Я молча наклонила голову, и он, видимо, понял наконец что, хотя я французская принцесса по рождению, но уже десять лет как английская королева и что, говоря о поражении Англии, он говорит о поражении страны, которая стала моей.
Оборвав себя, он замолчал.
- Очень благородно с вашей стороны, месье, что вы прибыли ко мне сообщить обо всем происходящем во Франции. Благодарю вас. Тем более что путешествие сопряжено для вас с опасностями, не правда ли?
- Я преданно служил вашему отцу, мадам, - пробормотал он, - и знал, как он вас любит. Но я вижу… понимаю…
- Нет, нет… Вы поступили правильно, - заверила я его. - Я действительно благодарна вам… Отдохните у нас как следует перед тем, как пуститься в обратный путь. И желаю, чтобы он не таил для вас опасностей…
Он ушел в подавленном настроении.
Минуло еще несколько недель.
Моя беременность стала заметной. Подходил к концу сентябрь; туман по утрам окутывал землю. Золотистой листвой одетые стояли деревья. Чуткая тишина пронизывала воздух.
Мой ребенок должен был появиться на свет до конца этого года - 1429-го от Рождества Христова.
Один из дней сентября я запомнила особенно хорошо. В этот день, утром, к воротам моего дворца подъехали несколько всадников, посланцев из Лондона. Их появление напугало меня. Неужели все-таки случилось худшее: Глостер, а с ним и другие узнали, что мы с Оуэном нарушили закон страны? О том, что могло за этим последовать, я не решалась и думать. Впрочем, меня они скорее всего тронуть не посмеют. Мать их короля, еще сестра дофина, провозгласившего себя королем Франции, - тут им придется действовать с осторожностью. Но Оуэн… вот за кого я боялась до дрожи. Они тут же объявят его предателем интересов страны, и тогда…
Ко мне в комнату вбежала Гиймот.
- Они хотят видеть вас!
- Ты сказала, что я нездорова?
Она покачала головой.
- Они от самого епископа.
- Винчестерского?
- Да.
- Он теперь кардинал.
- Значит, они от кардинала.
- Что они хотят?
- Какое-то важное сообщение… Поднимитесь… дайте мне взглянуть на вас… Когда сидите, то ничего не видно. А вот так еще лучше…
Она набросила мне на колени плед, обернула им талию.
- Скажем, у вас простуда, не разрешено вставать. И вы сами не забудьте об этом!
Раздался стук в отдаленную дверь. Гиймот пошла открывать - на пороге стояли двое мужчин.
- От его преосвященства кардинала, - сказал один из них.
- У королевы простуда, - хмуро ответила Гиймот. - Ее нельзя беспокоить.
- Мы только передадим ей несколько слов.
- Хорошо. Проходите.
Она провела их ко мне, мужчины преклонили колени.
Я попросила их встать и говорить, голос у меня немного дрожал, я охрипла от волнения, так что было нетрудно, если других подозрений не имелось, принять меня за больную.
- Ваша милость, - услышала я. - Его преосвященство кардинал уже на пути к вам. Он должен лично сообщить нечто важное, о чем велел предупредить вас.
Еще большее беспокойство овладело мной. Тем же охрипшим голосом я произнесла:
- Где же он?
- Вскоре прибудет, - повторили они. - Мы опередили его на несколько часов…
Волна страха окатила меня. Что делать? Удастся ли так же легко провести умного и проницательного кардинала? Уж он-то непременно заметит изменения, происшедшие с моим телом и лицом.
Я отпустила посланцев, велев накормить их перед тем, как они отправятся в обратный путь, и позвала своих приближенных дам. Те прибежали вместе с Гиймот, и мы сразу принялись обсуждать, как нам действовать дальше.
- Вы можете лечь в постель, мадам, - предложила Гиймот.
Поразмыслив, я отвергла эту уловку. Слишком уж часто люди прибегают к подобным трюкам, и как бы это, напротив, не вызвало лишних подозрений у такого человека, как кардинал.
- Я придумала! - воскликнула одна из Джоанн. - Мы все наденем самые широкие юбки, какие только у нас есть! И побольше нижних юбок. Тогда все будем выглядеть одинаково. У нас здесь такая мода…
- Он решит, в этом дворце все женщины беременны, - сказала Гиймот, и мы расхохотались, но смех наш прозвучал слегка истерично.
- Пускай думает, что хочет, - сказала Агнесса. - Скорей всего ему покажется, что все мы похожи друг на друга.
- Что ж, это хорошо, - заметила я. - Глядя на нас, ему не должно прийти в голову, что кто-то может чем-то отличаться от остальных. Например, размером живота… Что же, займемся приготовлениями к визиту.
Мы смеялись, шутили, однако не слишком весело.
К прибытию кардинала я снова уселась в кресле, накинув плед на ноги, как во время появления его посланцев. Мои дамы сгруппировались возле меня, одна из них держала в руках раскрытую книгу, прочие, и я в том числе, занимались рукоделием. Вся сцена изображала мирную, идиллическую жизнь вдали от городского блеска и шума. Жизнь, к которой я, по моим словам, давно стремилась.
Моего дорогого младенца Эдмунда поместили как можно дальше от покоев, где я принимала его преосвященство.
Появление кардинала почти не внесло видимых изменений в разыгрываемый нами спектакль.
Он приблизился и поцеловал мне руку.
- Вы должны извинить, кардинал, - сказала я, - что не поднимаюсь вам навстречу. Меня мучает простуда, и от лекарств, которые принимаю, небольшая слабость и все время клонит в сон.
- Оставайтесь в тепле, миледи, - произнес он сочувственным тоном. - Это лучше всего при простуде.
- Так мне и посоветовали… Как я рада, что вы навестили меня!
- Мне это доставляет безмерное удовольствие, миледи.
Он взглянул на женщин, окруживших меня. Я подала им знак рукой, и они поднялись, немного неуклюже в своих широченных подложенных юбках, но кардинала мало заинтересовала их манера одеваться, что принесло мне некоторое облегчение. Теперь осталось узнать о действительной цели его визита.
Он изменился с тех пор, как я видела его в последний раз. Я бы сказала - тоже постарел, как и Глостер. Под глазами обозначились мешки, некогда привлекательное лицо обрюзгло - годы уже оказывали свое разрушительное действие; сказалась, вероятно, и жизнь в постоянном напряжении, вызванном и непрекращающейся враждой с Глостером.
- Надеюсь, ваша милость, - сказал он, - болезнь не надолго задержит вас в стенах дворца.
- Благодарю вас, милорд, - ответила я, - разумеется, скоро я уже буду на ногах.
- Я бы не стал беспокоить вас в вашем уединении, - продолжал он, - если бы не весьма важное дело, касающееся нашего короля.
Я вздрогнула от испуга.
- Он болен?
- О нет. Король в полном здравии.
У меня отлегло от сердца.
- Вам не следует беспокоиться о его здоровье, - продолжал кардинал. - За королем внимательно и заботливо следят проверенные люди, и граф Уорик регулярно сообщает нам обо всем, что происходит в его окружении и с ним самим.
- Как я рада это слышать!
- Если бы ваша милость соблаговолила бывать при дворе, вы могли бы чаще видеть короля.
- Я слышу о нем достаточно часто, милорд, и молюсь о его благополучии… Но что вы хотели сообщить нового о моем сыне?
Я ожидала прямого ответа, но услышала вместо него вопрос:
- Миледи, вы, без сомнения, знаете о том, что происходит во Франции?
Да, благодаря Оуэну и Гиймот, а также французу, служившему у моего отца, посетившему меня недавно, я уже многое знала.
- До меня доходят кое-какие вести, - осторожно ответила я.
- Плохие новости путешествуют быстро, миледи. Эта женщина, которая появилась там…
- Вы говорите о Деве по имени Жанна д'Арк?
- Да, так ее называют в народе. Она уже причинила нам немало неприятностей.
- Такая юная девица! Не могу в это поверить. Невинное создание…
- Из своей невинности она тоже устроила целое представление, адресуясь к Богу. Я сомневаюсь в ее чистоте… Она пребывает среди грубых солдат.
- Тем не менее о ней говорят, что она творит чудеса… По велению свыше.
- Следует признать, миледи, французам с ее помощью сопутствует некоторый успех. Что верно, то верно.
- Вы думаете, в самом деле благодаря ей?
- Вполне возможно. Она заражает всех своим нервным возбуждением, похожим на кликушество.
- Я слышала также, что она подвигла моего брата Шарля на коронацию. И теперь он король Франции Карл VII. Это правда, кардинал?
- Да. Он объявил себя королем Франции. Конечно, это одна лишь профанация, миледи.
- А французы? Как они отнеслись ко всему этому?
- Нужно честно признать, их настроение несколько изменилось. Они вышли из состояния междуусобной распри, расслабленности и равнодушия, в коем пребывали столь длительное время. Сейчас многие считают, что сам Бог послал им эту Деву Иоанну.
- Вы сильно обеспокоены, милорд?
- Ну… с одной стороны, это нелепица и чушь, хотя оказывает серьезное влияние на французов…
- Правда, что они вернули себе Орлеан? И она шла впереди армии?
- Да… Она помогла также выиграть несколько незначительных сражений. Но все они воодушевили народ…
- И повергли в уныние английских солдат?
- К сожалению, именно так. Люди повсюду суеверны. Они верят в различные знаки и предзнаменования. Французы сейчас убеждены, что Господь на их стороне. Что он явил им поддержку в лице этой юной девицы… Все это не так, но они утвердились в этом и потому осмелились объявить дофина Шарля королем.
- Вы с такой горечью говорите об этом, милорд. Если вы действительно не считаете происшедшее серьезным…
- Нам не может нравиться то, что происходит, миледи. Это, собственно, и явилось причиной моего визита к вам.
Снова мое сердце бешено заколотилось. О чем идет речь? Может, они прознали о приезде ко мне старого француза и теперь собираются обвинить меня в связях с противником? В измене?..
- Создавшееся положение, миледи, - продолжал кардинал, - требует от нас решительных действий, поэтому нам необходимо повезти нашего короля во Францию и там короновать его. Он ведь законный монарх, которому ваш покойный отец добровольно завещал свой трон. Разве не так?.. О, как печально, что ваш супруг сам не сделал этого раньше, когда одержал ряд своих блистательных побед! Тогда сейчас не возник бы спор о том, кто является истинным королем Франции.
- Мой муж не захотел лишать моего отца короны при его жизни, - сказала я.
- Поступок, вне всякого сомнения, благородный, - откликнулся кардинал, - но, как многие такие поступки, ведущий к печальным результатам… Однако мы намерены сейчас исправить его оплошность, а потому наш король Генрих, как ни молод, должен будет отправиться во Францию, где на его юную голову мы возложим французскую корону. Но до этого необходимо совершить то же действо у нас, в Англии. Ведь он еще не коронован. Мы предполагаем сделать это как можно скорее, и, конечно же, мать короля не может не почтить своим присутствием эту великую церемонию.
- Вы говорите о коронации в Лондоне? - спросила я, стараясь не выдать своей растерянности.
- Я говорю о том и другом торжестве, миледи. Нам очень хотелось бы видеть вас на коронации в Вестминстере, и мы считаем совершенно необходимым ваше присутствие во Франции.
Я почувствовала, как из-под меня уходит земля. Как справиться со всем этим? Что делать? Даже если поездка во Францию состоится после родов, то в каком состоянии я буду тогда? Как покину своих детей, Оуэна?
Кардинал продолжал говорить:
- Первая коронация состоится в начале следующего месяца. Надеюсь, ваша милость успеет подготовиться к ней без лишней спешки.
В следующем месяце! Да это как раз самые последние недели беременности. Как я смогу появиться на людях?.. А потом еще Франция…
Я готова была плакать от бессилия, готова закричать: нет, оставьте меня в покое! Мне сейчас не до ваших церемоний.
Может, проще всего для меня сейчас подняться с кресла, и пусть этот человек увидит, в каком я состоянии, пусть узнает все…
Я сделала над собой усилие и отбросила эти нелепые мысли, вызванные внезапной слабостью.
- …Потому я и осмелился беспокоить вас, - услышала я слова кардинала. - Король еще так молод, ему необходимо, чтобы мать находилась с ним в подобные моменты жизни…
Мне хотелось бросить ему в лицо: однако вы отобрали его у матери! Моего ребенка… Отдали другим женщинам… А теперь вам понадобилась его мать…
Кардинал все говорил и говорил.
- Что касается вашего присутствия во Франции, миледи, оно не только желательно, но просто необходимо. В особенности теперь, когда усилилось сопротивление. Французам должно напомнить, что мать нашего короля - любимая дочь короля французского, добровольно перед смертью передавшего свой трон ее супругу… Итак, миледи, - закончил он, - мы ожидаем вас ко двору через неделю…
Для меня было совершенно ясно, что я не могу ехать в Лондон. Но какую найти отговорку? Какую причину, чтобы отказаться?
Должно быть, я сильно побледнела, потому что кардинал произнес участливо:
- Надеюсь, я не чересчур утомил вас? Ваш вид говорит о нездоровье.
- Я… я действительно не очень хорошо себя чувствую, - отвечала я.
- Тем большую вы проявили любезность, что соизволили принять меня, миледи.
- Прощайте, кардинал. Благодарю за ваш визит… Пускай мои дамы придут немедленно…
Он поклонился и вышел. И тотчас же в комнаты ворвались три Джоанны, Агнесса и Гиймот.
- У вас совсем больной вид! - воскликнула одна из Джоанн.
- Неудивительно, - отвечала я, - если узнаете, зачем он пожаловал.
- Не томите нас, рассказывайте! - вскричала Агнесса.
Мой рассказ привел их в еще большее волнение.
- Вы не можете никуда ехать! - заявила Агнесса.
- Это вполне очевидно, - согласилась я. - Но что делать?
- Все очень просто, - спокойно сказала Гиймот. - Вы как следует заболеете… Не дай Бог, конечно, - добавила она с улыбкой. - Сегодня кардинал уже видел, что вы нездоровы. Прямо сейчас, еще до его отъезда, мы уложим вас в постель, и ему станет об этом известно. Мы добавим, что вы встретились с ним, превозмогая плохое самочувствие. Ко дню коронации в Лондоне вы разболеетесь окончательно… Не дай Господь! - снова прибавила она. - Так что скорее в постель, миледи. Вы и правда немного бледны…
Мой сын Генрих был коронован в Вестминстере в шестой день ноября того же 1429 года в присутствии членов парламента. Его мать на коронации не присутствовала. Она была не столько больна в те дни, сколько неуклюжа и малоповоротлива, ибо находилась на последнем месяце беременности и не покидала своих покоев, где с ней оставались только самые верные, надежные люди.
Как мне хотелось быть рядом со своим мальчиком во время коронации. Бедняжка! Для восьмилетнего ребенка это торжество явилось немалым испытанием. Но, насколько я помнила, мой малыш по натуре рос достаточно спокойным и разумным, и я надеялась, что воспитание, которое он получил сейчас, не сделало его хуже.
Мне осталось знать, ощущал ли он потребность в матери. И во время торжества, и вообще в жизни. Думал ли обо мне? Не превратилась ли я для него в какое-то далекое, зыбкое воспоминание о раннем детстве?
Оуэн считал, что поспешность коронации объяснялась не только положением во Франции, но и желанием многих лордов принизить значение Глостера в стране, ибо теперь тот уже не мог законно занимать роль протектора при короле.
- Но они ведь не думают, что мой сын в состоянии править страной в восьмилетнем возрасте? - спрашивала я.
- Разумеется, нет, - отвечал Оуэн. - Однако это дает им повод избавиться от Глостера. Не ты одна, моя любовь, считаешь его камнем преткновения.
- Да, и кардинал больше всех.
- О, не только он…
Нам рассказали, что и как происходило шестого ноября в Вестминстерском аббатстве. Граф Уорик ввел моего сына; тот прелестно выглядел в королевской мантии, лицо его было важным и серьезным, но немного печальным. Возможно, он просто устал от всех приготовлений, а быть может, понимал уже, какой тяжкий груз ложится на его детские плечи, и прозревал ожидавшие его тяготы и беды.
В тот день мысленно я оставалась с ним. Незадолго до коронации я написала ему, как огорчена и в какой пребываю тоске из-за того, что не могу быть рядом с ним в столь торжественный момент. Что на деле оказывалось не совсем так, потому что огорчение мое окупалось счастливыми мыслями о ребенке, ждать которого оставалось совсем недолго.
Ложь угнетала меня. Ложь, которой я вынуждена обволакивать моего старшего сына. Обманывать Глостера или кардинала для меня не было столь мучительным.
От Генриха я получила письменный ответ. Он выражал сочувствие по поводу моей затянувшейся болезни и сожалел, что я не присутствовала на его коронации, не видела его в королевском облачении.
На состоявшемся после церемонии торжественном обеде было заявлено, что в новом году король покинет Англию и отправится с визитом в свои французские владения.
В Вестминстерском аббатстве уже прошла коронация моего старшего сына, а я готовилась к предстоящим родам. Все шло, не боюсь теперь это сказать, как мы и задумали: мы сумели соблюсти тайну. Как и прежде, меня окружали верные люди. Зная, чем рискуют, они все же продолжали помогать, стараясь не думать о возможных последствиях.
Дни стали намного короче, темень вползала во дворец уже к четырем часам пополудни, зачастили снегопады.
- Это к лучшему, - говорила одна из Джоанн. - Меньше неожиданных визитеров…
И вот настала пора. Мои подруги находились все время рядом, я чувствовала себя защищенной от всех напастей.
Роды прошли еще легче, чем в прошлый раз, когда появился на свет Эдмунд. Услышав первый крик ребенка, я напрочь забыла о противозаконности своего поведения, обо всех страхах и опасностях и отдалась во власть одному лишь чувству - счастью материнства.
- Опять мальчик, - прошептала Гиймот. - Такой красавец… Здоровенький и тяжелый… Братец для маленького Эдмунда…
Потом я увидела у своей постели Оуэна с новорожденным на руках.
- Вот он каков! - сказал мне Оуэн. - Только посмотри на него. Разве не прекрасен? Ты должна гордиться, что родила такого ребенка.
- Он твой тоже, - с трудом проговорила я.
Все, все у нас не напрасно, думала я, и можно все отдать за счастье этого мига!..
Мы назвали его Джаспер.
- Джаспер из Хатфилда, - сказала я. - Брат Эдмунда из Хэдема…
Эдмунду вскоре показали нового братика, на колыбель которого он с удивлением воззрился.
- Это твой собственный брат, - объяснила я ему. - Младший. Ты будешь его опекать, хорошо? Скажи "да"…
Эдмунд серьезно кивал головкой.
- Вы будете друзьями, обещай мне. В этом трудном мире станете держаться друг друга. Хорошо, Эдмунд? Скажи "да"… Ну скажи "да"…
- Да, - лепетал он. - Да…
И весело улыбался, словно нет на свете ничего более забавного, чем заиметь собственного брата.