- Как вспомню о нем, так внутри все и замирает, - с деланной серьезностью сказала она. - Женщина, которую поцеловал сам Зак Маккиннон, после этого уже не смотрит на других мужчин.
- Душенька, - наклонился к ней Бен и крепко взял за косичку. - Ты так говоришь, потому что я тебя еще не целовал.
- Я скорей поцелуюсь со скунсом.
Бен расхохотался и как бы ненароком коснулся ее колена.
- Между прочим, это я научил Зака всему, что он знает.
- Может, и так, но я как-нибудь обойдусь без Маккиннонов, - дернула плечом Уилла и добавила: - Смотри-ка, дым.
В ее голосе прозвучало явное облегчение. Конец пути близок, быть наедине с Беном осталось недолго.
- Бригада, похоже, обедает.
Будь на ее месте какая-нибудь другая баба, подумал Бен, я бы просто взял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал бы так, что она задохнулась бы. Сделал бы это из принципа. Но рядом с ним была не какая-то баба, а Уилла, и потому он распускать руки не стал.
- Я бы тоже перекусил. Но надо еще согнать стадо. Чувствую, еще один снегопад приближается.
Уилла согласно хмыкнула. Она тоже чувствовала запах снегопада. Но в воздухе пахло не только снегом. Еще чем-то. Кровью? Сначала Уилла подумала, что не до конца отмыла руки, но запах крови становился все ощутимей.
- Пахнет смертью, - пробормотала она.
- Что?
- Тут кого-то убили. - Уилла выпрямилась в седле, огляделась по сторонам. Ничего, полнейшая тишина. - Неужели ты не чувствуешь?
- Нет.
Но Бен знал, что ее чутью можно верить. Он тоже посмотрел по сторонам, а Чарли тем временем уже понесся вперед по снегу.
- Это у тебя из-за индейской крови такое чутье, - сказал Бен. - Наверно, кто-то из ковбоев подстрелил дичь.
Скорее всего, так оно и было. Провизии у бригады хватало, но полакомиться свежей дичью всегда приятно. Так-то оно так, однако откуда холодок недоброго предчувствия?
С неба донесся крик орла - дикий, гортанный, потом снова стало тихо. Снег ослепительно вспыхивал в солнечных лучах. Следуя не столько разуму, сколько инстинкту, Уилла направила лошадь в сторону от тропы.
- У нас нет времени на прогулки, - сказал Бен.
- Так поезжай себе.
Он выругался, проверил, расстегнут ли чехол ружья. В горах полно кугуаров и медведей. Вот черт! Ведь до лагеря всего каких-нибудь десять минут, а там наверняка горячий кофе на плите…
И тут Бен увидел. Нюх у него, может, был и похуже, чем у Уиллы, но зато на зрение он не жаловался. Снег был весь забрызган кровью. На черной шкуре бычка кровь запеклась сплошной коркой. Пес возбужденно кинулся навстречу хозяину.
- Ну и дела, - присвистнул Бен, спешиваясь. - Кто это его так раскромсал?
- Может, волки?
Уилла думала не о потерянных деньгах, а о понапрасну загубленном живом существе.
Бен покачал головой. Убить скотину, не тронув мяса? На волка что-то не похоже. И потом, где уж волку так искромсать живую плоть.
- Нет, это дело рук человека.
Уилла присмотрелась к туше и ахнула. Кто-то здорово поработал ножом - перерезал бычку горло, выпустил кишки. Чарли прижался к ее ноге, мелко дрожа.
- Тут какой-то живодер потрудился.
Она присела на корточки и подумала об убитом гризли. Там выхода не было - или ты медведицу, или она тебя. Но кому понадобилось безо всякой нужды мучить и убивать безвредную скотину?
- В двух шагах от лагеря, - удивилась Уилла. - Кровь уже замерзла. Значит, это произошло еще до захода солнца.
- Бычок из твоего стада, - сказал Бен, отыскав тавро.
- Какая разница?
Но Уилла уже взглянула на желтую бирку с номером, прикрепленную к уху бычка. Надо будет записать в учетную ведомость.
- Что это значит? В твоем стаде случалось что-нибудь подобное?
Она встала, посмотрела на струйку дыма, вившуюся над лагерем.
- Нет. - Бен тоже выпрямился. - А у тебя?
- В первый раз. И я не верю, что это мог сделать кто-то из моих людей. Да и из твоих тоже. Очевидно, в горах бродит кто-то чужой.
- Возможно.
Бен все еще хмурился, глядя на тушу. Они стояли рядом, плечом к плечу, и Уилла не отодвинулась, когда Бен погладил ее по голове и положил руку на ее плечо.
- С утра шел снег, дул сильный ветер, но, по-моему, след все же остался. Он ведет на север. Я возьму своих ребят и попробую разобраться, в чем тут дело.
- Но ведь это мой бык, не твой.
Он покосился на нее:
- Какая разница? Нам обоим нужно перегнать стадо вниз. И еще нужно сообщить в полицию о случившемся. Возьмешь это на себя, ладно?
Уилла открыла было рот, но промолчала. Бен прав. Следопыт из нее никудышный, а вот с официальными инстанциями она договориться вполне может. Кивнув, Уилла направилась к лошади.
- Я поговорю со своими ребятами.
- Будь поосторожней, - сказал он, на миг коснувшись ее руки.
Уилла легко запрыгнула в седло.
- Чего мне их бояться? - пожала она плечами. - Ведь это мои люди.
Когда Уилла вошла в хижину, ковбои как раз собирались обедать. Маринад возился у плиты: крепкие ноги широко расставлены, брюхо нависает над широким ремнем. Ему едва исполнилось сорок, а он уже почти полностью облысел, но отсутствие волос компенсировал длиннющими усами ярко-рыжего цвета. Прозвище свое Маринад заслужил за беззаветную любовь к маринованным огурцам. Характер у него был кислый, под стать излюбленному лакомству.
Увидев Уиллу, Маринад прохрюкал что-то приветственное, шмыгнул носом и снова отвернулся к сковороде, на которой шипела и брызгала жиром грудинка.
Джим Брюстер сидел, закинув ноги в сапогах на стол, и наслаждался сигаретой "Мальборо". Ему недавно сравнялось тридцать, и он был писаный красавчик: кудрявые волосы свисали до плеч, на щеках - две очаровательные ямочки. Джим весело подмигнул Уилле, его голубые глаза горели задорным блеском.
- Маринад, у нас к обеду гостья.
Усач недовольно хмыкнул, рыгнул и стал переворачивать грудинку.
- Нам двоим-то еле-еле. Так что давай, подними свою ленивую задницу и открой банку с бобами.
- Снегопад приближается, - сказала Уилла, повесив куртку на крюк.
- На следующей неделе, не раньше, - отозвался Маринад. Она взглянула в его угрюмые карие глазки.
- Думаю, раньше. Будем собирать стадо прямо сегодня.
Она выдержала паузу, зная, как тяжко ему подчиняться женщине.
- Гляди, скот твой, а не мой, - пожал Маринад плечами и стал выкладывать грудинку на тарелку.
- Вот именно. И, между прочим, в четверти мили к востоку валяется один из моих бычков. Зарезанный.
- Зарезанный? - Джим замер с банкой бобов в руке. - Кугуар?
- Вряд ли. Если, конечно, у вас тут не водятся кугуары с ножами. Кто-то зарезал бычка, искромсал его и бросил.
- Чушь, - бросил Маринад, прищурившись. - Какая-то хреновина. Пару голов задрал кугуар. Мы с Джимом его вчера пытались выследить, да не получилось. Наверно, сделал круг и задрал еще одну скотинку, только и делов.
- Ты думаешь, я не отличу клыков от ножа? Пойди, убедись сам. Четверть мили отсюда, прямо на восток.
- Да уж, я лучше проверю.
Маринад натянул куртку, бурча что-то нелестное про женщин.
- Ты уверена, что это не кугуар? - спросил Джим, как только дверь захлопнулась.
- Абсолютно. Завари мне кофейку, а? А я пока свяжусь по рации с ранчо. Скажу Хэму, что мы скоро пригоним стадо.
- Тут ведь не только мы, тут еще люди Маккиннона…
- Нет, - решительно покачала головой Уилла. - Ни один ковбой на такое не способен.
Она связалась с ранчо, подождала, пока наладится хороший сигнал. Кофе и огонь в очаге согрели ее, придали сил. Уилла передала на ранчо все необходимые сведения, выпила вторую чашку кофе, а тут и Маринад вернулся.
- Вот сука поганая, - сказал он вместо извинения. Уилла наложила себе полную тарелку и сказала:
- Я приехала сюда с Беном Маккинноном. Он пошел по следу. Поэтому нам придется помочь его ребятам со стадом. Вы не видели здесь никого чужого? Какие-нибудь туристы, охотники, городские умники?
- Вчера, когда шли по следу кугуара, я видел след костра, - сказал Джим с набитым ртом. - Но угли были холодные. Дня два прошло, а то и три.
- Там еще банки из-под пива валялись, - сообщил Маринад. - Намусорили, словно у себя во дворе. Поймал бы - пристрелил, ей-богу.
- А может, бычка пристрелили? - спросил Джим, обращаясь к Маринаду. Уилла это отметила и была уязвлена. - Знаешь, какие эти горожане - палят во все, что движется.
- Нет, не пристрелили. И туристы тут ни при чем. - Маринад запихнул в рот ложку с бобами. - Это молокососы, сто процентов. Какие-нибудь полоумные подростки, наколовшиеся или обкурившиеся.
- Может, и так. Если подростки, Бен отыщет их без труда, - сказала Уилла, но, по ее мнению, подростки тут были ни при чем. Чтобы накопить столько ярости, нужно пожить на свете достаточно долго.
Джим водил вилкой по тарелке.
- Мы тут в курсе, ну… того, что произошло. - Он откашлялся. - Связывались вчера с ранчо, и Хэм рассказал нам…
Уилла отодвинула тарелку.
- Тогда и я вам кое-что объясню. - Ее голос звучал холодно, спокойно. - У нас на ранчо остается все, как и прежде. Отец умер, теперь всем заправляю я. Будете выполнять мои распоряжения.
Джим переглянулся с Маринадом, почесал щеку.
- Да кто спорит? Просто мы тут думали, сумеешь ли ты удержать сестер на ранчо.
- Они будут делать то, что я им скажу. - Уилла рывком сдернула куртку с крюка. - А теперь, если вы закончили есть, седлайте коней. - Чертова баба, - пробурчал Маринад, когда за Уиллой закрылась дверь. - Каждой бабе обязательно нужно покомандовать.
- Ты про баб не трепись, что про них знаешь? - Джим надевал куртку. - А наша - прирожденный босс.
- До поры до времени.
- Сегодня приказы отдает она. - Джим пожал плечами, достал перчатки. - Мы ведь с тобой живем сегодня, а не завтра, верно?
Глава 4
Перед тем как иметь дело с матерью - а о встречах с ней Тэсс всегда думала как о деле, - Тэсс приняла двойную дозу экседрина. Все равно голова разболится, так почему не принять меры заранее?
Для визита Тэсс выбрала позднее утро, зная, что это единственное время дня, когда Луэллу можно застать дома. Она наверняка уже встала и сейчас делает прическу, занимается маникюром, накладывает косметику или же ходит по магазинам.
К четырем Луэлла отправится в ее собственный клуб "У Луэллы", будет там болтать с барменом или развлекать официанток рассказами о своих романах и байками из жизни танцовщицы в Лас-Вегасе.
Тэсс старалась не появляться в клубе "У Луэллы". Но и посещение материнского дома тоже не доставляло ей ни малейшего удовольствия.
Это был хорошенький домик в калифорнийско-испанском стиле, с черепичной крышей, весь утопающий в красивых кустиках, в районе Бель-Эр. Он должен был бы смотреться как картинка, но, как неоднократно говаривала Тэсс, Луэлла Мэрси и Букингемский дворец превратила бы в свинарник.
Тэсс пришла ровно в двенадцать. Она постаралась не смотреть на то, что Луэлла называла своим "газонным искусством". Там имелись: фигурка жокея с дурацкой ухмылкой во весь рот, свирепые пластмассовые львы, сверкающий голубой шар на бетонном пьедестале и фонтан в виде девицы с лицом сирены, у которой вода лилась изо рта прямо на перепуганных карпов.
Повсюду в изобилии росли самые разные цветы, явное несочетание ярких красок неприятно резало глаз. Цветы здесь сажались не по какому-либо плану или замыслу, о дизайне не шло и речи. Если вдруг Луэлле нравилось растение, она немедленно заводила его у себя в саду, повинуясь внезапному капризу. А капризов у нее, вздохнула про себя Тэсс, было немало.
Посреди кричащего красно-оранжевого цветочного ковра красовалось новое приобретение - безголовый торс богини Ники. Тэсс покачала головой и нажала кнопку звонка, который проиграл разухабистые первые аккорды песенки "Стриптизерша".
Луэлла сама открыла дверь, и Тэсс немедленно обволокло облаком развевающихся шелков, резких духов и карамельно-приторной косметики. Луэлла никогда не переступала порога своей спальни без соответствующего макияжа.
Это была высокая женщина с пышными формами и длиннющими ногами, которые все еще могли изобразить - и, бывало, изображали - канкан. Луэлла уже много лет была блондинкой, она сама давно позабыла, каков натуральный цвет ее волос. Сейчас они отливали медью, как и ее громкий смех. Она высоко взбивала их и с помощью огромного количества лака превращала в кокетливую прическу, одобряемую проповедниками с телеэкрана. Луэлла обладала умопомрачительным личиком, которое не мог испортить даже толстенный слой пудры, румян и туши: высокие скулы, пухлые губы, сейчас намазанные ярко-красным блеском, яркие, по-детски голубые глаза с толстым слоем теней на веках, брови она безжалостно выщипывала в тонкую черную ниточку.
Тэсс ощутила знакомое чувство: в ней боролись любовь и озадаченность.
- Мама.
Она обняла мать и почувствовала, как непроизвольно скривились губы. Поспешно отвернувшись, Тэсс стала смотреть на двух оглушительно тявкающих болонок, которых обожала ее мать. Возбужденные приходом гостьи, они подняли невероятный гвалт.
- Вернулась с Дикого Запада?
Певучий техасский говор Луэллы напоминал расстроенное банджо. Она поцеловала дочь в щеку, потом облизнула палец и стерла оставшееся красное пятно.
- Ну, расскажи мне, как это все было. Надеюсь, этого ублюдка достойно проводили в последний путь.
- Это было… интересно.
- Могу себе представить. Давай выпьем кофе, золотко. Сегодня у Кармине выходной, так что придется нам обходиться собственными силами.
- Я приготовлю.
Тэсс предпочитала сама заваривать кофе, чем встречаться с этим мамашиным слугой-жеребцом. Она старалась не думать о том, какие еще услуги он оказывает Луэлле.
Через красную с золотом гостиную Тэсс прошла на кухню, сиявшую первозданной, ослепительной белизной. Как всегда, там все было в идеальном порядке. Какие бы "домашние" обязанности ни исполнял Кармине, одного у него не отнимешь - он аккуратен, как больничная сиделка.
- Тут где-то осталось немного кекса. Я голодна, как волк.
Появилась Луэлла с путающимися у нее под ногами болонками и начала шарить по шкафам. Через минуту на кухне воцарился хаос.
Тэсс снова скривила губы. Хаос следовал за Луэллой столь же преданно, сколь тявкающие Мими и Морис.
- Ты познакомилась со своими родственничками?
- Если ты имеешь в виду моих сводных сестер, то да.
Тэсс с ужасом наблюдала, как мать ножом для мяса разрезала кекс на огромные куски, потом переложила их на большое блюдо с ужасающими розами. В каждом куске было не меньше десяти миллионов калорий.
- Ну, и какие они?
Отрезав еще один щедрый ломоть от кекса, Луэлла кинула его на фарфоровую тарелочку, стоявшую на полу. Собаки кинулись к кексу, рыча друг на друга.
- Одна - тихая, нервная, этакая "покорная женушка".
- Это которую бывший муж любил поучить кулаками. - Луэлла зацокала языком и протиснула свои пышные бедра на высокий стул. - Бедняжка. С одной из моих девочек было то же самое. Муж все время колотил ее почем зря. В конце концов мы отправили ее в убежище для женщин. Теперь она живет в Сиэтле. Время от времени присылает мне открытки.
Тэсс издала слабый звук, долженствующий изображать интерес. Мамашиными "девочками" были все работавшие на нее девушки - от барменш и стриптизерш до посудомоек. Луэлла их опекала, одалживала деньги, давала советы. Тэсс всегда считала, что "У Луэллы" был наполовину клубом, а наполовину - приютом для танцовщиц из стриптиза.
- А другая? - спросила Луэлла, поедая кекс. - Та, у которой мать индианка?
- О, эта девица - настоящий ковбой. Разгуливает в грязных сапогах, вся - из одних острых углов. Знаешь, я уверена, что она может кулаком сбить быка с ног, правда. - Подобное предположение развеселило саму Тэсс, и она подлила себе еще кофе. - Она даже не пыталась скрыть, что наше присутствие на ранчо ей глубоко противно. - Пожав плечами, Тэсс присела и начала отщипывать кусочки кекса. - У нее есть сводный брат.
- Да, мне это известно. Я знала Мэри Вулфчайлд - вернее, видела несколько раз. Она была очень красивой женщиной, и ее сынишка тоже такой хорошенький, прямо ангельское личико.
- Он теперь взрослый, но личико у него по-прежнему ангельское. Он живет на ранчо, ухаживает за лошадьми, или что-то в этом роде.
- Насколько я помню, его отец был ковбоем. - Луэлла полезла в карман алого шелкового халата и вытащила пачку сигарет. - А как там Бесс? - Она хрипло хохотнула и достала сигарету. - Господи, вот это была женщина! Я при ней следила за своим языком, честное слово! Дом она содержала в идеальном порядке и никому не давала спуску, даже Джеку.
- Насколько я могу судить, она командует там по-прежнему.
- Чертов дом. Чертово ранчо. - Ярко-красные губы Луэллы скривились. - Чертово место. Я провела там только одну зиму, но была сыта по горло. Этот чертов снег по самые сиськи!
- Почему ты вышла за него? - Услышав вопрос, Луэлла удивленно подняла бровь, и Тэсс неловко поежилась. - Действительно, я никогда прежде тебя об этом не спрашивала, но сейчас спрашиваю. Я хочу знать, почему.
- На простой вопрос - простой ответ. - Луэлла насыпала в свою чашку чуть не полсахарницы. - Он был самый сексуальный сукин сын из всех, кого я когда-либо видела. Его глаза смотрели так, словно он видел тебя всю насквозь. Он вот так вот наклонял голову и улыбался, словно уже знал, что с нами будет дальше.
Луэлла прекрасно все помнила. Запах пота и виски, искорки в его глазах. И то, как Джек Мэрси ввалился в ночной клуб, когда она танцевала на сцене в одних перьях и высоченном цилиндре. И то, как он пыхтел огромной сигарой и смотрел на нее.
Она почему-то сразу догадалась, что он будет поджидать ее у выхода после представления. И, ни минуты не колеблясь, пошла вместе с ним. Они переходили из одного казино в другое, пили, играли, а на голове у нее красовалась его широкополая шляпа.
Через сорок восемь часов они стояли в одной из этих часовен конвейерного типа с музыкой из автомата и пластмассовыми цветами. И он надел ей золотое кольцо на палец.
Вряд ли стоило удивляться, что кольцо оставалось на месте меньше двух лет.
- Мы ведь совершенно не знали друг друга - вот в чем проблема. Что у нас было? Только похоть да азарт. - Луэлла задумчиво затушила сигарету в пустой тарелке. - Я была совсем неприспособленна для жизни на этом чертовом коровьем ранчо в Монтане. Может, мне следовало попытаться - кто знает? Я любила Джека.
Тэсс поперхнулась куском кекса.
- Ты его любила?
- Ну, какое-то время да. - Луэлла говорила спокойно - ведь столько лет прошло. - Женщина, у которой имелись хоть какие-нибудь мозги, не могла долго любить Джека. Но пусть недолго, а все-таки я его любила. И эта любовь дала мне тебя. А еще сто штук. Если бы в тот вечер Джек Мэрси не завалился в ту забегаловку и не втюрился в меня, сейчас у меня не было бы ни моей девочки, ни моего клуба. Так что мы с ним в расчете.