Да и в детстве, насколько я узнала из его рассказов, он воспитывался у графа Нортумберлендского, где изучал вместе с его внуком, известным впоследствии под кличкой Генри Горячая Голова, некоторые науки, и главным образом военное искусство.
Как Джеймс стал английским пленником? Он охотно поведал мне об этом.
Его старый больной отец оказался уже не в состоянии управлять Шотландией, и десятилетнему Джеймсу предстояло стать королем, а вернее, пешкой в игре сторонников различных партий. Чтобы избавить ребенка от возможных последствий междуусобной борьбы, отец решил отправить его во Францию, где тот мог находиться в сравнительной безопасности. Но корабль, на котором плыл наследник шотландского престола, захватили англичане и препроводили судно в английскую гавань. Так Джеймс стал пленником, если его можно таковым назвать, и с тех пор - уже около двадцати лет - все ожидает, что Шотландия даст за него выкуп. Но она не торопится, а сам Джеймс не спешит возвращаться в страну, которую почти не помнит и которой он вряд ли будет нужен.
Такими вот историями развлекал меня милый Джеймс довольно часто. А также охотно читал отрывки из длиннющей поэмы о своей жизни, которую не переставал писать долгие годы. Поэма казалась мне трогательной и весьма занимательной.
Я очень привыкла к Джеймсу, мне хотелось, чтобы наше совместное приятное и мирное пребывание в Виндзоре длилось как можно дольше.
И здесь, в Виндзорском замке, им суждено было встретиться и полюбить друг друга. Я говорю о Джеймсе и Джейн, дочери леди Кларенс.
Помню, мы с Джеймсом стояли у окна в моей комнате и смотрели в сад, когда Джейн появилась на дорожке.
Она подняла голову, увидела меня, Джеймса и поклонилась, слегка улыбнувшись.
- Какая прелестная девушка! - сказал Джеймс, и его горячность немного удивила меня.
- Мне тоже так кажется, - согласилась я.
- Кто она?
- Дочь герцогини Кларенс. Ее отца звали Джон Бофорт, граф Сомерсет.
- А, Бофорт…
- Да. Он первый муж герцогини. Бедная Маргарет потеряла двух мужей!
- Это очень печально, - вежливо согласился Джеймс.
Вскоре подвернулся удобный случай, и я познакомила его с Джейн, которая, судя по всему, совершенно очаровала Джеймса. Не могу сказать того же о Джейн. Впрочем, возможно, ей лучше удавалось скрывать свои чувства. Однако постепенно я стала замечать, что и она не на шутку увлечена молодым мужчиной. Они не сводили глаз друг с друга, не замечая никого вокруг.
Я поделилась своими наблюдениями с матерью Джейн.
- Мне кажется, - сказала я, - Джеймс влюбился в вашу дочь. И, если не ошибаюсь, чувства его не безответны.
- Хотела бы надеяться, что это не так, - услыхала я в ответ.
- Но почему, Маргарет? Разве Джеймс не достоин счастья? Бедняга! Столько лет в плену.
- Его темница не лишена удобств, - язвительно возразила она.
- Если Джейн выйдет за него замуж, она станет королевой Шотландии.
- Королевой без короны… Владычицей без трона.
- Когда будет заплачен выкуп, Джеймс сможет вернуться к себе на родину.
Маргарет презрительно фыркнула.
- Эти варвары-шотландцы никогда не расстанутся со своими деньгами!
- Джеймс совсем непохож на варвара, - горячо возразила я. - И рано или поздно он будет в Шотландии.
- Зачем? Он ведь стал совсем англичанином.
- Но, Маргарет… Неужели вас не радует любовь двух молодых людей? Неужели вы откажете своей дочери в том, что может составить ее счастье на всю жизнь?
- Не знаю, - сдержанно отвечала она. - Надеюсь, до этого еще дело не дошло…
Но, по моим наблюдениям, молодые люди горячо полюбили друг друга. Настоящую любовь не скроешь. И я искренне радовалась за них и завидовала им. Такого между мной и Генрихом не случилось. Он был добрым, мягким, любящим… Но не таким… О, чего бы я только ни отдала, чтобы быть любимой так, как любил Джеймс!..
Я удостоилась доверия влюбленных: оба заговорили со мной о своих чувствах.
- Мы собираемся пожениться, - твердо сказал Джеймс.
- Желаю вам самого большого счастья в мире! - ответила я.
Джейн порывисто обняла меня.
- Ничто не в силах изменить наше решение! - воскликнула она. - Никакие запреты не остановят нас!
- Желание наше быть вместе мы воплотим в жизнь, чего бы это ни стоило! - поддержал ее слова Джеймс.
- Нисколько не сомневаюсь, - сказала я, - но все же не торопитесь. Лучше, если дождетесь королевского выкупа. Надеюсь, это вскоре произойдет.
- Этого не случилось за все двадцать лет, - с горечью возразил Джеймс. - Думаете, их обрадует, что я полюбил англичанку?
- Но ведь должны они наконец вернуть себе своего короля?
- Как вы все еще наивны, Екатерина, - сказал Джеймс. - На каждого желающего моего возвращения найдется двое противников этого. Такова жизнь.
- И все-таки будем надеяться.
- Что же еще остается?..
Так проходили мои дни в Виндзоре тем летом. Я стала потом называть их золотыми, и с полным к тому основанием: те, что последовали за ними, оказались куда более тревожными и опасными.
А пока что людей, осуществлявших правление страной, по-прежнему беспокоила женитьба Хамфри Глостера на Жаклин Баварской и связанные с этим осложнения. Я же продолжала наслаждаться тем, что мой маленький сын все время со мной; с удовольствием и радостью взирала на трогательную влюбленную пару - Джеймса и Джейн, и так же радостно, как и прежде, мне было видеть во дворце Оуэна Тюдора и слышать его музыкальную речь.
Лето шло к концу. О, как я боялась, что каждый спокойно прожитый день может стать последним! С каким пристальным вниманием наблюдала за сыном! Казалось, он рос и взрослел у меня на глазах. Он уже делал первые неловкие шаги. Мы с Гиймот ставили его на пол, и он совершал сложное путешествие от протянутых заботливых рук одной из нас до других точно таких. Потом мы рукоплескали, восхищаясь его растущим умением ходить, и он повторял наши движения своими крошечными ручонками.
Я уже тогда понимала, что эти божественные моменты буду помнить, пока живу на земле.
Вести о том, что происходит за стенами Виндзора, достигали моих ушей. Я продолжала слышать о том, что конфликт между Хамфри Глостером и Бургундским домом разрастается, что герцог Бедфорд страшно недоволен своим братом. Но какие-либо подробности всех этих раздоров до меня не доходили, да я и не стремилась их узнать. Гораздо больше меня занимало то, что происходило рядом, перед моими глазами… Заботы о ребенке… Игры с ним… Любовные отношения Джеймса и Джейн… Как я завидовала радостному блеску их глаз, безмолвным беседам, которые влюбленные вели между собой взглядами!
Джеймс становился все более нетерпеливым. Он видел лишь одну цель, к которой стремился со всей страстностью, свойственной его натуре. Цель эта - сделать Джейн Бофорт своей супругой. Но кто он сейчас в Англии? Почти никто. Почетный пленник - и только.
Он делился со мной самым сокровенным:
- Мне нужно… необходимо как можно скорее вернуться на родину. У меня должен быть дом, который я предложу моей Джейн.
- Думаю, она согласится стать супругой и простого бедного узника, - ответила я шутливо, но он принял мои слова всерьез.
- Да, это так, - сказал он. - Нисколько не сомневаюсь. Мне тоже ничего не нужно, кроме ее самой.
- Такая любовь редко бывает у королей, - с невольной горечью отметила я.
Он с этим не согласился.
- Что король, что пастух, - сказал он, - оба могут любить беззаветно, всем сердцем.
- Если судить по вас, Джеймс, то действительно так, - признала я, чувствуя, как слезы подступают к горлу. Слезы благородной радостной зависти. - Как бы хотелось помочь вам! - добавила я с искренним чувством.
- У меня есть одна мысль, - сказал он, словно только и ждал моего предложения помощи.
- Откройте же ее.
Вот что он поведал мне:
- Я знаю, поведение многих моих соотечественников не отвечает интересам Англии. Раздражает англичан. Например то, что шотландцы воюют сейчас на земле Франции против английских войск.
- И что же, Джеймс, из этого следует?
- Я подумал, что мог бы пообещать англичанам отозвать своих соплеменников из Франции, если в свою очередь получу заверения, что меня отправят обратно в Шотландию.
- Вы смогли бы такое сделать? - спросила я.
- Я бы честно попытался. И, надеюсь, более удачно, чем в первый раз.
- Ну а сам вопрос о выкупе все же остается?
- Я попросил бы уменьшить сумму. Возможно, мои шотландцы тогда сумели бы заплатить.
- Полагаете, Джеймс, они пожелают увидеть вас на троне? Вы так много лет провели в Англии, что стали англичанином в большей степени, нежели шотландцем.
- Я смогу в одно мгновение вновь превратиться в шотландца! - воскликнул он.
Это меня рассмешило, и мы посмеялись вместе. Потом я спросила вполне серьезно:
- Что же вы намерены предпринять в первую очередь и чем я могла бы вам помочь?
- Прежде всего предложу отозвать всех шотландцев из Франции, - ответил он. - Думаю, им уже надоело воевать на чужой земле… Вы же молитесь за меня, Екатерина, чтобы все окончилось успешно.
- Желаю удачи, Джеймс…
Примерно неделю спустя он сказал мне торжествующе:
- Они отправили в Шотландию Томаса Мертона!
- Вашего духовника?
- Да, это надежный и верный человек.
- Я молилась за вас, Джеймс, и надеюсь, он сумеет договориться о приемлемых условиях вашего освобождения.
- Я просил его сделать все возможное… И кое-что из невозможного… Я обязан вернуться домой, Екатерина, и Джейн должна стать моей королевой! Это сейчас единственная цель моей жизни!
- Я не перестану молить Бога!
- И он ответит на ваши молитвы. Верю в это!
Я сказала задумчиво:
- Порой мне кажется, когда очень желаешь чего-то и веришь в осуществление, то оно так и получается…
Прошло несколько томительных для Джеймса месяцев, прежде чем его посланник Мертон вернулся из Шотландии. Дело сдвинулось. Вернее, почти уже завершилось счастливым исходом.
Джеймс вне себя от счастья ходил взад и вперед по комнате.
- Я верил, что все будет хорошо! - то и дело восклицал он. - Надо верить!
Джейн разделяла его радость, и мы все тоже. Мои придворные дамы, забыв о всяких правилах этикета, целовали влюбленных и друг друга и заливались неприлично громким смехом.
Вскоре Джеймс сообщил нам новые подробности.
- Слушайте все! - возгласил он. - То, что я сейчас скажу, чистая правда… Только что подписано соглашение в Йорке. Между Англией и Шотландией. Англичане предъявили большие требования, но мои дорогие соотечественники согласились на них. Они заплатят за мое освобождение сумму в размере шестидесяти тысяч марок. Однако в рассрочку на шесть лет… Как думаете, стою я таких денег?
Первой на его вопрос ответила Джейн.
- Вы стоите в десять раз больше, Джеймс! - сказала она с сияющей улыбкой.
- Она права, эта прекрасная девушка! - воскликнул Джеймс. - Конечно, - продолжал он, - сумма немалая, но мои сограждане идут на эти условия. Могу ли я понимать это иначе, чем как знак их любви и доверия ко мне? Я же сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить шотландских воинов покинуть пределы Франции… А вот и самый главный для меня пункт договора с англичанами: в нем выражается надежда, что я возьму в жены английскую девушку благородного происхождения! Этот пункт я выполню обязательно и как можно быстрее!
Эти слова мы встретили смехом и рукоплесканиями.
Джеймс вновь заговорил с улыбкой:
- Должен честно признаться, я уже успел найти такую девушку, и клятвенно заверяю всех, кто здесь присутствует, что она станет моей женой перед Богом и людьми!
С этими словами он взял Джейн за руку. Наступил торжественный момент, похожий на обручение, и все с молчаливым одобрением взирали на счастливую пару.
Молчание первым нарушил Джеймс.
- Это счастливейшая минута в моей жизни, - сказал он. - Но верю, что будут мгновения еще более счастливые.
Его заявление встретили веселым смехом, а Джейн залилась румянцем и потупила глаза.
И снова жало зависти кольнуло меня. Как прекрасно, когда люди любят друг друга не за земли и короны, а просто потому, что к ним снизошла настоящая любовь. Как украшает она их лица и души, какое приносит счастье и удовлетворение!..
Не вполне отдавая себе отчета - почему, после этих событий я сразу направилась в гардеробную замка. Оуэн Тюдор, как часто бывало, сидел там за столом и что-то писал.
- Вы еще не слышали новость, касающуюся короля Шотландии? - спросила я с порога.
Он ответил, что нет.
- Об этом уже говорит весь двор, - сказала я. - Король Джеймс сегодня по-настоящему счастлив. Возможно, впервые в своей не слишком удачливой жизни. Подписано соглашение, по которому он сможет вернуться на родину, и не один, а с той, кого любит… С леди Джейн.
- Весьма приятная новость, - согласился Оуэн, не проявляя, впрочем, особого восторга. - Очень рад за короля.
- Видели бы вы, - продолжала я, - как сияют их лица! Должна признаться, Оуэн Тюдор, я испытываю уколы зависти.
- Все люди в мире завидуют влюбленным, - заметил он хладнокровно. - Это естественно.
- И вы тоже? - спросила я.
- Все, миледи.
- Мне стыдно за себя, - сказала я.
- Тут нечего стыдиться, миледи.
- Но я говорю истинную правду, Оуэн! Я невольно как бы спрашиваю себя: почему такое должно случиться с Джейн Бофорт, а не с… кем-то другим… О, какая же она счастливая женщина!
Я тут же пожалела, что у меня вырвались эти слова, но говорила я совершенно искренне. Я ничего не могла поделать с охватившими меня чувствами.
Я не смотрела на Оуэна и не видела, что он протянул руку, лишь ощутила, как он коснулся меня.
- Я понимаю вас, - произнес он участливо.
Мне стало неловко за свой взрыв эмоций, и я смущенно сказала:
- Вы должны понять… Меня никогда не любили так… Всем сердцем… Король Генрих отдавал предпочтение сражениям.
- Он был великим королем.
- Джеймс тоже из королевского рода.
- Он совсем другой.
Я горестно покачала головой.
- Нет, Оуэн. Просто, ко всему, еще он не умел любить. По-настоящему… Существует любовь полная… безмерная. И любовь половинчатая… Меня никогда не любили так, как любят Джейн. Как я люблю своего маленького сына. Наша мать не давала ее ни мне, ни моим братьям и сестрам. Мы всегда казались помехой, обузой. Чуть что, нас отправляли прочь - из ее жизни, из ее мыслей… Пока не понадобимся для осуществления каких-то ее планов… Интриг… Потом меня выдали замуж. Я мечтала о большом счастье… Но мечты - всегда только мечты… Чем я была для Генриха? Средством достижения политических и военных целей… еще одним пунктом в договоре…
Я захлебнулась словами и замолчала.
Лицо Оуэна оставалось на удивление невозмутимым. Моя внезапная исповедь не тронула его.
Совершенно спокойно он сказал:
- Вы не правы, миледи. Король глубоко любил вас.
- Но еще больше свои победы… Свою армию… А для короля Джеймса не существует ничего, кроме его Джейн. Вот как надо любить! Вот как я хотела бы, чтобы любили меня!..
И тут я услышала самые странные слова за всю мою недолгую жизнь. Их произнес мой собеседник:
- Миледи, возможно, именно так вас любят…
Я с недоумением посмотрела на него. В комнате воцарилась полная тишина.
Внезапно Оуэн быстро поклонился и, резко повернувшись, вышел из комнаты, оставив меня одну.
Я много думала об Оуэне после этого разговора. Значительно чаще, нежели раньше. Было бы глупо притворяться, что и прежде не замечала его особого отношения ко мне, да и сама я выделяла его из всех окружавших меня. Но, видит Бог, я испытывала к нему глубокие чувства симпатии. Ни о чем большем я и не думала. Мне так хорошо в стенах Виндзора среди тех, кто находился рядом со мной, я все время ощущала присутствие сына, моего маленького Генриха. Мне хотелось порой, чтобы время замерло, а Генрих оставался таким же крошкой, а я бы по-прежнему видела Оуэна и дружески беседовала с ним.
Но иногда, скажу откровенно, в голову приходила пугающая меня мысль. Она касалась Оуэна Тюдора. Я думала о том, сколько может длиться такая дружеская близость и во что она в один непредсказуемый миг выльется. Я вполне отдавала себе отчет, что Оэун красив и молод, всего на несколько лет старше меня; что он умен, смел, обладает доброй, отзывчивой душой… Но вообще кто он? Не слишком знатный дворянин, сквайр, родом из варварской страны, находящейся за пределами границ Англии. Я не слишком хорошо знала географию острова, на котором жила, но слышала, что в отдаленных его местах находятся люди иной веры, нежели англичане, и что с ними порой возникают нелады, переходящие в столкновения военного характера. Народ, к которому принадлежал Оуэн, называют валлийцами. Мне хотелось узнать о них как можно больше.
Гиймот, что знала меня лучше всех других, первой догадалась о моем состоянии - вернее, первой решилась заговорить со мной на эту щекотливую тему.
Как-то она спросила меня напрямик:
- Вам не кажется, миледи, что вы чересчур часто видитесь с вашим хранителем гардероба?
- С Оуэном Тюдором? - воскликнула я, пытаясь скрыть невольное смущение.
- Да, его зовут именно так.
- Слишком часто, говоришь ты? Но у нас есть о чем говорить… О разных делах.
- Этих дел набирается у вас так много, что вы…
- Гиймот, - прервала я ее, - мне думается, ты…
- Забыла свое место, миледи? Забылась, что говорю с королевой?.. О, конечно, вы правы… Совершенно правы. Но я помню о другом. О том, что вы росли у меня почти на руках… А вы помните, как я смазывала ссадины на ваших коленках? Как утешала, когда вам снились страшные сны? К кому бежали вы в первую очередь? К толстушке Гиймот… Да, вы принцесса, вы королева, но вы не перестали быть моим ребенком… дорогим ребенком… единственным… И потому хочу вам сказать. Не могу не сказать… Вас подстерегают большие неприятности. Вы сами напрашиваетесь на них… Ступаете в них, как в воду ручья… И я не собираюсь молчать, когда вижу это, даже если выхожу из рамок, в которые поставлена… Вот что я вам скажу, дитя мое…
Я не могла не улыбнуться ей.
- Гиймот, - сказала я нежно, - ты стала моим единственным утешением в те горькие и страшные дни в "Отеле де Сен-Поль". Никогда не забуду, как ты согревала меня, осушала мои слезы, и знаю, что никто так не любил и не любит меня, как ты… Прости, Гиймот, если я говорила с тобой слишком резко - так получилось помимо моей воли, от неожиданности, от внезапности того, что я от тебя услышала и о чем еще не думала сама. Не сомневаюсь, все тобой сказанное исходит из глубины твоей правдивой и любящей души, желающей мне только добра… А потому, поверь, Гиймот, я слушаю тебя.
Она тоже заулыбалась.
- Тогда послушайте еще. - И она продолжала: - Не думайте, что здесь, в Виндзоре, люди слепы или глухи. И что у всех рот на замке. Они многое видят и делают свои выводы. Видят, как благоволите вы к молодому и красивому хранителю гардероба и сколь часты ваши встречи с ним и задушевные беседы. И эти люди рассуждают между собой примерно вот как: неужели так долго и много можно говорить о шелках и парче? И отчего этот простой сквайр пользуется такой благосклонностью королевы? Уж не оттого ли, что молод и пригож собой!