Шли дни, недели, месяцы, но ничего дурного, слава Богу, не происходило. Мы решили, что Глостер, издав закон о страшном наказании за брачный союз с особами королевского рода, успокоился, решив, что запугал уже всех осмелившихся посягнуть на мою руку, и что теперь может заняться более важными государственными делами.
Усадьба Хэдем оказалась для нас прекрасным убежищем. Сам дом был слишком мал для того, чтобы устраивать в нем балы или приемы, что тоже хорошо. Никто не тревожил нас своими визитами, и люди, как я надеялась, постепенно забывали о существовании королевы-матери, то есть о моем. Если же у кого-то и появлялись поползновения навестить меня в моем уединении, я всеми силами и под разными предлогами старалась не допускать этого.
Даже Оуэн, более осторожный и подозрительный, чем я, почти совсем успокоился.
- Глостер с головой погрузился в свару с Бофортом, - говорил он. - Теперь, когда тот принял из рук папы кардинальскую шапку, герцог не успокоится, пока не найдет способ чем-нибудь уязвить его. А Бофорт в свою очередь не останется в долгу.
- Думаю, еще больше времени и сил, - отвечала я, - займет у него новая жена. Не могу понять, зачем он женился на Элинор Кобэм? И вообще почему до сих пор ему разрешают занимать первое положение в стране?
- Меня тоже это немного удивляет, дорогая, - сказал Оуэн. - Но не забывай, он брат короля.
- Бедфорд тоже брат Генриха. О, если бы Бедфорд находился сейчас здесь!
- Ему нельзя покидать Францию, на нем держится весь хрупкий союз с ней. Если бы не его связь с Бургундским домом через брак с Анной, сестрой герцога Филиппа, нам бы не удержать твою страну в своих дружеских объятиях.
Я не без удивления услышала иронию в ответе Оуэна, чего раньше за ним не замечала; но ведь все люди меняются - мудреют или глупеют с возрастом. Однако меня мало интересовала политическая подоплека его слов.
- У них счастливый брак, - сказала я. - Они по-настоящему любят друг друга. Я рада за них. Это важнее, чем союзы со странами!
- У тебя доброе сердце, и ты великодушна, дорогая.
- Наверное, оттого, что сама счастлива… О, как прекрасно, Оуэн, что у нас хватило смелости и решимости совершить то, что мы совершили! - воскликнула я. - Подумать только: мы могли отвернуться от своего счастья! Убояться его!
- Но мы не сделали этого. И никогда не пожалеем, - сказал он.
- Никогда! Что бы ни случилось в будущем, я не променяю минуты и часы нашего счастья ни на какое спокойствие, - отвечала я.
…Шли дни, по-прежнему наполненные чувством счастья. Нет, не счастья - блаженства! Возможно, наше ощущение не оказалось бы столь острым, если подспудно, не всегда осознанно, в наших головах не жила бы мысль, что этот покой вдвоем недолговечен…
Сколько вообще времени втайне может проходить жизнь целой семьи?..
Из Франции до нашей тихой уединенной усадьбы докатилась странная весть. Все вокруг только и говорили об этом… Просто чудо какое-то! - считали многие. Другие - более трезвые головы - не верили слухам, утверждая, что их распространяют сами французы для своей же собственной выгоды.
Оуэн, как всегда, постарался узнать как можно больше и только тогда рассказал мне.
- Там появилась совсем юная крестьянская девушка, - говорил он, - которая уверяет, что слышит голоса, призывающие ее к подвигу. Эти голоса будто бы говорят ей, что Франция снова станет сильной и англичане будут изгнаны с каждого клочка ее земли. И это должна сделать она.
- А французы верят ей? - спросила я.
- Сначала вроде бы не слишком. Посуди сама: простая невежественная крестьянка из какой-то деревеньки. Домреми, кажется… Работала на поле с отцом, пряла, ткала, шила, стирала и ухаживала за коровой, пасла овец. Ей всего пятнадцать лет… И собирается возглавить французскую армию и вести против англичан! Разве не безумные мысли?
- И что же дальше?
- Чем дальше, тем все более странно. Все, что она задумывает, у нее пока что получается.
- Что, например?
- Она сумела добиться встречи с дофином Франции.
- Мой брат виделся с ней?
- Да… Но перед этим, как рассказывают, его придворные решили подвергнуть ее испытанию. Пусть эта мнимая "святая" сама отыщет короля в толпе придворных и подойдет прямо к нему. Привели ее в зал замка Шинон и предложили самой подойти к королю и изложить свою просьбу. И она непонятно как, переходя от одной группы людей к другой, подошла прямо к дофину и сказала, что должна говорить только с ним…
Я попыталась представить себе своего брата. Как давно я не видела его! Для меня он так и остался самым младшим из всех нас… ковыляющим вслед за нами по мрачным переходам и лестницам "Отеля де Сен-Поль" с выражением постоянного испуга на маленьком личике. Такой несчастный и жалкий.
Он никогда не желал быть наследником престола. Как и его старший брат Жан, умерший такой странной смертью… Какой же он сейчас, мой маленький Шарль? Как чувствует себя в роли дофина, отстраненного от трона, дофина, чья корона принадлежит не ему, а его племяннику и моему сыну Генриху VI Английскому? И как относится ко мне? Что думает о своей сестре, живущей в самом сердце вражеского лагеря? Своей матери, смирившейся с недругами и отдавшей им принадлежащий сыну престол? Не чувствует ли он себя изгнанником в собственной стране?.. Хотя ведь он не хотел править ею…
Конечно, подобные мысли приходили мне и раньше - не скажу, чтобы часто, - но сейчас рассказ Оуэна с новой силой всколыхнул воспоминания о семье, о родине…
- Ну и что же?.. - спросила я. - Выслушал ее мой брат?
- Говорят, как и многих других, она быстро сумела убедить его. У нее какой-то особый дар убеждения.
- У простой крестьянки? Может быть, она в самом деле послана с Небес?
- Не знаю, - ответил Оуэн. - Но одно несомненно: в ней есть какая-то особая сила. Странная сила. Видевшие ее говорят, что она бесстрашна и совершенно нечувствительна к насмешкам, к недоверию, даже к издевательствам, каким ей приходится подвергаться. Переносить все это ей помогает вера, она прямо-таки светится в ее лице… Так рассказывают.
- И что же эта девушка сказала моему брату?
- Сказала, что избрана свыше стать спасительницей Франции, что Господь повелевает ей возглавить армию.
- Думаю, он не поверил ей.
Мне уже немного наскучил этот разговор. Я хотела рассказать о нашем ребенке, об успехах, которые тот делает. И еще о том, что пора уже сменить место пребывания. Не показалось бы чересчур подозрительным, что я так долго и безвыездно нахожусь в столь отдаленном от столицы, не слишком благоустроенном месте.
- Полагаю, можно переехать в Хатфилд. Что ты скажешь по этому поводу? - спросила я.
- Я не знаю королевских замков, дорогая, - ответил Оуэн. - Мне вполне хорошо здесь, в маленьком уютном Хэдеме.
Мы все же решили готовиться к переезду в Хатфилд.
Не без некоторого удивления я заметила, что моя Гиймот приняла рассказ о странной крестьянской девушке гораздо ближе к сердцу, нежели я, и то и дело возвращалась к разговору о ней. Разумеется, она не забывала нашу Францию, нередко говорила о ней, чем скрашивала мою тоску по родной стране, но в то же время с присущим многим простым людям тактом давала почувствовать, что понимает мое двойственное положение и не хочет усугублять его слишком частым упоминанием о потерянной родине и о ее судьбе. Ни разу не заводила она разговора о том, какая из стран стала теперь для меня ближе, но сама я уже давно заставила себя считать, что эта страна - Англия. Что же касается Гиймот, я была совершенно уверена: она никогда не захочет и не сможет так думать.
От нее я узнала, что имя этой крестьянки Жанна д'Арк, но люди зовут ее просто "Дева", и что чуть ли не вся Франция денно и нощно говорит о ней и молится за нее. За то, чтобы силой, данной ей Небом, она изгнала захватчиков из несчастной опозоренной страны.
Слушая Гиймот, глядя на ее раскрасневшееся милое лицо, в сверкающие глаза, я понимала, что никогда еще моя верная служанка и подруга не отдалялась от меня так, как в эти дни. Я знала, позови ее кто-нибудь, и она, не задумываясь, тотчас же встанет рядом с Девой, чтобы воевать против английской армии.
- …Существует старое предсказание, - сказала она мне как-то, - что Францию доведет до позора и погубит плохая женщина, а спасет от позора девственница. Она придет откуда-то из Лотарингии, из седого леса Шеню…
Я не стала спрашивать Гиймот, кто эта плохая женщина, но для себя решила, что речь идет о моей матери. Что касается девственницы - она появилась.
Существовала на самом деле такая легенда или нет - я не знала. Вполне возможно, она появилась, как нередко бывает, уже после того, как что-то сбылось.
Впрочем, пока еще ничего не свершилось. Куда уж слабой полубезумной девушке, а в ее здравый ум я сразу отказалась верить, тягаться с победоносным английским войском, прошедшим славный путь со своим великим полководцем, моим мужем Генрихом! Жалко ее, жалко моего брата, если он хоть в чем-то доверится ей, жалко французский народ, готовый от позора и бессилия поверить в любое чудо, даже самое несбыточное…
Я не часто возвращалась мыслями к этим событиям, а вскоре совсем перестала думать о них. Произошло нечто, заставившее меня напрочь забыть обо всем, кроме… Кроме того, что я снова была беременна!
Какое счастье! У меня будет еще один ребенок! Мой и Оуэна!.. Уж на сей раз его рождение не станет сопровождаться таким беспокойством и волнением, как перед появлением Эдмунда. Сейчас у нас уже есть некоторый опыт, мы знаем, как себя вести, чтобы все оставалось в глубокой тайне.
Оуэн тоже не мог скрыть своей радости, когда я сказала ему. Правда, Гиймот поджала губы и неодобрительно качала головой, спрашивая меня, в достаточной ли степени я оправилась после предыдущих родов, но я прекрасно видела, что и она тоже довольна.
Мне бы следовало, наверное, больше интересоваться тем, что происходит вокруг, потому что события назревали весьма серьезные, но что я могла поделать, если все мои мысли сосредоточились на ожидаемом ребенке. Разве это не естественно для матери?
По слухам, французское войско, вдохновленное Девой, уже осадило Орлеан, удерживаемый англичанами… Доходили слухи, что с Небес Жанна д'Арк получила благословение и что она освободит город. Я не следила за всеми этими событиями, больше всего меня интересовало, кто же родится на этот раз - опять мальчик или девочка?..
В эти же дни мы переезжали из Хэдема в Хатфилд. Дорога оказалась для меня довольно утомительной, потому что, дабы не возбуждать излишних разговоров о самочувствии, я проделала ее верхом. Однако порой все-таки приходилось пересаживаться в носилки.
Я несказанно обрадовалась, когда наконец завидела стены замка и въехала в его ворота. Гиймот заставила меня немедленно лечь в постель, и я подчинилась с большим облегчением и удовольствием.
Конечно, сам переезд таил в себе некоторую опасность. Неминуемы новые слуги, а значит, пересуды и сплетни. Но я верила, что мои верные друзья и помощницы, и Оуэн как главный распорядитель моего небольшого двора, сумеют обеспечить нам всем спокойное существование. Такое, как в Хэдеме.
- Лучше бы оставались на старом месте, - ворчала Гиймот. - Новые стены - новые заботы.
- Мы прожили там слишком долго, - не уставала я объяснять ей. - Это могло вызвать подозрения, будто я больна или, что куда хуже, что-то замышляю в отдалении и тиши…
Дворец Хатфилд выглядел впечатляюще - он был намного больше, красивее и удобнее для жизни, чем скромный Хэдем, и находился в девятнадцати милях от Лондона, что не настолько близко, чтобы можно опасаться бесконечных визитов, и не настолько далеко, чтобы меня могли заподозрить в желании стать отшельницей. Здесь простирались длинные крытые галереи, располагалась часовня с витражами необыкновенной красоты и темным дубовым полом. Я подолгу сидела там, вознося молитвы и глядя, как лучи света играют в цветных стеклах. Я благодарила Бога за то, что послал мне в мужья хорошего человека, за то, что дал сына Эдмунда, и просила не забывать меня, когда придет пора дать жизнь третьему ребенку.
Мне так хорошо и спокойно жилось. Я молилась, чтобы так оставалось и впредь - для меня и всей моей семьи; чтобы всегда мой дом оставался тихим, бестревожным, с мужем, детьми… Чтобы все мы никогда не испытывали страха…
Поэтому, как я уже говорила, меня мало волновали вести, проникавшие в мой маленький семейный мир из-за стен дворца. Однако совсем отгородиться от всего не связанного с моей семьей не представлялось возможным. Хотя бы оттого, что Гиймот все больше интересовалась происходящим во Франции и не умела, да и не хотела об этом молчать.
- …Уверена, это чистая правда, - сказала она однажды.
- Что правда, Гиймот? - спросила я, не поднимая головы от шитья.
- Что Дева послана Господом.
- Опять ты об этом, милая?
- Мадам… дорогая мадам, не только я, все говорят об этом!
- Считают ее святой?
- Да нет… она Божья посланница.
- Разве это не значит, что она святая? - спросила я, хотя не испытывала большого желания продолжать разговор.
- Сама она говорит, что простая деревенская девушка, которая услышала голоса с Неба, повелевающие ей взять в руки оружие и повести солдат к победе.
Я слегка зевнула и продолжала работать иглой, заканчивая вышивку на детской простынке.
Не дождавшись от меня ответа, Гиймот продолжала:
- Идут разговоры, что Орлеан вот-вот перейдет в руки французов. Вы ведь знаете, они осадили город.
- Да, слышала. Но англичане все равно очень сильны.
- Если мы его возьмем, - Гиймот так и сказала - "мы"… - то следующим будет Париж!
- Гиймот, - сказала я, - то, что ты говоришь, здесь могут счесть предательством.
- Но ведь никто не слышит!
Меня она, видимо, в расчет не брала.
- Что же еще тебе известно? - спросила я с улыбкой.
- Говорят, Дева бросается на штурм впереди всех и ведет за собой солдат. Они близки к победе.
Она повторяла уже сказанное только что и чувствовалось, какое удовольствие это ей доставляет.
- Но как она может… женщина? - искренне изумилась я.
- С Божьей помощью, - не замедлила ответить Гиймот.
- Неужели ты сама веришь, что такое возможно?
- Верю, - твердо ответила она.
- Герцог Бедфорд не допустит поражения. Он опытный воин.
Но и на это Гиймот не задержалась с ответом. По-видимому, заботы о ребенке и прочие хлопоты не мешали моей милой няне глубоко задумываться над судьбой Франции.
- Герцог Бедфорд, - сказала она, - связан с бургундцами только через свою жену, леди Анну. Не такая уж крепкая ниточка. Если Орлеан падет, вся Франция встанет под знамена Девы.
- Откуда ты берешь такие слова? - не могла не удивиться я. - Эта Дева просто заворожила тебя.
- Она одурманила всех во Франции.
Я не принимала тогда всерьез эти рассказы, но поняла вскоре, что ошибалась.
Прошло еще немного времени - и Орлеан пал. Франция торжествовала первую крупную победу.
Я не могла не думать в тот момент о Бедфорде, о его душевном состоянии. Ведь он считал своим священным долгом - дал клятвенное обещание умирающему Генриху - сохранить все его завоевания во Франции и прибавить к ним новые. И вот один из главных, ключевых городов страны утерян. Дело даже не столько в самой потере города, сколько в моральном самочувствии солдат, как это поражение скажется на английской армии, уже привыкшей к победам.
В отличие от Гиймот Оуэна страшно угнетала эта первая победа французов. Он не уставал повторять, что, будь жив король Генрих, такое оказалось бы невозможным.
- Трудно представить, что может произойти дальше, - в тревоге говорил он. - Не хочется думать, что наступает перелом в ходе войны. Однако ясно: Дева, или кто там ею управляет, на этом не остановится.
- Ты веришь разговорам о том, что она послана Богом? - спросила я.
- На свете много странного и необъяснимого, - отвечал он. - Главное, появление Девы всколыхнуло всю страну. Даже нерешительный дофин стал проявлять, как говорят, больше напористости…
- Мой брат, насколько я знала его, никогда не стремился к трону.
- Боюсь, Дева изменила его намерения, - сказал Оуэн. - Вдохнула желание властвовать…
В этот период множество посланцев беспрерывно прибывали в Англию с континента или отправлялись туда. Герцог Бедфорд вел постоянную переписку с Королевским советом, что было вполне естественно.
Однажды посланец прибыл к нам, в Хатфилд.
Я напугалась. Неужели в дворцовых кругах стало что-то известно обо мне? Я-то полагала, что даже на мой переезд никто не обратил особого внимания.
Но прибывший оказался французом, и, мало того, в прошлом служил моему отцу. Поэтому, по его словам, и решился на подобное весьма опасное путешествие, дабы повидать меня с глазу на глаз и рассказать о том, что происходит в стране. Ведь хотя я и английская королева, добавил он, но не перестала от этого быть французской принцессой, дочерью короля Франции.
Судя по его тону и поведению, он не сомневался, что вести, принесенные им, должны меня только обрадовать.
Я приветливо приняла его, радуясь больше всего тому, что моя беременность еще незаметна. С вниманием и интересом я выслушала его рассказ.
Главной новостью для меня стало известие о том, что мой брат Шарль недавно коронован в Реймсе, церковной столице Франции, и вся страна ликует по этому поводу…
"Но как же так? - думала я в то время, как француз продолжал говорить. - Как же так?.. Ведь мой первенец, мой маленький Генрих, признан уже королем Франции? Это входило в условия договора, подписанного между моими родителями и супругом, Генрихом V, и пункт этот должен был вступить в силу сразу после смерти отца. Которая уже произошла, увы… Если бы мой супруг не скончался столь внезапно, он бы сейчас считался королем Франции, и тогда… О, тогда вряд ли кто-нибудь осмелился отобрать у него французскую корону!… А вот у моего маленького сына…"
Такие мысли бродили у меня в голове, а посланец тем временем продолжал:
- …Дева находилась рядом с ним в Реймском соборе… с вашим братом. О, это было великолепное зрелище! В правой руке она держала меч острием вниз, в левой - французское знамя… И на нем слова: "Иисус, Мария". А как сияло ее лицо, мадам! Никто не сомневался… не мог усомниться, что она послана самим Господом!..
- А мой брат? - спросила я. - Дофин… как он?
- Он больше не дофин, мадам. Не дофин Шарль, а король Франции Карл VII!
Мне хотелось воскликнуть: этого не может быть!.. Я словно воочию увидела перед собой вдохновленное светом победы лицо Генриха. О, если бы он был жив, жизнь моя пошла бы по-иному. Оуэн не стал бы моим мужем. Не родился бы Эдмунд. И второе дитя его не покоилось бы в моем чреве…
Да, если бы Генрих был жив, история могла бы пойти другим путем.
Откуда-то издали до меня доносились слова посланца, французские слова.
- …Надежда возродилась в душе у Франции, мадам. Просто не верится, что такое могло произойти. Вы бы не узнали людей. Совсем другая страна… И это все она… Дева… совершила такое чудо! О, если бы вы только увидели ее! Лицо, повадку… Вас бы не удивило, что она могла такое совершить. Все в восторге… в упоении…