Лаура рассказывала мне, что не очень хорошо чувствует себя с любовником, пока не заставит его кончить первый раз. Артемио, очевидно, чувствовал это, полностью предоставив инициативу Лауре, положась на ее чутье и искусство любви.
Я был благодарен ему, так как Лаура нуждалась в том (по крайней мере, как и в других формах сексуального удовлетворения), чтобы почувствовать, что мужчина ничего не может с собой поделать и поддается ей, уступает ее очарованию.
Как она рассказывала мне сама, она обычно физически ощущала, как сперма зарождается в мужчине, наполняет его, а она следит за этим, затаив дыхание, пока мужчина неизбежно доходит до оргазма. И его оргазм воздействует на нее в такой же степени, как и на мужчину. После этого она чувствует себя усталой, удовлетворенной и счастливой.
Я услышал, как Артемио тяжело задышал. Его спазмы длились очень долго, гораздо дольше, чем мои, что было просто невероятно. Так, по крайней мере, чувствовал я. И это было прекрасное ощущение.
Что же касается Лауры, то она, должно быть, чувствовала себя опустошенной и усталой, потому что удовлетворенно замурлыкала и поудобнее устроилась в руках молодого человека. В конце концов, они оба задремали.
К счастью, еще долго не было перекрестка, и мне не пришлось будить их, чтобы спросить дорогу. Никаких признаков жилья или хотя бы сада не было и близко!
Я уже начал беспокоиться, что мы совершенно заблудились в незнакомом месте, когда неожиданно появилась новая цепь холмов, покрытых низкой, однообразной растительностью, выглядевшей очень красиво в свете луны.
Автомобиль взобрался на ближайший холм. Артемио вовремя проснулся и распорядился ехать по этой возвышенности.
- Но здесь же нет никаких дорог, - заметил я.
- Ничего страшного, нужно ехать прямо по полю.
- Мы уже приближаемся?
- Еще нет, но будем на месте через полчаса.
- Не больше?
- Ну, может, чуть больше.
Я все понял. Мне еще предстоит битый час тащиться по этому бездорожью!
Лаура зевнула, как будто лежала в своей собственной постели, поудобнее устроилась, предварительно сделав серию движений на животе у Артемио и положив голову между его шеей и плечом. Она чувствовала себя очень комфортно.
Очевидно, Артемио вновь возбудился, он начал ласкать ее груди. Но на этот раз он гладил их не через материю, а расстегнул все пуговицы на рубашке, в которой была Лаура. Он провел рукой по ее голому телу, наклонился вперед и поцеловал ее бархатистые полушария, потом начал целовать один из сосков, поигрывая с ее покрытым нежной растительностью бугорком, пытаясь добраться до самого чувствительного места. Чтобы помочь ему в этом, Лаура пошире раздвинула ноги. Через мгновение она постанывала от удовольствия.
То, что Лаура так быстро достигла оргазма, еще сильнее возбудило Артемио. Он расстегнул пояс и извлек свое боевое оружие, которое оказалось под стать славе Казановы: его рог действительно был впечатляющим и по размерам, и по степени возбуждения.
Артемио настойчиво попытался вложить это чудовище в святая святых Лауры. Я проникся к ней сочувствием и даже захотел, было остановить эту агрессию, уберечь ее от травмы. Но она подалась вперед, явно намереваясь вобрать в себя этот огромный фаллос, направляя его своим телом к цели. Замедляя его проникновение, поднявшись, она снова вытолкнула член из-под себя… затем сделала еще одну попытку. Но лишь на третий или четвертый раз она, наконец, приняла его в себя целиком. Удовлетворенная Лаура уселась на бедрах у Артемио в той же позе, в которой находилась раньше. Единственное отличие состояло в том, что его огромный и твердый корень находился теперь внутри ее.
Она снова начала двигаться туда-сюда, но на этот раз я чувствовал, что она испытывает огромное удовольствие. У нее уже не было трудностей или боли, когда она поднималась и опускалась. Створки ее божественной устрицы во всю длину туго обхватили корень Артемио, не упустив ни частички.
Внезапно Лаура схватила себя за обе груди, выгнула спину и с развевающимися на легком ветерке волосами начала скакать на своем партнере. Она тщательно скоординировала скорость своей кобылки, так как пришло время выяснить, сможет ли она приспособиться к темпераменту своего мустанга. Сперва Лаура ограничилась легким галопом, слегка приподнявшись над седлом, так что огромный ствол Артемио, захваченный ею в плен, можно было полностью видеть при каждом ее движении вверх. Затем она взобралась на самую вершину и еще более легко и быстро поскакала вскачь, во всю мочь, все, убыстряя и убыстряя движения, чувствуя себя все более счастливой от того, как что-то огромное так глубоко проникает в нее.
Несколько последовательных оргазмов настолько ослабили Лауру, что ей не оставалось ничего другого, как только отдаться воле скакуна, несшего ее. Она полностью доверилась ему, позволив скакать выбранным им аллюром, перешедшим в галоп. Он тряс ее, извивался, подбрасывал вверх и вниз, как будто собирался вывихнуть ей кости, расколоть, бросался на нее: будто собирался растянуть каждые мускул на ее теле, тщательно растирал плоть, чтобы уничтожить малейшую частичку детства в ней, очищая тело от невидимых остатков девственности.
Она могла кричать во весь голос, не боясь скандала в этой пустынной местности. Когда хриплый голос Артемио и ее собственный смолкли, я добрался до верхнего края своего рода залива с поднимающимися вокруг него отвесными скалами, почти утесами, и остановил автомобиль. Их уставшие тела лежали слитые вместе, и, казалось, не были способны снова воскреснуть к жизни.
Первой подала голос Лаура:
- Боже, как я выдохлась!
Артемио будто очнулся от сна. Я видел, как он ворочает головой, с трудом проглатывая слюну, явно охваченный паникой.
Что с ним случилось? Разве мы находимся в опасном месте? Может быть, он услышал предупредительные толчки приближающегося землетрясения? Или испугался, что мы свалимся в пропасть? Нет… он испугался меня.
Он с тревогой посмотрел на меня, прочистил горло и, заикаясь, начал оправдываться:
- Я думал… я… что вы вдвоем?..
Закончил он на высокой ноте, в которой слышалось безграничное отчаяние.
- Ну? И что же? - я попытался помочь ему.
Он решился подобраться ближе к болезненной проблеме, которая его мучила.
- Я думал, что вы собирались вместе поехать куда-то?
Я поморщился от неуместного эвфемизма. Но в устах Артемио в этот момент он прозвучал особенно неуместно.
- Совершенно верно.
Казалось, он еще более смутился. Лаура пробудилась от дремотного состояния, в котором она пребывала с самого начала нашего разговора, и улыбнулась ему, как мне показалось, сардонически. Ее ирония, однако, была смягчена парившим на ее лице крайним удовлетворением, так что, по-моему, нашему гостю особенно жаловаться было не на что. Да он и не жаловался. Он продолжал думать вслух о том, что он совершенно запутался. Он спросил меня:
- А разве вы нисколько не расстроились от того, что я слегка флиртовал с Лаурой?
- Конечно, - ответил я. - Я расстроился.
Он попытался отодвинуться от Лауры, так как было очевидно, что его рог все еще находится в ней. Она, однако, прижала его всем своим весом, стараясь сохранить вполне устраивающее ее положение, и это добавило какой-то элемент акробатики, цирка в эту неопределенную ситуацию. Я понял, что мне пора объясниться с ним откровенно.
- Это доставляет мне удовольствие, - уверил я его.
Дом Сальвадоа Родригеса был совсем не таким, каким я представлял себе. Он был гораздо интереснее и располагался среди ландшафта удивительной красоты.
Светало, но солнце еще не показалось на горизонте: оно должно было пробудиться вместе с Лаурой.
В это утро на небе не было ни одного облачка. Стояла середина мая: сезон дождей должен наступить значительно позже. Было еще не слишком жарко. В воздухе парил утренний туман. Я наблюдал необыкновенные изгибы кромки воды, заполнившей долину почти полностью. Это был приток озера, видневшегося на горизонте. Рядом с водой, блестевшей подобно чистому зеркалу, насколько хватало взгляда, ничего больше не было, кроме зеленой волнистой поверхности растений одинакового размера.
Мне подумалось, вполне естественно, что в этом заброшенном месте расположен огромный заповедник, где любители женских грудей могут спокойно устроить праздник своих грез. Но к ним я добавил бы, честно говоря, пару реальных женских грудей, чтобы иметь возможность смотреть на них, ласкать их, и которые, безусловно, превосходят по красоте все остальные. Я сказал вслух:
- Филиппины - прекрасные острова.
- Я не знаю, - заметил Артемио, - других таких островов.
- Чем вы зарабатываете на жизнь?
- Я художник-дизайнер.
- Женской одежды?
- Да.
В разговор вступила Лаура:
- Но вы же не гомосексуалист?
Он с сожалением вздохнул.
- Вероятно, поэтому я не пользуюсь успехом.
Он скорчил смешную гримасу, и мы все дружно рассмеялись. Но мне не понравилось, что Лаура считает всех дизайнеров женской одежды голубыми. Такой девушке, как она, - не пристало подразделять людей на какие-нибудь группы или классы, даже в шутку.
- А как же мы спустимся туда на машине? - поинтересовался я.
- Специальный проезд для джипов, - успокоил меня Артемио.
Так называемый проезд оказался сделанной из бамбука решеткой, перевязанной лианами и прикрепленной к земле деревянными колышками. Зигзагообразный спуск был узким, как лестничный пролет. Его поверхность была скользкой из-за комков красноватой земли, обрезков растений с толстыми листьями и ветвей карликовых деревьев, из которых проступал сок, похожий на сперму, что сразу же заметила Лаура. Она счастлива, узнать, что у деревьев, как и у мужчин, эякуляция в начале дня самая густая и, как она надеется, самая качественная. Она подчеркнуто выразительно заметила, делая своеобразный комплимент Артемио:
- Именно поэтому ее нужно пить.
Ее голос прозвучал с явным сожалением:
- Как жаль, что я не смогла попробовать ваш сок!
Оказалось, что он вполне разделяет, ее сожаление. Она горячо расцеловала его и пообещала:
- Завтра!
Автомобиль, как своеобразные сани, то и дело скользил в разные стороны, так что наши сердца не раз уходили в пятки. Тем не менее, мы как-то ухитрились благополучно спуститься вниз на всех четырех колесах.
Дом был четырехугольным и маленьким, до пяти-шести метров в длину и четырех в ширину, из пластика, за исключением крыши, которая была свита из растительных волокон. На одной стороне строения находилась терраса, и я с удовольствием отметил, что каждая ее колонна представляла собой фигуру, искусно изображающую ту или иную сексуальную позу - тщательно сделанные детали этих фигур попеременно включали фаллосы в виде копьев и влагалища в форме оврагов или ущелий.
А что касается сада из орхидей Родригеса, то Артемио не обманывал: он украшал края холма, как витражное оконное стекло. Каждое растение отличалось особым цветом и рисунком, усиливая впечатление от сада. Подобных цветов мне никогда еще не приходилось встречать.
Как только я заглушил двигатель джипа, Артемио объявил:
- Кажется, мой друг отсутствует. Но его дом всегда открыт для друзей.
Он пожал плечами и беззаботно улыбнулся:
- Он должен был бы, конечно, расширить свое жилье, но все его деньги уходят на цветы!
- Не будет ли он возражать, если я воспользуюсь его отсутствием и приму ванну? - вежливо осведомилась Лаура.
- Конечно же, нет. Я могу также приготовить кофе, - предложил Артемио. - Я знаю, где что лежит: я часто здесь бываю.
- Смотрите! - сказал я Лауре. - Цвет лепестков меняется под действием солнечного цвета. Это видно даже невооруженным глазом. Как прекрасно, если я сниму этот эффект замедленно! Я думаю, что своей кинокамерой смогу снять здесь настоящие чудеса.
- Твоя камера годится для разных дел, - скромно напомнила Лаура, как она ею пользовалась.
- Но мне для этого понадобится штатив.
Я пошел к автомобилю за приспособлениями к кинокамере и в это время услышал, как Лаура сказала:
- Можно мне войти, Артемио?
Когда я отнял глаз от видоискателя, солнце поднялось выше, чем должно было бы быть в это время дня. Я бросил взгляд на часы и с удивлением обнаружил, что снимаю уже больше часа.
- А этот педераст собирался угостить меня кофе, - пробурчал я.
Я повернулся на каблуке и остановился, как вкопанный, открыв от изумления рот. Возможно, сам того не зная, я получил солнечный удар? Я нигде не увидел дома. Однако я ясно видел джип там, где его припарковал, перед террасой. Ничто не исчезло, кроме самой хибары.
Существовала ли она на самом деле?
Чудо длилось всего лишь секунду, а затем уступило место чему-то действительно таинственному - когда я разглядел маленькую хижину снова, она была на этот раз на добрых двадцать - двадцать пять метров дальше, на половине склона, ведущего к реке. Она стояла, наклонившись фасадом к подножию возвышенности. Я начал нервно смеяться, совершенно ошеломленный увиденным. Как бы то ни было, опасность миновала: склон явно уменьшился. Теперь он не был слишком крутым, и резиденция Родригеса снова обрела устойчивость, как и положено жилищу.
Я тщательно упаковал киносъемочное оборудование, перебросил его через плечо и осторожно направился к этому чудесному феномену. Когда я был на одном уровне с садом, который ранее окружал террасу, я увидел две глубокие колеи, бегущие вниз по склону к месту, где теперь стояла эта хибарка. Сомнений не оставалось - ее туда оттащили!
Почему же она не разрушилась? И почему. Лаура никак не отреагировала на это противоестественное перемещение? Что могло с ней случиться? Охваченный волнением, я двинулся к хижине. Но только я приблизился, здание вздрогнуло и начало двигаться, как бы пытаясь убежать от меня. Так оно прошло два или три метра и остановилось.
Я застыл совершенно потрясенный, с остекленевшими глазами. Одновременно я услышал с обратной стороны здания глубокое дыхание и шаги, какого-то животного.
У меня возникло невероятное подозрение, и я наклонился, чтобы заглянуть под здание - не для того, чтобы обнаружить там спины гигантских черепах, но ради простого любопытства: возможно, оно сооружено на роликах. Оказалось, не на роликах, а на колесах. По толстым бамбуковым шестам дом снова пришел в движение. На этот раз я все понял. Я перешел на другую сторону двигающегося здания. Толпа волосатых, потных дикарей в ярких набедренных повязках и соломенных шляпах напряженно, согнувшись почти пополам, тянула толстые веревки.
Пока я удивленно смотрел на них, один из дикарей бросил свою веревку и подошел поближе, чтобы рассмотреть меня. Я направился к нему и, брызгая слюной, прокричал:
- Что это вы делаете?
Пораженный моей несообразительностью, он прочистил горло и восторженно сказал:
- Дом… вы… скоро в воде! Один час, все будет кончено. Очень, очень хорошо! Прекрасно!
Мне все это пришлось не по душе: если цель этой операции - утопить хижину, то мне нужно подумать о спасении Лауры. Я успел вскочить на террасу в тот момент, когда похитители возобновили свою работу. Бамбуковый пол зашатался у меня под ногами. Ближайшим отверстием оказалось окно. Я ухватился за подоконник и остался стоять, держась за него. Зрелище, представленное его обитателями, по-настоящему потрясло и даже восхитило меня! Оно было гораздо более привлекательное, чем все орхидеи вместе взятые!
Я схватился за кинокамеру и молча приготовился снимать, боясь ненароком прервать действие, увиденное мной. Но вскоре я убедился, что жужжание камеры не более испугает моих героев, чем передвижение дома и тряска их комнаты.
Дом мягко съехал вниз и был установлен на бамбуковый плот на реке. Опоры погрузились в воду, и я думаю, что скорее восторженные крики дикарей, чем движение дома, оторвали Лауру от любовных объятий.
Я занял позицию на берегу реки, чуть продвинувшись вперед, чтобы запечатлеть установку дома на плоту, и был очень доволен отснятым материалом. Рабочие, занятые делом, не обратили на меня никакого внимания, и их лица не выразили никакого удивления по поводу моего присутствия. У меня было такое впечатление, что они считают неприличным обращать на меня внимание.
Лаура выскочила на веранду, обернувшись в саронг, который нашла в комнате. Она восприняла странную ситуацию довольно спокойно, без особого удивления, и даже весело рассмеялась.
- Артемио! - позвала она. - Иди сюда и взгляни, что делается: дикари воруют дом твоего друга!
Она говорила об этом, совершенно не обращая внимания, что сама стоит на веранде этого дома. Артемио появился в проеме окна совершенно голый. Осознав неуместность этого, он мгновенно удалился внутрь комнаты. Плот медленно плыл к середине реки. Краснокожие, казалось, устроились на обеденный перерыв, закрутив веревки вокруг столбов.
Только тогда Лаура заметила меня и весело махнула мне рукой:
- Эй, Николас, где же ты был? Чего ты ждешь? Приходи скорее к нам!
Она подошла ко мне развернула саронг и предстала совершенно голой перед дикарями. Их руки с рисом остановились между корзинами и ртами. Затем она нырнула в желтовато-коричневую воду.
Я сделал еще несколько кадров, снял рубашку, тщательно завернул в нее камеру, положил вместе со штативом в лодку, которая стояла на берегу, и тоже прыгнул в воду.
Я нагнал Лауру в несколько гребков. Мы начали дурачиться, обнимать друг друга. Она попыталась стащить с меня трусы. Здесь была очень грязная вода, и я противился ее попыткам. Я уплыл от нее и закричал:
- Артемио, что вы там делаете?
Его голос долетел до меня из глубины плывущего дома:
- Готовлю кофе!
После отдыха дикари разошлись по берегу реки и сопровождали плот по течению. Наплававшись вдоволь, мы с Лаурой поднялись на борт и устроились там, ожидая, что же произойдет дальше.
Лаура надела свою рубашку на мокрое тело, так что та стала такой же мокрой, как и мои брюки. Но это ее совершенно не волновало.
Артемио, застегнутый на все пуговицы и щегольски одетый, как на демонстрации модной одежды, наконец, принес нам кофе. Он был теплым.
- Я возбужден до предела, мой рог тверд, как камень, - признался я.
- Надеюсь, - довольно бесстрастно сказала Лаура. - Тогда давай займемся любовью.
- Где? - спросил я. - Мы не должны шокировать Артемио.
Мы начали смеяться, как идиоты, - это был один из тех взрывов хохота, совершенно беспричинного, который, казалось, никогда не закончится.
- Я хочу поразить тебя, - решила Лаура.
Она так и сделала. Артемио не появлялся из своей комнаты и ничего не мог видеть. Но краснокожие дикари, чтобы ничего не упустить, шли, повернув головы в нашу сторону и рискуя удариться головой о какое нибудь дерево. Я знал, что их взгляды увеличивают удовольствие, получаемое Лаурой, и это доставляло мне дополнительную радость.
Мы обогнули мыс и приплыли на пляж небольшой косы. Там кто-то стоял.