– Вот смотри. На руке у тебя часы. И у меня. На крышке у них – сенсорный датчик. Он работает на прием и на передачу. А в телефоне программа – Эморек называется. Она записывает твои чувства, эмоции, а через них – желания. А потом воспроизводит.
– Врешь!
– Ты уже сама пробовала.
– Ничего я не пробовала!
– Ну вот – джакузи, море – это и есть запись ощущений. А ты их чувствовала и воспринимала как свои. Было такое?
– Так вот это что! Было. Но ты, по-моему, не про море сейчас говорил.
– Правильно. Я про лошадку.
– Ты хочешь мне включить чувства лошади – чтобы я еще и заржала как кобыла?
– Да нет. Вот ты сегодня в ванной поработала Кончитой. Хорошо тебе было?
– Хорошо, Мишка, – не буду врать. Так классно было!
– А что именно классно?
– Ну опять ты за свое! Не скажу.
– Понимаешь, я записал, что ты чувствовала. А потом включил.
– Как это? Куда записал?!
– В телефон. Через часы.
– Ты засунул мне палец в… туда, а потом слушал, что я чувствовала?!!!
– Ну да.
– Скотина! Подлец ты, Мишка! Щас я тебя задушу! Откручу все, что там у тебя открутится! И больше никогда! Слышишь? Сиди голодный! Я ухожу! Прощай!
Михаил ожидал всплеска, но не такого сильного. Он вскочил, сел на диван и обнял девушку за плечи, она отбивалась и молотила его кулаками по чем могла попасть; борьба длилась минут пять, потом стала утихать. Он крепко обнимал Белку обеими руками, качал ее и шептал на ухо разные слова.
– Ну что ты, моя дикая, ну прости. Я же тебе вот рассказал все. Мы же с тобой все друг другу рассказываем. Мы с тобой как одно целое, как один организм. Как кентавр. И это был научный эксперимент. Я сам крэкнул этот Эморек – надо же было мне проверить. Ну, прости. Теперь с меня бонус.
– А какой?
– Какой захочешь.
– Ладно. Только я еще не придумала, какой. Ты у меня еще попляшешь. Подлец ты дуридомский.
– Ну хорошо, Бельчонок. Я сделаю все, что ты захочешь. Мне нравится делать тебе приятно. Это даже приятней, чем самому.
– Правда? Ты не врешь мне?
– Ну что ты, маленькая.
– Слушай, а ты же сейчас опять записывал, так?
– Ну да. Я тебе только что хотел предложить.
– Что.
– Послушать. Ты мой файл, а я твой.
– Ну уж нет! Хватит с тебя! Еще чего захотел – слушать меня с хвостом в… Давай я послушаю. Тебя.
– Так это интересно одновременно. Это и есть то, что ты хотела: чтобы твои желания стали моими, а мои – твоими.
– Ну не знаю… Стыдно.
– Так тебе понравилось. С хвостом. Признайся.
– Ну Мииишка! Палучишь у меня!
– Ну соглашайся, Бельчонок. Будет хорошо. И совсем по-новому. Ты же хочешь. Я вижу.
– Вот ты у меня какой глазастый! Как Серый Волк прямо!
– Ну давай.
– Ну ладно. Только ты… ничего не говори.
– Ладно. Сидим и молчим. Включаю.
Михаил взял оба смартфона, посоображал, что куда надо воспроизводить, передумал перенаправлять, надо будет подкрутить потом, чтоб с одного телефона управлять, поменялся с Белкой часами, уселся в кресло и включил на обоих Эмореках Play.
Девушка закрыла глаза, откинула голову, на щеках у нее появился румянец, потом покраснели уши, шея и плечи, она засунула руку между ног, заулыбалась, глубоко задышала, широко раздвинула колени, стала легонько раскачиваться. Михаил смотрел на нее с жадностью, слушал ее, слышал все ее тайны, о которых она не хотела говорить вслух, а может быть и сама с собой. Ну почему мы прячем свои желания даже от самих себя, загоняем их в подсознание, наживает неврозы. Ведь если нам это приятно, нравится, значит, кто-то нас такими сделал, мы не виноваты, Белка не виновата, что ей нравится хвост в попке, она тебе этого никогда и не скажет, и не мучь ее, не спрашивай, теперь ты точно знаешь, что она хочет, вот и делай ей приятно, помоги ей раскрыться, помоги распуститься цветку ее желания, ты же садовник, тебе же Тимка говорил, ууух, мать… ох и классно как… ураган прямо! Он поднял глаза: судороги сводили ноги девушки, бедра подпрыгивали, она закинула голову назад и стонала во весь голос, забыв закрыть рот подушкой, потом вытянула ноги, подняла голову и раскрыла веки. Одни и те же слова вырвались у них одновременно: "Так ты…", но оба замолчали, просто смотрели друг на друга, смотрели по-новому, хотя знали и до этого очень многое, но не все, – теперь знали все; на сегодня все, а завтра будет новый день.
– Мишка. Не говори ничего. Иди ко мне. Посидим просто. Вместе.
– Ладно.
Михаил уселся рядом с девушкой, она положила голову ему на колени, он гладил ее волосы – слова были не нужны.
Белка давно спала, а Михаил с ноутбуком сидел на кухне, пил кофе, курил и пытался в клубах дыма разглядеть окончательную форму своей идеи. Столько всего сегодня было. Ты победил Эморек, узнал, что чувствует твоя девчонка, когда ты в ней… И тебе самому от этого было в сто раз приятней. Ты точно знаешь, как сделать ей хорошо, и она на все ведется, хоть и не сразу, хоть и сопротивляется. Но ты сможешь делать с ней все, что захочешь. Теперь ты будешь знать, что нужно делать. Стой. Ты будешь знать, когда уже все сделал, когда все кончилось. Это поздно. Нужно знать во время того как. Вот оно! Нужна не запись и прослушивание, нужно он-лайн слышать, что она чувствует и что хочет и как. Нужен EmoRec Live! Боже, что это будет! Это будет полный п… ц!
Михаил хлебнул кофе, закурил новую сигарету и минут десять рисовал в уме картины новых возможностей, открывающихся в постели, потом заставил себя подумать о коммерческой стороне дела. Что мы собираемся продавать? Умные самсунговские часы с Эмореком, ну, может, файлы. Часы уже стоят две сотни, удорожание сократит спрос. Много ты найдешь клиентов в Мухосранске на гаджет в три сотни баксов? Нужно что-то принципиально другое. Что-то массовое. Он стал открывать разные форумы в поисках зацепки, пока не набрел на сообщение: "Chronos представляет собой небольшой металлический диск с электронной "начинкой", который крепится к обратной стороне часов и синхронизируется со смартфоном".
У него засосало под ложечкой. Так, и сколько стоит такой диск. Ага, восемьдесят баксов. Но это же американский. А китайцы что, Huawei всякие. Ну конечно, вот тебе и аналог, и всего за двадцатку! Так, берем диск с чипом и вставляем туда упрощенную версию умных часов: уведомления об смс и звонках и EmoRec Live с десятком файлов для наживки. Остальные – по два бакса. Называем как-нибудь Wish Watch или Kaif Clock и продаем по сотне. Подъем в пять раз! Для начала. А может и больше. И ни у кого больше такого не будет! Вот оно, вот что вертелось у тебя в голове. Ты его нашел. Осталась ерунда – купить китайских чипов, доделать EmoRec до версии Live и вперед! Бананы и кокосы будут на твоем сайте конвертироваться в пиастры с такой скоростью, что ты просто оглохнешь от их звона. Да и черт с ним, со звоном. Если уж глохнуть, так от стонов Белки. А почему их надо разделять. И не надо! Наоборот! Боже, дай мне сил все это унести! А может пора уже везти?
Вокруг было темно, треуголка на глаза сползла, в уши рвался звон – Михаил открыл глаза: он заснул, положив голову на скрещенные на кухонном столе руки. Из комнаты раздавался звон будильника. Он с трудом поднялся, потянулся и пошел в комнату, остановил звон и присел на край дивана. Белка спала на спине, закинув руки за голову. Какая она сейчас красивая. Он тихонько потянул одеяло вниз, пока не открылись розовые соски, – их нельзя было не потрогать; девушка открыла глаза.
– Ой, Мишка, что-то мне такое наснилось.
– Что.
– Не помню. Все вертелось и крутилось… и звенело.
– Выспалась?
– Как убитая спала. На работу как неохота! Трястись в маршрутке. И поубирать тут пора. И стирка. И есть нечего.
– Рахат-лукум есть. И финики. Батон. Слушай, Бельчонок. А какая тебе машинка нравится?
– Стиральная? Bosch нравится, с таким большим круглым окном, как в теплоходе, там все так крутится…
– Да нет. С колесами.
– Ты издеваешься с утра?
– Да нет. Просто спросил.
– Ты что – денег заработал?
– Нет пока. Так какая?
– Красный кабриолет нравится.
– Вот ты глупая какая у меня. А фирма какая?
– Да все равно!
– Ладно. Забьем в Гугл: Мухосранск + красный кабриолет.
– Мишка!
– Что.
– Ты хочешь, чтобы я умерла?!
– Ну что ты, Бельчонок. Просто тогда следующий бонус будет с тебя.
– Ладно! А что ты хочешь?
– Не знаю еще. Не успел придумать.
– Ну что с тобой делать. Придумывай. Но только в кабриолете! Красном!
– Договорились. Красном так красном. Пошли чай пить.
– С вареньем? Пошли, мой ковбой.
Queen’s Charms. L’amour de trois
Михаил в десятый раз проверил телефон – сообщений не было. На душе было смутно, какой-то червяк елозил внутри. Вчера они с Белкой были на дне рождения Тимки Лиходелова. И выпили немного, и вернулись не поздно. Че ж так паскудно, а. После застолья устроили, как водится, скачки – скакали долго и буйно, от души, потом подустали и завели старую рок-балладу – "Still Loving You" Scorpions. Его пригласила танцевать Дашка, Тимкина подружка, обняла за шею и прижалась к нему всем телом. Через ее плечо Михаил поймал взгляд Белки. Но я же не виноват, она сама. Да и не было ничего. Или было. В штанах-то у тебя точно было. Ну, в здоровом теле… что ж поделаешь. Возвращались они молча, и дома он сразу ушел на кухню, долго курил и сёрфил по инету в своем ноутбуке. Через час он улегся на диван, Белка лежала на правом боку, спиной к нему, и усиленно делала вид, что спит. Ночью он часто просыпался и искал ее рукой – она была рядом, это его успокаивало, и он опять проваливался в тревожный сон. Утром проснулся он поздно, Белка уже ушла на работу. Больше всего хотелось помыться, и он долго тер себя мочалкой под душем, менял горячую воду на холодную и обратно, но ощущение какой-то липкости не покинуло его. Кофе и сигарета не улучшили его состояние духа, и он отправил Белке смску. Придумать ничего не смог и написал просто "Как дела". Ответа не было до сих пор, вот уже час. Звонить не хотелось, она могла быть занята с больными, а неотвеченный вызов добавил бы ему дискомфорта в груди. Он пробовал смотреть телевизор: новости его только разозлили, юмор весь был дубово-дебильным, и даже музыкальные каналы совсем не радовали. Он выключил телевизор, пошел на кухню и опять закурил. В кармане джинсов завибрировала мобилка, он судорожно ее достал, чуть не выронил и с радостью увидел портрет улыбающейся Белки с анимацией вызова.
– Алло! Привет, Бельчонок! Как дела, – все еще с опаской спросил он трубку.
– Привет, Мишка! У нас тут такие дела!
Слава богу! У них – значит, не у нас. Может, пронесло.
– А что за дела? Умер кто?
– Да типун тебе на язык!
– А че тогда? Проверка Минздрава напала?
– Да нет! Не перебивай, дай сказать!
– Ну говори уже.
– У меня завотделением есть, Анна Сергевна, помнишь?
– Не помню. И что с ней. Хвост тебе накрутила?
– Да наоборот все! Представляешь, утром меня вызывает, и вижу, она вся какая-то… вздрюченная… нервная то есть, места себе не находит и все так на меня поглядывает, но не говорит ничего.
– А ты что.
– А я тогда ее и спрашиваю: Анна Сергевна, у Вас случилось что, на Вас лица нет.
– А она.
– А она так мнется, видно, что сомневается – говорить или нет.
– И долго она сомневалась?
– Ну не знаю, Мишка, я на часы не смотрела. Короче, потынялась она по кабинету из угла в угол и говорит: я думаю, Вы, Бэла, скромная, порядочная девушка…
– Это она про тебя?
– Ну конечно, про меня, Дуридом ты стоеросовый, там больше никого и не было!
– Ну а ты книксен сделала?
– Это еще что такое?
– Ну, реверанс.
– Мишка! Нет у меня времени совсем! А ты не даешь сказать!
– Да говори уже. Молчу.
– Ну вот она и рассказывает, что спешила сегодня на работу и забыла дома на столе телефон.
– Ну бывает – большое дело. И что с того?
– А то, что ей муж дозвонился на рабочий – он сегодня домой возвращается, из командировки, на день раньше.
– Ну и отлично – закинет ей телефон в больницу.
– Да ты не понимаешь ничего! У нее там – смски!
– У всех смски. Я тебе тоже сегодня писал.
– У всех – да не у всех! Ей вчера один… знакомый… такого понаписывал! А потом они вечером встречались. У нее. И он сегодня, наверно, опять понаписывал. А телефон на столе! А муж приходит…
– Понял. И случайно так глянул. Внутрь.
– Ну да!
– Так пусть съездит – заберет, и все дела. Муж же еще не приехал?
– Так в том-то и вся петрушка! Она ключи не может найти! А муж уже в обед дома будет!
– Не повезло твоей Манне Сигизмундовне.
– Да она Анна! Сергевна!
– Ну и ладно. Ты-то чего такая… взъерошенная.
– Да она ж моя начальница, Мишка! И женщина она хорошая. Надо ей помочь!
– Это как?
– Ну придумай что-нибудь! Срочно!
– Придумать? А где она живет?
– На площади Согласия, 17. Третий подъезд. Пятый этаж. 30-я квартира. Окна прямо на обелиск смотрят.
– Ого. Это на маршрутке почти час валандаться.
– Ну Мишутка! Ну сделай что-нибудь! Ну я прошу! Ты же все можешь! Когда захочешь.
– Дверь выломать?
– Не, ну это нельзя. Надо как-нибудь по-другому. Но времени совсем нет!
– Ладно, я попробую.
– Ну постарайся! Она ж моя начальница! Да и жалко ее.
– Ну хорошо, хорошо. Я позвоню.
– Я буду ждать! Но у тебя полчаса всего!
– А ты меня любишь?
– Ну конечно!
– Тогда все.
Тогда все хорошо. Но что же делать. Времени в обрез. Надо Тимке звонить. Он набрал номер Тимура.
– Привет, Тимка. Ты как? Встал уже?
– Привет, брат. Нормально. А ты?
– Да и я.
– А ты не хочешь пивчиком полирнуться?
– Погоди, Тимка. Мне нужно, чтоб ты мне помог. Срочно.
– А че там? Сам банку не можешь открыть?
– Да нет. Мне до площади Согласия надо минут за десять добраться.
– Нууу… это… сложновато будет.
– Да сам знаю! Надо очень!
– А зачем это?
– Да долго рассказывать! Заодно бы твоему коню копыта обновили. Поможешь?
– Да не вопрос. Надо, так надо. Выходи.
– Вот молоток! Бегу!
Михаил похлопал себя по карманам, почесал затылок, взял с собой швейцарский раскладной нож и побежал вниз. У подъезда он посмотрел на часы – было тридцать пять минут первого, он закурил и услышал мерный знакомый рокот – Тимур неделю назад купил "Harley-Davidson Low Rider". Он бросил сигарету, запрыгнул на заднее сиденье и ухватился за ремень на джинсах Тимки.
– Дуй!
Харлей рванул вперед так, будто кто-то нажал спусковой крючок, ветер засвистел в ушах Михаила, он ухватился за талию Тимура обеими руками. Слава богу, что еще не обед. Машин было мало, и Тимур умудрялся оставить красный свет у себя за спиной, проскакивая на желтый. Они минут за пять доехали до проспекта Мира – в конце его уже был виден обелиск Неизвестному солдату, установленный в центре площади Согласия. Еще и раньше доедем.
– Куда едем?
– Вот он, крайний дом. Заезжай во двор! Третий подъезд!
Тимур резко затормозил у третьего парадного, Михаила бросило вперед, он отстранился и спрыгнул с мотоцикла.
– Ну, ты, блин, ковбой, Тимка!
– Так зачем зверя брал! Зря, что ли.
Дом был пятиэтажный. Михаил заскочил в подъезд, ухватился за перила, придал себе ускорение и бросился наверх. На пятом этаже было две квартиры, 30-я была справа – металлическая дверь, отделанная под дерево, сверкнула блестящим дверным молотком. Позвонить надо на всяк случ. Никто не открыл, тогда он достал нож, раскрыл тонкое лезвие и вставил в замок – тот немного провернулся, но не поддался. Не поддался он напору и других лезвий. Черт, ну ясно же было, что не откроется, это ж тебе не хрущоба старая. Что ж его делать, блин. Надо с улицы посмотреть.
На улице он запрыгнул в седло.
– Давай вокруг дома.
– А че ты хочешь-то?
– Да в хату надо попасть, к телке одной. А дверь не открывается.
– Так пусть она тебе изнутри и откроет. А че за телка-то? Клёвая?
– Да это Белкина начальница. На работе она.
– А тебе какого хера там надо? Если ее там нет?
– Да мобилку она забыла. Муж щас вернется.
– И че? Звонить будет?
– Прочитает!
– А есть что?
– Да уж наверно есть, если мы с тобой сюда прискакали, как… два, блин, гребаных мушкетера на Росинанте! Стой уже!
Так, вот он, торец. Балкон. Ага, пожарная лестница. Далеко, сука. Да что ж делать. Надо лезть.
– Я полез.
– Мишка! Ты еба… лся, или только собираешься?!
– Только собираюсь. Поймаешь меня, если что.
– Да я тебе, в жопу, что – голкипер – ловить тебя!
– Надо, Тимка. Белка просила. Очень.
– Ну, так бы и сказал. Ты, это… береги там себя, брат. Ни пуха.
– Ладно. К черту.
Михаил подпрыгнул, ухватился за нижнюю перекладину лестницы, подтянулся и полез наверх. У пятого балкона он посмотрел на площадь, на обелиск, – до края балкона был примерно метр. Не дотянуться. Надо прыгать. Могила, если что, рядом. Он выдохнул, оттолкнулся и прыгнул, вытянув вперед руки, ухватился ладонями за перила балкона, ноги по инерции ушли дальше, в живот врезался выступающий ящик с цветами. Ух, ёпт! Давай, Майкл! Ррраз! Уф, все. Лежим пять секунд. Все, встаем. Ну твою ж маму! Ну конечно, дверь закрыта! Стекло бить нельзя. И назад теперь как?! Он поднял голову – балконная форточка была слегка приоткрыта. Ага, щас мы вас хакнем! Плечи пролезут? Пролезут. Поехали.