Адвокат, тяжело дыша, схватил стакан воды. Артемас в упор смотрел на следователей, его мутило, болезненная испарина выступила на лбу, капли пота скользили по вискам.
- Хочешь подышать? - ехидно спросил один из следователей.
Артемас отрицательно покачал головой:
- Я на всю жизнь запомнил эту картину. Мой младший брат тоже, но отца я не убивал.
- После того что он натворил, кто поверит, что ты простил его?
Юрист лукаво скосил глаза, заговорил утешительным тоном:
- Наверное, он изнасиловал ее сразу после вашей близости, она забеременела - кто знает, может, это был твой ребенок? Она была еще скромницей и пыталась разрешить проблему сама; итак, она взяла вязальную иглу… - следователь выставил палец, - пошла в ванную, и… - он ткнул пальцем вверх, - случилось так, что она проколола артерию и, должно быть, долго лежала там одна, перепуганная насмерть, может, она звала тебя…
- Сейчас же прекратите, - прошипел адвокат.
Следователь мрачно покачал головой:
- Можно понять, почему тебе хотелось вывернуть старика наизнанку.
Артемас обхватил голову руками. Следователи неустанно следят за ним и выжидают, но боль, готовая вот-вот выплеснуться наружу, переросла в холодное спокойствие. Он хотел, чтобы отец умер, следовало бы убить его. Это было бы справедливо, но он выбрал будущее семьи вместо личной мести. Семейное благополучие - сохранение, восстановление, честь фамилии - отодвигало на второй план его желания. Прежде из Артемаса можно было лепить что угодно, теперь изящная форма застыла и закалилась.
Следователи приблизились вплотную:
- Ты ничего не хочешь сказать?
Артемас поднял голову и посмотрел на них спокойно и уверенно, их угрозы рассыпались в прах.
- Отец получил по заслугам. Мне приходила мысль убить его, - ровным тоном начал Артемас; адвокат тяжело вздохнул. - Но у меня были дела поважнее.
* * *
Мать возвратилась в Нью-Йорк из поместья Шульхор-нов подозрительно спокойная в сопровождении своей служанки, частной няни и шофера. Она остановилась в отеле Плаза. Артемас нашел ее в номере: она полулежала на диване, одетая в роскошный шелковый пеньюар поверх кружевной сорочки, светлые волосы картинно взъерошены, глаза припухли от слез. Шофер - молодой человек приятной наружности и хорошо сложенный - стоял сзади и массировал ей плечи.
- Оставь нас, Бернард. - Она махнула в сторону внутренней двери. Артемас с ненавистью проводил его взглядом. Симпатия и безмерная жалость к матери тотчас сменились омерзением. Он терпел, но никогда не любил ее.
Они остались вдвоем, мать скрестила на груди руки.
- Почему остальные не приехали? Мне так нужны мои дети.
- Они так решили, им не понравилось, что ты приехала сюда, а не к дяде Чарли. И если ты хочешь их видеть, придется сделать над собой некоторое усилие.
- Я не могу туда поехать. Не могу находиться так близко от места, где твой отец… о, я не могу даже думать о поездке в этот дом. Я не справлюсь с похоронами… - Ее голос оборвался.
Артемас устало взглянул на нее:
- Возьми с собой Бернарда - уверен, он не откажется. Только знай - Джеймс уже достаточно взрослый, чтобы определить, что шофер исполняет и другие обязанности, помимо водительских. И если не хочешь, чтобы Джеймс тебя презирал, скажи Бернарду, чтобы не приближался к тебе перед всей семьей.
Она подалась вперед, лицо исказилось.
- Да как ты смеешь?! Причинять Бернарду неприятности на похоронах твоего отца?!
- Меня не будет на похоронах. Я не испытываю никакого сыновнего долга перед ним. Но другие пойдут… если захотят.
- Ты восстановил против нас братьев и сестер!
- Нет, вы сами постарались.
- Убирайся!
Артемас спокойно пошел к входной двери. Вслед ему донеслось:
- Ты убил его! Я точно знаю! И если тебя обвинят в этом, я никогда уже не выйду в свет!
Он гордо выпрямил спину и, не проронив ни слова, плотно прикрыл дверь.
* * *
- Как мать? - Джеймс выскочил ему навстречу, когда Артемас вернулся к дяде Чарли. Остальные дети, бледные и осунувшиеся, окружив старшего брата, с надеждой смотрели на него.
Артемас немного помолчал, потом как можно более непринужденно сообщил:
- Она очень скучает и, если не сляжет, приедет повидаться.
Дети разошлись, а Джеймс, выждав немного, шепнул Артемасу:
- Это ложь.
Артемас окинул его красноречивым взглядом и поник головой. Джеймс неловко похлопал брата по плечу:
- Ладно, это не важно. Поверим во что-нибудь другое.
* * *
"Дорогая Лили".
Артемас задумался, за окном не было видно ничего, кроме жуткого снегопада и темноты. Пучок света от настольной лампы придавал ему определенную уверенность, заставлял надеяться. Он склонился над листом бумаги. Что написать о последних двух месяцах одиннадцатилетней восторженной девочке?
Никакой правды. Только надежды.
Он спрашивал ее о школе, о прогулках в лесу, любимой белке, которую она нашла в разрушенном гнезде, коровах, которых держали ее родители, чтобы иметь дополнительные средства. Он обращался к ее отцу с просьбой описать все сады Голубой Ивы, напоминал ей, что в один прекрасный день принц вернется, чтобы открыть дом и восстановить сады. Правда, ей придется запастись терпением, прежде чем он сможет сдержать обещание.
Неделю спустя после похорон отца Артемас получил ответ на почтовой открытке с цветами.
"Все в порядке. Я буду тебя ждать, - писала Лили. - Ты вернешься, потому что обещал".
Однажды утром бабушка как-то уж очень поспешно вызвала его. Там уже сидели Тамберлайн и Ламье. Артемас вздрогнул от жуткого предчувствия.
В глазах бабушки светилась любовь и печаль. Она тихо вздохнула:
- Отец Сьюзен застрелился прошлой ночью из пистолета, из которого убил Крейтона. Все кончилось, мой дорогой.
Он подумал о Сьюзен, о ее развалившейся семье, потом о своей. Невозможно передать мириады эмоций, которые он ощущал в тот момент. Внук молча кивнул. Слезы брызнули из глаз, он отвернулся к окну и, сунув руки в карманы, насупился.
Тамберлайн низким и полным эпического резонанса голосом многозначительно заметил:
- Король умер.
А Ламье добавил:
- Да здравствует король!
Глава 7
Мать лежала на большой кровати с пирамидками по углам и плакала, отец громыхал кастрюлями на кухне. Майское утреннее солнце уже палило вовсю, обещая жаркий и душный день.
- Успокойся, мам, - утешала Лили, садясь подле и откидывая спутанные рыжие волосы с ее лба. - Через пару месяцев все пройдет, спина станет как новенькая.
Закусив нижнюю губу, мать взяла себя в руки.
- Доктор, конечно же, прав. Я чувствую себя совершенно разбитой.
Прежде Лили никогда не видела мать такой беспомощной и расстроенной. На пищевом заводе ей сказали, что у нее не хватает сноровки, и в связи с травмой уволили с работы. Мало им того, что она таскала двадцатифунтовые мешки с собачьим кормом по восемь часов в день, нужны еще какие-то доказательства!
Все в душе Лили бушевало, но она не стала подливать масла в огонь:
- Ты не беспомощна, у тебя есть дочь: я помогу, приведу в порядок твои платья, и как только тебе полегчает, ты второй раз в жизни выйдешь в королевском свадебном наряде.
Мать фыркнула, но постаралась выпрямиться, отчего лицо ее исказилось гримасой боли.
- По крайней мере у меня еще крепкие зубы.
- Точчо! Раз ты в состоянии кусать и жевать, ты еще хоть куда.
Лили помогла матери подняться с кровати, и они прошаркали в ванную. В большом зеркале в углу отразились два сгорбленных рыжих ангела в длинных хлопчатобумажных ночных сорочках. Побледневшая мать, согнувшись в три погибели, еле ползла рядом с раскрасневшейся от тяжести Лили.
Лили подвела мать к зеркалу в ванной, та махнула на дверь:
- Спустись и посмотри, приготовил ли отец яичницу. Остальное я сделаю сама, чтобы уж совсем не расклеиться.
На лице матери застыло упрямое выражение. Лили вбежала на кухню, чмокнула отца в щеку и отняла у него чашу, в которой он крюком взбивал яйца.
- Ты заржавеешь, - пошутила она и вытерла крюк кухонным полотенцем.
Он силился улыбнуться, но как-то отрешенно опустился на стул и застыл над кружкой кофе, уставившись в одну точку. Лили встала к плите и вдруг, улучив момент, объявила:
- Я получила работу. Тетушка Мод договорилась с Фридманами. После школы я буду работать в их оранжерее.
- Тебе же только четырнадцать, - возразил отец.
- Поэтому я спрашиваю твоего разрешения. - Она посмотрела на отца в упор. - Подумай. Каждое утро ты по пути станешь отвозить меня на работу, а вечерами забирать домой. Мы с тетей Мод уже все продумали. Это же пять долларов в час, папа! Без налогов. Они будут платить из кассы, поскольку мистер Фридман не хочет заносить меня в книгу.
- Хорошо ли уходить от налогов, все порядочные люди должны платить государству.
- Пап, правительство тратит столько денег, сколько мы и не видели за всю нашу жизнь, а наша семья нуждается в каждом пенни.
- Наслушалась ты тетю Мод и ее сестричек! - Он вздохнул. - Я бы не хотел, чтобы ты так же много работала, как мы с матерью, когда были молоды. Кроме того, этим летом ты начнешь изучать живопись и музыку в общественном центре.
- Тетя Мод уплатит за меня вступительный взнос. Я пройду курсы на будущий год. - Она подалась вперед и выпалила: - Я хочу помочь, это же и мой дом тоже! - Она украдкой бросила взгляд на холл и прошептала: - Я слышала твой разговор с тетей Мод, слышала, что тебе пришлось занять, оплачивая услуги врача. У нас нет другого выхода.
Отца распирало от гордости, но он не подал виду. Лили с горячностью продолжала:
- Очень важно оставить это место за нами. Пусть мои дети вырастут именно здесь. Я ничего не добьюсь в жизни, уповая на чудеса.
Улыбка чуть заметно тронула его губы, но в глазах навеки застыла печаль.
- А когда-то ты грезила, как вернется Артемас Ко-улбрук и сделает тебя принцессой.
Она вспыхнула и гордо вскинула голову:
- Бабушкины сказки! Надеяться на то, что какой-нибудь мужчина посвятит мне жизнь! Это всего лишь социальный миф мира, в котором преобладают мужчины.
- Опять начиталась всяких бредней Маленькой Сис!
- Но это правда, папа!
Она, взгрустнув, замолчала, задумавшись об Артемасе: он все еще писал ей письма, она все еще ему отвечала. Впрочем, в памяти сохранились только смутные воспоминания о прекрасном мальчике.
- Коулбрук окончил колледж, - протянула она. - Думаю, подруг у него хватает. - Она смущенно потупилась. - Я тоже пойду в колледж. Потом буду работать и заработаю много денег. Я хотела бы выращивать растения, может, мне удастся открыть свое дело. - Она подняла глаза и встретила печальный, полный нежности взгляд. - Я отыщу способ осуществить это.
Отец, тяжело вздохнув, кивнул:
- Я согласен, моя маленькая птичка.
Она благодарно прильнула к нему.
- Большая птичка, папа, большая.
* * *
Дядя Чарли похоронил бабушку в мраморном мавзолее на частном кладбище Коулбруков. Артемас произнес прощальную речь и отрешенно зашагал прочь, скользнув взглядом по надгробиям отца и матери, едва заметных в тусклом свете подле склепа бабушки.
Мать, напившись, врезалась в дерево годом ранее. Молодой человек, сидящий с ней рядом, тоже скончался. По словам жены несчастного миссис Коулбрук убила его в порыве ревности.
Джеймс и остальные дети как-то незаметно взрослели. Артемас своим примером вселял в них уверенность, что стыд будет искуплен упорной работой и чистой совестью. Он приучал братьев и сестер к дисциплине, настойчивости в достижении поставленной цели, взаимовыручке, воспитывал мужество и честность. Старший брат с отличием окончил колледж и получил квалификацию инженера; он и представить не мог, что младшие Коулбруки останутся неучами.
Джеймс специализировался в бизнесе, его каждый семестр зачисляли в почетный деканский список. Конечно, он безумно любил бейсбол, играл в университетской команде, и Артемас знал, что парнишка мечтает стать профессионалом. Но старший брат, выслушав Джеймса, с сожалением констатировал, что он никогда не станет спортсменом высокого класса, а бейсбольный игрок не нужен в семейном бизнесе. Джеймс мучительно размышлял некоторое время, но выбрал учебу.
Касс с отличием окончила Эвертайд, сбросила лишний вес и поступила в колледж, где занялась изучением искусства. Майкл, Элизабет и Джулия тоже были круглыми отличниками и мечтали о будущем, связанном с Артемасом и "Коулбрук чайна". Каждый примерно представлял свое призвание.
Он сообщил Лили о смерти бабушки, считая неизменными две вещи в жизни - свою семью и свои воспоминания о маленькой девочке, которую он видел девять лет назад. Артемас держал свое странное хобби в секрете, получая истинное наслаждение от того, что он, уже взрослый, мрачноватый с виду мужчина, пишет письма ребенку! Он не мог представить ее взрослой, а она никогда не присылала своей фотографии.
Артемас получил от нее опрятную маленькую коробочку с чеком на двадцать пять долларов.
"Пожалуйста, пожертвуй эту малость твоей любимой бабушке. По словам родителей, она была благородной и необычайно доброй. Я расчистила местечко в старом саду, за домом, и посадила иву в память о ней".
Лили теперь писала аккуратным, уверенным почерком, вряд ли его можно было назвать детским.
Дядя Чарли никогда не скрывал своих намерений выставить Голубую Иву на продажу в тот самый день, как только она станет его собственностью.
Бабушка оставила как старое поместье в Джорджии, так и ее контрольный пакет "Коулбрук чайна" своему любимому внуку. Дядя Чарли поклялся отстоять свое в суде.
- Этого никогда не будет, - спокойно возразил Ар-темас. - Как только у меня появятся деньги, я выкуплю твою долю. - И отдал дядюшке конверт с фотографиями его жены и ее двух нагих и пьяных подруг из бридж-клуба. Бабушка считала эти документы козырем Артемаса в тяжбе с дядюшкой.
Внук торжествовал, с презрительной улыбкой глядя на своего апоплексического дядюшку.
- Я отвечаю за будущее этой семьи, не вмешивайся в наши дела, иначе я тебя уничтожу.
Он перевез братьев и сестер в Нью-Йорк в старый кирпичный дом неподалеку от бывшего офиса компании.
Артемас вместе с Тамберлайном и Ламье изучил дела компании. Банкротства можно было избежать, только учитывая каждый доллар и посвящая делу каждую минуту своей жизни.
Никакого очарования, никакой роскоши, никакой кичливости своим стилем жизни. Все разваливалось, бизнес казался респектабельным лишь благодаря известному, старомодному китайскому дизайну, который, впрочем, не пользовался спросом у молодых покупателей. Масса состоятельных молодых людей не поскупилась бы, приобретая фарфор современных форм, но дядя Чарли и думать не думал об этом.
Менеджмент был дезорганизован, неэффективен и апатичен, фабрики, рассеянные от Нью-Йорка до Каролины, полуразрушены, работа низко оплачивалась. Требовалась глобальная перестройка компании путем рабского упорного труда. Артемас твердо знал, что выполнит задуманное независимо от исхода борьбы.
Он сообщил Лили, что теперь владеет Голубой Ивой и заправляет семейным бизнесом.
"Здорово, - ответила она. - Ты достиг того, чего хотел. Но, став важным и влиятельным, не превращайся в петуха и не забывай нас. А не то пришлю тебе моченых яблок!"
Лили была в своем амплуа. Теперь, став полноправным хозяином своей судьбы, он обязательно найдет способ увидеться с ней.
* * *
Лили сажала очередную бегонию в пластиковый горшок и переживала по поводу завтрашней контрольной по алгебре, к которой она в общем-то слабовато подготовилась. Она устало оглядела рассаду на длинных деревянных столах. Руки ее гудели. После полудня и каждый уик-энд она пропадала в оранжереях Фридмана, где лето, казалось, уже в полном разгаре, несмотря на декабрьское солнце за окном.
Мать никогда уже не поправит здоровье настолько, чтобы работать на заводе. Она даже вставала с трудом и коротала время за изготовлением стеганых одеял на продажу туристам.
Одеяла семью не обеспечивали.
Лили, машинально сунув руку в горшок с рассадой, гнала мысли об аттестате, о стипендии, которая полагается только лучшим.
- Привет, красавица, - услышала она. Мимо проходил Энди Хоулком с мешком удобрения на плече. - Ты, я вижу, закончила?
- Да.
Она невольно улыбнулась этому высокому блондину, сыну местного министра. Он носил прекрасные брюки-хаки и толстый свитер, поверх которого болтался золотой крест на золотой цепочке; крест сверкал почти так же сильно, как скобы на его зубах Энди и Лили зачастую закрывали дом на ночь по просьбе Фридмана. Кроме того, Хоулком иногда подвозил девушку на своем "камаро".
Лили вымыла руки и надела кадетский сюртук Артемаса поверх свитера. Знаки отличия хранились в чайнике Коулбрука, а этот форменный пиджак она носила так часто, что локти уже протерлись.
Закинув за плечи тряпичный рюкзак с брошюрами, девушка терпеливо поджидала Энди. Он выключил свет, надел кожанку и запер дверь. Ночь выдалась ясной, сквозь прозрачный воздух свет от луны вырисовывал контуры строений.
- Замечательная ночь, - заметил Энди, выруливая на дорогу. - Я, пожалуй, заскучаю, когда отвезу тебя домой.
Внезапно смутившись, Лили пробормотала что-то невнятное и вцепилась в ремни на сиденье. Улицы города были уже безлюдны, окна магазинов темны, освещались лишь некоторые маленькие ресторанчики.
Они свернули по направлению к Голубой Иве. Успокоившись, Лили задумалась об одиноких башенных часах на перекрестке. Эти часы принадлежали Коулбрукам и в лунном сиянии очень смахивали на готический шпиль. Часы были разбиты, и теперь стрелки всегда показывали четверть третьего. Правда, отец еще помнил то время, когда они отбивали каждый час; поместье начиналось отсюда.
Проехав через реку Току по железному мосту, они попали в сумрачный лес, затем миновали остатки главных ворот поместья, закрытых на тяжеленную цепь толщиной в руку. Рядом с воротами находился каменный дом сторожа с разбитыми окнами.
Далее дорога разветвлялась. Большой почтовый ящик на шпале указывал дорогу к Маккензи, теперь лес чернел по обеим сторонам. Энди остановил машину, но не выключил радио. Лили искоса взглянула на него в темно-зеленом свете приемника.
- Эх, была бы ты старше, - с сожалением вздохнул Энди. - Ты такая хорошенькая, жаль, что тебе только пятнадцать.
Сердце Лили готово было выпрыгнуть из груди.
- Похоже, ты наелся удобрений.
Он весело засмеялся.
- А ты бегала когда-нибудь на свидания?
- Не-е-е-т. Но меня приглашали на вечеринки после футбола.
- А как насчет настоящего свидания? Ты хотела бы этого?
Сердце Лили екнуло: ее спрашивает уважаемый и симпатичный парень, такой же высокий, как она, да к тому же взрослый.
- Конечно.
- Давай проверим!
- Как это?
- Можешь меня поцеловать?
Она была не из робкого десятка и не привыкла отступать, и, потянувшись к нему, поцеловала в губы. Очень волнующе, не считая некоторой неловкости от удара о его пластину на зубах.
- Нет, не так.