Солдат, чье ружье она держала в руках, угрюмый широкоплечий детина, был в два раза выше Камиллы. Он испугано смотрел на девушку.
- Ты считаешь, я к тебе придираюсь? - спросила она, не давая сбить себя с толку.
Ответа она не получила.
- Капитан, - отважился вмешаться стоящий рядом солдат, - он вас не понимает. Он родом из Пьемонта и говорит только на наречии своей родной деревни.
Камилла была поражена:
- Но… как же тогда он исполняет команды?
- Он выучил несколько слов, ровно столько, сколько нужно, чтобы не ошибаться при исполнении команд. Иногда один из его товарищей растолковывает ему слова командира.
- И много среди вас таких солдат?
- Хватает, - ответил один из офицеров.
Девушка вздохнула:
- Хорошо! Есть здесь кто-нибудь, кто мог бы перевести ему, что я сказала?
Один солдат сделал шаг вперед:
- Я, капитан.
С помощью переводчика Камилла расспросила пьемонтца, откуда он родом и чем занимался, пока не попал в армию. Парень оказался сыном винодела.
- Скажи мне одну вещь: надеюсь, ты разбираешься в том, как следует делать доброе вино?
Парень утвердительно кивнул головой; лицо его внезапно озарила робкая туповатая улыбка, обнажившая его желтые зубы.
- Так вот, - продолжила девушка, - ты когда-нибудь видел, чтобы виноград давили в грязных чанах, с налипшими на стенки ягодками прошлогоднего урожая, а потом получали бы хорошее вино?
Сказав "нет", парень рассмеялся. Сама мысль об этом была для него совершено невозможна.
- Тогда почему же ты думаешь, что сможешь хорошо стрелять, если дуло твоего ружья наполовину забито порохом? Удачный выстрел - это как хорошее вино: требует многих усилий. Ты меня понял?
Парень одурело взирал на Камиллу. Потом резко забрал у нее из рук ружье и со всей силой принялся его начищать; его решительные действия вызвали у девушки улыбку:
- В будущем постарайся держать свое оружие в порядке… И надеюсь, когда-нибудь нам доведется попробовать твоего вина!
Она отошла от солдата, уверенная, что теперь у этого парня будет самое чистое ружье во всем гарнизоне. Таким же образом она продолжила свой обход войска; она раздавала советы и, если случалась необходимость, взыскивала, делая это добродушным и мирным тоном; постепенно ей удалось завоевать суровые воинские сердца. Она совершено не заметила, как пролетело время, и очень удивилась, когда один из офицеров напомнил ей о часе обеда.
Она направилась на встречу с д’Амбремоном; улыбаясь, шевалье уже направлялся к ней навстречу.
- У вас все в порядке, капитан де Бассампьер?
По виду Камиллы он без слов понял, что она полностью удовлетворена сегодняшним утром. Столь же красноречивы были и лица окружавших ее солдат.
- Почти все, полковник; осталось устранить кое-какие неполадки, а в целом все очень даже неплохо.
- Прекрасно. Значит, мы спокойно можем идти обедать и вскоре окончательно завершим нашу работу.
- Прошу вас, полковник, - указал в сторону каменного здания один из офицеров, - стол накрыт в том же помещении, что и вчера.
- Для вас, но не для нас, лейтенант. Мы с капитаном решили сегодня разделить трапезу с солдатами.
- Но… - попытался протестовать изумленный офицер.
- Не теряйте времени, идите и обедайте со всеми остальными. Скоро вы нам понадобитесь.
Растерянный офицер удалился, однако через несколько минут вернулся обратно, на этот раз в сопровождении коменданта, багрового и потного.
- Вы только полюбуйтесь, - восклицал он, - лейтенант - совершеннейший осел, уверяет меня, что вы собираетесь обедать вместе с солдатами.
- Совершено верно. Надеюсь, вы не находите в этом желании ничего предосудительного?
- Ну да, конечно… нет, в общем-то, да. Скажем так, мы приготовили несколько необычных блюд…
- Если вам так хочется угостить нас, оставьте их на вечер. Мы приехали сюда не пировать, а исполнить поручение его величества. Именно поэтому я принял решение пообедать вместе с солдатами гарнизона. Но, прошу вас, не нарушайте вашего распорядка и отправляйтесь на обед.
- Мы не можем оставить вас одних. Если вы решили обедать под открытым небом, мы присоединимся к вам.
- Не стоит. Делайте так, как привыкли, как будто нас тут нет.
По тону шевалье было ясно, что он не потерпит дальнейших пререканий. Комендант вместе со своим штабом отступили, а Филипп и Камилла направились к гарнизонному раздатчику пищи. Тот протянул обоим офицерам по плошке, наполнил ее ароматным рагу и вручил по куску хлеба.
- Черт возьми, любопытно, пахнет совсем недурно, - тихо прошептал д’Амбремон, чтобы его могла услышать только его спутница.
- А вас что-то беспокоит? - также шепотом спросила Камилла.
- Разумеется! Ведь вы никогда не пробовали солдатской еды, а она, знаете ли, бывает очень разной.
- И вы все же согласились на мое предложение?
- Да, и думаю, скоро вы поймете почему.
И прежде, чем сесть рядом с молодым солдатом, шумно хлебавшим свой суп, шевалье заговорщически подмигнул Камилле. Солдат смутился и перестал есть; он явно неловко чувствовал себя в присутствии знатного вельможи, которому подчинялся сам комендант крепости.
- Итак, солдат, что скажешь относительно сегодняшнего обеда? - спросил его Филипп.
Но Камилла не слушала его. Она уселась немного поодаль и по-своему приступила к делу. Разумеется, шевалье был образцовым офицером, однако он совершенно не владел искусством разговора с простыми людьми; даже когда он очень старался быть любезным, в голосе его все равно прорывались снисходительные, даже надменные нотки, свидетельствовавшие о том, что он прекрасно усвоил уроки дворянского воспитания, и собеседники обычно быстро замыкались в себе.
Камилла выросла в деревне, среди крестьян, ей были понятны и близки их чувства. Она не презирала их из-за того только, что они грубы и необразованны, не видела в них низших существ; она была убеждена, что благородство человека зависит от его сердца и его поведения, а не от громкого титула. В этом она походила на своего деда, умевшего ценить людей за их таланты, а не за принадлежность к аристократии.
Сейчас ей прежде всего необходимо завоевать доверие нескольких солдат, чтобы они, почувствовав себя свободно, стали рассказывать о своей службе. Она заметила одного молодого парня, с завидным аппетитом поглощавшего обед, и устроилась рядом с ним. Некоторое время она сидела молча, казалось, полностью сосредоточившись на еде. Опустошив наполовину свою миску, она тяжело вздохнула:
- Уф! Больше не могу. Похоже, повар положил мне слишком большую порцию. - Повернувшись к жующему рядом солдату, она предложила: - Может быть, ты поможешь мне справиться с этим рагу? Я не хочу, чтобы мой начальник заметил, что я не доела обед; он постоянно упрекает меня за чахлый вид.
Солдат не заставил себя просить. Оглядевшись, он быстро перелил содержимое миски Камиллы в свою и пробормотал:
- Вот так будет неплохо!
- Спасибо, - поблагодарила его Камилла. - Как твое имя?
- Гаспар.
- Ты не из Пьемонта?
- Нет, я из Савойи.
- Вот как! Значит, мы земляки. Я тоже родилась в Савойе…
- А где, если не секрет?
- Возле Анси.
- У меня там живут родственники. Но сам я родом из Морьенна…
Несколько минут они обменивались воспоминаниями о разных уголках своего родного края. Камилла ловко перевела разговор на местную кухню, а потом перешла к кухне гарнизонной.
- А хлеб, - внезапно спросил парень, пристально глядя на кусок, от которого Камилла время от времени отщипывала по крошке, - вам он тоже больше не нужен?
Сдерживая улыбку, она отщипнула последний кусочек и протянула оставшийся ломоть солдату:
- Держи, ешь.
- Так вы уверены, что больше не голодны?
- Разумеется, - солгала она.
В действительности ей страшно хотелось есть, просто она привыкла есть медленно. Она никогда не набрасывалась на пищу, как делал это сидевший рядом с ней молодой солдат, усиленно работавший челюстями; впрочем, тот не мог понять, как можно тянуть с едой: если перед тобой еда, надо есть!
Но Камилла не пожалела о своем поступке, потому что, насытившись, солдат проникся к ней доверием и пустился в весьма любопытные откровения. Постепенно к ним подошли его товарищи, которые стали дополнять его рассказы. И вскоре все они уже разговаривали с девушкой как со старым приятелем.
Д’Амбремон, издали наблюдавший за этой сценой, с тревогой смотрел, как вокруг Камиллы образовывается плотный круг солдат; видя, с какой легкостью Камилла завоевала доверие гарнизона, он почувствовал укол ревности и счел необходимым вмешаться:
- Капитан!
Девушка мгновенно вскочила; тон шевалье был весьма далек от любезного.
- Что случилось, полковник? - спросила она, не двигаясь с места.
- Вы очень обяжете меня, если подойдете поближе. Мне надо с вами поговорить.
Она ошибалась или же Филипп действительно был рассержен? Встревоженная, она встала и, пообещав своим сотрапезникам продолжить начатый разговор, направилась к своему начальнику.
Совершенно невозмутимый, шевалье стоял скрестив руки на груди и ждал ее. Однако Камилла уже научилась распознавать, когда он бывал недоволен, и сейчас ясно видела, что он чем-то рассержен.
- Филипп? - вопросительно прошептала она.
- Кажется, я просил вас не отходить от меня далеко, - процедил он сквозь зубы.
- Но… Я никуда не отходила! Я просто разговаривала с солдатами.
- Для этого не надо было садиться так далеко от меня. Тем более что я не узнал ничего интересного…
- Это и неудивительно. С вашими-то методами! - усмехнулась она.
- А у вас есть возражения?
- И очень много. Во всяком случае, мне удалось выяснить некоторые любопытные вещи.
- Какие именно? Какие в гарнизоне секреты?
- В общем-то, ничего серьезного. Однако, похоже, интенданты занимаются перепродажей продуктов; в отдельные дни порции солдат бывают просто крошечными. Так продолжается уже несколько лет, и ни один офицер ничего об этом не знает. Потому что ни один солдат не смеет жаловаться.
И Камилла подробно рассказала Филиппу обо всем, что ей удалось узнать. Тот внимательно слушал, время от времени кивая головой.
- Итак, значит дело все-таки в этом. Каждый раз, приезжая с проверкой в этот гарнизон, я чувствовал, что здесь происходит нечто непонятное, тайно подрывающее боевой дух людей, но ни разу не сумел докопаться до истины. А оказывается, речь идет всего лишь о продовольствии!
- Не забывайте, питание занимает большое место в жизни этих людей. Это, по сути, единственное доступное им удовольствие.
- И вы сами обо всем догадались?
- О нет! Мне просто рассказали об этом. Когда умеешь разговорить людей, завоевать их доверие, всегда остаешься в выигрыше.
- Я никогда не забуду этого урока. А сейчас идемте к коменданту, надо доложить ему о выявленных вами злоупотреблениях.
70
Филипп взял дело в свои руки, а Камилла вернулась к прерванной проверке, предоставив шевалье и коменданту возможность вести расследование. Известие о незаконной торговле солдатскими продуктами обрушилось на коменданта словно гром с ясного неба: он никогда не подозревал, что интенданты его гарнизона нечисты на руку! Нет, он просто не переживет этой новой напасти, обрушившейся на его голову! И зачем только к ним занесло этих злосчастных королевских эмиссаров! Теперь он страстно желал, чтобы они как можно скорее убрались восвояси и жизнь в гарнизоне снова вошла в свое привычное русло.
В душе д’Амбремон вынужден был признать, что Камилла блестяще справилась со своей задачей. Чтобы преуспеть там, где шевалье ничего не мог сделать в течение нескольких лет, ей хватило нескольких минут… Раза три-четыре в год по поручению Виктора-Амедея д’Амбремон ездил в этот гарнизон и всякий раз чувствовал, как среди солдат нарастает скрытое недовольство. И каждый раз, задаваясь вопросом, каковы могут быть его причины, он не получал на него ответа. С виду все шло своим чередом: как и везде, тягучая рутина. В конце концов он решил, что дело исключительно в безликом характере коменданта, добросовестного служаки, не обладавшего никакими талантами, в том числе и способностями военачальника. Но вот явилась неопытная Камилла и мгновенно узнала, откуда проистекает зло. Впрочем, нечестность интендантов являла собой всего лишь часть вопроса; главной проблемой гарнизона крепости была слишком замкнутая иерархия. Офицеры, не будучи ни жестокими, ни излишне строгими, тем не менее совершенно равнодушно относились к солдатским нуждам. Основные трудности возникли из-за отсутствия связи между офицерами и солдатами; девушка подметила это, исправила ошибку и сразу выведала секрет, столь тщательно оберегаемый от офицеров.
Итак, Филипп вынужден был добавить еще два качества в длинный список достоинств Камиллы: гибкость и открытость ума. Он также должен был признать ее умение ориентироваться в сложной ситуации. Она впервые совершала инспекторскую поездку в гарнизон и прекрасно справлялась со своей задачей, вызывая тайное восхищение Филиппа. Сначала ему казалось, что она будет чувствовать себя неуверенно, что у нее возникнет масса трудностей и она запросит у него помощи; но ничего подобного не случилось. Она прекрасно выполнила свое задание, сумев побороть первоначально враждебное отношение к себе мужчин. Поистине Камилла - необыкновенная женщина; он впервые встретил такую, и не мудрено, что влюбился в нее!
Еще тогда, в тюрьме, где она была всего лишь ничтожной узницей, он угадал в ней недюжинную натуру и с трудом поборол в себе восхищение ею. Теперь он перестал сопротивляться ее обаянию, наоборот, с радостью поддавался ее чарам и ждал, когда же наконец сможет безудержно предаться своей страсти; он не сомневался, что этот миг непременно наступит!
Совершенно не подозревая, какой восторг вызвал в душе Филиппа ее успех, Камилла спокойно продолжила работу. Теперь ей предстояло проверить состояние крепостной артиллерии и убедиться, в порядке ли орудия.
Ее познания относительно пушек были значительно более скромными, поэтому она обратилась к опыту и знаниям сопровождавших ее офицеров. Впрочем, она быстро убедилась, что все батареи находятся в боеспособном состоянии, а канониры отличаются завидной меткостью.
К вечеру она была готова представить шевалье подробный рапорт о том, что ей удалось сделать и увидеть за сегодняшний день. Они встретились за ужином - теперь уже вместе с офицерами; за столом зашел разговор об интендантах, чье воровство было обнаружено исключительно благодаря проницательности Камиллы. Комендант и Филипп размышляли, какому наказанию подвергнуть преступников, обкрадывавших своих товарищей. Речь шла о поваре и об одном из его помощников, отвечавшем за снабжение гарнизона; никому никогда даже в голову не пришло бы заподозрить их, настолько благоприятное впечатление они производили. Именно повар оказался подстрекателем. Он же добился молчания солдат, установив среди них настоящий террор.
- Надо примерно наказать воров, чтобы другим неповадно было! - пылко воскликнул комендант. - Никто не смеет безнаказанно обирать солдат короля. Я считаю, их следует повесить!
Камилла нахмурилась:
- Повесить? Не слишком ли это суровое наказание?
- Зато мы обезопасим себя от повторения подобной истории!
- Но, убив этих людей, вы не достигнете желаемого; необходимо более внимательно относиться к солдатам в гарнизоне, только тогда вы избежите ее повторения! - Камилла притворилась, будто не заметила сурового взгляда д’Амбремона, брошенного на нее с другого конца стола, и с жаром продолжала: - Мне кажется, крайние меры никогда не помогали решению вопросов - ни в армии, ни где-либо.
- И что же вы предлагаете? - спросил комендант, не решаясь возражать эмиссару короля, хотя его мнение полностью отличалось от мнения последнего. - Кнут, позорный столб или отрубание руки?
Камилла широко открыла глаза; мысль о том, что из-за нее два человека будут подвергнуты пыткам, ужаснула ее. Зачем только она вмешалась в это дело? Вернее, почему она не решилась идти до конца и, выявив виновных, не отправилась к ним сама и не наказала их так, как считала нужным она?
Филипп догадался, какие мысли терзают девушку. И, так как комендант, еще раз настоятельно подчеркнув необходимость наказания, повернулся к нему за поддержкой, задумчиво начал:
- Разумеется, подобный проступок заслуживает наказания. Но у нас имеются две возможности решить вопрос: или мы делаем их преступления достоянием гласности, и тогда вы становитесь к ним причастны, ибо напоминаю вам, что, будучи комендантом форта, вы отвечаете за все, что здесь происходит, или же мы улаживаем вопрос менее официально и соответственно принимаем более гибкие решения.
- Но… я совершенно не виноват в том, что эти два мерзавца злоупотребили своим положением!
- Увы, виноваты. Старший офицер несет ответственность за своих подчиненных. Так гласит устав, и никто, даже я, не имеет права не соблюдать его.
- Бог мой, но что же мне делать? - воскликнул ошалевший комендант.
Д’Амбремон повернулся к Камилле:
- Ваше мнение, капитан?
Она колебалась, продолжая размышлять:
- Мне кажется, следует вызвать этих людей и выяснить, что у них за душой. Если речь идет о закоренелых злоумышленниках, я бы с позором выгнала их из армии. Но, если бы я обнаружила, что они только оступились, я бы постаралась усовестить их; а в наказание заставила бы делать всю черную работу, необходимую для всего гарнизона…
- Пусть будет так, - отрезал Филипп, к великому удивлению девушки, ожидавшей, что он мгновенно высмеет ее.
Она бросила на шевалье взгляд, исполненный признательности. Д’Амбремон встал:
- Пора ехать! Я доволен, что нам удалось прийти к полному согласию. Господа, мы прощаемся с вами: завтра на заре мы покидаем Экзиль. А теперь, комендант, проводите нас в комнаты; сегодня я проведу ночь в том помещении, которое вы мне любезно приготовили вчера вечером; походная кровать оказалась слишком неудобной!
Он понимал, что ему необходимо выспаться, и чувствовал себя не в состоянии провести подле Камиллы еще одну ночь, борясь со своей страстью. Уж лучше он будет спать как можно дальше от нее! Дойдя до дверей своей комнаты, девушка обернулась к шевалье; присутствие коменданта стесняло ее, и она не могла выразить Филиппу всю свою благодарность. Поэтому она удовольствовалась тем, что своими ясными глазами взглянула прямо в глаза молодого человека и прошептала: "Благодарю и доброй ночи!"; слова эти значили очень много, и они дошли до самого сердца шевалье.
Теперь д’Амбремону захотелось как можно скорее вновь оказаться один на один с прекрасной чаровницей!