Тауберг пошевелил пшеничными бровями, бросил на Всеволожского свинцовый взгляд и, наконец, пробурчал:
- Здесь. Только Болховской тут ни при чем.
- А, вот вы где? - просунулась в дверной проем кабинетной двери хорошенькая головка Полины. - Совещаетесь?
- Ну, мы тут... - начал было Сергей.
- Понятно, - перебила его Полина. - Стало быть, я вхожу. Вы разрешите, князь?
Сергей беспомощно глянул на Тауберга. Тот пожал плечами: дескать, что поделаешь, женщины - народ непредсказуемый, и спорить с ними себе дороже. Не дождавшись разрешения, Полина вошла, решительно обосновалась в одном из старых вольтеровских кресел и небрежно бросила:
- Продолжайте, господа. Надеюсь, вы понимаете, что в вопросе о моей жизни и смерти у меня, по крайней мере, имеется хотя бы совещательный голос.
- Она права, - снова пошевелил бровями Тауберг. - И имеет полное право знать, что мы намерены предпринять в сей ситуации.
- Вот именно, - поддакнула Таубергу Полина. - Благодарю вас, Иван Федорович. Вот вы - настоящий друг.
Тауберг хмыкнул и взглянул на Сергея, успевшего отвести взгляд в сторону.
- Хорошо, - буркнул он. - Итак, Иван, что мы имеем? А мы имеем раненого агента частного сыскного предприятия, коему было поручено разыскать Полину Львовну, а затем, как он сам выразился, составить о ней мнение. Ежели девушка поведения достойного - некий ее богатый родственник отпишет ей состояние. Ежели же госпожа Сеславина поведения дурного - сей господин, оставит ей шиш с маслом. Потом владелец сыскного агентства поручил своим агентам охранять Полину Львовну, в результате чего два агента погибли, а третий получил тяжелые ранения. По его мнению, убийца или организатор покушений на Полину вхож в мой дом или даже в числе моих друзей. Вот почему я подозреваю Болховского.
- Бориса Сергеевича? - вскинулась Полина. - Не может быть!
- А твоя тетушка с вывертами? Она не могла подсыпать яду в чашку Полины Львовны? Сдуру.
- Нет, что ты. Она ведь как сестра моей maman, а мне - тетка. И далеко не сумасшедшая. Да и с Болховским она не связана никоим образом.
- А этот богач, что о нем известно?
- Только то, что он стар, болен и живет в Петербурге.
- А ты не спросил Полину Львовну...
- Точно! - хлопнул себя по лбу Сергей. - Ты всегда зришь в корень.
Всеволожский и Тауберг повернулись к Полине.
- Скажи... те, Полина Львовна, - заметно волнуясь, произнес Сергей, - как девичья фамилия вашей матери?
- Лопухина, - просто ответила Полина.
- Что? - в необычайной ажитации хором воскликнули Всеволожский и Тауберг.
- Мою матушку звали Мария Валериановна Лопухина, - тоном учителя, сообщающего ученикам урок, произнесла Полина.
Тауберг и Всеволожский потрясенно переглянулись.
- Матерь Божия, значит, ты - внучка генерал-аншефа, сенатора Валериана Тимофеевича Лопухина! - откинулся в креслах Сергей. - А он и есть тот самый большой человек, приготовивший духовную и поручивший надворному советнику Штальбауму найти тебя и собрать о тебе сведения... Это значит, - слова давались Сергею с трудом, - что...
- ...Болховской ни при чем, - продолжил Тауберг.
- ... а в твоей гибели может быть заинтересован один твой симпатичный родственничек по прозванию Кандид, то бишь Самарцев, являющийся, как известно, племянником Валериана Тимофеевича по линии его покойной супруги. Наш... фронтовой товарищ...
Тяжелое молчание повисло в комнате. Сергей тяжело вздохнул, глянул потемнелым взглядом на Тауберга:
- Что же, теперь все встало на свои места. А я-то, дурак, думал на Бориса...
- Но Степка... Самарцев... - отозвался Тауберг, - час от часу не легче!
- А может, ты опять ошибаешься? - попробовала вмешаться в разговор мужчин Полина. - Степан Яковлевич такой милый человек...
- На сей раз - нет.
- Вы тоже так полагаете? - посмотрела она в сторону Тауберга.
Иван помолчал и с трудом заставил себя кивнуть.
- Но у вас же нет никаких неоспоримых доказательств! - воскликнула девушка.
- К сожалению, - согласился Сергей.
- Тогда надо их добыть, - тихо проговорил Тауберг.
- Что ты хочешь этим сказать? - переспросил Сергей.
- Нам надобно его уличить, - ответил Иван. - А посему следует создать ситуацию, в которой у Кандида опять появилось бы искушение... избавиться от Полины Львовны.
- Нет, - твердо сказал Сергей.
- Да, - не менее твердо промолвила Полина.
Сергей с негодованием посмотрел на нее.
- Ты что, не понимаешь, что тебя опять попытаются убить?
- Прекрасно понимаю, - решительно вздернула подбородок Полина. - Но меня пытались убить и до этого. И знаешь, я уже как-то попривыкла.
Тауберг вскинул белесые брови и хмыкнул, уважительно посмотрев на Полину.
- Ты с ума сошла, ты...
- А кроме того, - не дала договорить Сергею Полина, - мне уже надоели эти покушения. Право, досадно! Пора покончить с этим раз и навсегда.
- Ладно, Иван, что ты предлагаешь?
- Когда ты хочешь объявить о своей помолвке с Полиной Львовной? - начал Тауберг.
- В октябре матушка обычно дает бал. Вот на нем и...
- Не бал, - поправил его Тауберг, - маскарад.
- Но это еще более опасно! - похолодел Сергей.
- Это быстрее подтолкнет Кандида к действиям. После того как ты объявишь о своей помолвке, он поймет, что это его последний шанс. Не беспокойся, мы глаз не сведем с Полины Львовны, - пообещал Тауберг.
- Это само собой, - раздумчиво произнес Сергей. - Значит, мы возвращаемся в Москву. Я собираю вас всех, то есть тебя, Пана и Кандида, и говорю вам о намерении объявить бал...
- Маскарад, - снова поправил его Тауберг.
- Хорошо, маскарад, - согласился Сергей, - где я, мол, сообщу свету о своей помолвке. А потом я попрошу вас всех быть очень внимательными и приглядывать за Полиной, ибо опасаюсь нового покушения. А на балу...
- Маскараде, - снова поправил непробиваемый Тауберг.
- А на балу, - пропустил реплику друга мимо ушей, - сначала Пана, а потом и тебя, Иван, вдруг...
Сергей перешел на шепот, и три головы заговорщически сблизились.
22
Князь Сергей по приезде в Москву первым делом поднялся в будуар к матушке и сообщил о том, что "милая Полина Львовна благосклонно приняла мое предложение руки и сердца", и поинтересовался, будет ли дано на сей союз ее родительское благословение? Благословение было им получено немедленно.
Дальнейшая беседа оказалась короткой, но содержательной. Как и месяц назад, говорил по большей части Сергей, а княгиня, если и успевала вставить в его речь словечко-другое, то преимущественно нечто вроде: "Ах, как ты прав", "Я так давно об этом мечтала" и, конечно, свое любимое - "Весьма, весьма достойно".
Когда Сергей, попрощавшись, вышел из будуара, княгиня Марья Тимофеевна залилась слезами умиления и благодарности Всевышнему за благостную весть, а губы ее прошептали:
- Ах, Михаил Сергеевич, друг любезный, как жаль, что не дожил ты до сего радостного дня. Какой милый вырос мальчик! Слава, слава тебе Господи...
На другой день любой грамотей, развернув "Московские ведомости", в разделе хроники жизни города мог прочитать уведомление следующего характера: "Княгиня Марья Тимофеевна Всеволожская имеет честь объявить о помолвке сына своего Сергея Михайловича с Полиной Львовной Сеславиной 19 числа Октября месяца сего года".
И зашумела первопрестольная. Кому досталась столь завидная партия? Из каких Сеславиных? Откуда вдруг появилась? А венчание-то когда? Так скоро? Что за спешка? Далее шу-шу-шу... или даже еще на полтона ниже и только на ушко. Ибо князь Сергей такая горячка, влепит пулю в лоб за длинный язык, да и друзья у него под стать - герои, победители!
Марья Тимофеевна с Варварой Апрониановной притомились, принимая любопытствующих визитеров. Полина старалась как можно меньше показываться на людях. А Сергей начал осуществлять план, рожденный в тихих стенах раздумьинской библиотеки.
Поутру князь послал нарочных с записками к друзьям, в коих писал, что ему необходима их помощь, и просил пожаловать в час пополудни в дом Всеволожских. Когда напольные часы аглицкой работы пробили час дня, дверь в библиотеку распахнулась, первым впустив князя Болховского.
- Здоров ли ты, друг мой? - поинтересовался он, крепко пожимая руку хозяину дома, будто и не было между ними никакой фронды. - Вся Москва только и говорит, что о твоей помолвке. А может, враки все?
- На сей раз молва тебя не обманула. Я действительно сделал предложение Полине Львовне, и она его благосклонно приняла, - улыбнулся другу Сергей, чувствуя себя виноватым перед столь искренним проявлением дружбы.
- А ведь признай, Адонис, что я оказался прав! Как чуяло мое сердце, что эта малютка заарканит тебя. Когда же вы успели объясниться? - не удержал любопытства Борис.
- За эти дни многое произошло, не знаю, с чего и начать.
- А ты начни с главного. Что за помощь требуется? - посерьезнел Болховской.
И Сергей вкратце рассказал о раздумьинских событиях, не упомянув, впрочем, о Самарцеве. Зная взрывной и прямолинейный характер князя Бориса, он не рискнул ему открыть всей правды.
В этот момент двери снова распахнулись. Тауберг вошел первым. Был он, как всегда, подтянут и аккуратен, но хладнокровие, казалось, изменило ему, и лицо выражало крайнюю степень утомления и озабоченности.
- Вот полюбуйтесь! Еле поднял!
Да, посмотреть было на что. Таким Степана Самарцева друзья еще никогда не видели. Сюртук его выглядел изрядно помятым, галстух завязан небрежно, а глаза под набрякшими веками были красны и воспалены.
- Никита! - позвал Сергей, не без основания предполагая, что верный камердинер уже занял исходную позицию по ту сторону двери. - Немедленно приготовь лампопо! Будем Степана Яковлевича трезвить.
Самарцев устало опустился в кресло, мрачно окинул взглядом собравшихся и пробормотал:
- Покорнейше прошу извинить...
Молчание повисло в комнате, и у Сергея перехватило дух. Неужели Степка раскаивается и вот сейчас все, все расскажет, повинится перед друзьями. Но Самарцев отвел взгляд в сторону, тяжело вздохнул:
- Голова раскатывается... Простите. Но я готов помочь, чем смогу.
- Друзья мои, - начал Сергей. - Я собираюсь жениться на Полине Львовне, но есть ряд обстоятельств, осложняющих дело. Не далее как три дня назад произошли еще не менее настораживающие события...
- Я уже посвятил в них Кандида, - прервал его Тевтон.
- В таком случае у меня к вам просьба. Матушка устраивает бал - маскарад. Приглашено сотни три гостей. Угроза для жизни Полипы все еще существует, поэтому прошу вас всех помочь мне на маскараде приглядывать за ней.
- Конечно, что за разговоры! - горячо отозвался Болховской.
Тевтон лишь утвердительно качнул головой, и все разом посмотрели на Степана. Тот поднял от ковра мутный взгляд, лицо его исказила странная гримаса:
- Не беспокойся, ничего не случится... - И голова его бессильно упала на грудь.
- Никита! - прозвучали враз три голоса.
- Да иду я, иду, - дверь библиотеки открылась, и в комнату ступил Никита, держа в руках серебряный поднос с бокалом лампопо. - Пожалуйте, ваше сиятельство.
- Да не мне, ему вот. - Всеволожский кивнул на Самарцева.
Никита подошел к Степану и протянул поднос.
- Пей, - приказал Тауберг.
Степан поднял голову, посмотрел на бокал и сделал кислую мину:
- Может, водочки...
- Всенепременно, - с язвой в голосе произнес Сергей. - Пей давай.
Самарцев вздохнул, взял с подноса бокал, единым махом опрокинул в себя ядреную смесь шампанского с квасом и снова уронил голову на грудь. Несколько минут все молчали, слушая невольно глухое урчание, раздававшееся в животе Самарцева. Наконец Степан поднял на Сергея уже осмысленный взгляд.
- Оклемался малость, - скорее констатировал, чем спросил Сергей.
- Да, - тихо ответил Степан.
- Тогда пойдем дальше. Вы все трое не спускаете с Полины глаз. Быть постоянно около нее, буквально рядом. Я полагаю, что злодей, - Сергею понадобилось сделать усилие, чтобы не посмотреть в сторону Самарцева, - не оставил своих намерений... отнять у Полины жизнь.
- А как мы ее узнаем? - спросил Болховской.
- Она будет в костюме турчанки, - ответил Сергей. - А ты?
- Татарином, - весело ответил Борис. - Я ж казанец.
- Ясно. А ты? - посмотрел на Тауберга Сергей. - Небось немцем?
- Почему это? - недовольно произнес тот.
- Потому что ты - Тевтон, - хмыкнул Болховской.
- Молчал бы, инородец, - беззлобно парировал реплику друга Иван. - Ладно, я буду немецким рыцарем.
- А я - пиратом, - буркнул Степан.
- Ты в кого обрядишься? - спросил Всеволожского Болховской.
- Не решил еще, - ответил Сергей. - Ну, ты как? - обратился он к Самарцеву.
- Терпимо.
- В таком случае, господа, прошу всех остаться и отобедать у меня.
- Благодарю, но я не могу, - поднялся с кресла Самарцев. - Дела.
- Как угодно.
- Да, и у меня дела, - буркнул Тауберг.
- Понимаю, - улыбнулся ему Сергей. - Вся Москва о твоих делах судачит.
- Ну, что я могу поделать, коли все так...
- Не печалься, Тевтон, - положил ему на плечо руку Болховской. - Может, оно к лучшему. Ну, сколь тебе можно холостым мыкаться?
Тауберг убрал плечо из-под руки Пана и как-то удрученно глянул в его насмешливые глаза.
- Сам-то вот тоже не женат и, думается мне, не собираешься.
- А я еще молод, - ответил Борис.
- А я - стар?
- Ты самый старший из нас.
- Ну и что?
- А то, что тебе положено из всех нас ожениться первому. На Руси уж так исстари заведено: жениться или выходить замуж по старшинству.
- Так то у сестер или братьев, - заметил Тауберг.
- А мы что - разве не братья? - уже без всякой насмешки спросил Болховской. - А?
- Братья, - согласился Сергей.
- Ну, братья, - нехотя пробурчал Тауберг.
- А? - обернулся к Самарцеву Борис.
- Да, - тихо ответил Степан, глядя в пол. - Конечно.
23
В бальной зале Всеволожских было многолюдно. Начищенный до зеркального блеска паркет отражал очаровательных фей с крылышками, римских легионеров в доспехах, английских матросов в жестких робах и беретах с помпонами. Вот пересекая залу по диагонали, профланировал в сопровождении Офелии статный Ринальдо Ринальдини в бархатном камзоле. Поравнявшись с пленительной турчанкой в пестрых одеждах, он слегка кивнул ей и, отойдя на несколько шагов, остановился, заведя с Офелией оживленную беседу. Вокруг них оживленным разноголосьем шумела толпа наряженных гостей.
- Эй, каспадин барин! - послышался голос с явным татарским акцентом. - Айдэ, паэдим! Лашадкэ якши, шибка быстра ехать будим!
Тевтонский рыцарь в стальном доспехе и длинном плаще с рыцарским крестом отвернулся, но ямщик в стеганом бешмете и малахае не унимался:
- Каспадин немес! Паэдим! Якши лашадкэ...
- Пошел вон, - голосом Тауберга сказал рыцарь и отошел от надоедливого инородца.
Полина не чувствовала страха, пока видела Сергея, Тауберга или князя Болховского, но минуту назад мимо нее прошел, громыхая ботфортами, одноглазый пират, и ее бросило в холод.
Когда начались танцы, турчанку можно было видеть то с рыцарем, то с таинственным Ринальдо Ринальдини, оставившим свою Офелию.
Мазурка с ее причудливыми фигурами и мужскими соло была кульминацией всех балов и маскарадов, И только капельмейстер взмахнул на хорах своей палочкой, как в залу, гремя шпорами, вошел фельдъегерь с пакетом в руке.
- Господину майору Таубергу срочный пакет из штаба армии, - громогласно возвестил он.
- Я Тауберг, - сказал Иван, снимая стальной шлем.
- Вам пакет от их высокопревосходительства графа Беннигсена, господин майор, - отрапортовал фельдъегерь.
Тауберг разломил печать, вскрыл конверт и пробежал глазами по строчкам.
- На словах велено передать, - добавил фельдъегерь, - что вам предписывается тотчас отправиться к месту вашего назначения...
Иван Федорович кивнул, нашел глазами татарина и одноглазого пирата, виновато развел руками. И твердой походкой военного вышел из залы.
А после мазурки случилось одно происшествие, впрочем, не надолго отвлекшее гостей от танцев и веселья. Дотошный ямщик-татарин, схватив за рукав свою очередную жертву, стал склонять ее к прогулке на "шибка якши лашадкэ". Жертва, обряженная царем Эдипом, раздраженно выдернула руку из лап татарина, тот, поскользнувшись на вощеном паркете, брякнулся на него так неловко, что, похоже, выбил плечо из сустава. Когда он поднялся, правая рука его висела, как плеть. Расстроенный ямщик, приняв извинения Эдипа, снял маску, и все узнали в нем князя Болховского, весельчака и повесу, известного в обеих столицах своим неизбывным волокитством. Теперь, однако, князь-балагур был далеко не весел: гримаса боли, когда он, придерживая руку, покидал бальную залу, то и дело искажала его лицо, как он ни храбрился.
Зазвучавшая с хоров музыка быстро заставила гостей забыть о сем инциденте, а Сергея - собраться. С удалением Тауберга и Болховского план князя Всеволожского вступал в форс-мажорную стадию, и развязка могла наступить в любой момент. Посему он глаз не спускал с Самарцева и не заметил, как в залу вошли два бравых стрельца в шишаках и черных масках, делающих их похожими на мавров. С минуту они стояли, оглядывая залу, затем, разделившись, стали обходить танцующие пары. В их движениях была явно заметна тревога.
- А где Полина Львовна? - голосом Болховского спросил один из стрельцов-мавров, подойдя к Ринальдо-Всеволожскому.
- Что?! - похолодел Сергей и стал судорожно оглядывать залу.
Турчанки нигде не было. Всеволожский подлетел к одноглазому пирату, неучтиво оторвал его от Дианы и отвел в сторону. Стрельцы последовали за ним.
- Где она? - жестко спросил пирата Сергей.
- Полина Львовна? Да здесь где-то, - закрутил головой Самарцев.
- Ее нигде нет, она исчезла, - зарычал на него Всеволожский.
Лицо Самарцева покрыла мертвенная бледность.
- Неужели все-таки...
- Чего ты там бормочешь, говори громче, - потребовал Сергей.
- Знаю, - тихо сказал Степан. - Знаю...
- Что ты знаешь, что? - тряхнул его за плечи Сергей. - Говори, ну!
- Малая Серпуховская, - дрожащими губами выдохнул Самарцев. - Церковь Ярославских Чудотворцев. - И совсем тихо добавил: - Может, еще не поздно...
24
В восемьсот двенадцатом Москва выгорела почти вся. Шесть с половиной тысяч домов уничтожил тот пожар, а от многих десятков московских соборов и приходских церквей остались лишь закопченные остовы да груды угольев. Конечно, за три года Москва поднялась, но руки дошли не до всего: почти в каждой ее части еще можно было зреть то погибшую усадьбу, а то и разрушенную церковь.