Князь поправил шейный платок и невольно поморщился - давала себя знать обожженная рука. Малоприятно, но придется задержаться в Казани еще на несколько дней, несмотря на то что в доме стоит невообразимый бедлам. Пришлось приютить на время как ближних, так и дальних родственников с детьми, прислугой, уцелевшим скарбом и даже любимыми собачками. Череда просителей шла с утра до вечера, всем - от губернатора Ильи Андреевича Толстого до дворника Федота - надо было что-то срочно решить именно с его помощью. Вот и сейчас князь отправлялся с визитом к губернскому предводителю дворянства, чтобы определить суммы пожертвований погорельцам и обеспечения их провизией хотя бы на первое время.
В дверь кабинета робко постучали. Сергей хмуро следил, как медленно открылась створка двери и в образовавшуюся щель просунулась взлохмаченная соловая голова Никитки - в былые времена верного ординарца, а ныне камердинера.
- Ваше сиятельство, к вам посетительница.
- Кто?
- Сказывают, родня. Госпожа Сеславина Полина Львовна.
Когда он вошел в гостиную, то сначала подумал, что там никого нет, и почти облегченно вздохнул. Слева, как эхо, в ответ прозвучат чей-то вздох. На краешке канапе в напряжении застыла женская фигурка в сером бесформенном наряде. Голову просительницы венчал огромный капор, почти полностью закрывая ее лицо. "Черт, как ее зовут?" - попытался вспомнить князь и, отбросив тщетные попытки, учтиво поинтересовался:
- Сударыня, чем могу служить?
Просительница подняла голову, и Всеволожскому с трудом удалось сдержать возглас удивления. Ее лицо словно жило отдельной жизнью от своего унылого обрамления, заставляя забыть и о вылинявшем платье, и о нелепой шляпке. Карие с едва заметной раскосинкой глаза, четко выписанные брови, нежный овал лица. А губы! Правда, сейчас они были плотно сжаты, а выражение этого лица было сосредоточено и холодно. "Интересно, какого цвета у нее волосы?" - вдруг мелькнуло в голове Сергея.
- Ваше сиятельство, меня зовут Сеславина Полина Львовна. Мы не знакомы, но вы, верно, знаете мою тетушку Клеопатру Семеновну Филиппузину? Она кузина вашего батюшки.
Голос просительницы прозвучал мягко с едва заметной хрипотцой, будто обволакивая собеседника.
- Конечно, помню. Весьма почтенная и весьма строгая дама, хотя я ее давно уже не видел. Здорова ли она?
- Она погибла, - голос ее чуть дрогнул.
- Примите мои искренние соболезнования. Я могу вам чем-нибудь помочь?
- Иначе я к вам не пришла бы. То, что я собираюсь вам сказать, Покажется немного странным, но прошу вас выслушать меня с вниманием. - Девушка вздохнула с какой-то решимостью, будто ей предстояло вот-вот войти в ледяную воду. - После пожара я осталась совсем одна с младшей сестрой на руках. Родители умерли несколько лет назад, единственной родственницей была тетушка, теперь и ее нет. Средств к существованию у нас тоже нет. Потому я и обратилась к вам.
- Очень разумный шаг с вашей стороны. Я подумаю, чем можно помочь, возможно, подыщем вам место компаньонки или что-то еще...
Что-то еще... Сергей внутренне усмехнулся; он вдруг подумал о том, что еще хотел бы ей предложить. Уютный домик в Москве, свой выезд, драгоценные безделицы... Из легкой дымки мечтательности его вырвала требовательная интонация в голосе просительницы.
- Сергей Михайлович! Я не милости пришла просить! У меня к вам деловое предложение.
- Вот как? Деловое?.. С удовольствием вас послушаю, - ответил Сергей, невольно делая ударение на слове "удовольствие".
- Я предлагаю вам сделку.
- И какого рода? - приподнял брови Сергей.
- У меня есть некая бумага, касающаяся вашего батюшки. Я готова отдать вам ее при условии, что вы возьмете меня с сестрой в Москву, представите своей матушке, выведете в свет как свою родственницу и... обеспечите небольшим приданым.
- Что?! - оторопел от такого заявления Сергей.
- Князь! Я все продумала! При ваших связях и состоянии это не составит вам большого труда. Ну а вы... вы спасете доброе имя своего отца.
- При чем здесь мой отец, мадемуазель?! - внутренне закипая, произнес Сергей.
- Вот. Извольте прочесть, - достала она из ридикюля небольшой лист сероватой бумаги. - Это копия документа, который я готова предложить в обмен на ваше согласие выполнить мою просьбу. Точнее, после полного ее выполнения.
Сеславина сунула бумагу в руку князя и отвернулась.
Сергей с явной неохотой развернул документ, написанный округлым девичьим почерком.
"Милостивый государь князь Михаил Сергеевич. В ответ на Ваше согласие принять участие в устранении известнаго Вам Лица, сообщаю Вашему Сиятельству, что оное намерены мы совершить не позднее 12 числа Марта месяца, посему Вам надлежит быть в столице уже 10-го.
Вся гвардия с нами! Смерть самодержавному уроду!
Честь имею быть, милостивый государь, Вашего Сиятельства покорнейший слуга
Граф Валериан Зубов".
Строчки поплыли у него перед глазами. Отец!.. Как он мог ввязаться в эту историю! Да не фальшивка ли это? Сергей перевел испытующий взгляд на собеседницу, и в глубине ее глаз ничто не дрогнуло - она лишь плотнее сжала губы и заледенила лицо.
- Это шантаж, сударыня?! - Он вскочил, еле сдерживая ярость и испытывая страстное желание сомкнуть пальцы на нежной шейке этой девицы. Домик в Москве, безделушки... Что ж, судя по всему, она нашла превосходный способ все это заполучить!
Сеславина чуть вздрогнула, но потом не менее яростно ответила:
- Извольте прекратить орать! Сюда сбежится весь дом. Это просто деловое предложение, - потом чуть тише добавила: - Вы заинтересованы в том, чтобы заполучить этот документ. А нам с сестрой надоело жить в приживалках у сварливых старух. Я не требую немедленного ответа. Через час я вернусь, и вы сообщите мне о своем решении. - Она встала и, уже направляясь к дверям, бросила через плечо: - Надеюсь, вы не обманете моих ожиданий. Не провожайте меня.
Сергей оторопело смотрел ей вслед. "Не провожайте"! Да он готов был вышвырнуть ее за дверь собственными руками! Его - боевого офицера, героя Бородина, шантажирует какая-то финтифлюшка! Но каков отец! Выходит, он был связан с убийством императора Павла? И ведь не только слова - шороха об этом эпизоде его жизни не было слышно! Интересно, осведомлена ли о сем матушка? Но письмо это, несомненно, заполучить надо. Может, громкого скандала оно и не вызовет, но неприятных минут, особливо со стороны двора, пережить придется немало.
Сергей позвонил в колокольчик и, когда в дверях появился Никитка, приказал:
- Как только придет мадемуазель Сеславина, проводи ее в мой кабинет.
А вот визит к предводителю придется отложить.
4
Мадемуазель Сеславина явилась ровно через час.
- Ваше сиятельство, - без предисловий сказала она, твердо взглянув ему в глаза, - сообщите, принимаете ли вы мои условия?
- Итак, если я вас правильно понял, из ваших, слов следует, - с расстановкой, и также не утруждая себя любезностями, ответил Сергей, - что вы в обмен на документы, компрометирующие моего батюшку, требуете: первое - представить вас московскому бомонду, второе - снабдить небольшим приданым.
Он внимательно посмотрел ей в глаза и почувствовал, что даже в этот момент готов утонуть в бархатной их глубине.
- Вы правильно меня поняли. - Поля опустила ресницы, не выдержав его пристального взгляда.
- И насколько "небольшим" должно быть это "приданое"?
- Думаю, 5-6 тысяч годового дохода. Этого вполне хватит, чтобы прожить нам с Лизанькой. - Ее голос чуть дрогнул. - Надеюсь, для вас это не составит большого труда.
- Составит, мадемуазель, - саркастически протянул Сергей. Сам он, признаться, ожидал гораздо большей суммы. - Но вы прекрасно понимаете, что поставили меня в безвыходное положение, посему условия ваши принимаются. Только и вам мои придется принять.
- У вас тоже есть условия? - удивленно вскинула на него глаза Полина. - Какие же?
- До Москвы вы поедете в сопровождении моей родственницы Варвары Апрониановны Манасеиной. В Москве же будете жить в доме матушки Марьи Тимофеевны. Ни ей, ни кому бы то ни было нет необходимости знать о нашем договоре. Помимо сказанного, кандидатура жениха вашего матушкой, а главное, мной должна быть одобрена, поскольку мы вам, стало быть, ближайшая родня. И прежде чем строить кому-нибудь глазки да кокетничать - у меня согласия спросите, моим родственникам да друзьям таких продувных бестий, как вы, в жены не надобно! Бумаги на приданое получите только после венчания.
- Да как вы смеете! - вскинулась Полина, и губы ее предательски задрожали. - Как вы смеете так со мной разговаривать!
- А вы тут благородное негодование не изображайте, - холодно отозвался Сергей. - Тоже нашлась дева невинная! Может, вам в актерки податься? Не согласны - черт с вами! Наше семейство разные времена переживало. Переживем и этот скандал.
Полина несколько раз судорожно вздохнула, еще крепче сжала кулачки, чувствуя, что вот-вот вцепится в это красивое холеное лицо, нет, в эту самодовольную физиономию!
Через два дня ранним утром они отправились в путь, покидая выгоревшую Казань. Глядя на почерневшие остовы каменных домов и пожарища на месте деревянных, Сергей невольно вспоминал события трехгодичной давности, когда нашествие французов докатилось до Москвы и оставило там такие же руины. А еще горечь и отчаяние отступления, боль неизбежных потерь: Смоленск, Бородино, оставление Москвы. Но затем были Малоярославец, Красное, Березина. Потом Кацбах и Лейпциг, Ла Ротьер и Фер Шампенуаз. И в Духов день 1814 года в завоеванном Париже слова императора Александра к русской армии: "Совершена война, для свободы народов и царей подъятая. Храбрые воины, вам, первым виновникам успеха, принадлежит слава мира!.. Вы снискали право на благодарность Отечества - именем Отечества ее объявляю".
Сейчас эти слова вызвали у Сергея горькую усмешку. Еще в Париже начались ежедневные разводы и учения, утомительные парады и еще более утомительные репетиции парадов. Император не чувствовал мощи священного огня, обуревавшего его славную армию, - он видел лишь плохое равнение полков и рот. Не замечал тактического совершенства этой армии - видел только недостаточно набеленный этишкет замкового унтер-офицера. Такие войска стыдно вывести на Царицын луг, их надо переучивать и, главное, подтягивать! Подтягивать было кому, да только князь Всеволожский к таковым относиться не пожелал. Поэтому подал в отставку, да и укатил в первопрестольную. А вышло - только три месяца и прожил, наслаждаясь прелестями частной жизни, как эта Сеславина на голову свалилась.
...Уже стемнело, когда колымага с Полей и Лизанькой с грохотом вкатила на постоялый двор. Коляска Всеволожского с выпряженными лошадьми стояла возле конюшни. Рядом суетился Никита, выискивая что-то в багаже. Когда лошади остановились, он подскочил к берлину, открыл дверцу и почтительно помог сойти сначала Варваре Апрониановне, потом Полине с Лизой.
- Его сиятельство давно прибыл, Никита? - спросила Полина.
- Почитай, час с четвертью как уже будет. Теперя оне кофей пьют, вас дожидают, барышня, - простодушно ответил тот.
Как же, "дожидают". Да умри она у его ног - глазом не моргнет, еще и обрадуется. После того разговора в доме он просто игнорирует ее присутствие, а когда нет иной возможности, проявляет ледяную учтивость. Что сейчас, судя по всему, и произойдет.
С этими мыслями Полина, пропустив Лизу и Манасеину вперед себя, вошла в довольно чистую - небольшую залу. Сергей сидел к ним боком. Когда он поднялся со стула и повернулся к вошедшим, у нее вдруг перехватило дыхание. Что же в нем есть такого, из-за чего она с трудом подавляет в себе желание смотреть на него безотрывно? Будто завороженная, Полина следила за его гибкими, опасными в своей неуловимости движениями. Он шагнул вперед, склонился над рукой тетушки.
- Добрый вечер, дамы. Как дорога, не сильно утомила вас?
- Ах, mon ange, не для моих старых косточек эти дальние путешествия. Только свидание с твоей матушкой, благодетельницей моей, манит да лучиком ярким светит впереди. Даст Господь, дня через три на месте будем, приютит достопочтенная Марья Тимофеевна родства и старой дружбы ради, - завела Манасеина уже привычную песню.
У самовара суетилась жена смотрителя, расставляя чашки и тарелки с закусками. Полина и Лиза сели за стол.
Сестры были мало похожи друг на друга, только, пожалуй, миндалевидные бархатистые глаза, доставшиеся им от далекого предка, выходца из Золотой Орды, свидетельствовали об их родстве. Лиза - веселая, неугомонная отроковица с буйной шапкой вечно выбивающихся из кос кудрей цвета гречишного меда, была открыта и любопытна. В дороге ее голова почти постоянно высовывалась из окна кареты, а на постоялых дворах она неизменно находила себе подопечных: то маленького щенка, то хромого гусенка или еще какую-нибудь живность, требующую ее немедленной помощи. Поля сначала пыталась одергивать Лизу, боясь, что могут обидеть сестричку неосторожным словом, но потом успокоилась, заметив, что неудовольствие Сергея распространялось только на ее особу. А ведь сначала, кажется, она ему понравилась. Это было видно по взгляду князя, интонациям голоса и даже движениям. Ее не обманешь. Но воспоминание о том, как мягкое, сочувственное выражение его лица превратилось в холодную, презрительную маску, вновь больно отозвалось в ее сердце.
В этот момент во дворе раздался стук копыт, громкие возгласы, а затем дверь залы распахнулась, и в комнату вошел, сверкая эполетами и бряцая шпорами, среднего роста ладный молодой человек.
- Вечер добрый. Разрешите к вам присоединиться, милые дамы. Ба! Да это Всеволожский! Серж! Какими судьбами? - с радостным удивлением воскликнул он.
- Никак, князь Болховской! - удивился Сергей. - Да ты уже флигель-адъютант! Я-то из Казани в Москву направляюсь. А тебя какой ветер сюда занес? - не менее радостно отозвался Всеволожский.
- А я из Москвы в Казань. Ну, брат, это длинная история. Но, может, ты сначала представишь меня своим очаровательным спутницам? - не сводя заинтересованного взгляда с Полины, перебил сам себя Болховской.
Церемония представления состоялась, и вновь прибывший завладел общим вниманием, рассказывая последние новости, особенно о параде русских войск под Вертю.
- Представьте себе, 132 батальона - это 107 тысяч пехотинцев - идут церемониальным шагом, и ни один не сбился с ноги! Союзники были в восторге! Дамы пребывали в полной ажитации.
- Ах, молодость, молодость! - завздыхала тетушка. - Хоть на войне, хоть на параде - а все вам дам подавай.
- Сударыня, таких прелестных, как вы и ваши спутницы, во всей Европе не сыщешь! - пылко воскликнул князь Болховской, поглядывая на Полину.
Перехватив не один такой взгляд, Сергей почувствовал, как в нем волной поднимается раздражение, и радость от встречи с другом немного поутихла.
- А не пора ли дамам отдохнуть? Думаю, мы их утомили своими разговорами, - непререкаемым тоном произнес Сергей. - Позвольте проводить вас в вашу комнату.
Когда они выходили из залы, Сергей попридержал Полю за локоток, приблизил к ней свое лицо, чуть ли не касаясь губами завитков волос на ее виске, и зловещим шепотом произнес:
- Я вас предупреждал, дорогая моя охотница за женихами, поостерегитесь строить глазки всем подряд, а этому человеку особенно. Борис мой друг...
- Сергей Михайлович! Что за вздор... я и не думала... - В негодовании она повернулась к нему, и ее лицо оказалось совсем рядом с его губами.
- А надо бы думать, - отпустил Сергей ее локоть и отступил на шаг. - Умерьте свои аппетиты, мы еще не в Москве...
Невозможный человек! Она и так старается вести себя тихо, как мышка, она сама любезность, даже разик-другой пробовала ему улыбнуться, но он так на нее посмотрел, будто она зарезала родную мать.
Она долго не могла уснуть, ворочаясь на жесткой кушетке. Рядом глубоко и спокойно во сне дышала сестра, на соседней кровати чуть посапывала Варвара Апрониановна. Несколько раз Поля подходила к окну, прислонялась горячим лбом к холодному стеклу и плакала, плакала, изливая в слезах и свое раннее сиротство, и одинокую жизнь без надежды и радости, и тоску по прекрасному суженому, который появится, и все тотчас разрешится само собой, легко и просто. Даже во сне тоска и слезы не отпускали, и свою боль она выплакивала на груди у статного мужчины, позвавшего ее: "Полина... Поленька..." Он обнял ее, закрывая своими сильными руками от невзгод этого мира, и когда она подняла глаза, пытаясь рассмотреть его лицо, то смутно различила лишь темную прядь, упавшую на лоб, ласковые серые глаза и губы, что шептали: "Все хорошо, все будет хорошо..."
- Ну, Адонис, ты и хитер. Такая нимфа у тебя в родственницах, а ты молчал! Розан, душечка! - воскликнул Болховской, целуя кончики пальцев. - А не дочка ли это того Сеславина, что картами все свое состояние профукал и семью по миру пустил?
- Она самая. Но бедной сироткой я бы ее теперь не назвал, - с легкой иронией ответил Сергей.
- А что, наследство какое случилось? Дядюшка богатый преставился, или клад сыскался? - с интересом спросил Болховской. - Выходит, она завидная невеста, и ты, стало быть...
- Перестань, я сам с ней познакомился лишь несколько дней назад. Теперь везу к матушке, передам ей под опеку, и дело с концом, - перебил друга Сергей.
- Э нет, брат. Уж я-то вижу, зацепила тебя эта мамзель, вон как набычился, когда я на нее воззрился. Да не раздувай ноздри, я больше по привычке. Люблю за нежным полом приволокнуться, - мечтательно протянул Болховской. - Но ежели сам на нее виды имеешь...
- Вздор! - раздраженно ответил Сергей. И чтобы увести разговор от опасной темы, спросил: - Лучше расскажи, что от Тауберга и Самарцева слышно, давно от них вестей не получал.
- Степан подал прошение об отставке, - сразу посерьезнел Болховской. - Может, уже и вышел. А Тевтон в Москве, в отпуске, старая рана открылась, вот он на излечение домой и прибыл.
Потягивая мадеру из дорожного погребца Всеволожского, старые приятели засиделись заполночь. Отправляясь к себе на ночлег, проходивший по коридору Сергей услышал, что в одной из комнат раздаются приглушенные рыдания. Казалось, чье-то сердце исходит от горя и страдания. Прислушиваясь, он нерешительно потоптался возле двери, затем тихо вошел в комнату. Горькие всхлипывания доносились с кушетки, залитой лунным светом. Полина... Сергей опустился на колено, склонился над ней, уткнувшейся в подушку, и осторожно прикоснулся к вздрагивающему плечу.
- Полина Львовна... Поленька... - шепотом позвал он.