тревоги и переживания… А сейчас, среди ночи обрушу на ее голову сумбурное повествование о несостоявшемся романе. Вот она обрадуется…
Элизабет включила ночную лампу и в задумчивости провела указательным пальцем по телефонной трубке.
Хотя… какой там роман, с тоской подумала она. Разве то, что произошло между нами сегодня утром, дает мне право надеяться на продолжение наших отношений? Ведь у Амарто есть жена… Кто знает, возможно, он ее еще не забыл, и знакомство со мной для него всего лишь сиюминутный каприз…
И, словно отвечая на ее сомнения, в тот же миг раздался стук в дверь. Элизабет удивленно оглянулась.
– Кто? – кратко спросила она, предполагая, что ей ответит Маркус, и тут же услышала голос Амарто:
– Заблудившийся в родном городе странник.
Элизабет, не помня себя от счастья, подбежала к двери, быстро повернула ключ и, распахнув ее, бросилась в объятия Амарто. На несколько секунд они замерли на пороге, затем Амарто приподнял Элизабет над полом и, войдя с нею в комнату, захлопнул за собой дверь. Они ничего не говорили, ничего не объясняли друг другу, им все было понятно без слов. Они рассказывали о своей тоске нежными взглядами, о своей любви нежными поцелуями, о своих желаниях нежными прикосновениями. И эта нежность была бесконечной и безграничной, словно безмятежная гладь океана. Каждый вздох, слетавший с их губ, был одним на двоих – трепетно-тихим и счастливым. И их единое дыхание становилось с каждой секундой все более прерывистым, все более нетерпеливым. И безмятежные воды превращались в неистово бушующие, захлестывающие их безумными волнами страсти… Свет ночной лампы играл золотистыми бликами на полуприкрытых веках Элизабет, на ее маняще чувственных губах, делая их еще более завораживающими, еще более пьянящими… И Амарто вновь и вновь наслаждался их хмелем, понимая, что не сможет никогда забыть этот вкус.
Прохлада звездной ночи, проникая в комнату через распахнутое окно, настойчиво напоминала о скором приближении предутреннего часа. Элизабет встала с кровати и, накинув легкий халатик, направилась к окну. Оглядев пустынную улицу, она обернулась к Амарто.
– Тебе пора… – тихо проговорила она.
Амарто медленно покачал головой.
– Я не хочу уходить. Не могу…
– Сегодня мой последний день в Лиссабоне, и я не хочу, чтобы кто-то из персонала отеля увидел тебя здесь.
Амарто резко поднялся на постели.
– Как? Ведь ты приехала сюда на неделю! – недоуменно воскликнул он.
– Да, и сегодня она как раз заканчивается. Мне тоже не верится, но это так…
Амарто окинул комнату задумчивым взглядом.
– Я не могу отпустить тебя, – с решимостью заявил он. – Ты останешься здесь… Мы поженимся, и с оформлением документов не возникнет никаких проблем.
Элизабет улыбнулась, снисходительно покачав головой.
– С каких это пор в Португалии разрешено многоженство? – с мягкой иронией спросила она.
Амарто сокрушенно стукнул себя ладонью по лбу.
– Какой же я дурак, – со злостью пробормотал он. – Почему до сих пор не подумал о разводе с Мануэлой? Чего ждал?
– Но ведь ты же не мог знать заранее, что познакомишься со мной, – успокаивающе проговорила Элизабет. – И потом, я не могу вот так, сразу, не объяснив ничего маме, принять решение, которое изменит всю мою жизнь…
Амарто пристально посмотрел ей в глаза.
– Но ты ведь уедешь не навсегда? – с надеждой спросил он. – Ты ведь вернешься ко мне, правда?
Элизабет немного помедлила.
– Если ты этого хочешь… – наконец нерешительно ответила она.
Амарто медленно встал с постели и приблизился к ней, не отрывая взгляда от ее голубых глаз.
– Больше всего на свете, – прошептал он.
– Значит, вернусь, – убежденно проговорила Элизабет.
Амарто нежно обнял ее за талию, но она мягко отстранилась.
– А сейчас тебе нужно уходить. – Элизабет взяла с кресла его темно-синюю рубашку и повесила ему на плечо. – У нас еще будет время попрощаться… К тому же до назначенного тобой часа нашей встречи осталось совсем немного…
– И в ожидании его я пойду бродить по городу, – продолжил за нее Амарто. – Не хочу возвращаться домой…
Элизабет улыбнулась.
– А я буду просто ждать, – тихо проговорила она.
Элизабет, откинувшись в кресле, смотрела сквозь окно на розовый фасад старинного здания в стиле барокко, за которым располагались многочисленные офисы торговых фирм. По комнате порхал легкий, прохладный ветерок, время от времени игриво перебиравший ее распущенные волосы. Светло-бежевые тюлевые занавески нехотя раздувались под его напором, напоминая корабельные паруса. Было раннее утро, и отель вместе с окружающими его зданиями, радуясь воцарившемуся затишью, безмятежно предавался предрассветным грезам.
Если бы какой-нибудь предмет этого интерьера умел разговаривать, он наверняка рассказал бы такие истории, в сравнении с которыми сюжеты многочисленных драматических сериалов выглядели бы просто детской сказкой, размышляла Элизабет, в очередной раз, изучая витиеватую рамку понравившейся ей картины. Да что там сериалы, тайны мадридского и бургундского дворов, вместе взятые, – кукольные секреты школьницы на фоне невыдуманных перипетий, приготовленных для нас самой жизнью. Кстати, о перипетиях, вдруг вспомнила она. Я так и не рассказала Амарто о вчерашнем обмене документов на деньги. Напоминание Маркуса о последнем дне в Лиссабоне полностью вытеснило все другие мысли из моей головы… Но я смогу исправить свою оплошность во время нашей сегодняшней встречи.
Элизабет в последний раз бросила взгляд на свое отражение в зеркале, потуже затянула пояс темно-коричневых шорт с отворотами, поправила воротник белой футболки-поло и уже готова была спуститься вниз, когда в дверь постучали.
– Амарто! – радостно воскликнула она, поспешно повернув круглую металлическую ручку.
Но за дверью стояла горничная.
– Доброе утро, – сказала девушка по-английски, приветливо улыбаясь, и передала Элизабет огромный букет орхидей и черный пакет с логотипом модной фирмы. – Вам просил передать это какой-то господин, не назвавший своего имени, – сообщила она.
– Спасибо, – растерянно проговорила Элизабет, принимая подарки.
Она аккуратно положила цветы на круглый столик и заглянула в пакет: там оказалось светло-розовое вечернее платье, к которому прилагалось украшение для запястья в виде раскрывшегося бутона белой розы, и новый мобильный телефон жемчужно-серого цвета. В запечатанном конверте была записка от Амарто. Он извинялся за то, что в силу сложившихся обстоятельств не сможет составить Элизабет компанию в прогулке по городу, и приглашал ее вечером в тот самый ресторан, где они впервые увидели друг друга. "Как только появится свободная минутка, сразу же позвоню. Надеюсь, тебе понравится мелодия, которую я выбрал для звонка, она называется "История любви", – завершал Амарто свое послание.
Элизабет в растерянности опустилась на кровать.
Что бы это значило? Какие обстоятельства ему мешают? – с тревогой спросила она себя. И кто эти самые обстоятельства сложил так, что наша встреча может состояться только вечером?
А в том, что данное препятствие имеет человеческий облик, Элизабет ни секунды не сомневалась. Ни великолепие дорогого платья, ни тонкий аромат цветов, наполнявший залитую солнцем комнату, не могли развеять ее дурные предчувствия. И чтобы они окончательно не взяли над нею верх, Элизабет решила, что неспешная экскурсия по Байрру-Алту в одиночестве пойдет ей после завтрака только на пользу.
4
Оранжевый вагончик старинного трамвая, громко звеня, рассекал безлюдную в этот час улицу живописного квартала, по обеим сторонам которой расположились домики с красными черепичными крышами и балконами из кованого железа. Почти на каждом из них стояли горшки с цветущими красными бутонами растениями. Параллельно узорчатым перилам были натянуты веревки с вывешенным на них бельем.
А над этими образчиками свежести и белизны триумфально возвышались просторные птичьи клетки. И многоголосое щебетанье, которым был наполнен этот жаркий сентябрьский полдень, напоминало Элизабет веселое и неугомонное ознаменование прихода весны в ее далекий родной город. Оно вызывало то же ощущенье легкого полета, то же ожидание чего-то светлого, необыкновенного и очень-очень доброго. Это было ощущением детства – а значит, радости.
Элизабет остановилась в тени одной из арок, обвитой листьями дикого винограда, с любопытством наблюдая за обыденной жизнью раскинувшейся перед нею улицы. Во дворе небольшого дома, расположенного на противоположной стороне, мальчишки играли в футбол; чуть поодаль две пожилые женщины, свесившись через перила балконов, что-то громко обсуждали, оживленно размахивая руками; из бара, расположенного в нескольких метрах от Элизабет, вышел смуглый мужчина в красной футболке с надписью "CHICAGO BULL" и, подойдя к соседнему дому, что-то крикнул в окно второго этажа. Через несколько секунд из него выглянула полная женщина, сердито сказала ему несколько слов и снова скрылась в глубине комнаты.
Заметив Элизабет, мужчина широко улыбнулся и помахал ей рукой. Элизабет, помахав ему в ответ, сфотографировала дружелюбного португальца на память. Затем медленно перевела объектив фотоаппарата на фасады других домов и, заинтересовавшись одним из них, облицованным традиционной португальской мозаикой, изображавшей старинную каравеллу с фигурой мореплавателя на носу, захотела запечатлеть этот вид для альбома. Решив сделать снимок с более близкого расстояния, она медленно пересекала улицу, не отрывая взгляда от объектива, как вдруг замерла на полпути, словно громом пораженная.
В объективе фотоаппарата, отклонившегося при ее перемещении немного в сторону от мозаики, Элизабет увидела распахнутую створку окна, за которой ясно различила… знакомый профиль Лекера. Бельгиец разговаривал с невидимым ей собеседником, который находился на другой половине комнаты, скрытой от посторонних глаз зашторенными занавесями. Несколько секунд Элизабет стояла в нерешительности посреди улицы, затем осторожно приблизилась к фасаду с каравеллой и, спрятавшись за декоративным выступом, вновь направила объектив на распахнутую створку окна. Лекер, теперь уже сидя за массивным столом в старинном стиле, по-прежнему что-то говорил, глядя прямо перед собой. Его губы двигались медленно и едва заметно, будто бы нехотя. Элизабет опустила палец на кнопку фотоаппарата, приготовившись снять его собеседника. Некоторое время она стояла неподвижно, не теряя надежды, что невидимка, спрятанный за шторой, все же покажется в окне, хотя бы ненадолго. И ее терпение было вознаграждено.
Спустя несколько минут Элизабет увидела в объективе приближающуюся к столу тень, а затем и того, кому она принадлежала. Это был незнакомый ей парень лет двадцати двух, с коротко остриженными волосами, в оранжевой футболке без рукавов, которая ясно позволяла разглядеть татуировку на его правом плече, изображавшую волчью голову с оскалившейся пастью. Парень положил перед Лекером темно-коричневый кейс и, открыв его, показал рукой на содержимое, что-то кратко пояснив. Лекер, внимательно оглядев открытый кейс, удовлетворенно кивнул и повернул его в противоположном от себя направлении.
Элизабет, даже не разглядев как следует содержимое кейса, несколько раз нажала кнопку фотоаппарата. И тут к столу приблизился третий мужчина, также находившийся все это время за зашторенной створкой окна. Некоторое время Элизабет никак не могла поймать в кадр его лицо, так как он стоял рядом с парнем и, низко опустив голову, рассматривал то, что находилось в кейсе. Элизабет быстро перевела объектив вниз: кейс был доверху наполнен маленькими прозрачными пакетиками с белым порошком.
Наркотики, сразу же догадалась она, делая еще несколько снимков.
Затем вновь направила объектив на лицо третьего мужчины. Он как раз в это время повернул голову к парню с татуировкой – это был Антонио.
Вот это да, мысленно ахнула Элизабет, поспешно фотографируя заместителя Амарто. Он неплохо проводит свой выходной, подумала она. Интересно, что скажет об этом его шеф?
Антонио, открыв один из пакетиков, опустил палец внутрь, затем осторожно поднес его к языку и, поводив нижней челюстью, удовлетворенно кивнул.
Элизабет невольно поморщилась.
В фильмах наркоторговцы обычно сплевывают эту гадость, а этому хоть бы что, с отвращением подумала она, делая еще несколько кадров.
Антонио закрыл кейс и направился в зашторенную часть комнаты. Через несколько секунд он вернулся с объемным свертком и, положив его на стол, принялся аккуратно раскрывать. Элизабет затаила дыхание в нетерпеливом ожидании. Она вся подалась вперед, держа указательный палец над кнопкой фотоаппарата. И, как только из свертка показались первые золотые блестки, тут же принялась быстро, один за другим, делать новые снимки.
С каждой секундой блесток на столе становилось все больше, и они все ярче горели золотым пламенем в лучах яркого солнца. И наконец почти все пространство стола перед Лекером было залито искрящейся золотой волной. Элизабет на несколько мгновений замерла, позабыв о снимках. Она словно завороженная смотрела в объектив фотоаппарата на рассыпанные по столу золотые украшения. Здесь были десятки изящных колечек, массивных перстней, витиеватых кулонов и цепочек, печаток, крестиков, браслетов.
Боже мой, да это просто сокровища майя, изумленно подумала она, возвращаясь к прерванным снимкам. Откуда у работника фирмы, занимающейся поставками оливкового масла за рубеж, столько золота?!
Лекер медленно провел ладонью по рассыпанным украшениям, и Элизабет заметила, что его взгляд сияет не менее ярко, чем вожделенный металл. Он обменялся несколькими фразами с мужчинами, и они дружно рассмеялись, видимо оставшись довольными и его шуткой, и друг другом. Затем бельгиец, разделив украшения на две примерно равных кучки, одну из них ссыпал в плотный непрозрачный пакет и протянул его парню с татуировкой. Тот свернул пакет в тугой узел и направился вслед за Антонио, который, подхватив кейс, уже успел скрыться в глубине комнаты.
Элизабет уже собралась было ретироваться с места своего наблюдения, как вдруг ее внимание привлек маневр Лекера, который, упаковав свою долю в точно такой же темный пакет, что и у парня, присел на корточки возле одного из выдвижных ящиков стола. Он прикоснулся ладонью к его боковой стенке, и Элизабет с удивлением увидела, как высокая фарфоровая ваза, расписанная цветочным орнаментом, которая все это время стояла на краю стола, по правую руку от Лекера, медленно отодвинулась в сторону, открывая находившееся под нею углубление. Бельгиец осторожно опустил в него пакет с драгоценностями и снова прикоснулся к стенке ящика: ваза встала на прежнее место. Сделав последний кадр, Элизабет поспешно оглянулась по сторонам в поисках ближайшего убежища. Заметив в нескольких метрах позади себя маленький бар, располагавшийся в полуподвальном этаже, она не раздумывая направилась к его двери.
Спустившись по ступенькам, она оглядела полутемный зал, где за столиками сидело несколько посетителей, и вновь повернулась в сторону улицы, делая вид, будто кого-то поджидает. Заметив Антонио и Лекера, быстрым шагом пересекающих улицу, Элизабет осторожно вышла из бара и, сохраняя приличную дистанцию, двинулась следом за ними.
Мужчины, не снижая быстрого темпа, прошли несколько кварталов, время от времени о чем-то переговариваясь, и наконец остановились возле табачной лавки, поджидая трамвай.
Ехать с ними в одном вагоне не стоит, могут заметить, подумала Элизабет, в нерешительности оглядываясь по сторонам.
И вдруг взгляд, брошенный на витрину магазина спортивной одежды, подсказал ей самый простой и часто используемый способ конспирации.