Она - "железная леди" криминалистики. Риск - ее профессия. Она привыкла доверять только себе. Она не признает слабость и компромиссы… Но на самом деле она - всего лишь женщина. Женщина, мечтающая о счастье. Женщина, умеющая ждать…
Она - следователь. Риск - ее профессия. Судьба безжалостна к ней, и порой кажется, что земля уходит из-под ног, не оставляя и тени надежды…
Она привыкла верить только в себя, платить по высокому счету, когда на карту поставлена сама жизнь, а убийства и преступления, похоже, не оставляют ни малейшего шанса…
Но судьба, быть может, улыбнется и ей, ведь и она, "железная леди" криминалистики, всего лишь женщина, умеющая ждать…
Содержание:
Светлана 1
Катя 5
Светлана 7
Катя 9
Светлана 11
Катя 17
Светлана 19
Катя 21
Светлана 25
Катя 27
Светлана 29
Катя 34
Светлана 39
Катя 45
Светлана 48
Катя 53
Светлана 54
Мария Ветрова
Криминалистка
Светлана
- Сейчас или никогда! - произнес мой непосредственный начальник, старший советник юстиции Виктор Павлович Карандашов по прозвищу Грифель. Сказано это было с пафосом, которому позавидовал бы и герой трагедии Шекспира.
- Никогда! - поспешила я поддержать заданный им тон, поскольку работала под его началом не первый год, и всегда своего добивалась.
- Светочка, - почти ласково проговорил Грифель, - ну хоть ты-то должна меня понять?
- Никогда! - упрямо повторила я и посмотрела Карандашову в глаза. - Сами вы, Виктор Павлович, если память мне не изменяет, отправились отдыхать в разгар цветущего мая? Между прочим, как раз когда по графику должна была гулять я! А Костицына, значит, загорай в ноябре, да еще самом гнусном за последние сто лет! Нет уж, спасибо!
- Подожди-ка! - не отступал Грифель. - Ты что, забыла, что случилось в этом твоем цветущем мае? Да отпусти я тебя тогда по графику, с меня бы три шкуры содрали, а тебя все равно отозвали бы из отпуска. Сам я всего на неделю уходил, да и ту провел у тещи на даче задницей кверху.
Я фыркнула, представив грузного Карандашова, вскапывающего или там пропалывающего тещины грядки, но тут же, сообразив, что коварный Грифель пытается увести меня от темы, мотнула головой в сторону своего заявления, лежащего на его столе.
- Короче, Виктор Павлович, подписывайте компенсацию за отпуск, и дело с концом! На будущий год отгуляю вдвойне. В мае.
Теперь фыркнул Карандашов, и был, между прочим, прав. Поскольку на моей памяти среди работников нашей системы отгулять когда-нибудь двойной отпуск за пропавший прошлогодний было расхожей голубой мечтой, которую пока никому не удалось претворить в жизнь.
- Ладно, Свет, - вздохнул Грифель. - Подумай до завтра, а? Сама говорила, мол, переутомилась и все такое… А я вечерком кое-кому звякну, вдруг путевка какая горящая для тебя отыщется, а?
- Завтра будет то же самое, - стояла я на своем. - Не могу я свою Светку на целый месяц одну оставить, у нее колледж!
- Пятнадцать лет девке, а ты все "не могу", да "не могу"… Короче, товарищ Костицына, вы свободны, все остальное, как я и сказал, завтра!
Мысленно плюнув, я покинула кабинет Грифеля несолоно хлебавши, и разумеется, первое, что я увидела в приемной, сочувствующий взгляд нашей всеобщей "мамы" - Людмилы Яковлевны, его секретаря, или, как теперь принято говорить - помощника. Она и впрямь была помощницей, и не только Карандашова. Она ухитрялась опекать едва ли не всех членов немалого коллектива прокуратуры, включая младших юристов и практиканток. Лично у меня при одном взгляде на круглое, доброе лицо Людмилы Яковлевны неизменно теплело на душе. Чего, судя по всему, никак нельзя было сказать о девочке из юридического подразделения, которая в данный момент с удрученным видом топталась возле стола нашей Милочки, как звала ее за глаза вся прокуратура.
Девочка была из новеньких, лично я даже не знала ее имени. Однако причина ее растерянного вида становилась очевидной при одном взгляде на хрупкую фигурку новоиспеченной юристочки. Несмотря на собственное паршивое настроение, я не удержалась от улыбки. Из-под форменного пиджака девицы едва виднелась юбка. Девочке было невдомек, что Грифель при одном виде дамских коленок, мелькнувших в коридоре вверенной ему конторы, приходит в состояние неописуемого возмущения.
- Пойми, деточка, - увещевала Милочка свою подневольную собеседницу, - мы - структура серьезная, можно сказать, единственный в государстве орган надзора! А ты - пусть младший, но юрист, очень ответственная и, если хочешь, солидная должность… И вдруг - на тебе, заявляешься на службу, считай, и вовсе без юбки! В уставе что сказано? То-то! До середины колена! Никаких тебе мини или там макси, кто ж тебе позволит мундир - мундир! - укорачивать?!
- Так ведь я же уже обрезала, - всхлипнула несчастная. - Что я теперь делать буду?
- А ты ее сверху надставь, - абсолютно серьезно советовала Людмила Яковлевна. - Под пиджаком-то и не видно будет!
И, улучив момент, снова бросила на меня сочувствующий взгляд. И поскольку Милочка была единственным на всю прокуратуру человеком, чьи соболезнования меня не раздражали, я, послав ей в ответ благодарную улыбку, покинула наконец Грифелеву приемную.
Сегодняшний день явно не задался. Я прекрасно понимала, почему начальству приспичило отправлять меня в отпуск. Оттого и упиралась, как могла: имеет право человек в сорок с хвостиком не просто обзавестись парочкой принципов, но и хотя бы изредка их отстаивать?! Этим я и собиралась заняться в ближайшую пару недель, и как раз этому явно вознамерились воспрепятствовать вышестоящие товарищи. Проще говоря, хотели закрыть в мое отсутствие "за недостаточностью улик" дело, над которым и я, и следователь с операми из нашего УВД поработали до кровавого пота.
Кому-то это понадобилось, и я даже знала кому. В том смысле, что дело было заведено в связи с убийством, явно заказным. И на данном этапе не нужно было особого ума, чтобы вычислить, кто так старается объявить собранные улики недостаточными и почему вдруг сразу трое свидетелей, проходящих по делу, начали менять свои показания. Хорошо же я буду выглядеть в глазах ребят из УВД, если возьму - и вот так, запросто, смоюсь в отпуск! Будь все проклято! Не то чтобы жертва этой самой "заказухи" озонировала воздух, скорее, наоборот: по меньшей мере около сотни человек, сказавших "Туда ему и дорога", на свете наверняка существуют. Но убийство есть убийство… И если кто-то уже и на нашу пусть районную, но прокуратуру начинает давить, черта лысого стоит не только работа, но и карьера. И вообще, неужели вся моя жизнь - одна сплошная большая ошибка?!
Так я продолжала сама себя накручивать на пути к ближайшему метро, посреди текущей в жерло подземки толпы, и не заметила груженную сумками коляску, которую волокла за собой идущая впереди тетка. Результат был плачевным, и если бы не какой-то добрый мужик, поднявший меня с грязного асфальта и шуганувший тетку, честное слово, я бы, наверное, разрыдалась от обиды. Ну бывают же на свете такие паршивые дни, когда неприятности сыпятся одна за другой.
Мужик абсолютно бескорыстно помог мне очистить пальто, пожертвовав целой пачкой бумажных носовых платков, а я, дав себе мысленно клятву завтра же забрать, наконец, машину из ремонта, горячо поблагодарила моего спасителя и кинулась со всех ног к сияющей букве "М".
В каком настроении я вошла в свою родную, типовую двушку, расположенную в доме рядом с Новогиреевской развязкой, объяснять нет смысла. И ничуть не удивилась, что моей Светланки, названной в честь меня ее покойным отцом, нет дома.
Должна сказать, что я совершенно не выношу возвращаться в пустую и темную квартиру. По независящим от меня причинам сердце мое тут же начинает стучать в два раза быстрее, откуда-то из глубины души подымается непреодолимая тревога, и спустя секунду я уже уверена, что со Светланкой что-то стряслось. Этот синдром возник много лет назад, сразу после гибели самых близких мне людей - моего Саши и моей лучшей подруги Оли.
Включив в прихожей свет, я сбросила пальто прямо на пол и, прежде чем войти в комнату, подошла к зеркалу, чтобы провести сеанс психотерапии.
Из голубоватого Зазеркалья, украшенного в правом верхнем углу небольшим, но приметным ржавым пятнышком, на меня глянула сердитая, хорошо знакомая физиономия. Черноглазая брюнетка, лицо овальное, правильной формы, ресницы все еще густые и довольно длинные, из особых примет - родинка на правой щеке. Кожа довольно гладкая, волосы пышные, в данный момент собранные на затылке в небольшой пучок. На вид запросто можно дать лет тридцать восемь вместо имеющихся в наличии сорока двух. Если бы не кислое выражение лица.
- Улыбнись сейчас же! - сказала я этой растрепе, начиная сеанс. - Все у тебя в порядке, и даже Светланка сейчас объявится… Или через час - какая разница? Главное - объявится непременно!
Брюнетка послушно растянула губы в улыбке, и в этот момент в комнате зазвонил телефон.
Хотела бы я знать, почему именно сегодня судьба решила так однообразно надо мной поизмываться. Но первое, что я сделала, машинально метнувшись сквозь темную комнату на звонок, так это споткнулась обо что-то твердое, имевшее, по моим ощущениям, не меньше десятка острых углов. И, разумеется, грохнулась на пол, пребольно ударившись коленками и ладонями. Очевидно, падая, я задела телефонный провод, поскольку аппарат тоже очутился на полу, и трубка упала достаточно близко от моей головы, чтобы неизвестный абонент мог услышать мои комментарии. Единственное, что мне оставалось, - это взять все-таки трубку и прошипеть свое "алле". А вдруг это Светланка, с которой все-таки что-то случилось?..
- Петровна, что с тобой?! - взвизгнула вместо приветствия по ту сторону провода моя давняя приятельница Татьяна. Что за преотвратная привычка называть всех знакомых отчеством без имени, отчего чувствуешь себя по меньшей мере семидесятилетней старухой.
- Ничего, - буркнула я, пытаясь понять, все ли мои несчастные кости целы. - Просто я только что вошла.
Внезапно в комнате вспыхнул яркий свет, и я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. Татьяна что-то тараторила, но я ее не слушала. Потому что, как только ко мне вернулась способность видеть, обнаружила, что на пороге спальни стоит моя Светланка собственной персоной, с крайне изумленным выражением на заспанной мордашке.
- Тань, - попросила я, - погоди минутку.
Приятельница что-то булькнула, а Светланка все с тем же видом поинтересовалась:
- Ма… Это ты?
- Неужели не узнала?! - съязвила я. - Что, так разительно изменилась с утра?
- А почему ты… говоришь с тетей Таней лежа?..
Покосившись назад и обнаружив причину своего падения, я перехватила инициативу:
- Так это ты оставила стул на самой дороге?
- Ничего я не оставляла… - обиженно завелось попавшееся под горячую руку дитя, но я от нее уже отключилась и, поднявшись, перебралась в кресло. Демонстративно морщась, я вернулась к разговору с Татьяной.
- Слышь, Петровна, что я тебе скажу! Я тут на такое напоролась - как раз по твоей части…
Вот только этого не хватало. Ибо последнее, что я приветствую, - это когда мои знакомые обращаются ко мне по упомянутой "моей части". Особенно такие ушлые, как Татьяна.
Дело в том, что Таня, несмотря на свою крестьянскую манеру общения, - самая настоящая телевизионная акула, только что не родившаяся в один год с отечественным телевидением, зато отдавшая ему всю свою жизнь без остатка. Ни один из самых популярных каналов ТВ не обходился без программ, созданных телегруппой, которую она возглавляет в качестве генерального продюсера вот уже добрый десяток лет! Передачи у нее были самые разные: от политических до игровых, но всегда интересные, яркие, а главное - удивительно быстро накручивающие рейтинг. Не женщина, а ходячий генератор блестящих идей, которые к тому же умеет успешно реализовывать.
Главным Таниным недостатком в моих глазах была даже не манера звать меня Петровной. А то, что в процессе воплощения своей очередной идеи она непременно нарывала что-нибудь, как ей казалось, "по моей части". То бишь взывала ко мне, работнику прокуратуры, чтобы я немедленно занялась выявленными ею вопиющими фактами правонарушений.
- Так вот, - возбужденно сыпала между тем моя приятельница. - Мы тут как раз одно марьяжное шоу делаем. Я тебе рассказывала?
- Нет…
- Как так?! - удивилась Татьяна. - Ну, такая помесь игры и ток-шоу, марьяж. Да говорила я тебе, ты, наверное, забыла, как всегда!
- Таня, - вздохнула я, - зачем вам на телевидении еще одно марьяжное шоу? Что, мало шизофреников, излагающих свой диагноз в "Моей семье"?
- Забудь! - отрубила она. - Мы - не они, мы - другие. Дело не в этом, а в брачных агентствах, которые срочно понадобились! Знаешь, что я обнаружила?
- Знаю, - заверила я Татьяну. - Что подавляющее большинство из них занимаются совсем другим бизнесом, под названием проституция.
- И ты - ты! - так спокойно об этом говоришь?!
В голосе приятельницы звучал неподдельный ужас. Интересно, как вообще в одном человеке может сочетаться талант ухватить самую злободневную тему и абсолютно детская наивность?
- Татьяна, - сказала я невозмутимо, - ты постоянно меня с кем-то или с чем-то путаешь: я не полиция нравов, а обыкновенный, рядовой работник заурядной районной… то есть окружной прокуратуры!
- Но у тебя должны быть по меньшей мере знакомые в этой самой, как ее? Ну, полиции нравов. Мне они нужны, они-то точно знают, какое из брачных агентств настоящее! Ну, скажем, методом исключения: если из всех имеющихся заминусовать те, что у них на учете по шлюхам, получится искомое! Ты чего ржешь?!
Такая вот Татьяна. Вытерев слезы, выступившие от смеха, я пояснила:
- Кто тебе сказал, что у нас есть полиция нравов?
- А разве нет? Но я читала, по-моему, в "МК".
- Есть, но пока только как эксперимент… В НИИ ГУВД, кое-где под Москвой. Ну и еще по разным нашим УВД, что-то вроде пробы.
- Это как?
- Там один человек, тут двое, где-то, возможно, и группа… Я не знаю! Пока - просто люди, занимающиеся сексуальными преступлениями. Понимаешь? Преступлениями, а не отслеживанием проституток. Для этого на каждый округ целый бы полк блюстителей понадобился, не меньше. Где ж его взять-то? Опять же соблазн какой их брату-менту…
В этот момент мой взгляд упал на Светланку, снова стоявшую в дверях, но с видом "ушки на макушке", и я поперхнулась. Конечно, девочке катит шестнадцатый годок, но один из принципов моего воспитания - не знакомить собственного ребенка с многочисленными теневыми сторонами самой жизни… Поэтому я как можно быстрее свернула разговор с разочаровавшейся во мне в очередной раз Татьяной и переключилась на Светланку, резко сменив тему.
- Как у нас насчет ужина?
- Яичница с колбасой - собственноручно, - гордо возвестила моя совсем не обидчивая детка. - Пошли, я как раз накрыла…
- Чайник поставила?
- Сейчас поставлю… - Светка помялась. - Мамусь, ты сильно ушиблась?
Роковой стул был уже убран с дороги, и, чтобы не портить окончательно настроение, я махнула рукой:
- Да нет. Вперед, на штурм яичницы!
- По-моему, - рассудительно сказала Светланка, усаживаясь за кухонным столом напротив меня, - ты, мамуль, просто переутомилась - так, что тебя уже ноги плохо носят. Не находишь?
- Думаешь? - усмехнулась я, не подозревая подвоха.
- А что тут думать? - пожала плечами дочь. - Ты когда последний раз была в отпуске?
- Та-а-ак… - протянула я, мгновенно теряя аппетит, и отложила вилку. - Говори сразу, и не вздумай лгать: тебе что, Грифель звонил?
- При чем тут Грифель?! - Светланка молниеносно вспыхнула до ушей, поскольку успешно обманывать пока что ни мной, ни жизнью не обучена. - Я что, сама не вижу? В конце концов, ты же не тягловая лошадь, тебе отдых нужен, нельзя по два года без отпуска пахать! Я что, пятилетний ребенок, который не в состоянии пожить один хотя бы пару недель?.. Мама, Грифель прав, тебе нужно отдохнуть, ты переутомилась, и…
- Завтра же, - твердо прервала я ее монолог, - оторву голову. Вначале Грифелю, а потом тебе!
- А мне-то за что?
- За то, что, во-первых, лезешь не в свои дела, а во-вторых…
Но зачитать все досье я не успела, так же как и выпустить пар. Потому что раздался очередной звонок - правда на сей раз в дверь, - длинный и нервный.
Бросив на ребенка уничтожающий взгляд, я встала и, почти печатая шаг, двинула в прихожую с желанием выместить все обиды и неприятности сегодняшнего дня на неизвестном визитере. На ком угодно, но только не на том существе, которое увидела, распахнув дверь!
На пороге стояла мокрая - и, как всегда, без зонта, - грустная и какая-то встрепанная, моя дорогая, моя любимая Катька, с которой мы не виделись, наверно, добрых полгода!
- Ты!.. - произнесла я уже после того, как сгребла Катюшку в свои неслабые объятия, взвизгнув от радости. - Боже, вот так сюрприз… Катька, солнышко… Да раздевайся ты, проходи быстрее, Светланка сейчас яичницей тебя угостит…
- Светланочка Петровна… - Она сказала это таким голосом, что моей щенячьей радости как не бывало, а сердце екнуло и прыгнуло куда-то вниз. Только тут я увидела, что Катькина мордашка отнюдь не сияет радостью, что улыбается она, вопреки обыкновению, как-то через силу.
- Кать, что? - пролепетала я. - Бабушка?..
- Нет-нет, Светланочка Петровна, бабушку я с соседкой оставила, договорилась… Но у меня и в самом деле неприятности… На работе…
Незаметно от Катьки я облегченно перевела дыхание и потащила ее на кухню, по дороге стянув с девочки пальто и шапочку. И, как всегда это бывало, когда мы долго не виделись, в очередной раз отметила, до чего же она похожа на покойную Ольгу, свою мать… Ту самую мою подругу, почти сестру, которая погибла в один день с моим Сашей… Боже, как давно это было!..
В 1991 году наш родной город еще очень мало напоминал тот европейский мегаполис, в котором мы имеем счастье сегодня проживать.
Сияющая, мигающая, бегущая и орущая на всех углах реклама еще не забила даже центральные улицы. Нынешние рынки с километровыми площадями, окружившие каждую пятую станцию метрополитена, пока что являлись миру в качестве нескольких палаток, торгующих всем подряд. Профессиональная преступность заявляла о своем существовании в основном на уровне обычного рэкета. Владельцы палаток были еще наивны, чтобы изредка обращаться за помощью в правоохранительные органы. Например, в то самое отделение милиции, куда мы все - Саша, я и Оля - были направлены сразу после юрфака и честно трудились добрых шесть лет каждый, зарабатывая очередные звездочки.