- Я же вам с самого начала толкую: Полина Львовна уехали с этой вашей полоумной тетушкой. Вроде как на прогулку.
- Она мне ничего об этом не говорила, - растерянно пробормотал князь.
- Так вы ее не отпускали? - всполошился Никита.
Сергей все понял: сбежала-таки.
- Когда они уехали? - пружиной выскочил он из постели.
- С четверть часа не будет, - ответил Никита. - Я у кучера выведал, куда они поехали. Верхами догоним в три счета.
- Все, Никита, молодец. Живо седлай мне Урагана.
Собственно, даже если бы они не знали, куда ехать, дорогу указал бы след от колес, - Полина и Манасеина были первыми в это утро, кто ехал по прихваченным за ночь льдом лужицам.
Они миновали поле и въехали на опушку рощи. И тут прозвучал выстрел, затем второй, третий. На Всеволожском не было лица. Доскакав до возка, он спешился и бросился к нему, совершенно не принимая во внимание опасность, которая могла его там подстерегать. Первое, что он увидел, были глаза Полины. Больше он не видел ничего. Жива! Он шумно выдохнул, и только тут заметил вжавшуюся в стенку возка тетушку и окровавленного человека в маске, уткнувшегося головой в ноги Варваре Апрониановне.
- Живы! Что случилось? Что здесь произошло, Поленька?
Он увидел, как глаза ее наполнились слезами. Она не рыдала. Даже плачем это было можно называть с трудом. Просто по щекам ее текли и текли слезы, а губы едва слышно шептали:
- За что?
- Что произошло? - снова спросил Сергей, переведя взгляд на Варвару Апрониановну.
- На нас напали разбойники, - выдавила она из себя и уставилась на Сергея круглыми от страха глазами. - Ради Бога, вытащите... этого... отсюда.
Сергей кивнул, ободряюще глянул на Полину и, взяв труп под мышки, вытащил его из коляски. Положив его на землю, он снял с убитого маску. Бритоголовый, безусый человек смотрел куда-то поверх него. Неслышно подошел Никита.
- Что, знаешь его?
- Нет, - ответил Никита, - этот не тутошний. Там еще трое мертвых. Один из них - наш кучер.
- Жаль Федора, под горячую руку попал, - посмурнел Сергей. - Как мыслишь, что здесь все-таки произошло?
- Разбойников было двое. Сначала убили Федора, - тоном знатока произнес Никита, успевший уже произвести рекогносцировку места побоища. - Затем верхами прискакали еще двое, и между теми и этими завязалась драка. Этого, - указал он на бритого, - уложили пулей в самом начале. Потому что вон там, - кивнул Никита в сторону заиндевелой травы в пятнах крови и двух лежащих тел, - дрались трое. И второй разбойник убил обоих, которые, похоже, защищали от него Полину Львовну и вашу тетушку.
- Странно. С какой стати второй разбойник пощадил Полину Львовну? Ну, то бишь обеих женщин? - поправился Сергей.
- Не знаю, - покачал головой Никита. - Судя по следам, он подошел совсем близко к возку. Верно, мы его спугнули.
- Может быть, - согласился Сергей и с благодарностью посмотрел на Никиту. - Вовремя ты меня разбудил. Чуть позже, и...
Он замолчал, и мурашки страха побежали по его телу.
- Ну же, Сергей Михайлович, - участливо произнес Никита. - Не терзайте себя так-то, ведь все обошлось.
- Сергей! - услышал Всеволожский голос Полины. Она выглядывала из экипажа и показывала куда-то рукой. Обернувшись, Сергей увидел, что один из покойников приподнял голову и силится что-то сказать.
- Жив! - воскликнул Никита и первым бросился к раненому. За ним последовал Сергей.
- У него три ранения, - доложил Никита, расстегнув у ожившего полушубок. - Два в грудь и одно в живот. Надо срочно лекаря.
- Значит, так, - сказал Сергей. - Кладем его в коляску, и ты везешь его в усадьбу. А я скачу за лекарем.
Вдвоем - Всеволожский под мышки, Никита за ноги - они отнесли раненого в экипаж.
- Готовы? - спросил Никита, усаживаясь на облучок.
- Готовы, - ответила ему Полина.
- Ну, тогда с Богом, - сказал Никита и стал разворачивать лошадей.
19
Назарьева поместили в одну из гостевых спален усадьбы. Что он - Каллистрат Назарьев, раненый сообщил, когда на третий день пришел в себя после случившегося. Был срочно приглашен полковой лекарь Бередников, любовно именуемый сослуживцами Кощеем. Когда Назарьев вдруг заговорил, от изумления у лекаря вывалился из глаза монокль, - надежда, что можно выжить после таких ранений была мизерной. Но Каллистрат Платонович выжил, и уже теперь-то помирать не собирался. Он охотно кушал куриный бульон и еще охотнее пил сухое виноградное вино, "для поправленья кровяного балансу".
- Повезло вам, - сказал Кощей, прослушав раненого статоскопом. - Если легкое и задето, то совсем чуть и заживет скоро. Рана в живот более опасна, но с таким уходом за вами, - он посмотрел на стоящих рядом Сергея и Полину, - будет грех не выздороветь.
Он собрал свой докторский саквояжик, который, как практикующий врач, носил всегда с собой, и откланялся.
- Я знаю, что вам вредно разговаривать, - обратилась Полина к Назарьеву. - Но, ради Бога, скажите: за что меня хотят убить?
- Не знаю, сударыня.
- А почему вы меня защищали?
- Это входило в мои обязанности.
- Кто же поручил вам меня защищать?
- Мой патрон. Имя же его вам равно ничего не скажет...
- Ну что ж. Поговорим об этом позже, отдыхайте, - проговорил Сергей, многозначительно глянув на Назарьева, провожая Полину к дверям. - Пойдем.
Пропустив ее вперед, он задержался на пороге и тихо спросил Назарьева:
- Когда мы сможем поговорить?
- Приходите вечером, - также тихо ответил тот. - Только один. Незачем беспокоить барышню.
В малой гостиной Сергей застал Манасеину, усиленно поправляющую расшатавшиеся нервы вишневой наливочкой, и не удержался, устроил ей абмарш по всем правилам родственной науки.
- Ну как вы могли, дражайшая Варвара Апрониановна! - ходил вокруг сидевшей в креслах Манасеиной Сергей. - Даже дворня знает, что Полине Львовне угрожает опасность. А вы устраиваете ей побег!
- Но, Серж. Это была всего-навсего утренняя прогулка, - пыталась отбиваться Варвара Апрониановна. - Что ты горячишься, мой друг? Я и так страху натерпелась. Могли ли мы знать, что обычный визит к соседям так обернется.
- Неправда! - пристукнул ладонью по столу князь. - Вы изначально знали, что Полина хочет уйти из дома. И взялись ей помочь. Почему?
- Сергей Михайлович! Оставьте, это я во всем виновата, - появилась в дверях гостиной Полина. - Я упросила Варвару Апрониановну помочь мне.
- И куда ты хотела бежать? - обернулся к ней Всеволожский.
- В монастырь.
- В монастырь? - уставился на нее Сергей, и в голове его вспыхнули воспоминания о прошедшей ночи. - В монастырь идут по убеждениям, а не по взбалмошным, сиюминутным хотениям. И думают о других, а не только о себе.
- Я и думала о других...
- Тогда ты должна была подумать о Лизе, о всех нас, ведь я... мы, - он запнулся, - успели полюбить вас...
Полина подняла на него наполненные слезами глаза. Сергей подошел к ней, взял тоненькие пальчики в свои ладони.
- Я понимаю, вам тяжело. Но в нашей жизни стоит только подумать о поражении, и, считай, ты уже проиграл. Но мы-то обязательно победим.
Полина всхлипнула и уткнулась лбом в его крепкое плечо. В креслах, уронив голову на грудь, зарыдала в голос Варвара Апрониановна.
Сегодня в доме легли рано. То ли дневные слезы, облегчившие душу, подвигли к раннему сну, то ли долгий вечер после короткого хмурого дня отправил обитателей дома раньше обычного в объятия Морфея, - только в десять вечера все уже отправились по своим спальням. Даже Сергей, выжидая время, чуть-чуть подремал в своем кабинете. В четверть одиннадцатого он бесшумно прошел в спальню раненого. Назарьев ждал его. Сергей присел в кресла подле постели.
- Я вам обязан жизнью, князь, - обратился к нему раненый. - Посему то, что могу сказать вам - я скажу.
- Почему Полину Львовну хотят убить? - повторил Полинин вопрос Всеволожский.
- Не знаю, - ответил Назарьев.
- А кто, тоже не знаете?
- Очевидно, это человек, близкий вашей семье. И у него есть помощники, по крайней мере были.
- Это ваш человек вытащил Полину Львовну на Тверском бульваре из-под колес кареты?
- Мой. Его звали Василий.
- Почему он следил за ней?
- У нас было такое поручение.
- А охранять ее - тоже вам поручили? Кто?
- Понимаете, некий очень опытный и умный человек организовал в Петербурге что-то вроде сыскного агентства, частного конечно. Зовут его Осип Францевич...
- Штальбаум? - перебил его Сергей.
- Вы его знаете? - удивился Назарьев.
- Несомненно. Это один из лучших знатоков юриспруденции в столице, если не во всей России.
- Так вот именно Осип Францевич поручил мне и двоим моим товарищам, упокой Господь их души, найти некую Сеславину, которая приходится внучкой одному большому человеку, имени которого он нам, конечно, не говорил. Сказал только, что человек сей смертельно болен и желает распорядиться своим наследством по совести. Он просил господина Штальбаума найти эту внучку и составить о ней мнение: каковы ее характер, поведение, манеры, словом, если все ладно, он отпишет ей в духовной свое состояние. Мы сыскали наследницу, а потом и охраняли, ибо ей грозила явная опасность. - Назарьев сглотнул и перевел дух. - Вот, собственно, и все.
- А от господина Штальбаума не было каких-либо намеков относительно того, кто может быть заинтересован в смерти Полины Львовны?
- Ни малейших, - ответил Назарьев.
- А вы сами что об этом думаете?
- Логически рассуждая, какой-нибудь родственник того большого человека, которому в случае гибели госпожи Сеславиной должно достаться наследство. И он вхож в ваш дом.
- Вы уверены в этом?
- Нет, - ответил Назарьев. - Но очень на это похоже. Так думал и Савелий, мой товарищ, которого убил тот, в маске. Надо признать, сей инкогнито очень ловко орудовал кинжалом. Явно имел к этому воинский навык. В вашем окружении много военных?
"Много", - хотел ответить Всеволожский и запнулся. Собственно, холодным оружием владели превосходно все его фронтовые друзья, но человеком, уложившим в рукопашной схватке четырех французов одним штыком, был Болховской!
"Неужели все-таки он?" - мучительно размышлял Сергей, вернувшись в кабинет.
Вспомнилась сентябрьская встреча с Борисом на постоялом дворе.
Он тогда с Полиной, Лизой и Варварой Апрониановной направлялся в Москву, а Болховской ехал из Москвы в Казань. Зачем? Ведь тогда на этот вопрос Болховской не ответил. Сказал что-то вроде "это длинная история" и ловко перевел разговор на попутчиц Всеволожского. Какое же отношение он имеет ко всей этой истории? Сергей дал себе слово, что обязательно узнает все, чего бы ему это ни стоило. А пока надо будет расспросить Полину о ее родне с материнской стороны. Это еще Тевтон советовал сделать. Возможно, многое тогда прояснится...
20
J'homme propose, Dieu dipropose. Сие означает, что бы вы ни задумали свершить, а Господь всегда все по своему усмотрению устроит.
После разговора с Назарьевым отправился князь было в свою опочивальню, но потом передумал и спустился в кабинет, зажег свечи, расположился на уютном диване и уставился взглядом в полутемный расписной потолок. Мысли его все время обращались к Полине. Обида, гнев, горечь перемешались в его душе с щемящей нежностью, страхом потерять ее и желанием защитить, укрыть от всех бурь света эту храбрую птичку-невеличку. Сергей откинул голову и устало прикрыл глаза рукой. В коридоре послышалась легкая поступь, тихо скрипнула дверь, и робкий шепоток позвал его:
- Сергей Михайлович... Серж...
Он с трудом сдержался, чтобы не вскочить с дивана и не сжать ее в объятиях. "Все же пришла. Сама пришла", - мелькнула мысль, и он понял, что все это время мучительно ждал этих легких шагов, этого еле слышного шепота. Полина подошла к дивану, тихо опустилась рядом:
- Сергей Михайлович... Сереженька... Спишь... Благодарю тебя...
Он почувствовал, как шелковистый локон скользнул по руке и теплые, мягкие губы прижались к его запястью. Этого Сергей уже вынести не мог. Он схватил ее за хрупкие плечи и стал покрывать ее лицо торопливыми жадными поцелуями. Потом опрокинул на диван, подмял под себя и, чувствуя, что волна желания скоро накроет его с головой, почти с болью оторвался от ее губ и напряженно взглянул в родные прекрасные глаза.
- Ты - моя! Слышишь! Моя! Поклянись, что никогда не оставишь меня!
Полина еле перевела дыхание, с трудом воспринимая его слова.
- О чем ты?
- Поклянись, что не покинешь меня! - настойчиво повторил Сергей.
- Глупый. Клянусь, что не покину тебя... пока ты сам этого не захочешь, но и тогда...
- Никаких "тогда" не будет. Ты - моя, от каждого волоска на твоей непослушной головке до кончиков пальчиков на стройных ножках.
Необдуманно упомянув о "стройных ножках", Сергей тут же переключил свое внимание на эту соблазнительную часть ее тела, и тут уж стало не до разговоров. Для них распахнула двери волшебная страна, превратив погруженный в полутьму строгий кабинет в уголок Эдема.
Сергей любил ее нежно, не спеша, используя весь свой опыт, накопленный за годы общения с прекрасными дамами. Полина же так мало знала о страсти, ее губы еще хранили вкус невинности, а движения были наполнены неловкой, только что пробуждающейся чувственностью. Но эти прикосновения приводили его в состояние крайнего, почти болезненного возбуждения. Его руки и рот ласкали ее тело, находя самые чувствительные места, и она, как скрипка от прикосновения смычка, чутко отвечала тихими стонами, вздохами, содроганиями, открывая себе и ему сокровенные тайны своего существа. Наслаждаясь ее телом, ее возбуждением, Сергей с трудом сдерживал себя. И вот когда терпеть уже не было сил, он накрыл собой это хрупкое тело и вошел в нее сильным глубоким толчком. Ритмично двигаясь и подчиняя Полину своему ритму, он глухо застонал. С каждым мгновением стон становился все громче, пока не перешел в крик, наполненный страстью и блаженством...
Когда они немного успокоились, Полина прикоснулась губами к его влажному плечу и прошептала:
- Я люблю тебя... и клянусь, никогда не покину...
- У тебя больше не будет такой возможности... Ты должна выйти за меня замуж, - вдруг сказал Сергей, приподнявшись на локте и пытаясь заглянуть ей в глаза. Свечи догорали, и хотя до утра было уже не долго, осенний рассвет не спешил заглядывать в окна.
- Что? - засмеялась Полина. - Вы в своем уме, ваше сиятельство?
- Я серьезно.
- Господи, я, конечно, не раз рисовала себе в воображении сцену: прекрасный юноша становится передо мной на колено, прижимает к груди дрожащие длани и предлагает свою руку и сердце. - Полина мечтательно вздохнула и затаила улыбку в уголках губ. - Но даже в самых смелых фантазиях не допускала и мысли, что в сей торжественный момент прекрасный юноша окажется гол, как сабля, вынутая из ножен, а я буду находиться между ним и спинкой дивана в не менее неглижированном виде.
Сергей хохотнул.
- Помилосердствуй, душа моя. В первый раз в жизни я предлагаю руку и сердце, возможно, по неопытности и допустил пару оплошностей. Что же ты ответишь? - спросил он, скрывая легкой улыбкой неуверенность и некоторую тревогу.
- Да. Твоя навсегда, - приподняла голову Полина и поцеловала Сергея в горячие губы.
- Поленька, голубка моя, - зашептал он, все крепче сжимая ее в своих объятиях. И вновь желание его достигло такого предела, за которым сравнялись в своей значимости страсть и смерть. Они слились в единое целое, окружающий мир перестал существовать, исчезло время, мысли превратились в ничто, и все, что имело какое-то значение, стало пустым и незначимым. А потом это единое целое пронизала дрожь, и оно снова превратилось в два тела, две половинки единого, поначалу совершенно беспомощные и оживающие постепенно, приуготовляясь существовать отдельно друг от друга.
Они лежали с открытыми глазами, окутанные полутьмой осеннего рассвета, и молчали, думая каждый о своем. Полина - о том, что теперь она знает, что такое счастье, что она - женщина, и эта женщина совсем не похожа на наивную девочку из Казани, решившуюся устроить жизнь своей сестры и свою собственную посредством той дурацкой записки, что так бережно хранила ее тетушка. Ей вдруг стало стыдно, и она испугалась, что Сергей почувствует этот стыд. Но Сергей чувствовал иное: эта женщина, что лежала рядом, была ему нужна больше всего на свете, она стала частью его самого, частью, без которой его словно бы и нет, а если и есть, то это какой-то калека, у которого отняли руки или ноги. Жить, конечно, еще как-то можно, но разве это жизнь? "Ну вот, похоже, и кончилась твоя холостяцкая жизнь", - сам себе сказал Сергей и не почувствовал ни сожаления, ни даже тени печали.
- Ты лучшее, что случилось в моей жизни, - произнес он вслух.
- Правда? - потерлась она щекой о его плечо.
- Правда, - нарочито тяжело вздохнул Сергей.
Они помолчали. Потом Полина вдруг спросила.
- Слушай, а может, все это уже закончилось?
- Ты о чем? - прервал свои мысли Сергей.
- Ну, все эти покушения на меня. Тогда, в лесу, тот человек в маске, кажется, передумал меня убивать. Ведь он мог это сделать - и не сделал.
- Это мы с Никитой спугнули его.
- Да, вы подоспели вовремя. И все же, мне кажется...
- Вот именно, тебе это кажется, душа моя. Но ты не беспокойся, мы с Таубергом что-нибудь придумаем. Ты мне лучше скажи, когда мы объявим о своей помолвке? Матушка на Михайлов день дает бал. Ты согласна, если мы объявим об этом на балу?
- Согласна.
- Знаешь, я так люблю тебя...
Полина отстранилась и пристально посмотрела в глаза Сергея.
- Что? - не понял тот.
- А я уж думала, что ты этого никогда не скажешь. "Должен жениться, обязан теперь жениться" - это я слышала, но то, что ты сказал сейчас...
- Мне казалось, что это само собой разумеется, что это и так понятно... - чуть растерянно произнес он.
- Глупенький, - ласково гладя его по щеке, улыбнулась Полина. - Это важнее всего на свете.
21
- Да оставь ты Болховского в покое, - вскипел Тауберг, чем немало удивил Сергея.
Выражать эмоции, выказывать раздражение и уж тем более кипятиться доселе было совершенно несвойственно флегматической натуре Тевтона. С ним явно что-то творилось. Никита, которого Сергей послал за Таубергом, вернулся один и на вопрос князя, почему он не привез Ивана Федоровича, только закатил глаза, пробурчал, что людей губят карты и женщины, и более ничего вразумительного не сказал. Когда через день Тауберг все же приехал в Раздумьино, озабоченный и даже в какой-то степени нервозный, Сергей спросил его, не стряслось ли что. Но Иван Федорович, как до того Никита, закатил к небу глаза и пробормотал: "У нашей Пелагеи свои затеи". Допытываться Сергей не стал, по опыту зная, что сие совершенно бесполезно. Вот и теперь Иван сидел в кабинете прямо против него, но мыслями своими был, похоже, далеко.
Всеволожский подался к нему и пощелкал пальцами прямо перед его носом.
- Ты где? - с легкой обидой в голосе спросил Сергей. - Здесь или еще в Москве?