- Ну чего вы уперлись? Смотрите, и на вас управа найдется, - с угрозой произнесла Каховская.
- Все равно не продам, - отрезал Есипов. - И вольную не дам.
- Это ваше последнее слово? - нахмурила брови Александра Федоровна.
- Последнее, - буркнул Павел Петрович, прекрасно зная, что ежели ей что-либо втемяшилось в голову, то она не успокоится, покуда не добьется своего. Но ничего, еще посмотрим.
- Посмотрим, - словно в пику его мыслям с иронией произнесла Каховская, прощаясь.
- Посмотрим, - с легким поклоном ответил ей Павел Петрович.
3
В этот сезон Есипов пригласил на гастроли бывшего сотоварища по любительским театральным подмосткам, ныне ведущего актера Петровского театра, ставшего к тому времени известностью, Петра Алексеевича Плавильщикова. Слава Плавильщикова как актера и драматурга гремела в обеих столицах, и авторитет его в актерской среде был непререкаем.
- А хороший у тебя театр, - сказал Плавильщиков, придя на второй день по приезде в Казань посмотреть на сцену, где ему предстояло играть, окидывая взором зрительную залу с двумя ярусами лож, галереей, партером и двумя рядами кресел. - Большой. Публики много можно вместить. Верно, и сборы неплохие, а? - подмигнул своему старинному приятелю Петр Алексеевич.
- Сборы не малые, да, - согласился Есипов. - Однако покуда тридцать тысяч рубликов верну, что на его строительство и обустройство положил, много воды утечет.
- Сколько, сколько? - вскинул брови Плавильщиков.
- Тридцать тысяч серебром, - повторил Есипов.
- Ну, ты, брат, дае-ешь… - восхищенно протянул Плавильщиков. - Это же целое состояние! Прости, конечно, но, верно, правду про тебя говорят, что ты ушиблен театром…
- Вот им же и лечусь, - весело произнес Павел Петрович. - Ну что, пойдем знакомиться с труппой?
Петр Алексеевич пробыл в Казани три с половиною недели. Играли его "Бобыля" и впервые - новую героическую пьесу "Ермак". Сам Плавильщиков исполнял главные мужские роли, а главные женские достались Аникеевой. Плавильщикову было довольно нескольких репетиций, чтобы по достоинству оценить ее талант. А когда один из поклонников Насти после спектакля, даря букет, восхищенно произнес, что она вполне может блистать на московской и петербургской сценах, Плавильщиков задумчиво произнес:
- Я тоже в этом нимало не сомневаюсь.
- Ах, Петр Алексеевич, - вскинула на него глаза Настя. - Вы, верно, забыли, что я господская дворовая девица. Барин ни в жисть меня от себя не отпустит.
- Я поговорю с ним, - заверил ее Плавильщиков.
Однако разговор с Есиповым ни к чему не привел. Он не хотел отпускать Настю, и старые приятели едва не рассорились из-за нее.
А потом против Есипова составилась фронда. В нее вошли Плавильщиков, Каховская и губернский предводитель Вешняков. На очередном рауте у предводителя к заговорщикам присоединился и его превосходительство губернатор Мансуров. Предводительствовала в сем заговоре, конечно, Александра Федоровна.
- Так как насчет Насти, Павел Петрович? - начала она неприятный для Есипова разговор сразу после ужина. - Не надумали дать ей вольную?
Она улыбнулась, и ее лицо, с резко вычерченными энергичными чертами, стало почти обворожительным.
- Не надумал, Александра Федоровна, - в тон ей ответил Есипов, сотворив на своем лице некое подобие улыбки.
- Но ты должен, ты просто обязан это сделать! - присоединился к Каховской Плавильщиков, заерзав в кресле.
- Обязан? - вскинул брови Павел Петрович. - Я ничем и никому не обязан.
- Обязан, - продолжал настаивать метр сцены.
- Да почему я должен и обязан ее отпустить? - начал возмущаться Павел Петрович уже довольно громко. - Она моя, понимаешь, моя дворовая девка!
- Она не просто дворовая девка, она - актриса! - возразил ему Плавильщиков хорошо поставленным голосом, будто не сидел в кресле в гостиной предводителя, а, будучи Ермаком из своей собственной пьесы, взывал на подвиг покорения Сибири свою немногочисленную дружину. - Не получив вольную, она не сможет играть на императорской сцене! - веско добавил он и оглядел присутствующих пылающим взором Росслава. - А она должна играть в императорских театрах!
- Отчего же должна? - с язвительной ноткой в голосе спросил Есипов. - Я должен ее отпустить, она должна играть в императорских театрах… Не много ли у вас должников, господа?
- Но талант, - вмешался в разговор предводитель дворянства, - это, мне кажется, такой дар, что не может принадлежать только одному человеку. Он должен приносить пользу всему обществу и существовать во благо общества…
- Я бы даже сказал, во благо всего государства, - веско заметил его превосходительство и строго посмотрел на Есипова. - Талант есть достояние державы, в коей сей талант родился и произрос. И негоже, - губернатор со значением посмотрел на Павла Петровича и поднял вверх скрюченный подагрой указующий перст, - я бы даже сказал, противозаконно удерживать подле себя то, что принадлежит всем.
- Но…
- Посему, я считаю, было бы совершенно справедливым и достойным поступком российского дворянина и гражданина, - перебил Мансуров Есипова, - совершить акт дарования свободы Анастасии Аникеевой не как девице в крепостном состоянии находящейся, но как обладательницы редкостного артистического таланта, способного и должного послужить на пользу и во благо всей Российской империи.
Он опустил палец и выжидающе оглядел присутствующих на предмет решительного согласия с ним. Все, конечно, кроме Павла Петровича, были солидарны с губернатором. Правда, во время довольно продолжительного молчания, в течение которого губернатор и вся остальная фронда не сводили с него глаз, мнение Есипова, похоже, стало меняться. Вначале он нерешительно мотнул головой, еще через минуту неопределенно хмыкнул и дернул плечом, а затем уже согласно произнес:
- Хорошо, господа, вы меня убедили.
Он поочередно оглядел всех заговорщиков и остановил свой взор на Александре Федоровне:
- Поздравляю, сударыня, - усмехнувшись, сказал он. - Вы одержали блестящую викторию.
- Ну а когда было иначе, - улыбнулась ему в ответ Каховская и примирительно добавила: - Поздравляю вас с принятием благородного решения. Впрочем, в сем не сомневалась. Вы ведь и сами прекрасно понимаете, что истинный талант должен служить всем.
- Спасибо, друг, - произнес Плавильщиков, кажется, с искренней слезой в голосе. Впрочем, это вполне могло быть актерской уловкой. Но то, что метр сцены был растроган, не вызывало никакого сомнения.
- Это весьма, весьма благородно, - сказал предводитель дворянства, соглашаясь с Александрой Федоровной. - Талант, он, действительно, должен светить всем.
- Патриот, - твердо заявил Мансуров и расправил брови. - Вы настоящий патриот. К несчастью, таковых в нашей державе становится все менее и менее числом, и космополитизм уже проник в нашу кровь, как гувернеры-иностранцы в наши дома. И я очень рад, что в вашем лице имею честь видеть настоящего гражданина своей страны. Весьма, весьма, - добавил губернатор и крепко пожал руку Есипову.
Скоро антрепренер-патриот выправил через Гражданскую палату вольную Насте, и она стала свободной, получив право распоряжаться собственной судьбой. Вместе с Плавильщиковым она приехала в Москву. А через некоторое время в Первопрестольную отправилась и Александра Федоровна.
4
- Ну же, милый, ну… - умоляюще стонала под Вронским красавица с роскошным водопадом пшеничных кудрей, так картинно разбросанными по измятым подушкам, что хоть бери кисть и пиши. Впрочем, и кроме волос красавицы, человеку, грамотному в живописи, здесь было что написать: два обнаженных тела на белоснежной постели, извивающихся от страсти и наслаждения в неясном свете одной-единственной свечи - куда там французам с их любострастными литографическими открытками!
Вронский уже излился, но, как истинный джентльмен, желающий в первую очередь (в данном случае во вторую, что нимало не умоляло его джентльменских качеств) удовлетворить даму, продолжал неистово входить в нее.
- Еще, - страстно шептала дама, пересохшими губами, - умоляю, еще…
Желание дамы - закон для настоящего мужчины, и Константин Львович резко увеличил темп, что позволяло ему некоторое время удерживать плоть восставшей. И этого времени как раз хватило. Дама, громко застонав, выгнула спину, несколько раз вздрогнула и, разом ослабев, с долгим выдохом опустилась на постель. Ее полуприкрытые от блаженства глаза с неизбывной благодарностью смотрели на Вронского.
- Вы удовлетворены, сударыня? - весело спросил Константин Львович, заворачиваясь в простыню.
Дама едва заметно кивнула, не сводя с него ласкового взора.
- Теперь я понимаю, за что тебя любят женщины.
Это была сущая правда. Вронского женщины любили. И действительно, было за что. Высокий, статный красавец с глазами глубокого небесного цвета, он был великолепно образован, остроумен и элегантен той небрежностью, над достижением которой надобно много времени провести перед зеркалом. Кажется, когда-то он служил в гвардии, но после смерти своего отца, вышел в отставку, дабы принять на себя владение немалым капиталом и солидной недвижимостью в виде двух домов в Первопрестольной и нескольких деревень в разных губерниях империи. Словом, жених он был завидный, однако связывать себя узами брака не спешил, кутил и веселился вовсю, хотя ему уже немного перевалило за тридцать. В Москве он вполне заслуженно считался первейшим ловеласом. Слухи о нем в обществе ходили всякие, в том числе и не всегда лестные, однако женщины, познакомившись с ним, почти всегда подпадали под чары его притягательного обаяния и уже не могли обойтись без свиданий с ним, в том числе и наедине. Любовником он был превосходнейшим, вносившим в плотские утехи долю непринужденной игры и романтики. Дамы осаждали его предложениями о встречах, и Константин Львович даже завел специальную тетрадочку, куда вносил имена своих пассий и время рандеву, дабы не запутаться в череде сих встреч и не попасть впросак, назвав, скажем, Наталию Георгиевну, Машенькой. Случалось, он даже вынужден был отказывать в интимных свиданиях. Но что делать? Ведь у него на все про все лишь одно-единственное естество, а в сутках всего двадцать четыре часа.
- Мы еще увидимся? - промурлыкала молодая особа, надевая на себя что-то, состоящее из рюшечек, кружев, тесемочек и подвязок.
- Всенепременно, - заверил ее Вронский, думая о том, что неплохо бы сегодня посетить театр и посмотреть на эту новую приму Аникееву, о которой толкует вся Москва. Поговаривают, что она прехорошенькая!
5
Приехав в Москву, Каховская узнала, что Настя уже весьма успешно играет на сцене Петровского театра, в чем, собственно, она и не сомневалась.
Через неделю по приезде Александра Федоровна пошла на "Анюту", комическую оперу Михаила Попова. Настя играла Анюту впервые. И с самых первых мгновений ее появления на сцене зрители сразу же поверили ей. К ее небольшому росту, хрупкой фигурке и негромкому голосу подходило даже имя - Анюта. Зрители аплодировали и бросали на сцену деньги и цветы. От поклонников не было отбоя. Юноши с пылающими от восторга взорами осаждали кулисы и гримерку Насти, а Константин Львович Вронский, вручив шикарный букет цветов, позвал ее на лето с собой посетить Липецкие воды, что в устах сего красавца-ловеласа звучало едва ли не как предложение руки и сердца. Настя ответила беспечно:
- Хорошо, я подумаю над вашим предложением.
Окрыленный успехом, Вронский решил его закрепить:
- А сегодня я предлагаю вам провести этот вечер со мной. Мы отметим ваш успех и…
- Простите, Константин Львович, я немного устала и хотела бы отдохнуть, - не дала ему закончить Анастасия, прекрасно понимая, куда клонит Вронский. - Как-нибудь в другой раз.
- Вы обещаете мне? - поспешил заручиться ее согласием Вронский.
Настя беспомощно огляделась и вдруг увидела Каховскую. Александра Федоровна поняла ее взгляд как призыв о помощи, подошла к Насте и взяла ее под руку.
- Прошу прощения, сударь, но у меня к Анастасии Павловне есть очень важный разговор, - даже не взглянув на Константина Львовича, заявила она безапелляционно и отвела Настю в сторону.
- Так вы обещаете? - игриво воскликнул им вдогонку Вронский.
Настя оглянулась, но ничего не ответила.
- Что это за ферт такой? - спросила Александра Федоровна.
- Поклонник, - неопределенно ответила Настя. - Вронский Константин Львович.
- Ах, вон оно что, - протянула Каховская и медленно оглянулась. Однако Вронского уже и след простыл.
- Что он от вас хочет? - спросила она, когда они сделали несколько шагов.
- Да так, ничего, - отмахнулась от этого вопроса Анастасия.
- Будьте осторожны с этим господином, - произнесла Александра Федоровна, уводя Настю дальше по коридору. - Я с ним мало знакома, но говорят, он известный похититель дамских сердец. Коллекционер, так сказать.
- Да, я знаю, - ответила Настя и добавила с печалью в голосе: - Меня предупреждал об этом Дмитрий Васильевич.
- Какой Дмитрий Васильевич? - с интересом спросила Александра Федоровна.
- Нератов, - отчего-то зардевшись, ответила Настя.
- Это из каких же Нератовых? Уж не сынок ли покойной Марии Александровны?
- Он внук князя Гундорова, - с большой неохотой ответила Настя.
- Ну, правильно, - констатировала Каховская. - Мария Александровна была дочерью Гундорова. Единственной дочерью, - добавила она.
- А вы, как вы здесь? - стараясь перевести разговор в иное русло, спросила Настя.
- Как и все, - просто ответила Александра Федоровна. - У меня домик в Замоскворечье.
- Неужели и вы тоже приехали в столицу за женихом? - простодушно спросила Настя, зная, что по зимам Замоскворечье представляет собой своеобразную ярмарку невест, куда съезжаются провинциальные дворяне в надежде выдать дочерей за богатых московских женихов. И спохватившись, прикрыла рот ладошкой. - Простите, пожалуйста.
- Да вопрос уместный. Но я уже была замужем и, скажу вам по секрету, ничего хорошего из этого не получилось, - добродушно улыбнулась Каховская. - Так что сохрани меня Господи от мужского рода. Мне вполне хватило и моего бывшего муженька. К тому же кто-то должен приглядывать за вами.
- Спаси вас Бог, сударыня, - благодарно посмотрела на Александру Федоровну Настя и, не удержавшись, спросила: - Отчего же вам… не понравилась семейная жизнь?
Она смутилась, и ей самой показалось странным проявленное любопытство к замужней жизни.
- Простите, я опять, кажется, сую свой нос не в свои дела…
- Да перестаньте вы извиняться, - посмотрела ей в глаза Каховская. - Вопросы о замужней жизни волнуют всякую молодую девицу, просто не всякая о том спросит. Так что все правильно.
Она немного помолчала.
- Почему не понравилась? - задумчиво повторила вопрос Александра Федоровна. - Раньше я бы ответила, что муж мой оказался порядочным мерзавцем и гулякой, что мое замужество было самой глупой ошибкой в моей жизни, а мучений, которые мне довелось испытать, живя с ним, не пожелаешь и врагу. Но теперь… Теперь я скажу иначе: у нас были слишком одинаковые характеры. Как говорят: нашла коса на камень. Когда муж повышал голос - переходила на повышенные тона и я, он гневался - я горячилась, он схватил нож, я - кочергу. Разве такие отношения назовешь супружескими? Посему я собрала вещички, взяла сына, ушла из дома и стала жить самостоятельно. Если бы мы не разъехались, то рано или поздно поубивали бы друг друга, а так все разрешилось… естественным путем. О чем я ничуть не жалею, - твердо закончила свой рассказ Каховская. - Так что ты учти, то что я тебе сейчас сказала, когда будешь выбирать себе жениха.
- Он не такой, - вырвалось у Насти, хотя она вовсе не хотела ничего рассказывать о себе Каховской. - Он - добрый.
- Так у тебя уже имеется жених? - снова посмотрела в глаза Анастасии Каховская. - Кто же он?
Настя молча опустила голову.
- Хорошо, не говори, я могу догадаться и сама, - сказала Александра Федоровна. - Его зовут… Дмитрий Васильевич Нератов. Ведь так?
Настя молча кивнула головой.
- Он что, уже сделал тебе предложение? Настя снова молча кивнула.
- А ты? - спросила Каховская и вместо ответа услышала плач. Тоненький, тихий, как плачут дети, когда их обидел кто-то из самых дорогих и близких людей.
- Ах ты Боже мой, - участливо вздохнула Александра Федоровна и обняла Настю. - Сиротинушка ты моя бедная.
Настя заревела уже в голос. Тонкие, резковатые черты лица Каховской вдруг смягчились, и она, едва сдерживаясь, дабы не составить компанию рыдающей Насте, произнесла срывающимся голосом:
- Ты что, влюблена?
- Не знаю, - еле слышно ответила Анастасия и только пуще заревела.
Две слезинки выкатились из глаз Каховской, оставив на щеках мокрые дорожки.
- Он м-мне даже… да-же с… сни-ил-ся, - срывающимся от плача голосом тихо произнесла Настя. - Д-давно, е… еще до на… нашей встре-ечи…
- Значит - это твоя судьба, - глухо, словно со дна колодца, ответила Каховская.
- Да? - вскинула на нее заплаканные глаза Анастасия.
- Да, - тихо ответила Александра Федоровна.
Плач Насти перешел в настоящие рыдания.
- Ничего, Настенька, ничего, - прошептала Каховская скривившимися от сдерживаемого плача губами, и прижала Настю к себе. - Я же здесь, я же с тобой…
6
Что нравится мужчинам в женщинах? Глаза, волосы, голос?
Несомненно.
Стройный стан, точеная ножка?
Обязательно.
Полная, но в меру, грудь?
Это уж как водится, только, говорят, есть мужчины, кои просто сходят с ума от груди еле намеченной, почти детской. Но это, судари мои, уже нечто немного нездоровое, хотя…
И, конечно же, внушает полнейшее доверие и вызывает вожделение обладательница аккуратной попки, чтобы она не висела, как монгольфьер с выпущенным воздухом, и не выдавалась назад крутыми арбузными полушариями. А как определить, хороша ли у дамы ножка и аккуратна ли попка, коли все сии прелести сокрыты под юбками, платьями и блузами? Мужчинам опытным узнать это нетрудно, и основные тому показатели есть два: узкие щиколотки и маленькие ступни. Ежели у дамы именно так, то и другие прелести, считай, на уровне. Ежели же ступни велики - и нога полна, и попка, прошу прощения, вовсе и не попка, а зад, а щиколотки широкие да толстые, так и вовсе - беда…