- Это предложение уже поступало, причем ты называла меня Анри и просила прощения!
- Правда?!
- Правда, правда, миледи. Хорошо хоть, что не при всех, а когда я укладывал тебя в постельку. Ты и без того вогнала меня в краску, заявив всем на прощание, что... Ладно. - Он махнул рукой и потянулся ко мне. - Давай снимем твое платье и займемся делом. Я ведь живой человек...
- Подожди, живой человек. - Я отпихнула его, хотя мне уже очень хотелось чувствовать и целовать его лицо, губы, крепкие рельефные плечи и эту темную шелковистую дорожку на груди... - Так что такого ужасного я сказала?
- Софи, ну не упрямься. Иди ко мне!
- Нет, я должна знать!
- Ты сидела в обнимку с Шено, кормила его из своей тарелки и что-то толковала про лестницу Маршана, периодически засыпая. Я предложил тебе пойти в спальню. Ты жалобно потребовала, чтобы я отнес тебя туда на ручках, но не пожелала расстаться со щенком. Хорошо, я взял тебя на руки, несу к двери, а ты тут громко: "Вы не, думайте, я ему вовсе не любовница и никогда не буду!"
- Всего-то?
- Если бы. - Виктор обиженно почесал горбинку носа. - Все развеселились, а Сиси ехидно так спрашивает: "Это еще почему?" Тут-то ты ее и порадовала: "Потому что он несуразный, как лестница Маршана!" Чего ты смеешься? Неужели я тебе совсем не нравлюсь? Ни вот на столько? - Он показал кончик мизинца.
Мне стало даже жаль Виктора. Только зачем он напомнил про эту распроклятущую лестницу? Она опять бесцеремонно замаячила перед моими глазами, как какое-то наваждение!
- Софи, ну посмотри же на меня! Неужели я действительно такой несуразный? Ну скажи честно!
- Виктор, у тебя красивая фигура. - Я с удовольствием погладила его давно манившие меня плечи, силясь отогнать видение лестницы. - Выразительные огромные глаза...
- А нос? Тебе не нравится мой нос?
- Да нравится мне твой нос!
- Так в чем же дело? Почему мы до сих пор не стали любовниками? Я целуюсь не так?
- Виктор. - Я вздохнула. - Ты действительно хочешь предложить Маршану эту идиотскую идею про колдунов?
- Иными словами, по-твоему, я похож на идиота?
- Ты как ребенок. - Я погладила его по волосам и зарылась в них пальцами. Убирать свою руку мне не хотелось. - Я говорю не о тебе, а о вашем несуразном проекте.
- У тебя все несуразное! - Он сбросил с себя мою руку. - Все, что связано со мной! Спокойной ночи! - Виктор выключил ночник и, резко упав в кровать спиной ко мне, потянул на себя одеяло.
От мгновенно наступившей темноты лестница воодушевилась, как и подобает настоящему привидению. Меня бы не особенно удивило, вздумай она могильно захохотать или, напротив, разрыдаться.
- Виктор. - Я подобралась к нему поближе и дерзко обняла за пояс. - Ты обиделся?
- Обиделся, - довольно согласился он и прижал к себе мою руку.
Его тело было горячим и веселым. Лестница погрустнела.
- Но ведь ваша затея действительно глупая.
- Глупая. - Моей рукой он погладил себя по животу. Я почувствовала нежное прикосновение волосков и слегка пощекотала его живот пальцами. - Очень глупая. - Виктор сжал мою кисть. - Не надо, я боюсь щекотки.
- Ты ревнивый? - Я потерлась щекой о его спину и легко коснулась шеи губами. Лестница все равно занимала мои мозги, но не все, а только, скажем так, их профессиональную часть.
Приватные же регионы мозга размышляли лишь о Викторе, не мешая профессионалам делать их дело. - Чего молчишь?
- Я думаю.
- Включать или не включать свет?
- Свет?.. - Он выпустил мою ладонь, заворочался, и я почувствовала его дыхание на своем лице, а его рука легла мне на плечи. - Софи...
Понимаешь, ты, конечно, права. Проект идиотский, но ведь можно придумать что-то действительно актуальное и достойное...
- Например, поцеловать меня.
- Да, конечно, я тебя поцелую, я давно этого хочу, - сказал Виктор, но не предпринял никаких действий, а задумчиво продолжил:
- Знаешь, это потрясающая идея: продать Пикассо и вложить деньги в искусство! То есть искусство поможет родиться новому искусству. Ты меня понимаешь?
- Конечно, Виктор. Когда-то Пикассо получал за свои картины гроши, это потом он стал известным. А сначала за них практически ничего не платили, и они как бы копили в себе цену искусства.
Я не видела ни единой черточки Виктора, лишь чувствовала жар его тела. Он молчал, а я поймала себя на мысли о том, как странно в темноте заниматься разговором об искусстве, сгорая от желания! На какое-то мгновение я тоже затихла, испугавшись неуместности своих рассуждений, но по напряженному дыханию Виктора я радостно поняла, что для него в эту минуту гораздо важнее услышать от меня то, что я думаю про Пикассо и Маршана, нежели просто по-человечески внять голосу физиологии, как давно бы поступил Анри, да и любой из знакомых мне мужчин.
И это даже хорошо, что сейчас вокруг нас темнота, потому что она убирает все лишнее, она освобождает и одновременно изолирует, лишая всего внешнего. В темноте каждый такой, какой он есть, и очень одинокий. Но сейчас, именно это-то и было самым удивительным, я была не одинока, я была с ним вместе. Подаренное темнотой уединение, а вовсе не одиночество, принадлежало нам обоим. Я никогда не думала, что "одиночество вдвоем" не литературная метафора, а оно возможно, но еще меньше я подозревала, что оно столь изысканно простодушно.
- То есть Пикассо наработал не только на себя, - уже не стесняясь показаться наивной, объяснила я, - но еще и на тех, кто сможет сделать что-то на эти как бы сэкономленные им деньги. Эти деньги с самого начала принадлежали искусству, и Маршан, если он действительно решится на такой жест, всего лишь честно вернет искусству то, что принадлежит искусству по праву.
- Потрясающе, Софи! Я чувствовал, что отталкиваться нужно именно от интересов искусства, а не от Маршана с его стремлением увековечить себя!
- Конечно, на искусстве Маршан заработал столько, что с его стороны вполне уместно вернуть хотя бы крохи.
- Вернуть, вернуть, именно вернуть...
- Виктор. - В полной темноте я на ощупь погладила его по лицу, признаться, опасаясь попасть ему в глаз.
- Ты удивительно умная, Софи. - Он ловко перехватил мою руку и поцеловал кончики пальцев. , - Кажется, кто-то пожелал мне "спокойной ночи".
- Понятия не имею, кто это был.
Виктор приподнялся на локте и зажег ночник. Я зажмурилась.
- Выключи. Нет, сначала дай мне попить, а потом выключи.
- В обмен на твое платье.
- Шантажист. Снимай. - Я подняла руки над головой. - Только расстегни на спине молнию.
- Сейчас, миледи. - Он прижал меня к себе, и, как бы несмело целуя мою шею, ловко расстегнул молнию и крючки бюстгальтера под ней, и тут же с проворностью фокусника освободил меня не только от платья, но и от всего остального. - Замечательно. - Виктор придирчиво осмотрел то, что получилось, как художник свою картину. - Очень красиво, когда на женщине только украшения и ничего лишнего.
- Ты дашь мне воды?
На свет появилась опять полная бутылка. Он открыл ее и отдал мне.
- У тебя там склад?
- Источник. Знаешь, к этим серьгам тебе бы пошло и такое же колье. Жаль, что его нет.
"Есть!" - чуть не вырвалось у меня, но я сделала еще один глоток и вернула бутылку, подумав, что такой бредовой ночи у меня не было в жизни: болтаем не пойми о чем, оба голые, оба на взводе, а "до дела" никак не доберемся!
- Выключать свет? - спросил Виктор.
- Ты любишь без света?
- Нет, при свете я люблю тебя больше. - Он придвинулся совсем близко. - Ты не рассуждаешь про лестницу Маршана и про искусство.
- Теперь будешь рассуждать ты?
- Софи, ты наговорила такого! Теперь у меня в голове вертится идея, но я никак не могу поймать ее.
- У меня который день вертится лестница Маршана... - Зачем я это сказала! Она с десятикратной энергией влезла во все мои мысли. - А я же ничего! - продекларировала я назло ей. - Давай, Виктор, быстро целуй меня!
- Хватит командовать!
Тем не менее мы наконец-то начали целоваться; бабочки забились в животе, закружилась голова, я с удовольствием закрыла глаза, а когда их открыла, чтобы перевести дыхание, вокруг опять была темнота и мое привидение...
- Зачем ты выключил свет?
- Молчи! Темнота - это тайна.
Губы Виктора были немножко шершавыми, но очень горячими и умелыми, а его руки!..
Его руки одновременно оказывались повсюду, сводя с ума каждую клеточку моего тела, и каким-то образом даже заставляли лестницу разбираться по ступенькам и одновременно утончали окружающие ее колонны, которые постепенно исчезли где-то в сияющей голубизне, а я, утратив ощущение времени, верха, низа, земного притяжения, жизни, смерти, собственного естества, забыв названия цветов и звуков, месяцев и дней, вдруг, как на экране монитора, на фоне этой сияющей голубизны увидела мастерский, точно выверенный чертеж знакомого мне до боли Маршанова дома, где на месте парадного зала было три этажа и три стройных лестницы с тонкими поблескивающими никелем перилами и прозрачными ступенями, соединяющими их! А через стеклянные плиты лились хрустальные потоки света!
И я бесплотно скользнула в них и закричала от счастья обретенной свободы!..
Глава 13, в которой я зажгла ночник
- Виктор! Виктор! - Я нашарила у изголовья выключатель и зажгла ночник. - Виктор, ты меня слышишь?
Он тяжело поднял с моей груди взлохмаченную голову и, глядя на меня совершенно безумными глазами, радостно произнес:
- Вернуть, Софи, вернуть!
Наверное, еще не пришел в себя, подумала я и как можно мягче, хотя от нетерпения у меня зудели ладони, спросила:
- Виктор, у тебя есть бумага и карандаш?
Он непонимающе посмотрел мимо и сел на кровати, обеими руками откидывая со лба спутанные волосы и почесывая в затылке.
- Виктор, ты был великолепен! - Кажется, именно этой фразы он ждет от меня, а я про нее забыла.
- Софи, я пойду немножко поработаю, - сообщил Виктор неожиданно будничным тоном, встал и как был в чем мать родила направился куда-то, не отреагировав ни на мою просьбу, ни на комплимент.
- Подожди, Виктор! - Я бросилась за ним, неуклюже заворачиваясь в простыню. - Мне срочно нужны бумага и карандаш, пока я ничего не забыла! Куда ты идешь?
- В кабинет. Спи! Чего тебе надо?
- Бумагу и карандаш! И не разговаривай со мной таким тоном!
Он поморщился, снова поправил волосы пятерней, взял меня за руку и сказал:
- Пойдем, только молчи, Софи. Ты меня сбиваешь!
- А ты меня нет? Дома я давно бы уже сидела за компьютером! А тут все придется рисовать самой! У тебя же наверняка нет проектировочной программы!
- Да помолчи ты! Сколько можно просить? - Виктор открыл какую-то дверь, как обычно не до конца, протиснулся в нее и щелкнул выключателем.
- Ну и бардак для такого чистюли!
- Заткнись! - Он сел за стол и включил компьютер. - Вон бумага, карандаши сама найдешь где-нибудь. И ради всего святого, - Виктор обернулся и прижал руки к груди, - не мешай!
Я примостилась в кресле с пачкой бумаги на коленях и от нетерпения и страха забыть увиденное сразу сломала карандаш. Ничего! Я прихватила еще полдюжины и все найденные среди завалов Виктора фломастеры и ручки. Конечно, на компьютере все было бы значительно быстрее и удобнее...
Рука сама собой привычно скользила по бумаге, криво, косо, неважно! Главное, не упустить ничего, а потом программа сама рассчитает все расстояния, углы и разновеликие длины.
Как же раньше мне не приходило в голову уменьшить высоту зала, отдав часть пространства третьему жилому этажу! Пусть окна спален тоже смотрят на клумбу и на дорожки подъезда, а для поражения воображения гостей и собственно выставки домашней коллекции вполне достаточно двух этажей, один из которых будет образовывать эдакую внутреннюю террасу, а три прозрачные изящные лесенки и соединят ее с этажом первым.
Но откуда же тогда литься дневному свету, если над залом теперь спальни? Как это откуда?
Из окон! Но тогда нужно менять фасад, а Маршан не хотел его трогать... А у меня есть глухие и, главное, пустые торцевые стены! Что мешает мне сделать их частично стеклянными?..
- Ты всегда так? - неожиданно спросил Виктор, я даже вздрогнула от его голоса.
- Ты о чем? - И едва удержалась от смеха: за столом у компьютера сидел голый человек и закладывал бумагу в принтер!
- Ты о чем-то думаешь и думаешь, а потом вдруг во время секса - как вспышка: хоп! И готовенькое решение в твоей голове!
- Не всегда, но достаточно часто, если проблема серьезная и секс, - я подправила форму окна на торце здания, - скажем так, удачный.
- Надо же, а я считал, что это только я такой ненормальный. - Принтер ожил и принялся старательно втягивать лист бумаги.
- А я была уверена, что только я! - Я как будто посмотрела на себя со стороны: я ведь наверняка выгляжу не менее курьезно, чем он сейчас, когда голышом выскакиваю из постели и бросаюсь к компьютеру. - Я спрашивала у своих однокурсниц, с ними не бывает такого.
- Ну и как к этому относится твой так называемый жених?
- А твои так называемые знакомые замужние дамы?
- Слушай, Софи, а мне нравится, что ты ревнуешь!
- Я не ревную, мне действительно интересно, как к этому относятся твои женщины? У меня, например, из-за этого до Анри всегда были проблемы.
- Я уже догадался, что его зовут именно Анри, постарайся больше не напоминать, в отличие от тебя я вправду ревную.
- В отличие от тебя Анри никогда не огрызается и по первой моей просьбе делает сок из апельсинов.
- Софи, а что, если я начну сравнивать тебя с другими женщинами?
- Сколько угодно! Все равно все будет в мою пользу! Хочешь знать почему? Потому что я такая же, как и ты! И мне, как и тебе, вот это, - я потрясла набросками, - дороже всего остального, и мне плевать, что там подумает мой партнер, когда я после интима займусь творчеством!
- Ты чего так завелась? Я разве не понимаю, что гениальные идеи нужно срочно закреплять на бумаге?! Это же хорошо, что нас осенило одновременно! Хочешь выпить за это?
- Хочу. Соку!
- Дался тебе этот сок! Пойдем, - Виктор встал и потянул меня за руку, - там полно вина.
Я отвела глаза и невольно поправила на себе шелковую эстетскую простыню, меня все-таки смущала его абсолютная нагота и особенно мгновенно возникшее от прикосновения ко мне состояние полной боевой готовности.
- Ну что еще, Софи? Пошли скорее!
- А здесь... Здесь нельзя? - Я погладила его по мускулистому бедру.
- Не придумывай, Софи! Это кабинет!
- В кабинете нельзя, в гостиной нельзя...
- Да идем же! - Виктор бесцеремонно выдернул меня из кресла, листы с эскизами скользнули на пол, я едва успела удержать на плечах простыню. - Нельзя, для этого есть спальня!
- Зануда!
Мы уже опрометью выскочили в коридор, хлопнув дверью кабинета, однако Виктор нашел нужным задержаться, чтобы проверить, закрылась ли она надлежащим образом, и опять поторопил меня с такой горячностью, как если бы мы опаздывали на самолет, причем виновата была я.
Чуть ли не бегом мы ворвались в спальню, и по логике вещей должны были бы тут же оказаться в постели. Ничего подобного! Виктор бесстрастно попросил меня вернуть простыню на кровать, а сам извлек откуда-то причудливые фужеры, бутылку вина, штопор и, словно забыв о своей повышенной готовности, не спеша выдернул пробку, плеснул несколько капель в один из фужеров, с видом дегустатора снял пробу и только затем принялся аккуратно наполнять их вином, В голубоватом свете ночника оно казалось густым и лиловым.
- Урожай восемьдесят третьего года. - Он протянул мне фужер. - Очень рекомендую.
- Я больше люблю белое, - с вызовом сказала я. Я давно уже привела в порядок постель и забралась под одеяло. Бабочки обиженно роняли с крылышек отяжелевшую пыльцу. - И сухое!
- Это достаточно сухое!
- А по виду - ликер или кагор!
- Ты хоть когда-нибудь можешь не спорить?
Держи!
Вино действительно оказалось сухим и немного терпким. Поверх бокала я видела, как Виктор, пригубив свой фужер, вертит его в руках и внимательно смотрит на меня, определенно ожидая восторгов по поводу напитка.
Я выпила все до капельки и попросила:
- Налей еще!
- Понравилось?
- Пить очень хочется.
На самом же деле я вполне утолила жажду, а налить попросила скорее из любопытства: мне было очень интересно, как долго Виктор еще будет оставаться в готовности, не предпринимая никаких естественных для мужской готовности действий?
- Как скажете, миледи.
Он улыбнулся и выполнил мою просьбу. Готовность не изменилась ни на йоту! Я выпила и потребовала еще.
- Если ты собралась меня изводить, учти, у меня большая коллекция.
- Ты же говорил, что не держишь спиртного дома! - После приличной порции вина мои бабочки заметно активизировались.
- Это не спиртное, это коллекция!
- Значит, днем - коллекция, а спиртное - ночью? Ты сноб!
- А ты! Ты! Ты... - Он не договорил, а вихрем налетел на меня. Или этот вихрь завертелся во мне от его губ, рук, дыхания, спутанных волос, от горячей тяжести мужского тела?.. - Ты спорщица! - Виктор на секунду оторвался от моих губ, зачем-то языком облизнул свои. - Ты самая ужасная, неисправимая спорщица!
И опять все закружилось, запульсировало, заликовало и засверкало!
Он был во мне, я была в нем, как эти самые изогнутые рыбками "инь" и "янь" на картинке в энциклопедии... А что, если окна в доме Маршана тоже будут в виде этого эротического древнего символа? Нет, нет, никаких кривых линий, только симметрия и ощущение простора, именно такого простора и свободно полета, как сейчас... А "инь" и "янь" переплетутся в рисунке наборного пола, чтобы ничто не отвлекало от картин! Белое или размыто-серебряно-голубое...
Или ампирная интимность теплой матовой терракоты?..
- Софи, скажи... Скажи, как ты хочешь? - Виктор вдруг застыл, не разжимая объятий. Самое сокровенное, что ты хочешь...
- Я хочу уснуть... Вот так, внутри друг друга...
Меня обволакивал дивный покой неспешного наслаждения, темно-синие бархатно-чувственные тона.