Стив… Джинни подумала, что, наверное, усыновленный отцом Джоанны юноша похож на него - они одного возраста, оба родом с Запада. Наверное, мужчины Запада схожи между собой: энергичные, решительные, жесткие и непреклонные. Должно быть, брат Джоанны воевал последние два года. Каким он вернулся с войны, и сохранилась ли та близость между отцом и приемным сыном, о которой с ревностью говорила Джоанна? Сумеет ли она, Джинни, выдав себя за Джоанну, вытеснить этого приемыша из сердца мистера Чепмена? Отец Джоанны отказался от родной дочери и взял в сыновья чужого ребенка, отверг жену и стал жить с любовницей… Сожалел ли он о своих поступках? Есть ли в его сердце любовь к дочери, которая росла вдали от него? Что он за человек, этот мужчина, который предал свою жену, заведя любовницу, имел сразу двух женщин? Джинни почувствовала, что она не сможет ни полюбить, ни уважать мистера Чепмена. Как трудно будет притворяться!
Джинни очнулась от своих дум и посмотрела на проводника, силуэт которого четко рисовался на голубом небе. Вчера он был так мил, а сегодня не обращал на нее внимания. Стив ехал на своем гнедом, пустив его ровным шагом. Зачехленное ружье, седельные мешки с одеждой, скатка с постелью за седлом - все было пригнано ловко, умело. За поясом - два кольта с инициалами "С. К." и длинный нож за голенищем. Красная рубашка проводника горела ярким пятном, которое было видно всем путникам.
Джинни то шла пешком, то ехала верхом и правила фургоном, и была рада теперь, что ежедневные походы, на необходимости которых настаивал Стив, дали ей закалку. Она расстраивалась каждый раз, как проводник объезжал обоз: мимо ее фургона Стив неизменно проезжал с другой стороны, не бросил ей ни одного взгляда и не подошел к ней во время короткой стоянки для полдника. Правда, успокаивала она себя, у него много разных забот в начале пути.
Переправы через реку Канучи и через несколько ручьев прошли благодаря его надзору без всяких осложнений.
В районах, пограничных саванне, они все время встречали следы опустошительного шермановского "Похода к морю": сожженные и разграбленные плантации, разрушенные дома и амбары, обвалившиеся навесы, обветшавшие церкви и ютящиеся среди развалин подавленные южане. Некоторые плантации были брошены, в развалинах больших домов поселились бродяга. Здесь и там поднимались новые дома и зеленели поля - это были плантации, захваченные "саквояжниками". На этих полях трудились наемные рабочие - белые и черные, - бывшие рабы, теперь - поденщики. Джинни подумала, как перенесли войну Зеленые Дубы, ее родная усадьба, попавшая в руки мачехи.
"Чего бы я хотела? - спрашивала она себя. - Поехать в Техас, рассказать отцу Джоанны всю правду и уехать в Колорадо со Стивом…"
Разве ты настаивала бы на своей просьбе, Джоанна, обращалась она мысленно к умершей подруге, если б узнала, что я влюбилась и потеряю свою любовь, если сдержу свою клятву отомстить за тебя? Я бы хотела, чтобы ты была рядом со мной - мне не с кем посоветоваться. Что мне делать? Я не могу нарушить клятву, я бы всю жизнь себе этого не простила, твоя память священна для меня, Джоанна, и обет нерушим. И потом, знаешь ли, я должна молчать из-за мистера Эвери, а то я подведу его. Да и Стив, узнав правду, откажется от меня…
…У Джинни не было ни дома, ни денег, ни помощи. У нее был единственный выход - продолжать путь на ранчо Чарльза Эвери, рассчитывая на его великодушие и помощь. И она не могла раскрыть тайну, возникшую в ту памятную ночь, когда умерла ее лучшая подруга.
В вечерних сумерках Стив остановил обоз, выбрав для ночевки опушку густой тенистой рощи. Чарльз развел костер, и Джинни "состряпала" ужин, открыв два плотно закрытых кувшина консервированного супа с ветчиной, приготовленного Мартой. К супу она поджарила кукурузу, а на десерт сварила кофе - этому Джинни уже научилась у Элли. Они выпили по ковшику молока - Чарльз брал его теперь у Стюарта Девиса. После ужина Джинни помыла тарелки водой из бочонка - экономить воду не приходилось, потому что днем ее набирали из встречавшихся по пути рек. Потом Джинни помогла Чарльзу смазать колесные оси и насыпала на ночь зерна мулам - они паслись во время стоянки на траве, но нужно было подкармливать их и зерном, чтобы животные были в хорошем состоянии во время трудного пути.
Джинни подумала, что Стив знает свое дело: зерно везли в двух отдельных фургонах, не перегружая тяжелыми мешками семейные фургоны.
Окончив домашние дела, Джинни пошла поболтать с подругами, а Чарльз направился к фургону Эда Кинга, потом туда подошли Гарри Браун, Дэниэлс и Карл Мэрфи из Джорджии.
Когда они оба вернулись к своему фургону, Джинни спросила Чарльза:
- Вы знаете этого Мэрфи? Он не разоблачит наш обман? - Она опасалась, что переселенец из Джорджии мог быть прежде знаком с Эвери и знает, что его настоящая дочь умерла.
Чарльз погладил руку Джинни и успокоил ее:
- Не волнуйся, девочка. Никто не знает о судьбе моей Анны, и никто не знает, что ты приехала из Англии. Даже если вздумают проверять, мы в безопасности.
Джинни вздохнула с облегчением - она очень боялась, что ее уличат во лжи…
Через двадцать минут все утихло, и лагерь погрузился в сон.
На следующий день они ехали по зеленым равнинам, иногда - по пологим холмам. Только два раза встречались топкие места. Они проезжали через пышные рощи и миновали несколько разрушенных ферм с поваленными изгородями, пересекли реку Огупи, шириной местами до пятидесяти футов, медленно несущую свои темные воды, иногда с быстринами на глубине.
В четверг обоз пересек равнину, поросшую дубами и цветущими сливовыми деревцами. Местами почва была неровной. Все цвело и зеленело; в этом краю было много и вечнозеленых деревьев. Иногда они встречали старые церкви с кладбищами при них. Они были обрадованы тем, что деревянный мост через широкую быструю реку Окони сохранился в целости, хотя и обветшал. Переправились не вереницей, а по одному фургону. Это был единственный мост, который они встретили за четыре дня пути, хотя пересекли уже немало потоков и ручьев.
На стоянке в четверг Джинни подумала, что уже четвертый день Стив избегает ее. Все эти дни на стоянках он ел вместе с возчиками зерновых фургонов, хотя многие семьи приглашали его обедать и ужинать с ними. Днем, объезжая обоз, он заговаривал с мужчинами и женщинами, но к ее фургону подъезжал только для того, чтобы обменяться несколькими фразами с Чарльзом, в то время как Джинни правила. Она вела фургон уверенно, без затруднений - уроки Стива прошли недаром.
Почему, твердила себе Джинни, он снова отстраняется? Ведь он признался Чарльзу, что увлечен ею, и вот за четыре дня - ни слова, ни ласки, ни поцелуя! А она жаждала всего… или одного из трех… Ведь и ей самой он предложил дружбу, танцуя с ней в воскресенье, а теперь снова ведет себя как чужой…
Тем не менее Джинни каждую ночь, усталая от дороги, крепко спала в фургоне. Чарльз Эвери расстилал свою постель на траве или на дощатом настиле под фургоном. Со дня отправления с берега Огичи не было стоянок у реки, поэтому приходилось ограничиваться умыванием. Благодаря Мартиным консервированным супам и овощам Джинни легко справлялась с готовкой и уже привыкала к походной жизни, которую путникам предстояло вести еще много недель.
В пятницу они ехали то по равнине, то по плавным пологим холмам, которые крепкие мулы легко одолевали, лишь слегка замедляя шаг.
Они остановились недалеко от берега реки Окмульджи, поросшего густым кустарником, среди могучих сосен, усыпавших землю ковром сухих игл, и были настигнуты облаком цветочной пыльцы, оседлавшей на спинах разгоряченных мулов и на лицах людей, окрашивая их в солнечно-желтый цвет. Некоторые начали чихать и тереть слезящиеся глаза. Все закрыли входы в фургон парусиной, чтобы пыльца не проникла внутрь.
Чарльз Эвери одолжил лошадь у Девиса и выехал с Джинни на равнину обучать ее верховой езде. Она давно хотела научиться ездить верхом по-ковбойски, опасаясь, что ее английская дамская посадка вызовет насмешки, и была очень рада, что без труда освоила урок Чарльза. Через полчаса они заметили скачущего к ним Стива Карра. Джинни удивилась и обрадовалась, хотя он подъехал не к ней, а к Чарльзу.
- Развлекаетесь? - спросил он.
- Немножко? - улыбнулся Чарльз, а Джинни коротко кивнула, Не буду с ним заговаривать, пусть помучается, как я мучилась эти четыре дня, подумала она.
Но он наклонился к ней с седла и непринужденно сказал:
- Ну, я видел, что мои уроки оправдали себя в дороге, мисс Эвери! Вы неплохо справляетесь!
- Да, благодарю вас, - ответила Джинни сухо, - ваши уроки себя оправдали.
Проводник перекинулся несколькими фразами с Чарльзом Эвери, но тот вскоре притворно зевнул и сказал:
- Старые кости отдыха просят - пойду спать. Стив, вы побудете с Анной и проводите ее в лагерь?
- Нет, - торопливо возразила Анна, - я вернусь с вами, отец! Я тоже устала и домашние дела еще не кончила.
- Да мне нетрудно вас проводить, Анна, - сказал проводник. - Ведь еще рано.
Но она не хотела, чтобы он решил, что она поддерживает уловку Чарльза и хочет остаться с ним наедине.
- Нет, мистер Карр, спасибо, не надо! - Анна натянула поводья и поскакала к лагерю.
Двое мужчин обменялись взглядами.
- Да, сынок, она на тебя обиделась, - заметил Чарльз. - Женщины не любят, когда им не уделяют внимания.
Стив сделал вид, что удивлен:
- Вам кажется, что она дуется на меня?
- Да, и не без основания. Если она тянется к тебе, нехорошо ее отталкивать. Жаль, если вы не станете друзьями.
- Что вы хотите сказать, сэр?
- Анна сейчас нуждается в друзьях, я говорил вам, какое у нее горе. А за время обучения она привыкла уважать вас, опираться на вашу поддержку, восхищаться вашей силой и сноровкой. Если она лишится опоры, которую чувствует в вас, да еще, не дай Бог, со мной что-нибудь случится, не знаю, что с нею станется. Анна умная и смелая, но она до сих пор не жила самостоятельной жизнью. Ее опекали учителя и воспитатели. Мне кажется, она еще не умеет разбираться в людях и справляться с ситуациями, с которыми столкнет ее жизнь. Она уехала из Джорджии, когда на Юге царили мир и благоденствие, а вернувшись, нашла родной край униженным и разоренным. Мы с ней любим друг друга, но после шести лет разлуки как будто едва знакомы: она уехала девочкой, приехала молодой женщиной, я тоже изменился. Из-за войны между нами не было даже переписки. В школе у Анны была близкая подруга, они стали словно сестры; ее смерть Анна переживает очень тяжело. Она еще так мало знает о людях и жизни. Вы могли бы помочь ей, если б захотели… Ну, увидимся в лагере, сынок! Не хотите ли поужинать с нами завтра вечером?
- А Анна хочет этого?
- Я уверен, что она обрадуется. И я тоже буду рад. Значит, до завтра!
Он пришпорил лошадь и присоединился к Анне. Стив был удивлен приглашением Чарльза Эвери: казалось, тот подталкивает его к своей дочери. Но ведь Эвери - джентльмен, а он, Стив, - "бродяга в седле". Наверное, Чарльзу что-то от него нужно. Помощь на ферме в Техасе? Или дочь поведала отцу о своей влюбленности и одолела просьбами воздействовать на Стива? Или старик действительно боится, что, если с ним что-нибудь случится в дороге, Анна останется одна, и хочет обеспечить ей защитника и покровителя. Надо поскорее выяснить, почему Чарльз Эвери хочет сблизить его с Анной…
Джинни спросила Чарльза, о чем он говорил со Стивом.
- О ночном дозоре - он меня назначил на пост. И просто болтали - мне было неловко, что ты так резко с ним обошлась.
Джинни объяснила, что не хочет быть любезной с человеком, который подчеркнуто ее избегает. Чарльз признал, что она поступает правильно, но он надеялся, что его разговор со Стивом поможет наладить отношения между молодыми людьми… и это пойдет на пользу им обоим, и ему самому.
На следующий день обоз остановился в пять часов вечера: мужчины решили поохотиться, чтобы поесть в дороге свежего мяса. Эвери ушел с ним, сказав Анне, что настреляет ей кроликов на жаркое.
На темно-голубом небе засиял месяц, вечер обещал быть теплым и безветренным. Джинни только начала готовить ужин на костре, который Чарльз Эвери развел перед уходом, когда к их фургону подошел Стив. Джинни жарила ветчину, присматривала за бисквитами, которые пеклись в немецкой печке, и молола кофе. Оторвавшись от готовки, она поздоровалась со Стивом и спросила вежливым, но сдержанным тоном:
- Вам что-нибудь нужно, мистер Карр?
- Мистер Эвери пригласил меня к ужину, - отозвался проводник.
Ош вздрогнула и удивленно посмотрела на него:
- Разве?
- Должно быть, он забыл вам сказать…
Джинни быстро оправилась и любезно сказала:
- О, я очень рада, но у нас самый простой ужин: отец велел приготовить ветчину с подливкой, яичницу, бисквиты и кофе. - Теперь она понимала, почему Чарльз назвал простые блюда, которые она умела приготовить вкусно и быстро. Но он должен был предупредить меня, сердито подумала она.
- Пахнет очень вкусно, и я охотно присоединюсь к вам, если хватит на меня, - сказал Стив.
- О! - воскликнула она, заметив, что ветчина начинает пригорать. - Только не браните меня, пожалуйста.
- За что, Анна? - удивленно спросил он.
- За то, что я опять отвлеклась и, кажется, испортила ужин.
- Но ведь вы отвлеклись из-за меня, как же я могу бранить вас? - возразил он и добавил: - Анна, вы, кажется, сердитесь на меня… но я хочу объяснить свое, как вы его называете, "противоречивое" поведение.
- Вовсе этого не надо. Я не нуждаюсь в извинениях.
Стив отметил про себя, что она сказала не "объяснения", а "извинения".
- Нет, это нужно, Анна, - возразил он.
- Зачем? - Она быстро взглянула не него. - Вы сказали - "постепенно". Так оно и идет.
- Но я не сказал, что мы не должны общаться, а сам избегал общения.
- Но я не намерена гоняться за вами, Стив. Это неприлично.
- Я повторяю, что виноват.
Джинни сняла с огня готовое блюдо и прикрыла крышкой. Потом она притушила огонь в немецкой печке - бисквиты уже испеклись - и поставила на огонь кофейник.
- Осталось только сделать соус и яичницу, когда придет отец, - сказала она Стиву, - так что мы можем поговорить о наших отношениях. Все эти дни мы не встречались друг с другом: сначала вы меня избегали, потом я вас. Я растеряна, Стив. Вы недовольны мною, когда я слишком смела, но недовольны и тогда, когда я веду себя сдержанно. Как найти золотую середину? Пока мне это не удается. Когда вы перестали подходить ко мне, я решила, что не буду тревожить вас и настаивать на встречах. Вы сказали, что вам трудно завязывать дружбу. Очевидно, вправду вам это так трудно, что лучше оставить вас в покое. Как прикажете мне вести себя с вами? Чего вы от меня ждете? Я согласна подчиниться правилам вашей игры, но вы темните и не называете их.
Стив сел, скрестив ноги.
- Мне очень жаль, Анна, но я никогда не дружил с женщинами, и поэтому могу вести себя неправильно. После того как мы танцевали той ночью и говорили о дружбе, я подумал, что все заметили мой интерес к вам и это повредит моей работе. Сближение с девушкой в лагере - самый удобный предлог, чтобы уволить проводника.
- Вы хотите сказать, - удивилась она, - что избегали меня, чтобы не потерять работу?
- В общем, да. Что же тут смешного, и разве это пустяковый повод?
- Я и не смеюсь, и не спорю с вами.
- В ваших глазах насмешка и недоверие! А я говорю серьезно - я могу потерять работу!
- А не кажется ли другим еще более подозрительным, что вы избегаете меня, словно холеру? - с досадой возразила Джинни.
- Может быть, вы и правы, - признал он. - Если я буду посещать вас с разрешения вашего отца и по его приглашению, то, пожалуй, это не покажется подозрительным. - Он нагнулся к ней и прошептал: - Люди любят придираться, а вы, Анна, возбуждаете зависть в некоторых женщинах своей красотой и обхождением. В лагере есть люди, которым я пришелся не по нраву, есть женщина, которая приревнует вас. Я не могу навлечь их недовольство особым отношением к вам. - Но главной причины я не могу вам открыть, подумал он.
Стив знал, что в интересах своего расследования должен не обострять отношений с кем бы то ни было в лагере.
Джинни обдумала его слова и признала справедливость его доводов. Кэтти в душе рвет и мечет после того, как он оттолкнул ее; Луиза и Мэтти недовольны его строгостью во время обучения. Может быть, недовольные есть и среди мужчин, и не исключено, что они решат обойтись без проводника, если это недовольство усилится. Поэтому Стив так осторожен и боится раздражать недовольных. Ведь его действительно могут уволить. Нет, Джинни не хочет навлечь на него такую неприятность.
- Вы просили у отца разрешения встретиться со мной?
- Нет, но он догадался, что я этого хочу, и предоставил мне такую возможность.
- Вы ему нравитесь, и он уважает вас. Он не видит ничего плохого в том, что мы можем стать друзьями.
- Может быть, он зря мне так доверяет, - пробормотал он.
Джинни казалось, что она поняла эти слова.
- Вы имеете дурные намерения и собираетесь сбить меня с пути? - спросила она. Он нахмурился, и она поспешила его уверить: - О, я просто пошутила. Вы ведь не можете этого сделать без моего согласия и доброй воли, а отец доверяет мне. Успокойтесь же. А теперь я соберу яйца, - сказала она, направляясь к корзинам с курами.
Стив встал, взял у нее из рук корзину и сказал:
- Давайте я это сделаю за вас. Мне надо отвлечься после нашего разговора. - И он обошел корзины с несушками, выбирая яйца и переворачивая солому, под которой мог быть спрятан мешочек с драгоценностями. Когда Стив передал Анне корзину с яйцами, она сказала легким тоном, чтобы снять у Стива напряжение после серьезного разговора:
- Спасибо, что помогли мне, а то одна несушка очень клюется, когда я собираю яйца. Наверное, она меня ненавидит.
Стив усмехнулся.
- Навряд ли. Она просто мать-наседка, защищающая своих неродившихся малышей.
- Да, материнское предназначение - защищать своих детей, - согласилась Джинни.
Что это она так заботится о моем спокойствии, с досадой подумал Стив.
Джинни посмотрела на него и неуверенно спросила:
- А как зовут вашу маму, Стив, и какая она?
Он ответил, не глядя на девушку:
- Ее зовут Роза. Она очень красивая, нежная, удивительно добрая и до нелепости бескорыстная. Она живет в Аризоне. А ваша мать умерла?
- Да, когда мне было одиннадцать лет. Я могу сказать о ней то же, что вы о своей: она была красивая и добрая. Мне все еще недостает ее. Наверное, никто не в состоянии полностью примириться с потерей матери или отца.
- Да нет, приходится примириться, - сорвалось у него.
- А ваш… ваш… вы знали вашего…
- Отца? - докончил он за нее. В тоне его прозвучала горечь.
- О, простите мою назойливость, Стив, - извинилась она. - Я затронула больное место.
- Да, мисс Эвери, это больное место. Теперь, - почему-то прибавил он.
- Я могу только повторить то, что уже говорила вам: для меня это не имеет никакого значения. Хотите кофе? - спросила она с виноватой улыбкой.
- Вы молодчина, Анна Эвери, - улыбнулся он в ответ.