Наконец она снова поднялась к нему. Сняла его, дрожавшего, с окна и уложила в постель. Потом подобрала юбки и спокойно легла рядом с ним. Кровать была достаточно широка для двоих. Маленькому мальчику, который привык спать рядом с теплой Ханной, кровать, конечно, казалась слишком большой и неуютной.
Впервые за много лет Дина видела, как Вениамин заснул. Она погладила его вспотевший лоб, тихонько спустилась вниз и прошла через двор к своему дому.
В ту ночь Дина очень нуждалась в Ертрюд, поэтому она беспокойно кружила по комнатам, пока не увидела в окне серый парус утра.
ГЛАВА 13
Враждуйте, народы, но трепещите, и внимайте, все отдаленные земли! Вооружайтесь, но трепещите; вооружайтесь, но трепещите!
Книга Пророка Исайи, 8:9
Крымская война создала благоприятную конъюнктуру для морской торговли и рыболовства. Но привела к разрыву налаженных связей с русскими. В прошлом году Белое море почти все лето находилось в блокаде. И было похоже, что нынешним летом блокада повторится. Русские суда из моря не выпускались.
Осенью шхунам из Тромсё пришлось самим идти за зерном в Архангельск.
В ту осень, когда Дина и Андерс вернулись из Бергена, Андерс собирался на одной из шхун отправиться на восток. Но вместо этого занялся снаряжением на Лофотены и вообще делал то, "для чего был предназначен", как он выражался.
Всю весну Дина следила за газетами и пыталась понять, заставит ли война купцов из Тромсё опять посылать свои шхуны за хлебом. Ей хотелось наладить связи со шкиперами в Тромсё, которые могли бы привозить продовольствие. Но это было так же трудно, как ободрать живого угря.
- Мне надо самой поехать в Тромсё и там договориться! - сказала она однажды, когда они с матушкой Карен и Фомой обсуждали этот вопрос.
И хотя в прошлую осень в приходе многие собрали хлеба сам двадцать - двадцать пять, что считалось неслыханным урожаем, этого было недостаточно.
В Рейнснесе хлеба почти не сеяли. Было лишь одно небольшое поле - матушка Карен считала это необходимым. Фома же говорил, что забот с полем больше, чем пользы. Про себя он каждый год проклинал это поле матушки Карен.
После урожайной осени матушка Карен набралась смелости и стала убеждать всех, что хлеба следует сеять больше. Особенно теперь, когда снова нависла угроза блокады. В тот день она торжественно прочитала Дине и Фоме газетную статью управляющего епархией Моцфельдта, который писал, что благодаря войне народ пробудился и понял: нельзя рассчитывать на хлебные поля за морем, это ненадежно. Он призывал людей напрячь силы и пережить зиму без русской муки. Напоминал о необходимости беречь хлеб, стремиться получить от своей земли хлеба больше, чем они получали раньше, и растить его в поте лица своего.
- Я всегда говорила то же самое. Нам надо сеять больше хлеба, - сказала матушка Карен.
- Земля в Рейнснесе не подходит для хлеба, - спокойно заметил Фома.
- Насколько возможно, мы должны обеспечить себя сами. То же самое говорит управляющий епархией.
Олине стояла в дверях. Прищурившись, она глянула в газету и сухо сказала:
- Вряд ли этому Моцфельдту приходится так потеть ради хлеба насущного, как нам в Рейнснесе!
- Мы не привыкли сами выращивать хлеб, - сказала Дина. - Но если матушка Карен считает, что нам следует сеять больше хлеба, мы обратимся за советом в Сельскохозяйственное общество. Это в нашей власти. Но тогда нашим арендаторам придется больше работать на нас. Матушка Карен, ты считаешь, это будет справедливо?
- А разве нельзя нанять работников? - Матушка Карен не думала о практической стороне вопроса.
- Мы должны делать то, что нам выгодно. Нельзя заготавливать корм для такого количества животных и в то же время выращивать хлеб. Ведь у нас, на севере, хлеб хорошо родится далеко не каждый год. Но немного увеличить посевы мы, конечно, могли бы. Можно распахать землю на южном склоне, хотя она и не защищена от ветра с моря.
- Сколько еще придется поработать, пока посевы на том склоне окупятся! - Фома был недоволен.
- Рейнснес - торговый дом, - сказала Дина. - Все цифры говорят о том, что именно торговля дает нам самый большой доход. У матушки Карен были добрые намерения, но ей не знаком крестьянский труд, зато она лично знакома с управляющим епархией и он пользуется ее расположением.
- Управляющий епархией не понимает - нельзя жить надеждой, что зимние заморозки начнутся поздно, - сказала Олине.
Матушке Карен нечего было возразить им, но она не сердилась.
Когда шхуна и карбас под командой Андерса вернулись с Лофотенов, Дина собралась ехать по делам в Тромсё.
Похоже, война продлится еще долго, надо приготовиться к тому, что муку придется везти из Архангельска, так сказала Дина. Она не хочет больше платить втридорога за русскую муку, которую привозят купцы в Тромсё. Она намерена сама явиться к медведю, выманить его из берлоги и попытаться заполучить свою часть шкуры.
Она не желает и в эту зиму платить по четыре - шесть талеров за рожь и по три - шесть талеров за ячмень. Андерс поддержал ее.
Они вместе просмотрели все бергенские счета и прикинули, сколько они выручат за купленную на Лофотенах рыбу. Прикинули они также, сколько муки надо купить в Архангельске. Амбаров для хранения у них было достаточно.
Дина хотела купить муки больше, чем требовалось для снаряжения судов на Лофотены и торговли в лавке. Ей хотелось иметь запас на трудные весенние месяцы. Вряд ли в Страндстедете, да и во всем Тьелдсунде, будет достаточно хлеба.
Андерс считал, что если она выложит наличные, когда купцы в Тромсё будут снаряжать свои суда, то ей будет легче приобрести муку по сходной цене. В Тромсё многие купцы привозят муку из Архангельска, и на них можно положиться. Можно также с выгодой использовать старые торговые связи. Главное - это поладить.
Андерс не сомневался, что Дина справится с этой задачей лучше, чем он. Только пусть попридержит язык. Купцы в Тромсё раскусят ее скорее, чем в Бергене. Пусть помнит об этом.
Все было решено. О том же, что она намерена съездить еще и в Вардёхюс, Дина не сказала никому. Кроме матушки Карен. Как она попадет из Хаммерфеста в Вардёхюс, она себе не представляла. Но должны же там ходить какие-нибудь суда.
То, что Дина выплачивает Андерсу проценты от стоимости груза, направляемого в Берген, и к тому же разрешает самостоятельно торговать лесом, который он в плотах пригоняет из Намсуса, было предметом многих досужих разговоров и зависти.
Видать, есть между ними что-то, о чем никто не догадывается, что держится в тайне от всех.
Слухи набирали силу. Особенно после того, как торговец в Намсусе обманул Андерса, а Дина его выручила, расплатившись за него. Дело было так: Андерс заплатил торговцу за бревна, не зная, что тот разорился и продал бревна, ему уже не принадлежавшие. Новый владелец потребовал у Андерса деньги за бревна. Поскольку свидетелей сделки с первым торговцем у Андерса не было, ему ничего не оставалось, как заплатить еще раз.
Эта история никого не оставила равнодушным. Слухи вились, как мухи над свежей коровьей лепешкой. Воображение у людей разыгралось вовсю.
- Что-то тут не чисто, если Дина Грёнэльв, такая прижимистая, разделила со своим шкипером его убыток. Мало того, она вписала его в свое завещание и отказала ему лучшее судно!
Эти грязные слухи дошли до ушей матушки Карен. Она послала за Диной и, взволнованно потирая руки, спросила у нее, что они означают.
- А если и так? Если между нами что-то есть, у кого достанет ума и власти указывать нам, как себя вести?
Матушку Карен не удовлетворило такое объяснение.
- Следует ли понимать тебя так, что ты собираешься выйти замуж за Андерса?
Дина оторопела:
- Ты что, хочешь, чтобы я вышла замуж сразу за двоих мужчин? Не ты ли сама благословила меня на поиски Лео?
- Но пойми. Нехорошо, когда люди болтают… Я ведь только поэтому…
Но мысль уже облеклась в слова. Мысль о том, что Андерс может стать хозяином Рейнснеса.
Дина ходила под балкой, на которой повесился Нильс, и вызывала его к себе.
Он был смирный и приводил множество доводов в свое оправдание. Она их не приняла, запихнула его обратно в петлю и толкнула так, что он закачался, как маятник на часах.
Она напомнила ему: он рано успокоился, даже если больше не кормится в Рейнснесе. Его репутация в ее руках. Прежде чем лечь спать, она дала ему понять, что, если он не остановит все эти слухи, она поймает его на слове. Выйдет замуж за Андерса. С венчанием и пышной свадьбой.
Нильс вдруг сник, ослабел и исчез вместе со всеми своими оправданиями.
Если Андерс и слышал эти сплетни, то виду не подавал. Занимался своим делом.
Он посоветовал Дине, с кем ей следует встретиться в Тромсё, чтобы купить муку, написал имена тех, с кем ей ни при каких обстоятельствах не следует вступать в сделку. Вместе с нею еще раз проверил списки и цены на товары. Прикоснулся к ее руке и даже не заметил прикосновения.
Они обсуждали максимальную цену, какую могут дать за русскую муку, чтобы продать ее потом в лавке по доступной людям цене и не понести при этом потерь. И количество муки, которое надо иметь в амбарах к началу весны.
Руки Андерса то и дело ворошили густые русые волосы, иногда он энергично кивал, чтобы подкрепить свои слова. Глаза блестели и были широко открыты. Казалось, Андерс только что побывал у причастия и получил отпущение грехов.
Наконец они покончили с делами. Дина принесла початую бутылку рома и прямо спросила у Андерса, слышал ли он, какие о них ходят сплетни.
Андерс широко улыбнулся:
- До моих ушей дошло, что кое-кто в Страндстедете и среди арендаторов не прочь женить старого холостяка из Рейнснеса. Но это бывало и раньше.
- И что же ты отвечаешь на это?
- Стараюсь помалкивать.
- И даешь сплетням волю?
Он с удивлением посмотрел на нее. И молча закрыл папку с бумагами.
- Ты думаешь, мне приятно слышать эти сплетни? - через некоторое время спросила Дина.
- Нет, - ответил он не сразу. - Но и убиваться из-за них тоже не стоит.
Он насмешливо смотрел на нее. И Дина сдалась. Они рассмеялись. Чокнулись рюмками и снова засмеялись. Но сделать вид, будто этого разговора между ними не было, они уже не могли.
- "Принц Густав" похож на женщину! - мрачно объявил Вениамин и засунул пальцы под подтяжки, как любил делать Андерс.
- Это просто такая фигура на носу, для украшения, это ненастоящий принц Густав! - объявила Ханна и вытянула шею. Любопытная, как ласка, она всегда боялась пропустить что-нибудь интересное.
Ханна хотела обнять Вениамина, но он вырвался и подбежал к Дине, которая стояла на причале в дорожном костюме.
- "Принц Густав" - женщина! Неужели ты поедешь на женщине? - сердито крикнул он ей и поддал ногой камень так, что чуть не угодил Стине в голову.
Дина промолчала.
Вениамин не отступал, хотя кругом было много людей, которые пришли проводить Дину.
- Ты и в этот раз вернешься домой как дохлая ворона? - с горечью крикнул он ей.
- Придержи язык! - сказала она тихо, но достаточно грозно.
- Сколько ты лежала в постели после прошлой поездки!
Он плакал, уже не таясь.
- В этот раз так не будет.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю.
Он прижался к ней и рыдал от отчаяния.
- Ты слишком шумно ведешь себя, Вениамин, - твердо сказала Дина и положила руку ему на затылок.
- Зачем ты туда едешь? Матушка Карен говорит, что там круглый год зима. И ничего нет, только птичий помет да кричат чайки! - с торжеством заявил он.
- Мне надо туда поехать. Я так хочу.
- А я не хочу!
- Это я уже слышала.
Он хватал ее за платье и плакал, не теряя надежды ее удержать, пока она не села в лодку и Фома не оттолкнулся веслом от причала.
- Этот мальчик уже никого не стесняется, - сказала она Фоме.
- Он хочет, чтобы мать была с ним. - Фома посмотрел в сторону.
- Я не понимаю…
Лодка шла против ветра, и Дина придерживала шляпу. Фома равномерно взмахивал веслами.
- Ты тут присматривай за порядком, - дружески сказала она. Словно он был дальний знакомый, которого ей приходится просить об услуге.
- Все обойдется. Но ясное дело, будет трудно: Андерс уйдет в Берген, тебя тоже не будет. Придется нанимать много людей… На сенокос и…
- Раньше ты с этим справлялся.
- Да, - коротко бросил он.
- Я на тебя полагаюсь, Фома. И смотри получше за Вороным. Езди на нем иногда, - вдруг сказала Дина.
- Никого, кроме тебя, он на себе не потерпит. Она промолчала.
- Смотри, никак это матушка Карен сидит у окна в зале? - спросила Дина и помахала рукой.
Этот гудящий и извергающий клубы дыма пароход был назван "Принцем Густавом" в честь младшего сына короля Оскара. Его форштевень украшала фигура женщины. Не больно красивая, но заметная. Имя принца было написано на лопастях колеса замысловатыми буквами и увенчано короной.
Колесо заработало. На берегу в воздух полетели шапки и замелькали платочки, словно им подали сигнал. Со всех сторон слышались крики. Дина подняла руку в белой перчатке.
Большая бузина в саду слегка раскачивалась, хотя ветра не было.
Там сидел Вениамин и плакал, вымещая гнев на дереве. Он пинал бузину ногами, обламывал ветки и обрывал листья. Пусть видит и возмущается.
Дина стояла и улыбалась. Легкий южный ветер гнал мелкую рябь. Пароход шел на север. Матушка Карен благословила ее поездку. Но поможет ли это?
Дина познакомилась с капитаном еще до того, как пароход пришел в Хавнвикен. Ей говорили, что у него большая борода и седые бакенбарды и что зовут его капитан Лоус.
Но перед ней стоял высокий человек, который своим видом и движениями напомнил ей рабочую лошадь. На крупном продолговатом лице героически высился нос. Губы были немного вывернуты. Они все время шевелились, над верхней губой была впадинка, как между грудями у старой женщины. Круглые добродушные глаза прятались под кустистыми бровями.
Он держался весьма учтиво и выразил сожаление, когда Дина спросила его о старом капитане. Он щелкнул каблуками и протянул ей руку, которая никак не вязалась с его обликом. Ладонь была узкая и красивой формы.
- Капитан Давид Христиан Люсхолм, - представился он, и его синие глаза скользнули по Дине.
Он показал ей весь пароход с таким видом, будто это была его собственность. И похвалил Нурланд, будто он принадлежал Дине, а капитан был ее гостем.
Здесь, в Нурланде, еще царят добрые старые обычаи. Состоятельные люди еще могут ездить с роскошью, подобающей их положению. А вот на юге, по мнению капитана, все давно уже изменилось.
Он погладил начищенные медные поручни и кивнул в подтверждение своих слов. Спросил, может ли он закурить трубку в присутствии дамы.
Дина не возражала. Она и сама не отказалась бы от трубки. Капитан оторопел. Дина решила не приносить трубку из каюты. Не стоит слишком привлекать к себе внимание.
Они продолжали оставаться в пределах, огороженных медными поручнями, которые отделяли публику первого класса от остальных пассажиров.
Человек должен занимать место, подобающее его положению, а не бумажнику, считал капитан. Он вел Дину под руку свободно и уверенно.
В Хавнвикене их встретило много шлюпок с молодыми людьми.
Капитан приосанился и поздоровался с единственным пассажиром, который сел здесь на пароход. Это был фохт Он поднялся по сходням с портфелем из свиной кожи, вид у него был очень внушительный.
Капитан поздоровался с фохтом как со старым знакомым и представил его Дине.
Почтмейстер стоял у сходней и разговаривал с местным торговцем о двух письмах, которые были оплачены не по правилам. За них следовало дополучить четыре скиллинга почтового сбора.
Прозвенел третий звонок, лопасти заработали. Одна за другой они скрывались в соленой воде. Люди на берегу превратились в муравьев и мелкий мусор. Горы скользили мимо.
Когда пассажирам казалось, что на них никто не смотрит, они украдкой разглядывали друг друга. У одних лица были замкнутые, у других - светились любопытством и живым интересом. И у каждого были свои причины пуститься в это путешествие.
Капитан поинтересовался, что заставило фохта отправиться на север.
Стало известно, что в нескольких местах русские перешли границу между Норвегией и русской Лапландией. От местных жителей поступили жалобы, что пришельцы захватили норвежскую территорию. Пришельцы утверждали, что это русские земли, и распространились уже до Таны. Местные власти потребовали, чтобы они убрались, но безуспешно. Вот фохт и двинулся на север.
- А как они настроены, мирно или враждебно? - просила Дина.
- Как бы они ни были настроены, уходить они не собираются, - ответил фохт.
В разговор вмешался почтмейстер, он задумчиво посасывал усы и сдвинул на лоб форменную фуражку. Он, например, слышал, что русские ведут себя так, будто эти земли принадлежат их царю. И многие финнмаркцы предпочли бы, чтобы так и было. Местные жители недолюбливают власти в Христиании. Все вопросы улаживают опытные русские дипломаты. А правительство не удосужилось даже палец о палец ударить. Оно и знать не знает, что на севере происходит. Никогда там не бывало.
Произнеся эти тираду, почтмейстер трижды поклонился фохту. Он вдруг сообразил, что не знает, чью сторону держит фохт - правительства, русских или жителей Финнмарка. Вежливость никогда не повредит, особенно когда говоришь то, что думаешь.
Капитан смутился. А фохт нисколько. Он добродушно посмотрел на почтмейстера и сказал:
- Наша страна слишком вытянута. Трудно уследить, что происходит в ее самых отдаленных частях. Весь Хологаланд, и особенно Финнмарк, зависит от хороших отношений с Россией. Оттуда поступают такие необходимые товары, как зерно и веревки. Но конечно, всему есть предел. И с захватом земли мириться нельзя.
Фохт повернулся к Дине и спросил, как обстоят дела в ее краях. И как здоровье ленсмана Холма, ее отца.
Дина ответила коротко: ленсман никогда ничем не болеет, разве иногда у него пошаливает сердце. Весна у них тяжелая. Но сейчас все наладилось.
Фохт был в отличном настроении. Веселые морщины даже украшали его. Он попросил Дину передать поклон ленсману, если она увидит его раньше, чем он.
- Чем закончилось дело с пиратами, которые промышляли в Рафтсунде? - спросила Дина.
- Дело будет слушаться осенью в тинге. А сейчас они сидят в тюрьме в Трондхейме.
- Это правда, что среди них были две женщины?
- Да. Цыганки.
- А как таких опасных преступников перевезли в Трондхейм?
- Для такого фрахта нужны кандалы и надежная охрана, - с удивлением ответил фохт.
Больше Дина ничего не сказала, и мужчины завели привычный разговор о погоде.
Если не считать Дины, горничных и двух сестер, которые ехали третьим классом, женщин на пароходе не было.