Храм Ярославских Чудотворцев в Серпуховской части Москвы был из таковых: купола порушены, вместо окон и ворот будто слепые глазницы и черные зевы. Сюда-то и торопились четверо друзей, один из которых стал уже бывшим. В спешке им некогда было сменить маскарадные костюмы на обычное платье.
Остановились за квартал до церкви.
- Дальше пойдем пешком, - сказал этот бывший, стараясь не встречаться взглядом ни с кем из своих попутчиков. - А то нас услышат.
- Кто? - спросил с тревогой Сергей. Но Самарцев - а это был он - не ответил.
Войдя под закоптелые своды мертвого храма, они услышали голос, который был зловещ и глух, будто исходил из самых глубин ада. Понять, откуда он доносился, было невозможно: казалось, что его источали стены, пол, даже своды с сохранившимися кое-где фресками, с коих взирали с укоризной на ряженых пришельцев печальные лики святых. Однако Самарцев уверенно пошел к алтарю, и трое друзей увидели сбоку небольшую нишу со ступенями, уходящими вниз. Звук исходил именно оттуда.
- Там подземелье, склеп, - пояснил шепотом Самарцев. - Это там...
Стараясь ступать как можно тише, они стали спускаться по ступеням в подземелье; впереди Сергей, за ним Самарцев и Тауберг, замыкал шествие Борис Болховской. С каждым шагом голос внизу становился все отчетливее, а фразы понятнее. А еще чуть позже Сергей узнал этот голос...
- ...не она, так Левушка женился бы на мне. Все шло к тому. Но, как назло, в тот год она стала выезжать в свет. И они встретились! Она сделала все, чтобы отнять его у меня!
Ступени кончились. Теперь Сергей и остальные оказались в небольшом мрачном склепе с низкими сводами и земляным полом. В дальнем углу его, освещенном слюдяным фонарем, сидела прямо на земле, вжавшись спиной в каменную стену Полина. Чалма с брошью и страусиным пером валялась поодаль, короткая верхняя юбка была порвана, а из-под задравшейся едва ли не до пояса атласной рубашки поблескивали в неясном свете газовые шальвары. По всему было видно, что девушка отчаянно сопротивлялась. Но силы, как видно, оказались не равны: ноги и руки Полины были связаны накрепко, рот перетянут цветастой турецкой шалью, а над ней, нависнув зловещей птицей, стояла в черном одеянии испанской дуэньи... Варвара Апрониановна.
- О, как я жаждала ее убить, вонзить ей в грудь кинжал и увидеть, как ее змеиная кровь хлынет из раны! Сколь раз я переживала этот сладостный миг в своих ночных бдениях! Как бы я хохотала над поверженной разлучницей, как плевала бы в ее застывшее лицо...
- Боже мой, да она же сумасшедшая, - прошептал Болховской.
Они были так близко, что их уже могла бы заметить Полина, но она не отрывала глаз от искаженного яростью лица Манасеиной. Варвара Апрониановна вдруг выпрямилась и сказала задумчивым, каким-то домашним тоном:
- Ты хорошая девочка, но слишком уж похожа на мать. А вот Лиза, та вся в отца, и я буду ее лелеять и холить! Это все, что осталось мне от моего ветреного друга. Тебе же не место рядом с ней, твой удел - сырая могила, как и твоей порочной матери. Три раза ты уходила от своей судьбы, три раза рушились мои планы. - Она вдруг самодовольно усмехнулась. - А славно я этого растяпу Самарцева на тебя вывела. Правда, слабоват характерцем оказался Степан Яковлевич. Выполнил бы тогда в лесу под Раздумьиным свою миссию, не пришлось бы мне все самой делать. Скоро, совсем скоро, ты будешь лежать в земле, а я буду разъезжать в карете, запряженной шестериком. Тебя будут есть черви, а я буду кушать бланманже.
Она захохотала так, что даже у хладнокровного Тауберга по спине побежали мурашки.
- Ну, красавица моя, молись, - зловеще произнесла Манасеина, и в руках у нее вдруг блеснул тонкий стилет.
Все четверо, не сговариваясь, бросились вперед, и первым достиг зловещей старухи Самарцев. Но та с неожиданно дикой силой оттолкнула его прочь. Пролетев сажени две, он ударился головой о стену и затих. Манасеина отбивалась от трех крепких мужчин еще какое-то время, рыча зверем и осыпая их проклятиями. Она умудрилась полоснуть стилетом по кафтану Болховского и прокусить руку Таубергу едва не до кости. Наконец ее повалили на пол, связали и заткнули рот кляпом из цветастой шали, дабы не слышать ее страшных ругательств.
- А и здорова же у тебя, Адонис, тетушка! - пробурчал Тауберг.
- Так сумасшедшая же, - констатировал Болховской. - У них у всех чем меньше ума, тем больше силы.
- До сих пор понять не могу... - потрясенно прошептал Сергей с болью взглянув на Варвару Апрониановну. - Тетушка... до смертоубийства дошла. Как ты, милая? - спросил он, с тревогой взглянув в любимые глаза.
- Как обычно, - нашла в себе силы ответить ему шуткой Полина и тряхнула головой. - Не в первый раз!
- Теперь уже в последний, - пообещал ей Сергей. - Но как ты сюда попала?
- Не сердись, - умоляюще взглянула на него Полина. - Онаподошла ко мне на маскараде и шепнула, что у нее для меня поручение, будто бы от тебя и ты велишь мне ехать с ней, потому что все прояснилось...
- Да вот теперь все прояснилось...
- Я не хотел, - раздался вдруг голос Самарцева. Держась рукой за разбитую голову, он сидел на полу, облокотившись спиной о стену.
- Что, бес попутал? - резко обернулся в его сторону Всеволожский. - Или дядюшкино наследство? Испугался, что оно достанется не тебе? Сообщников себе нашел, больную женщину в эту мерзость втянул...
- Я же не... решился тогда в лесу...
- Премного благодарны, - отвесил Сергей поклон Самарцеву. - Да не поспей мы с Никитой вовремя, небось не дрогнула бы рука.
- Сережа, мне тогда тоже показалось... - начала было Полина, но Сергей не дал ей договорить:
- А княжна Долгорукая? Отравленный кофей? Ты забыла? А черная карета на Малой Бронной?! Ты спаслась тогда чудом!
- Манасеина... Она вышла из-под контроля, - хрипло произнес Самарцев.
- Это ты вышел из-под контроля, - резко обернулся к нему Сергей. - Из-под контроля чести дворянина и офицера.
- Такую мразь и к барьеру-то совестно ставить. Дать бы в морду тебе, гад, - сказал, поднимаясь с пола Болховской, - да руки марать неохота...
- У вас, помнится, имение имеется в Тверской губернии? - перейдя с Самарцевым на "вы", холодно спросил Тевтон.
- Да, Чемышовка в Старицком уезде...
- Вот и отправляйтесь в свою Чемышовку, - поддержал Тауберга Сергей, - коли не желаете, чтобы о ваших деяниях узнал весь свет. И чтобы духу вашего в столицах не было...
Безумную Манасеину свезли в смирительный дом, что у Екатерининской богадельни в Покровской части. И стали готовиться к свадьбе. Ох и хлопотное это дело...
25
- Поленька, миленькая, голубчик! Какая же ты красивая, право слово, как сказочная царевна! - восторженно восклицала Лиза, маленьким вихрем кружась по комнате вокруг сестры. - Так и расцеловала бы, да боюсь твой наряд помять.
- А ты не бойся, котенок, - улыбнулась Полина, - поди сюда.
Она притянула Лизу за хрупкие плечи, прижала к себе и уткнулась лицом в душистые кудряшки. Сестры прильнули друг к другу. Полине вдруг подумалось, что все могло быть совсем иначе, не будь у нее сестры, ради которой она осмелилась потребовать денег у Всеволожского. Всего-то два месяца минуло со дня казанского пожара, а как все переменилось... Она стала другой, исчезла бедная родственница и приживалка в чужих домах Поля Сеславина. Стоит же теперь в этой роскошно убранном будуаре без пяти минут княгиня Всеволожская Полина Львовна, гранд-дама и богатая наследница.
Требовательный стук в дверь прервал ее размышления.
- Полина, Лиза, девочки мои, - укоризненным тоном начала Марья Тимофеевна, величавой павой вплывая в будуар Полины. - Не ровен час, опоздаете, что Сержа-то перед гостями конфузить.
Она придирчиво осмотрела Полину от макушки, на коей модный куафер месье Масип два часа колдовал, сооружая свой очередной шедевр, до кончиков прюнелевых туфелек, и осталась довольна.
- Ты прелестна, дитя мое. Лучшего и пожелать нельзя. Да, по поводу желаний, - княгиня чуть растерянно посмотрела вокруг, - Лиза, дружок, спустись вниз, подожди нас в вестибюле. Мне с Полин перемолвиться нужно.
- Ну вот, как что-то интересное, так сразу: "Лиза, выйди", - надула губки Лизавета.
- Не перечь, озорница. Беги, - придав голосу строгость, ответила княгиня.
Степенно и важно, подражая походке Марьи Тимофеевны, Лиза выплыла из комнаты, а потом в коридоре раздался быстрый топоток: нелегко непоседливой отроковице долго пребывать в роли важной дамы.
- Вот проказница, - вздохнула княгиня и, собравшись с духом, обернулась к Поле. - Полин... дорогая... так как матушка твоя, упокой Господь ее душу, не может дать тебе наставления в сей... перед порогом... в начале новой... - Марья Тимофеевна в затруднении остановилась, и лицо ее стало покрываться ярким румянцем, - кто-то же должен тебе объяснить, что мужчины... они...
- Марья Тимофеевна, не тревожьтесь. - Полина с трудом подавила нервный смешок. - Полагаю, что необходимые познания о жизни супружеской, с любезной помощью Сергея Михайловича, я получу. Вряд ли здесь понадобятся иные наставления.
- Вот и славно, а то я извелась вся, - с облегчением промолвила княгиня. - Действительно, как не согласиться с тобой. Серж - деликатный, разумный мальчик, он все сделает как надо. Доверься ему.
- Я ему уже доверилась, - не подумав, сказала Полина и залилась краской почище княгини.
У Марьи Тимофеевны глаза округлились и стали похожи на две большие серебряные монеты, она закашлялась, потом кашель перешел в приглушенный смешок, и через минуту будущие невестка со свекровью залились громким смехом.
- Ох, довольно, довольно, - замахала ручками княгиня. - В церковь, венчаться, немедля!
А про себя подумала: "И все же какой милый вырос мальчик. Слава, слава тебе Господи".
На венчании князя Всеволожского присутствовал весь московский бомонд. Да и как было не полюбопытствовать, коль столько домыслов и слухов окружало таинственным флером это событие - какие-то отравленные собачки, черные кареты, таинственные разбойники в масках...
Но князя Всеволожского мало занимали досужие разговоры, что велись за его спиной. Долгие дни перед свадьбой истомили его ожиданием. Княгиня Марья Тимофеевна учинила строгий надзор над Полиной, заявив, кроме всего прочего, что в одном доме жениху с невестой пребывать неприлично, и выдворила Сергея на холостяцкую квартиру в Трехсвятском переулке. Посему видел он Полину только в присутствии посторонних, и на долгие беседы времени у них не было, не говоря о чем-либо ином.
Как в дыму прошло само венчание и свадебный обед. Ничего вокруг не видел он с той минуты, когда на пороге церкви возникла хрупкая фигурка Полины, и взглянули на него родные карие глаза. Казалось бы, все идет как надо, но на миг у него от волнения перехватило дыхание и лишь тогда отпустило, когда она хрипловатым от переполнявших чувств голоском сказала: "Да". В это мгновение, стоя у аналоя под взглядом благодушных святых, почувствовал Сергей, как его и ее души сливаются, переплетаются в единое, нераздельное целое.
Когда наступил вечер, новобрачные покинули шумный круг гостей. Полина с помощью горничной сняла пышный наряд, накинула легкий пеньюар. Открылась дверь, и в спальню, вошел Сергей. Полина замерла, не в силах оторвать глаз от любимого лица, статной фигуры, угадывавшейся под мягкими складками шлафрока. Он стремительно пересек комнату, опустился рядом, взял в руки ее похолодевшие пальчики и нежно погладил их.
- В твоих глазах, любовь моя, можно утонуть, - прошептал он. - Не волнуйся, все хорошо.
Полина неожиданно для себя тоненько всхлипнула и уткнулась в его плечо. Сергей обнял ее и стал тихо, как малое дитя, покачивать, успокаивая.
- Все хорошо, родная, все хорошо...
- Сереженька, - вздохнула Полина, - не знаю, простил ли ты мне это глупое письмо. Но сейчас я не капельки не раскаиваюсь, что решилась шантажировать тебя.
- Не тревожься понапрасну, это был самый чудесный шантаж в моей жизни. Хотя, признаюсь в ответ... - Сергей улыбнулся, - письмо я сохранил. Когда-нибудь, когда ты станешь пухленькой старушкой, а я - согбенным старичком, мы расскажем нашим детям о необдуманном решении их матушки заняться неблаговидным делом и героических усилиях их папеньки не поддаться чарам самой прекрасной на белом свете шантажистки.
26
В спальне генерал-аншефа графа Валериана Тимофеевича Лопухина стоял обычный полумрак. Только что закончился очередной консилиум медицинских светил, долго шептавшихся в сторонке на этой своей латыни.
- Состояние ваше весьма тяжкое, хотя и стабильное, - начал доктор Сторль. - Буду с вами откровенным, ваше сиятельство: Господь может призвать вас в любую минуту. Посему следует позаботиться и привести свои дела в порядок.
- Понял, - коротко сказал Валериан Тимофеевич.
- И еще, - продолжал Сторль. - На ваше состояние могут благотворно подействовать положительные эмоции. То есть тихие удовольствия, приятные собеседники, добрые известия.
- Благодарствуйте, доктор, - сказал граф. - Именно сегодня я ожидаю добрые вести.
- Хорошо, - чуть улыбнулся Сторль. - А теперь разрешите откланяться.
Консилиум гуськом направился к дверям спальни. Когда они вышли, камердинер, маявшийся у дверей, спросил:
- Господин Сторль, как самочувствие его сиятельства?
Доктор посмотрел па него и печально покачал головой:
- Неутешительно. Покой и только покой.
Камердинер покосился на стоящего в сторонке Штальбаума и спросил:
- Вы с какими вестями? Ежели с худыми - не пущу вас к его сиятельству.
- С добрыми, - заверил его Штальбаум. И тут из спальни раздался звонок.
- ...Не спорь со мной, Осип Францович, - с железными нотками в голосе сказал граф. - Я желаю знать все от начала до конца.
- Будь по-вашему, - вздохнул архивариус. - Итак, мои агенты приехали в Казань восьмого сентября...
Говорил надворный советник долго. Во время своего рассказа он смотрел в пол, а когда окончил повествование и поднял взгляд на генерал-аншефа, то поначалу даже не поверил своим глазам: тусклый до того взор Лопухина светился радостным светом, а на дряблых щеках проступил легкий румянец.
- Моя порода, - с гордостью произнес Валериан Тимофеевич. - Лопухинская. Духовная при тебе?
- При мне, ваше сиятельство.
- Читай!
И когда архивариус дошел до слов: "а равно все доходы от оных завещаю внучке своей", генерал-аншеф твердо сказал:
- Полине Львовне Сеславиной. Так и пиши.
- Всеволожской, - поправил архивариус.
- Ну да, княгине Всеволожской, урожденной Лопухиной. Ты пиши давай.
Заполнив завещание, Штальбаум вопросительно посмотрел на Лопухина.
- Какие еще будут распоряжения?
- Ты это, свяжись с ней. Напиши от моего имени, что жду к себе. Оба пусть приезжают. Повидаться хочу... перед смертью.
Валериан Тимофеевич замолчал. Молчал и Штальбаум, обдумывая, как бы скорее исполнить поручение старика. Когда же он посмотрел на фа-фа, то увидел, что на лице его блуждает улыбка.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
[1] Шок (фр.).
[2] Войдите (фр.).
[3] Благодарю вас (фр.).
[4] Не стоит (фр.).
[5] Между нами (фр.).