Кто то смеется - Наталья Калинина 3 стр.


- Завтра ты обещал повезти нас с Лелей в Луна-парк, папочка, - капризно надула губы Лена.

- Да, да, Ленок. Это днем. А вечером…

- Я буду кататься до самого темна. А еще ты обещал нам с Лелей, что позволишь сесть за руль на трассе.

- Да, да.

Достигайлов вспотел от волнения, и большая капля пота скатилась по его носу в бокал с шампанским.

- Я поеду с вами, можно? - обратился к нему Петя. - Я хотел бы сделать несколько этюдов. Если вы, Костя, не возражаете.

- Буду только рад. - На этот раз улыбка получилась настоящей. Достигайлов встал из-за стола. - Мы с Леной заедем завтра в одиннадцать. Условлено? А потом - ресторан. Как раз должны подвезти свежих раков из Азова.

Он поцеловал руку Миле и Ксюше и, приветливо кивнув Леле, легко сбежал по ступенькам, держа за руку дочку. Через минуту джип уже выезжал из ворот усадьбы.

- Ну и дела! - Борис довольно потирал руки. - Могу поспорить на ящик шампанского, что этот мешок с баксами будет моим спонсором. Ксюля, мы захватили с собой кассету с записью из Эдинбурга?

- Кажется, да. И из Питера тоже.

- К черту Питер! В своем отечестве стены только мешают. Да и в том зале никудышная акустика. Виталий, как вы думаете, этот увалень на джипе смыслит хоть что-нибудь в настоящем искусстве?

- Думаю, что да. Но еще больше он смыслит в женщинах. Леля, я не ожидал, что ты поступишь так опрометчиво и…

- Она нормально поступила! - воскликнул Петя. - Благодаря Леле вы все теперь будете пить-гулять на дармовщину и злословить про этого Костю на каждом углу. Потому что вы все ему завидуете. Все, кроме Лели.

- Послушай, Петр, за этим столом собрались люди искусства, а они, как ты знаешь, выше такой зависти. Ты еще молод и полон максимализма, который долго будет швырять тебя из стороны в сторону, как резиновый мячик. - Виталий Августович как огня боялся некрасивых семейных сцен. - Ты тоже принадлежишь к этому прекрасному племени людей без царя в голове и с искрой Божьей в сердце. Ты…

- Ты, Виталий, завидуешь ему больше всех. Правда, мама? - Он повернулся к беспокойно ерзавшей на стуле Миле. - Мама, скажи хоть раз правду, как бы тяжела она для тебя ни была.

- Чего-чего, а зависти мой папочка лишен напрочь. - Ксюша подошла к отцу и, обняв его за плечи, уперлась в макушку подбородком. - Папочка, ты ведь поедешь с нами в ресторан, правда? Может, это чучело с чумазой физиономией на самом деле окажется нам когда-нибудь полезным. - Она подмигнула Леле. - Молодец, сеструха. В нонешней жизни самое главное - всегда быть в седле.

- Неужели это ты, Сурок? Вот уж никак не думала встретить тебя здесь! - Леля удивилась, увидев Милу, которая панически боялась темноты, а еще больше дикой природы, на берегу бледно освещенного полумесяцем озера.

- Как хорошо, девочка, что ты вышла погулять. Мне очень нужно поговорить с тобой. У тебя найдется десять минут?

- Думаю, что да. Мы с Петькой хотели покататься на лодке, а у нее кто-то сломал весло. Он побежал к Генке - за другим.

- Я так рада, что мой сын в тебе души не чает, так рада. Давай присядем на лодку. - Мила вынула из кармана пачку "Салема" и закурила. - Если бы не ты, он бы уехал на все лето в этот монастырь, где его используют как водовоза, ассенизатора и так далее. Помнишь, в прошлом году он пробыл там целый месяц? Вернулся, как из ссылки, - страшнее смерти. Ты, девочка, заменила ему и Бога, и все остальное. Ты представить себе не можешь, как я тебе за это благодарна.

Слова сыпались из Милы как горох. Леля улыбнулась, тряхнула волосами.

- Ну да, я и есть святой образ. Ты разве не знала? - Леля встала, одернула на животе майку. - Ладно, я пошла - от всяких "спасибо" у меня болят барабанные перепонки.

- Постой. Я хотела поговорить с тобой об отце.

У Милы было трагическое выражение лица.

- Об отце? Он что, кого-то убил?

- Нет. Он, как ты знаешь, мухи не обидит. Но себя он убивает. День изо дня. С методичностью капли, которая долбит камень.

- Ты имеешь в виду ночную работу? Так ведь он спит потом до двенадцати или дольше. Я сама люблю бодрствовать ночами.

- Он не работает. Представь себе, девочка, он не работает.

- Но он только вчера показывал мне свой "Закат из окна, выходящего в сад". Очень даже неплохо. Я бы сказала, на четыре с плюсом.

- Спасибо, девочка. У тебя всегда был тонкий вкус. Но как бы тебе сказать… Словом, Виталий не имеет никакого отношения к этой картине.

- Что-то не пойму я тебя, Сурок.

- Девочка, последнее время твой отец пьет ночи напролет. Видела бы ты, сколько пустых бутылок я закапываю каждый вечер возле пещеры. По-тихому и по-темному. Вера с Генкой увидят - стыда не оберешься. Знаешь, какие длинные языки у прислуги. Виталий очень дорожит своей репутацией порядочного, трезвого человека. Не приведи Господи, начнут сплетничать в деревне.

- Ладно, но тогда кто написал "Закат из окна"? У Петьки совершенно иная манера, да он никогда и не пойдет на то, чтобы на его картинах ставили чужую фамилию.

- "Закат" написала я, - невозмутимо сказала Мила.

- Ты? Ладно заливать! Сама говорила, что уже пятнадцать лет не брала кисть в руки.

- Да. Говорила. Я вынуждена была солгать.

- Ну а другие картины? Их что, тоже ты написала? - ломким от волнения голосом спросила Леля.

- Какие именно картины ты имеешь в виду?

- Все. С тех пор, как умерла мама. После ее смерти отец целый год не писал. Потом вдруг стали появляться один за другим эти странные пейзажи из окон, с балконов, террас и так далее. Это ты их писала?

- Да. Их написала я.

- Но к чему вся эта ложь?

- Понимаешь, девочка, мое имя не известно никому. Виталик же был когда-то скандально знаменит. Ты помнишь, что говорил "Голос Америки" после того, как на отца появилась эта паскудная рецензия в "Правде"?

- Да. Его сравнивали с Пикассо.

- За его картины, вернее, за холст, на котором стоит его подпись, готовы были выложить сотни долларов. Мне не давали ни копейки. Разумеется, дело еще и в том, что нас, женщин, всерьез не воспринимают. Особенно в живописи. Но только прошу тебя: ему ни слова.

- Но он же сопьется, Сурок. Он не может жить без работы. Ты сама сказала, что последнее время отец зверски пьет. Раньше его сдерживало творчество.

- Творчество здесь ни при чем. - Мила полезла в карман за новой сигаретой. - Твой отец, сколько я его знаю, ненавидит живопись. У меня такое ощущение, что он давно бы покончил с собой, если бы ему пришлось зарабатывать живописью на хлеб насущный.

- И как давно ты знаешь его, Сурок? - с любопытством спросила Леля.

- Мы познакомились на выставке Олега Вуколова. Там были и вы с Ксюшей.

- Будем надеяться, это так и есть на самом деле, хотя после того, что ты мне сказала, я вряд ли смогу вам верить. Сурок, может, ты пошутила?

Мила затрясла головой.

- Если не веришь мне, спроси у отца.

- Постой. Допустим, он уже двенадцать лет не пишет, в таком случае чем он занимается ночами? Прости, но я никогда не поверю в то, что все эти двенадцать лет отец пил не просыхая. Он выглядит очень даже неплохо. У пьяниц одутловатые рожи.

- Он начал пить этой зимой. Правда, потом у него был небольшой перерыв. Вот уже пятую ночь он пьет так, словно хочет наверстать упущенное.

- Хочешь сказать, он пьет с тех пор, как приехали Ксюша с Борисом?

- Сама не знаю, девочка.

- Давай начистоту. Кажется, у тебя было желание излить мне душу. Лить - так до дна, верно?

- Да, девочка. Виталий обожает свой токарный станок. Ты же знаешь, какие великолепные штучки он на нем вытачивает.

- Милые деревяшки. - Леля улыбнулась. - Я всегда удивлялась: мой отец - и эти смешные зверюшки, птички, крокодильчики…

- Он задумал отделать мастерскую под средневековый замок. Все из дерева - и ни одного гвоздя.

- Я знаю.

- Он проводит за этой работой ночи напролет. Вернее, проводил до недавнего времени, вытачивая канделябры, посуду, кубки. Теперь он называет эту затею причудой старого болвана. Вчера и больше того… Вчера он…

Мила всхлипнула и полезла за платком.

- Что он сделал вчера?

- Он сказал, что подожжет свою Башню вместе с картинами, вот что.

- Но при чем тут Ксюша с Борисом? Это совпадение или случайное стечение обстоятельств?

- Не знаю.

Мила загасила окурок о борт лодки и спрятала в пустую коробку из-под "Салема".

- Ты все знаешь, Сурок. Если не хочешь говорить, то спокойной ночи.

- Не уходи. Пожалуйста, не уходи. Вчера отец так поносил Бориса, что мне сделалось страшно.

- Как?

- Обзывал вонючим жеребцом, быком с дохлыми яйцами и так далее. Господи, что я мелю? Ведь ты девушка.

- Ладно, я и похлеще слыхала. Давай ближе к делу.

- Он сказал, что подсмотрел случайно, как этот Карузо с протухшим фаллосом трахает его дочь. Они занимались любовью в беседке на полу. Он сказал, Борис искусал Ксюше грудь до крови. Это правда - она ходит в закрытом платье и не купается в нашем присутствии.

- Зачем же она ему позволила? - брезгливо спросила Леля. - Мне кажется, Ксюша не из тех, кто станет терпеть то, что ей не нравится.

- Ей это очень нравится, девочка.

- Тогда какое вам всем дело? Как говорится: каждый сходит с ума по-своему.

- Она его родная дочка. Отцы обычно очень переживают, когда их дочери выходят замуж. Это своего рода Эдипов комплекс. К тому же Виталий презирает Бориса.

- Ты преувеличиваешь, Сурок. Отец всего лишь подтрунивает над ним, да и то по-доброму.

- Нет, я не преувеличиваю. Вчера он схватил со стены саблю, и если бы я не легла на пороге, натворил бы таких бед!..

- Странно. Я видела его сегодня, когда шла на озеро. Он стоял на балконе Башни, и ничего такого я в нем не заметила.

- Виталик и раньше, бывало, не помнил по утрам о том, что делал ночью. Ночью на него другой раз такое накатывает! Помню, он заставлял меня залезать в бочку и мы занимались там любовью.

Леля недоверчиво улыбнулась.

- Когда-то давно он забирался на крышу, чтоб пописать. Однажды он влез на крышу пятиэтажки, в которой жила моя сестра, и стал мочиться на милицейскую машину.

- У тебя есть сестра? - удивилась Леля. - Ты ведь говорила, что, кроме Петьки, у тебя нет никого на всем белом свете.

- Валя умерла.

- Но ты никогда о ней не вспоминала. Ты всю жизнь прикидывалась сироткой.

- Очевидно, ты не так меня поняла, девочка. Валя предоставляла нам с Виталием свою комнату. Я не могла ночевать у вас, пока мы с твоим отцом не расписались. Ну а Петьку я как огня боялась - он с детства ревнует меня к каждому встречному.

- Ты поселилась у нас чуть ли не с первого дня вашей с отцом встречи.

- Ты была тогда совсем крохотной и ничего толком не помнишь.

- Я могу спросить у Ксюши. У нее отличная память на подобные вещи.

- Ксюша все время разъезжала.

- Ладно, я с этим разберусь. Скажи: что ты хочешь от меня?

- Не встречайся с этим миллионером. Отец ужасно переживает. Он боится, ты выскочишь за него замуж.

Леля рассмеялась.

- Боже мой, и как только подобное могло прийти вам в голову? Петька и тот меня не ревнует. Твой Петька просто без ума от Достигайлова.

- Знаю. Он еще такой дурачок. Да и тебе во всем любит подыгрывать. Я тоже не хочу, чтоб ты встречалась с этим выскочкой.

- Какие же вы все… убогие. - Леля рывком перекинула ноги через борт лодки и оказалась по колено в теплой, тихой воде. - А ведь я никогда никому не ставила условий.

- Это не условие, девочка. Это просьба.

- Достигайлов ведет себя лучше любого джентльмена.

- Он очень хитер.

- Допустим. Но что ему за прок якшаться с такими голодранцами, как мы?

- Я видела, какими глазами он смотрел на Ксюшу.

- Какими?

- Похотливыми. Из-под полуприкрытых век. Чтоб никто ни о чем не догадался.

- Но ты-то догадалась.

- Я всегда была очень наблюдательной.

- И снова Ксюша. Тогда при чем здесь я и Достигайлов?

- У Виталия болит душа за тебя тоже. Еще как болит.

- Брось.

- Нет. Я буду бороться за мужа до последнего. Я уже поговорила с Ксюшей.

- Интересно, что ты ей сказала?

- Описала очень деликатно ситуацию и попросила их с Борисом не задерживаться у нас.

- Представляю, каких комплиментов наговорила тебе Ксюша.

Леля подняла юбку и забрела в озеро по пояс. Этот ночной разговор начинал действовать на нервы. Ненавязчивая ласка воды ее умиротворяла.

- Она поняла все как надо. Пообещала, что они с Борисом через неделю уедут.

- Это ее дело. Что касается меня, я не собираюсь что-либо менять в своей жизни.

- Поговори хотя бы с отцом по душам. Прошу тебя.

- Будет только хуже. Ты же знаешь, у меня очень вспыльчивый характер.

- Женщина должна быть терпеливой с мужчиной. Разумеется, если она не хочет потерять его любовь.

- Он не мужчина, а мой отец, - с вызовом сказала Леля. - И вообще меня начинает тошнить от этого бабского разговора по душам. Прости, Сурок, но ты так обабилась в последнее время.

Леля зашагала на берег, решительно и шумно рассекая воду своими сильными ногами.

- Все-таки поговори с ним! - крикнула ей вслед Мила. - Чтоб нам с тобой впоследствии не пришлось ни о чем жалеть.

Леля стиснула кулаки и бросилась напрямик через заросли жимолости к Башне. Она сейчас все скажет отцу. И спросит, правда ли, что он превратился в ничтожество, которое ставит свою подпись на чужих картинах.

В Башне было освещено единственное окно - в небольшой комнате над студией, куда вела винтовая лестница. В этой комнате с камином и широкой низкой кроватью отец обычно спал. Там было очень уютно. Особенно ночами, когда шумели деревья и ухала сова. Леля невольно вспомнила сказку, которую ей рассказывала мама. Она была о том, как знатная дама тайком пробиралась через темный сад на свидание с возлюбленным, заточенным в башне.

Внезапно Леля услыхала шорох и обернулась. По боковой аллее шла женщина в белом. Ее лицо было спрятано под складками тонкого капюшона. Красиво струящиеся одежды казались невесомо прозрачными. Женщина приближалась к подножию лестницы, которая вела в комнату отца.

Леля почувствовала, как по ее спине пробежал холодок. Чтобы не вскрикнуть, она зажала рот ладонью и присела за кустами.

Женщина взялась за перила и стала подниматься по лестнице. Открылась дверь. В проеме появилась мужская фигура.

Тихо скрипнув, дверь затворилась, поглотив обоих. В мелькании теней в окне Леля различила тонкие руки, изогнутые в плавном, танцевальном движении. Свет погас. В темном оконном стекле отражался наполовину затянутый легким облачком полумесяц.

Леля вскочила и бросилась к дому, чьи освещенные окна казались ей надежным убежищем от призраков. Она поскользнулась на дорожке, и, если бы не Петя, возникший неизвестно откуда, упала бы навзничь на бетон.

Он прижал ее к себе, и она чуть не задохнулась. Ее щеке было покойно и удобно на горячей Петиной груди.

- Я с тобой. Что бы ни случилось. Не бойся.

- Я видела… привидение. Это была мама, - прошептала она и поняла, что ее лицо мокро от слез.

- Она поднялась в Башню?

- Да. Там… там ее ждал отец.

- Он занимается спиритизмом. Я видел в студии много книг по оккультным наукам. Он вызвал ее дух.

- Но я видела руки, - шептала Леля. - Это было так красиво. Похоже на ритуальный танец. Я не знала, что духи умеют танцевать.

- Успокойся. - Петя обнял ее за плечи и повел на веранду. - Они очень любили друг друга. Только не говори о призраке моей маме, она очень их боится.

- Но она не прозрачная. Она шла, закрывая собой кусты. Я даже слышала ее шаги. Босые пятки по бетону. Петька, она была босиком.

- Тебе это показалось. На самом деле ты ничего не слышала. Мне тоже казалось поначалу, будто я слышу шаги.

Они поднялись на веранду. Здесь было темно и душно. Петя усадил Лелю на диван и сел рядом.

- Что они там делают? Если это призрак, у нее не должно быть тела. Я хочу видеть, что они делают в Башне.

- Нельзя. - Петя взял ее за обе руки и заставил снова сесть. - Им никто не должен мешать. Они принадлежат друг другу. Они забыли сейчас про все на свете. Как Ромео и Джульетта.

В темноте раздался тихий смех.

- Какая потрясающая образность! - воскликнул Борис. Судя по голосу, он был здорово навеселе. - Но кто он и кто она? Может, вы поясните мне кое-какие детали? Или лучше не надо. Дело в том, что исчезла моя жена.

Вспыхнул свет. Борис стоял, держась за стену. Он был в дырявой майке и старых джинсах с расстегнутой ширинкой.

- Я видел ее пять минут назад в столовой. Она искала что-то в буфете. Кажется, коробку с конфетами.

- Браво, молодой человек! Вы столь наблюдательны. И что, моя жена нашла эту коробку?

- Кажется, да. Но я точно не помню. Мне пришлось выбежать на улицу, потому что я увидел Лелю.

- Очень жаль, что ты, Тибальд, не помнишь точно, чем завершился этот поиск. Иначе бы я знал сейчас, жива моя жена или умерла. Дело в том, что конфеты были отравлены. Ха-ха-ха!

Борис схватился за живот и опустился по стенке на пол. Он сидел, свесив голову, и напевал "О, Sole mio".

- Прекратите! - сказал Петя. - Вы ужасно фальшиво поете.

- Мне надоело петь правильно, Тибальд. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что всегда петь правильно и по нотам, которые ставят тебе под нос, прерогатива убогих людей, лишенных фантазии и ощущения свободы. Я знал, что моя жена мне будет изменять, но я не думал, что это случится так скоро.

- Чушь! Сейчас же извинитесь за то, что вы сказали!

- Иди ты в жопу, гимназистик. Что ты понимаешь в этой жизни? Даже я, старый невротик и импотент, запутался в ней, как в неводе.

- Возьми свои слова назад! Я требую! - настаивал Петя.

Он встал и, выгнув колесом грудь, сделал шаг в сторону Бориса.

- Будешь бить? - Борис смотрел на него снизу вверх и жалко улыбался. - Только не бей по носу - он у меня оперированный. Это обошлось в кругленькую сумму "зеленых".

- Извинись!

- Ну, ладно, ладно. Извиняюсь. Все слыхали? На самом деле моя жена не изменяет мне, а остается верной себе. Что может быть трогательней верности идеалам юности и…

Петя неловко взмахнул рукой, и голова Бориса, качнувшись, повисла еще ниже. На пол закапала кровь.

- Перестаньте! Это глупо! - закричала Леля.

- Ты права, моя Вирджиния. Глупо переживать по поводу того, что женщина, которая спит с тобой, испытывает оргазм, скрипит от наслаждения зубами и даже рвет простыни, вдруг признается в том, что у нее есть любовник. Так сказать, друг пионерской юности. Но она отдалась ему еще до того, как познакомилась со мной. Выходит, она изменила не мне, а ему, верно? Моя Вирджиния, а у тебя есть любовник? Если нет, всегда к вашим услугам. Посчитаю за честь…

- Молчи. Или я утоплю тебя в озере. Сию минуту.

Петя был похож на овчарку, увидевшую волка.

Назад Дальше