Но ей и улыбка не понравилась. Она молча повернулась и застучала своими прекрасными-прекрасными каблучками в сторону учительской.
Урок не обошелся без происшествия. Сидевший с ним за одной партой второгодник и здоровенный одноклассник Муса во время урока, наклонившись к нему, произнес тихим шепотом:
- Эмин, посмотри на её жопу! Вот это я понимаю, Нина Семеновна - класс! Натянул бы её…
Но он не дал договорить мальчику, вдруг набросился на него с кулаками и, не обращая внимания на сердитые окрики математички, стал яростно избивать опешившего Мусу. Однако, тот вскоре овладел ситуацией и так как был намного сильнее Эмина, повалил его и стал бить смертным боем, что, впрочем, закончилось, почти не успев начаться: на них обоих навалились мальчишки класса и стали оттаскивать друг от друга. Ошарашенный таким коварным, неожиданным, вероломным нападением Муса ругался последними словами и, естественно, тут же был изгнан из класса учительницей. Молчаливый Эмин остался, сел и стал вытирать окровавленное лицо рукавом своей видавшей виды темно-серой рубашки.
- Возьми.
Он поднял голову и прямо над собой увидел Нину Семеновну, протягивавшей ему чистый платок.
- Не надо, - помотал он головой. - Запачкаю.
- Утрись, - она насильно сунула ему платок в руку. - Запачкаешь - постираешь.
Она внимательно посмотрела на него, как он осторожно, чтобы как можно меньше испачкать платок, вытирал кровь с лица и сказала:
- А тебе, Эмин, последнее предупреждение! Еще такое повторится - придешь с родителями.
Муса, конечно, подстерег его после школы и избил. Завязалась крепкая драка, дрались наедине, чтобы никто не мешал, ушли в подъезд соседнего со школой дома, загаженный плевками, окурками, где остро пахло мочой. Эмин изо всех сил старался одолеть соперника, но тот был явно сильнее, недаром слыл первым силачом в классе. Избив противника, Муса, негодуя спросил:
- Что я тебе сделал, что ты набросился на меня?! Сейчас отца вызывают в школу, он с меня шкуру спустит… Говори, сука!
- Ты не дожен бый так гааить о ней, - еле произнес разбитым в кровь ртом Эмин.
- О ком!? О ком, идиот?!
Муса и в самом деле забыл, что говорил в классе на ухо Эмину, он не придавал значения тому, что все мальчики в школе болтали на каждом шагу. И это вдвойне было обидно Эмину. Он не ответил.
- Говори, гад, твой рот, пидараз!.. - настаивал Муса. - А то… А то убью тебя прямо здесь!
- Убивай, - еле ворочая языком, сказал Эмин.
Муса в сердцах оттолкнул Эмина и вышел из парадного, вытирая кровь из разбитого носа.
Эмин вошел обратно в школу, пошел в туалет и тщательно умылся, морщась от ожогов от прикосновения холодной воды к свежим ссадинам. Тут он вспомнил о платке, что дала ему Нина Семеновна, вытащил его из кармана, вытер лицо, потом осмотрел платок и стал его стирать под краном. Почти удалось отстирать, вместо ярко красного теперь на платке оставались лишь слабые розовые разводы. Он аккуратно сложил мокрый платок и, прежде чем положить в карман, понюхал. Платок и теперь, достойно пройдя через печальные результаты двух битв, источал слабый, но очень приятный стойкий аромат женских духов. У матери Эмина никогда таких не было. Эмин воровато оглянулся - в туалете никого. Тогда он поцеловал платок, прежде чем положить в карман.
Ночью ему приснилась она, приснилось, как она протягивает ему платок, чтобы он вытер кровь с лица. Он улыбнулся во сне и тут же проснулся от боли в растянутых от улыбки ссадинах на лице.
А через день на соседней улице он встретил Мару. Теперь она была одета, конечно, совсем не так, когда приходила к нему на свидание. Летнее платье обтягивало её аппетитные формы, загорелые руки и плечи были оголены. Она шла, видимо из базара с полной корзиной-зембилем в руках.
Он, завидев её, засмущался, но и проснулось смутное желание в нем, разбуженное столь же смутными крохами воспоминаний.
- Ну, что? - спросила она, поравнявшись с ним. - Все еще дрочишь?.. Эх, тебя разукрасили!
Он не ответил, хмуро поглядывая на нее исподлобья.
- У меня мама завтра уезжает в район, в Карабах, в деревню к тете, понял? - тихо проговорила она. - Я это потому говорю, что ты мне понравился, и теперь мы могли бы это сделать по-человечески, в постели. Что скажешь? Только приходить ко мне надо поздно, когда соседи улягутся. Не то из этого тоже раздуют историю, такие сплетницы в нашем дворе…
- Денег нет, - сказал он.
- Найди, - сказала она. - Я без денег не дам.
Как ни странно, тут неожиданно помог ему старший брат. Эмин даже не надеясь на результат, сказал ему, что проиграл три рубля мальчикам в школе и не хочет, чтобы об этом узнали родители. Сабир как раз получил зарплату и, поглядев в глаза младшему брату, будто мог там что-то прочитать, вытащил из кармана деньги, отделил три рубля и протянул Эмину.
- Долг надо отдавать, - безаппеляционно заявил он. - Но если еще раз такое повторится, я сам тобой займусь, - пообещал Сабир. - Это будет похуже, чем наказание родителей.
Мара, казалось даже обрадовалась Эмину. Она тут же стала стелить постель, раздела его сама, еще оставаясь в халате, толкнула в скрипучую кровать и Эмин убедился, что секс, любовь физическая не имеет границ, не имеет цензуры, что грубая и жесткая любовь Мары отличается от несколько утонченной, старающейся быть по возможности красивой, когда её не захлестывает безудержная страсть, любви Розы; что такая любовь состоит из многого, очень многого: из взглядов помутневших глаз, из вздохов и вскриков, из стонов и похабных слов, из непривычно нежных и ласковых слов, из поцелуев по всем эрогенным зонам его неисследованного еще должным образом мальчишеского тела, из покусываний, поглаживаний, шлепков и приказов сделать то, сделать так, из дождя за окном.
Обессиленный, он лежал, раскинув руки и открыв рот, уставившись на облупленную побелку низкого потолка комнаты Мары. Она тут же сидела на корточках на полу, раскорячившись над заранее приготовленным тазиком с теплой водой и подмывалась. Поглядела на него.
- Ну, как, очнулся?
Он посмотрел на неё бессмысленным, еще не возвратившимся в эту комнату, взглядом, и вдруг стал рассказывать про Розу, не называя, конечно, ни её имени, ни где, что и когда, рассказывал вообще, что была - или есть? - он теперь это точно не мог сказать - у него такая женщина и как все у них началось.
Мара внимательно слушала, не перебивая. Дослушав до конца, сказала:
- Если б она сама не захотела в тот первый раз, ты бы хрен её отодрал.
Её слова заставили его задуматься. Он до сих пор считал, что это только его заслуга, что он овладел Розой, а теперь оказывалось, что это она овладела им, и это немного принижало его в собственных глазах, хотя, если подумать, большой разницы не было. Просто ему, как и многим мальчишкам, было важно, что он сам добился своей первой женщины. Он ушел от Мары опустошенный, задумчивый.
На следующий день совершенно случайно Эмин встретил подругу Розы Сабину на улице довольно-таки далеко от её дома. В руках у неё был чемодан и заметно - тяжелый. Они издали покивали друг другу, он подошел к Сабине.
- Давайте я вам помогу, - сказал Эмин.
- Помоги, - тут же согласилась она, - если делать нечего.
Они поболтали о том, о сем, она тут же сообщила, что навещала Розу с дочерью совсем недавно, и скоро, через несколько дней они собираются возвращаться.
- Здорово, - сказал он.
- Соскучился? - спросила Сабина.
Он не ответил, глядя по сторонам.
- Я вообще не понимаю, что она в тебе нашла? - сказала тихо, но в то же время с сердцем Сабина. - Ты где, она где.
- А где? - глупо улыбнулся он, думая, что пошутил.
- Не прикидывайся придурком! - сказала она. - Давай чемодан, я уже пришла.
Маленькая квартирка Сабины имела свой отдельный вход через парадный подъезд, тогда как все другие соседи дома входили к себе через двор и потому не досаждали ей, как в доме у Розы, и не могли знать, кто, когда к ней приходит, когда уходит. Для Эмина с постоянно пугливой Розой это было существенное преимущество.
Она протянула руку к чемодану, взялась за ручку, но он не отпускал. Стоял, крепко держа тяжелый чемодан за ручку и улыбался, как идиот.
- Отпусти, - сказала она.
Он не отпускал.
- Отпусти, сказала, - повторила она более требовательно.
Он еще крепче вцепился в ручку, еще шире и глупее улыбаясь.
- Хочу донести прямо к тебе домой, - сказал он, окидывая её плотоядным взглядом.
- Уже донес, - сказала она, наконец, вырвав ручку чемодана из его цепких пальцев. - И запомни, в эту дверь ты можешь войти только с Розой.
- Да?
- Да, - сказала она. - Да и то: я делаю это для неё с большой неохотой.
- Почему? - спросил он.
- Потому что я не одобряю её выбор. Потому что ты мне не нравишься, - сказала она. - И мне не нравится ваше авантюрное приключение.
- А ты пригласи меня домой, и я тогда сразу тебе понравлюсь, - сказал он.
- Не хами, - спокойно ответила она, - и называй меня на "вы", все-таки я намного старше.
Её спокойный, презрительный тон несколько остудил его, он решил чуть оправдаться.
- Мы любим друг друга, - продолжая улыбаться и нахально разглядывая её, сказал он, хотя не любил произносить такие фразы, но хотелось отомстить ей за её откровенные, обидные для него слова, и вместе с нахальной улыбкой, вместе с взглядом, задержанном на её груди, вроде бы получилось.
Она проследила за его взглядом и проговорила:
- Расскажи это кому-нибудь другому… И почаще мой лицо.
Отперев парадное, Сабина вошла и захлопнула тяжелую, с облупившейся краской дверь у него перед носом.
Потом приехала Роза, дочери стало лучше, она почти выздоровела, и Роза была в хорошем настроение. Они договорились перед её отъездом в санаторий, что свяжутся друг с другом через Сабину, но Эмину не хотелось звонить той, и он по утрам до уроков в школе околачивался на улице перед домом Розы, в надежде, что она выйдет и увидит его.
Однако хорошее настроение Розы было моментально испорчено после её разговора с Сабиной. Сначала она пришла в ярость, потом успокоилась, но позже, увидев его, она снова рассвирепела.
- Ты приставал к моей подруге?! Ты, негодяй, значит вот как ждал меня, да?! Так, значит, ты скучал по мне, гаденыш?!
- А что я сделал, что я?.. - он не договорил.
Роза влепила ему пощечину.
Она ждала его у Сабины, заранее отослала подругу и сама открыла ему дверь парадного, когда он позвонил.
Она поначалу вся дрожала, кипела от возмущения, слушая Сабину.
- Я говорила тебе, предупреждала: ни к чему хорошему это не приведет, - выговаривала ей подруга. - Еще неизвестно, скольким он растрепался про ваши отношения, наверняка болтал. Ну, ладно, он мальчишка, сосунок, присосался к тебе, его можно понять, кто ему еще даст… Но ты, ты, дорогая моя, что ты в нем нашла?! Зачем ты с ним так долго, почему не прогонишь?!
Роза вдруг взяла себя в руки, успокоилась, долго не отвечала, потом вздохнула и проговорила тихо:
- Ты не поверишь, я с ним стала по-настоящему женщиной, он меня сделал женщиной… Я только тебе могу такое сказать… Да даже тебе мне стыдно… Я с ним стала не только женщиной, но и развратницей, чего никогда за собой не знала… У меня пробудилась… не знаю, как сказать… появилась фантазия что ли, сексуальная фантазия… Когда он со мной, когда он входит в меня, мне представляется… только не смейся… Я представляю себе, как будто он - один из мальчиков моего гарема… Я хочу развратничать с ним, научить его сексуальным играм, которые преподносит с недавних пор моя разбуженная фантазия… но боюсь, он не поймет, будет смеяться, все испортит, он еще не созрел, ему вполне достаточно секса, что между нами, ему не нужны пока никакие сексуальные фантазии и игры. Он мальчишка… Но я хочу делать с ним все, я с ним абсолютно раскована, как и он со мной… Я хочу взять его всего, вобрать в себя все его тело с руками и ногами, хочу чувствовать его всего в себе, в своем нутре, в своем лоне… Я хочу носить его как ребенка в себе, а потом родить в муках, с кровью, с болью… Понимаешь?
Сабина молча, с открытым ртом, вытаращив глаза, смотрела на подругу.
- Ради Бога! - тихо проговорила она. - Ты с ума!..
- Когда он уходит, я еще долго ощущаю его в себе, у него такой большой, - перебила Роза, не слушая, рассказывая торопливо, как в бреду, не отдавая себе отчета за свои слова, боясь, что подруга перебьет, станет убедительно противоречить и тогда её шаткая уверенность может рухнуть, исчезнуть, раствориться в суровой, жестокой и пустой без него реальности жизни, - он будто взрослый мужчина, хотя, я глупости говорю, при чем тут… Я так с ним кончаю, у меня такой глубокий оргазм, что потом не могу подняться, чтобы пойти помыться, будто я прихожу в себя после обморока…
- Боже мой! А с мужем у тебя не так было?
- Никогда, - тут же ответила Роза, будто ждала этого вопроса. - Я отчетливо помню, хотя почти десять лет прошло. Никогда так не было. С мужем я только успевала аборты делать после рождения Зары… Доделалась, что родить уже не смогу…
- Вай! - изумленно воскликнула Сабина. - Ты еще и родить от него собиралась?! От этого мальчишки?!.. Спаси Аллах!
- Нет, что ты… Я с ума не сошла… Не до такой степени. Но так хорошо в постели - это чудо, это волшебство… У меня с ним потрясающая сексуальная совместимость… Но… Но…
- Что - но? - спросила Сабина.
- Но даже не это главное… Что-то притягивает, какой-то магнетизм что ли?.. Мне трудно от него отлипнуть, а он может это делать часами, было бы время у нас… Но и это не главное… Я так сумбурно излагаю… Тебе понятно?
- Да, - тихо произнесла Сабина и повторила. - Да.
Роза помолчала, собираясь с мыслями, потом продолжила:
- Я не могу понять, это не только физическое влечение, это не только секс, я люблю его. По-настоящему люблю. Как любят друг друга супруги, долго прожившие вместе, люблю его глаза, губы, его словечки, как он дышит, умывается, чихает, как он гордится своим членом, его мальчишескую напыщенность и пижонство, его желание казаться старше и опытнее, люблю его пальцы, его кадык, уши, волосы, волосики на груди… Всего его… Я у него первая, он стал со мной мужчиной… От юноши, который чуть не терял сознание при виде моей обнаженной груди, он вырос до мужчины и теперь меня заставляет терять рассудок, когда занимается со мной любовью… Я его сделала мужчиной, и за это тоже люблю его, люблю, люблю!.. Наши души сливаются, растворяются друг в друге…
- Темный ужас, - пролепетала Сабина и вправду напуганная таким бешеным, ураганным чувством, завладевшим её близкой подругой, взрывом эмоций, что она еще никогда не наблюдала у ней, боясь за неё и боясь за себя, боясь понять до конца это её чувство, проникнуться им и тогда утонуть в водовороте, что потянет её вниз, вглубь, в бездонную глубину, и почувствовать себя несчастной оттого, что не может утонуть. - Тихий ужас…
- Нет, Сабина, нет, это не ужас, дорогая, это то, чего многие ждут всю жизнь, а оно не приходит, и тогда остается жить в серости будней, не замечая этой серости и думая, что так и должно быть, что это нормальная жизнь… Ты понимаешь это?
- Нет, - сказала Сабина, медленно покачав головой. - Это - нет. У вас разница в возрасте в…
- Да! Да, - торопливо перебила её Роза. - Я помню. Но… Я счастлива, Сабина, милая! Может, это неправильное счастье, может, я украла его у судьбы, но… я счастлива… Не ругай меня, Сабина. Я счастлива…
Теперь он стоял перед ней с виноватым, но в то же время вызывающим видом, наверняка, несмотря на оплеуху, почувствовав себя в этот момент победителем оттого, что она, не сдержалась, показала, как соскучилась по нему, как мечтала поскорее увидеть, остаться с ним наедине, а он, этот сопляк, показал ей, что она всего лишь одна из женщин, с которыми ему еще не раз придется встретиться в жизни, что она - один из маленьких эпизодов. Она тоже почувствовала это, пожалела, что не сдержалась, дала волю эмоциям вместо того, чтобы показаться равнодушной, холодной и холодно проститься с ним. Она от бессилия опустилась на стул и горько заплакала. Он подошел к ней. Протянул руку, чтобы погладить по волосам, но она дернулась в сторону, будто её током ударило. Перестала плакать, вытерла глаза с таким видом, будто это не стоило её слёз и больше такого не повторится.
- Ну, что ты, Роза? - стал неумело успокаивать он её. - Ну, в самом деле, что такого?.. Зачем из мухи?..
- Уйди с глаз моих, - тихо, но твердо сказала она немного охрипшим голосом. - Видеть тебя не хочу!
Он, как капризный ребенок, у которого отнимают игрушку, вдруг рухнул перед ней на колени.
- Ну, прости меня, прости, я больше не буду…
Она не ожидала от него подобной выходки, сначала даже приняла за издевательство с его стороны, внимательно посмотрела ему в лицо и увидела, что в глазах его блестят слезы. Она взяла его под руку, поднялась вместе с ним и вывела его за дверь.
- Не сейчас, - сказала она, выталкивая его на улицу, и заперла за ним дверь парадного.
- А когда? - нетерпеливо спросил он запертую дверь.
Дверь молчала.
Он бесцельно шел по улице, не находя себе места. Сейчас он был в шоке, получил жестокий удар за, как ему казалось, безобидную шутку с Сабиной, хотя он понимал - это была далеко не шутка: пойди она ему навстречу - что было, конечно, мало вероятно - и еще неизвестно, чем бы все кончилось… Но мир его рушился, по миру его прошел ураган. С тех пор, как в его жизни появилась Роза, с тех пор как он влюбился в Нину Семеновну, недосягаемую красавицу учительницу, мир его сузился до этих двух женщин, ничего больше его не интересовало по-настоящему, он жил с одной, мечтал о другой, и это было все равно, что одинаково любить и ту и другую, и эта любовь, раздваивающая его душу и все существо его, заполняла всю его жизнь и ни на что остальное не оставалось места; все остальное, все, что окружало его, проносилось, казалось, по краешку сознания, не уходя глубоко, просачивалось, как песок, улетало как ветер. И теперь его маленькому мирку, к которому он привык и привыкал с каждым днем все больше и больше, грозило разрушение, грозила катастрофа.
И в то же время ему было неловко за свой несвойственный ему театральный жест, когда он упал на колени, вымаливая прощения. В душе было гадко, будто прилюдно совершил постыдный поступок, и в то же время маленький огонек надежды светился там же в душе, как огонек свечки в комнате, где только что отключили яркий свет. "Не сейчас", - сказала она, и это означало, что когда-то, когда-нибудь, может даже - в ближайшем будущем, может даже - очень скоро, потому что он почувствовал по её реакции, по её крику, по её гневу, что она тоже соскучилась по нему, и если б он сумел найти нужные слова, если б только у него было больше опыта, а не одних амбиций, они бы сейчас были вместе, занимались бы любовью в кровати Сабины.
Он постарался отогнать от себя назойливо встающие перед глазами воспоминания недавнего и такого далекого прошлого, когда Роза отдавалась ему, крича от восторга, а он отдавался ей целиком, полностью, так, словно стремясь войти в неё весь, всем своим существом, словно она втягивала, засасывала его, стремясь в свою очередь, вобрать всего его в себя, всего: с ног до головы.