- Лучшего решения нам не найти, - сказала ей Камилла. - Я знаю, что ты презираешь аристократов и твое отвращение к ним после той гнусной попытки изнасилования еще больше возросло. Но Микаэль совсем другой; он человек чести и верный друг.
- Мне очень хочется верить вам, но я все равно не могу чувствовать себя уверенно.
- Послушай, на то время, пока я буду в отъезде, ты переберешься во дворец Ферриньи. Ландрупсен поступает в твое распоряжение, станет сопровождать тебя. Тебе останется только попросить его - он с радостью выполнит любую твою просьбу. Все остальное время тебя никто не будет беспокоить. Во всяком случае, признайся честно, он очень привлекательный как мужчина! - Это правда. Он удивительно милый офицер.
- Поверь мне, чем ближе ты с ним познакомишься, тем выше станешь его ценить. К нему совершенно невозможно относиться с предубеждением.
- А разве он не влюблен в вас?
- Ему так кажется. Но на самом деле это не так.
- А вы сами что о нем думаете? Говорят, он просил вашей руки…
- Но этого недостаточно, чтобы полюбить! И хотя он самый нежный и деликатный из мужчин, я никогда не вздрагивала от его прикосновений.
- Неужели?
- Именно. Этого нельзя объяснить, это или есть или нет. Если бы мне взбрело в голову полюбить его, то только для того, чтобы сделать ему приятное; он так мил! Но нельзя любить по приказу.
- Увы! - мечтательно вздохнула Клер.
Успокоившись относительно устройства подруги, Камилла окончательно отрешилась от всех текущих забот и принялась готовиться к путешествию. На самом деле сборы ее были недолги. Из огромной кучи нарядов предстояло отобрать самое необходимое. С собой можно взять только очень немного: сорочку на смену, некоторые предметы туалета… Тем более что Экзиль находится всего в сутках езды от Турина, а в крепости офицеры наверняка найдут все, что требуется путешественникам.
Когда беззаботный восторг по поводу предстоящего путешествия постепенно утих, девушка наконец осознала, что всю дорогу она проведет наедине с Филиппом, а значит, окажется полностью в его власти. Сначала эта мысль встревожила ее, но постепенно она успокоилась. Тем более что отступать уже поздно; ей оставалось только быть все время настороже и при малейшей опасности дать достойный отпор шевалье. К тому же речь шла об инспекторской поездке; д’Амбремон всегда был сторонником строжайшей военной дисциплины, поэтому вряд ли станет навязывать ей свои ухаживания во время исполнения служебных обязанностей.
Камилла призналась себе, что после того злосчастного утра, когда Филипп захотел поцеловать ее, поведение его по отношению к ней стало безукоризненным. Может быть, он действительно говорил искренне, когда убеждал, что на него нашло некое затмение? Во всяком случае, временами она начинала этому верить, ибо с тех пор он выказывал ей исключительно сдержанные дружеские чувства.
Однако девушка чувствовала, что Филипп постоянно наблюдает за ней. Может быть, ощущение это возникало от того, что, где бы она ни находилась, он непременно оказывался неподалеку, а когда Камилла украдкой бросала взор в его сторону, она постоянно встречала его пристальный взгляд, выражение которого не могла определить. Иногда она пыталась убедить себя, что всему виной ее собственное воображение; Филипп следит за ней просто потому, что это ему поручил король.
Но, как бы там ни было, она решила ни на секунду не расслабляться - не только для того, чтобы держать на расстоянии обворожительного шевалье, но, прежде всего, чтобы самой не поддаться его обаянию.
65
Наконец настал день отъезда; ранним утром Камилла со смешанным чувством радости и страха направилась в конюшню. Филипп еще не пришел.
Она оседлала Черного Дьявола, подождала немного, затем, чтобы не терять времени, оседлала Персеваля, беспрерывно задаваясь вопросом, что могло задержать всегда пунктуального д’Амбремона.
Она вывела обоих коней на улицу, надеясь издалека увидеть шевалье.
Через несколько минут появился Филипп, явно чем-то недовольный.
- Я, кажется, сказал, что зайду за вами! - воскликнул он.
Камилла с досады закусила губу; она совершенно забыла об этом.
- Прошу меня извинить, - смущено пробормотала она. - Ваши слова совершено вылетели у меня из головы. Я так торопилась уехать…
- Это неважно. Главное, что вы здесь. Но в дальнейшем извольте быть более внимательной, так как отсутствие согласованности в наших действиях в иных обстоятельствах может повлечь за собой нежелательные последствия.
- Обещаю вам, - кивнула она.
- Я вижу, обе лошади готовы: считайте, что вы искупили свою рассеянность. Итак, в путь!
Разумеется, шевалье не стал уточнять, какие чувства охватили его, когда, прибыв к Камилле, он нашел пустую квартиру. Клер уже перебралась во дворец Ферриньи, а Камилла с утра выехала в казарму. Таким образом, никто не мог ему сказать ничего определенного, и Филипп внезапно испугался, что девушка передумала и не поедет с ним. Он считал ее вполне способной в последнюю минуту изменить решение и сбежать, испугавшись остаться с ним один на один; Камилла такая непредсказуемая и порывистая! Ее взрывной характер всегда доставлял ему немало хлопот как командиру, сейчас же мысль о том, что его мечты о предстоящем путешествии наедине с Камиллой грозят разлететься в прах, была для него совершенно невыносима. Этим объяснялось его мрачное настроение, в котором он прибыл в конюшню.
К счастью, девушка оказалась на месте и послушно ожидала его посреди двора. Она даже оседлала Персеваля, что свидетельствовало о ее желании поскорее тронуться в путь. Открывшаяся его глазам картина успокоила его. Конечно, он выговорил Камилле, однако сделал это исключительно по долгу старшего офицера, роль которого ему приходилось неукоснительно исполнять. Но в эту минуту он с трудом скрывал свою радость - наконец-то он останется наедине с Камиллой и ему больше не придется опасаться назойливой когорты воздыхателей, постоянно следующей по пятам за прекрасной амазонкой. Пока они добирались до дороги, ведущей в сторону Сюзы, он постоянно смотрел в ее сторону, наслаждаясь видом ее чуть-чуть припухших от слишком короткой ночи глаз, безупречной прически, свидетельствующей о стремлении исполнять требования воинской дисциплины, серьезного и сосредоточенного выражения ее лица.
Очевидно, мадемуазель де Бассампьер пребывала в прекрасном расположении духа! Филипп знал, что в первый день не имеет права даже намекнуть на возможность их сближения. Расстояние, разделявшее их, все еще велико, а дорога от Сюза до Экзиля утомительна; надо экономить силы.
По общему согласию, они решили ехать на собственных лошадях и не пользоваться королевскими подставами. Этим они получали большую свободу маневра, однако вынуждены были сами заботиться о животных и делать частые остановки. Д’Амбремон надеялся, что за время этих кратких стоянок он постепенно сумеет приручить Камиллу и исподволь, не пугая ее, постепенно завоюет ее доверие, позволяющее ему перейти в нежное наступление.
Поставленная им задача оказалась не из легких. Стоило им остановиться, как девушка с ходу принималась расспрашивать шевалье о гарнизонах, о порядках в них, об их истории. Ее безграничное любопытство забавляло Филиппа. Он прекрасно видел страх Камиллы перед внезапно воцарявшейся между ними тишиной и в душе смеялся над той поспешностью, с которой девушка мгновенно принималась задавать ему все новые и новые вопросы, касавшиеся военного дела и военной карьеры.
Он делал вид, что не понимает ее уловки, и все время держался от нее на почтительном расстоянии, опасаясь в первый же день испугать свою очаровательную спутницу. Она должна привыкнуть к нему, привыкнуть, что с ней рядом находится мужчина. Впрочем, одно только присутствие Камиллы уже наполняло его неизъяснимым блаженством; он наслаждался их уединением, ему казалось, что она отчасти принадлежит ему. И вот, во время очередной остановки для отдыха и еды, он направился к ней с твердым намерением разбить лед их официальных отношений:
- Пора подкрепить наши силы. Надеюсь, вы окажете мне честь отобедать вместе со мной?
- Конечно! - слишком быстро ответила она, тем самым выдав свое смущение.
Отойдя как можно дальше от шевалье, Камилла села; однако минутой позже Филипп опустился на землю радом с ней и спокойно начал раскладывать припасы.
- Вам следует немного отдохнуть после утомительной дороги; сегодня утром мы проделали с вами немалый путь, - произнес он, видя, что она вскочила и собирается есть стоя. - А впереди еще долгое путешествие.
Девушка колебалась; вокруг все дышало спокойствием и безмятежностью, над густой шелковистой травой возвышались тенистые деревья. Поэтому она решила, что садиться рядом с Филиппом слишком опасно, и устроилась в стороне. Ее маневр не ускользнул от офицера, и, не сдержавшись, он ехидно заметил:
- О, как вы далеко ушли! Еще пару шагов в сторону - и я решу, что вы боитесь меня.
Камилла поняла, что она действительно выглядит смешной, и тут же изобрела первое попавшееся объяснение:
- Здесь трава гораздо мягче.
- В таком случае позвольте и мне устроиться там же.
Теперь у нее не было причин протестовать, и с замиранием сердца она смотрела, как Филипп приблизился и сел совсем рядом с ней. Он неспешно поел, а потом, растянувшись во весь свой высокий рост на мягкой траве, оперся на локоть и принялся смотреть в сторону Альп. Камилле кусок не шел в горло; она сидела, уставившись в землю, и страшно боялась встретиться взглядом с Филиппом.
Но, казалось, он вовсе не интересовался ею; внимание его было целиком приковано к горам. Камилла, стараясь не дышать, украдкой наблюдала за ним. Она впервые видела Филиппа так близко, в таком непривычном положении - вытянувшимся на земле, молчаливым и умиротворенным. Лежа, он казался еще выше. Девушка рассеянно перебирала упавшие на землю крошки; так как шевалье явно не собирался начинать разговор, она первой нарушила тишину.
- Какое величественное зрелище! - тихо проговорила она. - Никогда не устаешь любоваться горами.
- Вы правы, - согласился шевалье, продолжая созерцать раскинувшийся перед ними пейзаж. - Помню, когда я жил в Версале, мне не хватало именно этих вершин - вечных и всегда неведомых. А там вокруг одни унылые равнины!
Камилла удивилась:
- Вы бывали в Версале?
- Ну да. Несколько лет назад. Впрочем, моя мать и брат и сейчас живут там.
Девушка оживилась, совершенно позабыв о своем смущении! Она внезапно осознала, что почти ничего не знает ни о прошлом д’Амбремона, ни о его семье. Он никогда не рассказывал ни о себе, ни о своей жизни.
- А почему вы не остались с ними? - спросила она.
- Я вам уже ответил: мне не хватало гор.
- Но ведь вы родились не в этих краях?
- Нет, но здесь прошло мое детство. Я прекрасно знаю Савойю, мне здесь хорошо.
- А разве вам не хотелось бы жить вместе со своей семьей?
Некоторое время взор шевалье продолжал блуждать где-то вдалеке, потом Филипп обернулся к собеседнице:
- Семья прекрасно обходится без меня… А я не могу жить в Версале, там мне не хватает воздуха - во всех смыслах. Вы не представляете себе, каково существование скромного дворянина при дворе короля Франции. Чтобы чего-нибудь добиться, нужно или обладать несметным состоянием, или иметь громкое имя. Там все продается; командование армией находится в руках мальчишек; повсюду можно встретить капитанов двенадцати-тринадцати лет: родители сумели купить для них полк. Отвага и доблесть ничего не значат, и те, кто еще почитают эти качества, не имеют успеха в гостиных.
- Какую грустную картину вы нарисовали!
- Увы, это правда. Поэтому я и решил перебраться в Пьемонт. Здесь король предоставляет шанс каждому, кто готов честно ему служить, невзирая на титулы и состояния. Почести достаются самому отважному и преданному, а не самому богатому и титулованному. Мне кажется, что его величество не очень-то доверяет надменным вельможам; во всяком случае в его глазах качества человека имеют большее значение, нежели древность его происхождения. Это великий монарх и исключительный человек, и я горжусь тем, что состою у него на службе.
- Но жизнь в Версале должна иметь и свои притягательные стороны! Говорят, там устраивают поистине феерические празднества и удивительные зрелища.
- Действительно, Людовик XV тратит огромные суммы на развлечения, так же поступал и регент. Поводов развлечься такое множество, что большинство придворных, пресытившись, тем не менее привыкают тратить на удовольствия баснословные деньги. Нередко они начинают предаваться непристойным и опасным занятиям, повсюду идет азартная игра, даже в королевских покоях. Ради мимолетного торжества там мошенничают, а затем разоряются. И мне как-то сложно назвать такую жизнь сказочной. Я полностью поддерживаю нашего монарха, запретившего в Турине азартные игры, ибо это настоящая проказа, разъедающая здоровое тело нации.
- Какая пылкость! А я и не подозревала, что в вашем лице король имеет столь пламенного защитника.
- Я просто понимаю: нам необычайно повезло, что мы имеем такого государя. Возможно, вам его мудрость в распределении богатств королевства кажется вполне естественной, но, смею вас уверить, в Европе не часто встретишь монарха, проявляющего столько здравого смысла и рассудительности в управлении государством.
- Я это знаю и полностью с вами согласна. Как-то раз король сказал мне, что он во всем доверяет вам; теперь я вижу, насколько он прав, и, исходя из ваших слов понимаю, отчего он вас так ценит.
Филипп внимательно посмотрел на девушку. Намекнув на свои близкие отношения с Виктором-Амедеем, она вновь возбудила любопытство шевалье. Он не мог понять, почему между королем и Камиллой существуют весьма близкие и дружественные отношения и каким образом они сложились. Он знал, что девушка родом из Савойи, а ее блестящее владение оружием позволило ей поступить на военную службу и получить офицерский чин. Об этом рассказывала сама Камилла.
Однако в ее жизни оставалось множество темных пятен, и близость к королю - одно из них. Как объяснить, что скупой на почести и похвалы монарх осыпает Камиллу неслыханными милостями, хотя она не совершила никаких героических деяний, кроме разоблачения заговорщиков? Почему монарх всегда относился к ней на удивление благосклонно, почему требовал, чтобы ее постоянно опекали?
Ни на один из этих вопросов Филипп не получил ответа, поэтому ему оставалось лишь притворяться, что они его не интересуют. Он давно уже отказался от мысли расспрашивать Камиллу: каждый раз она самым немыслимым образом увиливала от ответов, а потом некоторое время вела себя с ним необычайно настороженно, так что шевалье предпочитал не настаивать на них. Возможно, сейчас ему удастся узнать о ней немного больше.
Смутившись от столь явного интереса к ее словам, Камилла умолкла и продолжила перебирать траву.
- А вы сами разве никогда не покидали пределы Савойи? - спросил д’Амбремон, желая направить разговор в интересующее его русло.
- Нет. Все мое детство прошло в тихой глухой деревушке. Поездка в Турин - самое дальнее и долгое путешествие в моей жизни.
- Но вы же говорите на нескольких языках!
- О! Не считая французского и итальянского, немного на немецком, и все. И то только благодаря барону: он обучал меня.
- Потому что ваша мать была немка?
- Да, вероятно.
- А откуда родом ваш отец?
- Полагаю, из Савойи.
- Но точно вы не знаете?
- Нет… Нет. Почему вы задаете мне все эти вопросы? - внезапно встрепенулась девушка, занимая оборонительную позицию.
- Я вовсе не хочу показаться нескромным. Просто мне хочется побольше узнать о вас. Мне кажется, нам стоит воспользоваться этим путешествием, чтобы лучше узнать друг друга.
- Зачем? - сухо спросила она.
Она не выносила, когда затрагивали щекотливый вопрос о ее происхождении: ей приходилось лгать, а с каждым днем делать это было все труднее.
- Соблаговолите меня извинить, - раздраженно произнес шевалье, поднимаясь. - Боюсь, я был излишне любопытен и необдуманно разозлил вас!
Решительным шагом он направился к коню. Камилла быстро вскочила на ноги, огорченная его резкостью; она понимала, что д’Амбремон не сделал ничего плохого. Приблизившись к нему, она тихо взяла его за руку.
- Простите, Филипп, - прошептала она. - Я не хотела вас обидеть. Но вы знаете, что мне всегда тяжко воспоминать о погибших родителях.
- Не будем больше об этом говорить. Пора ехать.
Погруженные каждый в свои мысли, они молча двигались в сторону Сюзы.
66
Они доехали до небольшого городка и зашли в таверну поужинать.
Мрачный и дымный зал был полон: дорога на Мон-Сени считалась удобной в Альпах и потому наиболее оживленной. И хотя многие путешественники требовали ужин, Камилла и Филипп получили его первыми: офицеры короля пользовались определенными привилегиями.
Трактирщик подал им превосходный омлет с грибами и жареную свинину. Они ели и обменивались впечатлениями о посетителях придорожной таверны. Неожиданно к шевалье подошла служанка и устремила на него весьма выразительный взор; несомненно, ее покорила красота дворянина. Камилла с трудом сдержала злой упрек, хотя и начала привыкать к успехам блистательного офицера, однако сегодня ей не улыбалось остаться одной, без спутника, из-за какой-то смазливой девицы. Филипп заметил ее недовольство.
- Что-нибудь не так? - вежливо спросил он.
- Вы все прекрасно понимаете!
- Отнюдь, объясните мне, пожалуйста.
Камилла бросила на него убийственный взгляд.
- Эта девица соблазняет вас!
- И что я должен делать, чтобы помешать ей? Вы что-то придумали?
- Полагаю, вы не собираетесь ей препятствовать…
- Вы так считаете? Значит, вы слишком плохого мнения обо мне.
- Я видела, как вы волочились за служанками в гостинице.
Филипп откинулся на спинку стула; горячность его спутницы забавляла его:
- А вы случайно не ревнуете?
- Я? Что вы о себе воображаете!
- Очень жаль… Однако я тоже могу сделать вам подобный упрек; видите, там, в глубине зала, сидит женщина; она просто пожирает вас глазами.
- Какая женщина? - спросила девушка, оглядываясь по сторонам. Наконец, заметив миловидную особу, действительно заговорщически подмигивавшую ей, она залилась густой краской.
- Таков удел всех королевских офицеров; где бы мы ни появлялись, мы везде воспламеняем женские сердца, - с притворным вздохом произнес шевалье, лукаво глядя на Камиллу. - Полагаю, что издалека, да еще в полутьме, в мундире вас вполне можно принять за юношу.
- Не вижу здесь ничего веселого!
- Если вас это не устраивает, есть превосходный способ все уладить.
- Какой?
- Распустите ваши волосы: Тогда служанка поймет, что у меня уже есть дама сердца, а ваша поклонница поймет свою ошибку.
- Ни за что!
- Но почему?
- Я не хочу лохматой въехать в Экзиль. А без зеркала я не сумею как следует заплести косы.
- Я вам помогу…
- Исключено, - вскричала она, помня прошлую попытку Филиппа помочь ей.