Бен ничего не говорил. Видимо, его шокировал рассказ Оливии. И теперь он испытывает к ней отвращение. Ее историю нельзя сравнить с историей Бена. Однажды он потерял контроль над своим гневом и всю жизнь об этом сожалел. Она же осознанно нанесла своей матери тысячи ран, и это продолжалось долго. Напряжение нарастало в груди Оливии, и она с трудом сдерживалась. Как и Бен, она очень долго пыталась подавить в себе эмоции.
Бен нежно обхватил ладонью ее лицо и заставил на него посмотреть.
– Оливия, тебе было тогда двенадцать лет.
– Ох, значит, вот в чем мое оправдание?
Он печально улыбнулся:
– А мое в том, что я защищался, помнишь?
– Это разные вещи.
– Почему?
Она покачала головой:
– Потому что… потому что это произошло со мной.
В его глазах мелькнуло понимание.
– Значит, один свод правил для тебя, а другой для всех остальных людей?
– Мы говорим о моей матери, о человеке, которого я больше всех любила. И я подвела ее. Хочешь услышать, каков был наш последний разговор с ней?
– Нет.
– Она, как всегда, попросила меня присесть на кровать, но я отказалась. Я стояла в дверях ее комнаты, и мне не терпелось уйти. – Оливия судорожно вздохнула. – Мама сказала: "Ливви, я очень тебя люблю. Тебе известно об этом, не так ли?" Знаешь, что я ответила? – прошептала она, и Бен, не сказав ни слова, прижал ее к себе. – Ничего, – опустошенным голосом продолжила Оливия, закрыв глаза. – Я ничего ей не ответила. Я не ответила, что тоже ее люблю. Я просто ушла к себе, а когда на следующий день проснулась, мама уже покинула этот свет.
Бен крепко обнял ее, и Оливия, более не сдерживаясь, зарыдала, уткнувшись ему в плечо. Она не плакала с тех пор, как умерла ее мать.
Ей необходимо было выплакаться, выпустить всю боль наружу. Наконец-то.
Через некоторое время слезы утихли, но Оливия продолжала оставаться в объятиях Бена, прижавшись щекой к его плечу. Она чувствовала себя уставшей, словно пробежала марафон.
Бен убрал с ее лица влажный от пролитых слез локон.
– Я рад, что ты мне об этом рассказала, – тихо произнес он. – Повторяю, тебе было двенадцать лет, тебе было грустно и страшно, и твой поступок ни в коей мере не характеризует тебя как человека.
– Это была моя мать…
– Как думаешь, почему ты избегала ее?
– Потому что мне было ненавистно видеть маму в таком состоянии. Угасающей. Это пугало меня, ведь я знала, что скоро она меня оставит. Наверное, я таким образом пыталась притвориться, что ничего не происходит.
– Ты не считаешь, что такое поведение хотя бы отчасти можно понять? Если бы на твоем месте оказалась какая-то другая маленькая девочка, ты простила бы ее за это?
– Возможно, – призналась Оливия. – Но все воспринимаешь по-другому, если это происходит с тобой. Я не забыла лицо мамы, когда она сказала, что любит меня, а я не ответила. Я не могу ничего исправить, Бен, не могу ничего изменить или получить второй шанс. Именно такой меня запомнила мама. Я смотрела на нее с раздражением, когда она говорила, что любит меня.
Бен какое-то время молчал.
– Я уверен, что твоя мама понимала, что ты ее любишь, Оливия.
– Все равно исправить это невозможно, – прошептала она.
– Но ты можешь простить себя, – заверил ее он. – Цени хорошие воспоминания, которые у тебя остались о матери, и живи дальше. Вряд ли она хотела бы, чтобы ты всю жизнь провела с чувством вины и ни с кем не сблизилась. А именно этим ты и занималась, не так ли? Именно поэтому у тебя не было ни с кем серьезных отношений, поэтому ты оставалась девственницей.
– Я не доверяла себе, не могла подвести еще кого-то, – прошептала она. – И я все еще этого боюсь. Я не верю, что заслуживаю… – Ее голос сорвался.
– Ты достойна любви и счастья, и я не сомневаюсь, что твоя мать хотела бы этого для тебя.
Оливия закрыла глаза. Ей очень хотелось верить Бену. Он думает, что она имеет право на счастье и любовь… но не считает, что тоже имеет право на это.
Она тяжело вздохнула:
– А что насчет тебя, Бен? Один момент слабости не определяет характер человека. Личность формируется в течение многих лет.
– Я сегодня чуть не ударил человека!
– Он был мерзавцем, – отрезала Оливия. – И самое главное, ты не ударил его. Ты нашел в себе силы отпустить его. Знаешь, как это называется? Самоконтроль.
Он покачал головой:
– Ты не понимаешь…
– Тебе нужно простить самого себя за то, что ты испытываешь эту злость, какова бы ни была ее причина. И простить себя за то, что избил того моряка.
– Как это сделать? – спросил он. – Я много лет пытался, но у меня не получилось. Я устал.
– Если бы это было в моих силах, я помогла бы тебе. – Оливия соскользнула с дивана и встала перед ним на колени.
Она запустила пальцы в волосы Бена и приподняла его опущенную голову. Затем Оливия поцеловала его. В этом поцелуе не было страсти. Было только желание успокоить, подарить нежность и прощение. Бен схватил ее за плечи и стал целовать в ответ. Это был сладкий поцелуй. Нежность сменилась необходимостью в близости, но их ласки не были грубыми и нетерпеливыми. Ими двигало желание быть как можно ближе друг к другу, здесь и сейчас, Бен снял с Оливии платье, а она расстегнула пуговицы его рубашки. Аккуратно. Бережно. Бен уложил ее на ковер в гостиной и накрыл своим телом, затем уткнулся лицом в ее шею, а она обвила ногами талию мужчины и впустила его в себя. В свою душу.
После они лежали, прижавшись друг к другу, их тела были сплетены, их сердца бешено бились. Бен медленно отстранился и посмотрел на Оливию:
– Я?..
– Причинил мне боль? – закончила она за него. – Нет, конечно.
Он вздохнул и прижался лбом к ее лбу.
– Спасибо, – прошептал он.
Увидев в его глазах нежность, Оливия почувствовала, как ее сердце затрепетало. И весь мир в ту же секунду изменился. Она поняла, что любит этого мужчину. Этого восхитительного, нежного, агрессивного мужчину. Однако она не имела ни малейшего понятия о том, что чувствует он.
Глава 12
Когда Бен проснулся в номере Оливии, было уже светло. Воспоминания о прошлой ночи прошли у него перед глазами: откровенный, пропитанный застарелой болью разговор, изумительный секс. Потом он приготовил пасту, они долго болтали, смеялись, и им было хорошо и легко вместе. Он спросил, можно ли ему остаться, и улыбка, которая появилась на лице Оливии, была для него словно бальзам. Бен провел ночь, сжимая ее в объятиях. Он не мог припомнить, когда в последний раз так крепко спал.
Бен посмотрел на Оливию, лежавшую рядом с ним. Ее волосы разметались по подушке, длинные ресницы отбрасывали тени на щеки. Она выглядела прекрасно, как и всегда, но теперь он видел незащищенность в чертах ее лица.
Бен понимал, что его отношение к Оливии вышло за рамки короткой интрижки. Кроме этой, существовали и другие проблемы. Она – Харрингтон, а он из Чатсфилдов. Они живут на разных континентах, и оба отдают все силы карьере. К тому же Бен по-прежнему не решался доверять себе. В объятиях Оливии он ощущал покой, ее прикосновения дарили исцеление, но эмоции все еще кипели в нем.
Оливия пыталась выяснить, в чем причина его гнева, но он так и не признался, потому что стеснялся правды.
Но сейчас Бену было не до этого. Он хотел насладиться временем, которое отпущено ему и Оливии.
Улыбнувшись, он поцеловал ее в ключицу, она пошевелилась, ее ресницы затрепетали. И Бен спустился ниже, к ее груди. Она вздохнула и повернулась на спину.
– А вот это, – пробормотала Оливия с закрытыми глазами, закидывая ногу ему за бедро, – замечательный способ начать день…
Приняв душ и одевшись, они позавтракали в гостиной.
– У тебя есть какие-нибудь планы на сегодня? – спросил Бен.
– К счастью, я свободна от светского общения, налаживания связей и тому подобного.
– Я думал, тебе нравится.
– Мне никогда это не нравилось, но это необходимо. – Оливия улыбнулась. – Я всегда была готова на все, лишь бы добиться успеха в этом беспощадном бизнесе. – Она взглянула на Бена. – Даже притворяться, что у меня есть бойфренд.
– Что ж, если ты свободна, давай осмотрим достопримечательности. Я уже две недели в Берлине, но практически ничего не видел.
На лице Оливии расцвела улыбка.
– С удовольствием, – сказала она, и Бен почувствовал, как его губы расплываются в ответной улыбке.
Простая вещь – совместная прогулка… и все же он ощущал себя невероятно счастливым. Несмотря на то, что знал: это не будет длиться вечно.
Час спустя они прогуливались, взявшись за руки, по террасе дворца в Потсдаме. В феврале сады выглядели суровыми и пустыми, однако Оливия умудрялась и в них найти красоту.
Осмотрев дворец, они зашли в одно из многочисленных кафе, заказали кофе и наслаждались теплом. Такого чудесного беззаботного дня у Бена не было целую вечность.
Бен взглянул на Оливию. Она дула на кофе, пытаясь остудить его, волнистые волосы обрамляли ее прекрасное лицо.
– Я злился на Спенсера, – неожиданно сказал он, удивив не только Оливию, но и себя. – На моего старшего брата.
Ее глаза округлились. Она поставила чашку с кофе на стол и посмотрела на него с таким доверием, что сердце Бена сжалось.
– Расскажи мне, – тихо попросила она.
– Я уже говорил тебе, что был миротворцем в нашей семье, – начал Бен, пытаясь подобрать нужные слова. Откровение было внове для него, как и для Оливии. – Я старался сделать всех счастливыми. Пытался сгладить конфликты.
– Но не мог.
Он кивнул:
– Наша жизнь была ложью. Родители не ладили друг с другом, потому что у каждого были связи на стороне. И мой отец… мой отец недолюбливал Спенсера, потому что тот не был его сыном. Меня шокировала эта новость.
И его сердце было разбито.
– Тогда тебе было восемнадцать лет, не так ли? – уточнила Оливия.
– Отец рассказал мне об этом в очередном приступе гнева. К тому же он был пьян.
– Поэтому ты ушел?
– Это было импульсивное, рискованное решение, но я знал, что не могу остаться. Я никогда ничего не скрывал от Спенсера и понимал, что эта новость его сокрушит. Ведь он старался угодить нашему… моему отцу. Спенсер мечтал трудиться на благо отелей "Чатсфилд".
– И ты ушел, чтобы он ни о чем не узнал.
Бен кивнул, его горло болезненно сжалось. Оливия склонилась к нему, в ее глазах было столько сочувствия, что ему стало трудно говорить.
– Так почему же ты злишься на Спенсера, Бен?
– Потому что… потому что он не пришел за мной, не нашел меня. – Господи, как жалко это звучит – словно жалоба маленького плаксивого мальчика. – Он позволил мне уйти, как будто я ничего для него не значил. Возможно, так оно и было… А когда Спенсер пару недель назад явился в мой ресторан, то сказал, что уже пять лет знает о том, что он внебрачный ребенок. – Бен услышал в собственном голосе нескрываемую боль и закрыл глаза. – Но я так же сильно злюсь на себя – за то, что был глупцом, что поступил благородно… но мои старания оказались абсолютно бесполезными. За то, что пожертвовал собой ради семьи, а никому это не было нужно. И, – закончил он мрачно, – за то, что был слабаком, ноющим, что его никто не любит.
Вот он, момент истины. Он рассказал Оливии правду. Быть честным и откровенным было одновременно и приятно, и страшно. Бен чувствовал себя беззащитным. Он не жалел ни об одном своем слове… но ему хотелось бы, чтобы Оливия как-то ответила на его откровение.
"Я люблю тебя", – чуть было не сказала Оливия, но вовремя остановилась. Сердце требовало от нее признания в любви, но мысль о том, что Бен удивленно посмотрит на нее, а потом оттолкнет, заставила молодую женщину замолчать.
– Возможно, тебе стоит поговорить об этом со Спенсером, – предложила она.
– Наверное, ты права. – Бен несколько смущенно засмеялся. – Прости за то, что выплеснул на тебя всю эту грязь.
– Я рада, что ты поделился со мной. Мне нужно было это услышать. Я хочу понять тебя и узнать получше.
Это было совсем не то, что слова "я тебя люблю".
Но три важных слова давались Оливии с трудом, особенно когда они значили очень много. К тому же вряд ли Бен рассчитывает услышать их. Сейчас ей лучше держать язык за зубами. Так безопаснее.
На обратном пути Оливия старалась поддержать легкую и непринужденную беседу. Когда они оказались в отеле, его тут же окружили служащие со срочными делами, и Оливия поспешила к лифту.
После долгих и тяжелых раздумий о том, стоит ли ей говорить Бену о своей любви, Оливия поднялась наверх, в бассейн. Она надеялась, что плавание поможет ей разобраться в собственных мыслях, но, как оказалось, еще больше запуталась в ловушке разума и чувств.
Оливия любила Бена, но не была уверена в том, что он любит ее. Хочет ли он, чтобы между ними было что-то большее, чем простая интрижка? Ей было страшно спросить его об этом. Они знакомы чуть больше недели, напомнила она себе, выйдя из воды и сев на бортик бассейна. Это время было прекрасным, наполненным многогранными эмоциями и переживаниями. Влюбиться в человека после нескольких дней знакомства рискованно и по меньшей мере глупо. Но что она могла поделать с собой, если такой мужчина, как Бен, овладевал ею с необузданной страстью и трепетной нежностью, вытирал ее слезы и прижимал ее к себе? Он признавался ей в своей слабости и в своих ошибках.
Как она могла не влюбиться?
– Похоже, у нас вошло в привычку встречаться здесь.
Оливия обернулась, и ее сердце подпрыгнуло.
– Привет, – выдавила она.
– Привет. – Бен уверенно направился к ней. В плавках он выглядел так же прекрасно, как и в смокинге, даже еще соблазнительнее. Обнаженная грудь, рельефный пресс, мускулистые бедра и ноги.
Бен присел рядом с ней – как и в тот раз, когда папарацци удалось сделать сенсационные снимки.
Оливия ему улыбнулась, несмотря на то что ее сердце бешено забилось в ожидании того, что он скажет.
– Ты не боишься, что нас могут сфотографировать? Где-нибудь поблизости может засесть изобретательный репортер, жаждущий обличающих фотографий.
– Меня это не волнует. – Он наклонился и поцеловал ее.
Оливия приоткрыла губы, схватилась за его плечи. У нее закружилась голова от наслаждения, которое она испытывала в объятиях Бена. Возможно, у их истории может быть счастливый конец. Если она расскажет ему о своей любви.
Бен немного отстранился и посмотрел на нее:
– Извини меня за то, что я был занят сегодня весь день.
– Все в порядке.
– Мне требовалось время, чтобы подумать, – продолжил он. – О нас.
Оливия сглотнула. Его тон не обещал ничего хорошего.
– И?.. – смогла произнести она.
– Я… не знаю, Оливия. Не знаю, что испытываю к тебе. Меня все еще мучают воспоминания, которые нахлынули, когда я приехал в отель "Чатсфилд". Когда встретил тебя.
Оливия нервно засмеялась:
– Рада быть полезной.
– Я благодарен тебе, – серьезно проговорил он. – Мне нужно было разобраться со всем, что накопилось у меня в душе. И принять то, что произошло в Марселе. Но я не хочу причинить тебе боль.
Это неминуемо, если Бен заявит, что не любит ее. Поэтому она никогда не произнесет три важных слова.
– Ты не сможешь причинить мне боль, Бен, – ответила Оливия с легкой улыбкой. Он нахмурился, и она заставила себя закончить: – Я знаю, что между нами. Давай просто насладимся тем временем, что у нас осталось, хорошо? Это то, чего я хочу.
Только об этом она позволит себе мечтать.
Бен собрался что-то сказать, однако промолчал. Его взгляд прояснился, а губы изогнулись в хищной улыбке.
– Но если поблизости действительно притаился репортер, я не хочу, чтобы он сделал провокационные снимки. Давай поищем уединенное местечко.
Он помог ей подняться и потянул к сауне.
– У тебя есть?.. – начала Оливия.
С хитрой ухмылкой Бен достал из карманчика плавок презерватив.
– Я всегда готов к непредвиденной ситуации.
– А это непредвиденная ситуация?
– Конечно.
В сауне горел приглушенный свет, воздух наполнял сухой жар. Бен обнял Оливию, в его глазах полыхал огонь. Ее дыхание сбилось.
– Что, если сюда кто-нибудь зайдет?
Он запер дверь, подхватил ее на руки и стал целовать с той дикой, необузданной страстью, которая была частью его. Полумрак и жар обостряли ощущения. Соприкосновение губ… влажное скольжение тел… наслаждение от слияния… и наконец пик…
Здесь не было места злобе, только чистая страсть. И любовь – по крайней мере, с ее стороны, хотя Оливия не хотела в этом признаваться. Но она была готова с радостью принять все, что Бен ей предложит. Этого достаточно. Пока.
Бен покинул постель Оливии на рассвете. Ему трудно было оторваться от успокаивающего тепла ее тела, но он не мог уснуть. Его тревожили ее слова: "Я знаю, что между нами".
Да. Короткая интрижка. Еще пара дней горячего секса. Глупо надеяться, что между ними может быть нечто большее.
Оказавшись в гостиной, он принялся ходить туда-сюда, заложив руки за голову. За окном медленно просыпался город. Бен осознавал, что ничего не значащая интрижка давно осталась позади, но сомневался, захочет ли Оливия чего-то большего. Сможет ли он сделать ее счастливой, заботиться о ней, защищать от всех бед? Готов ли рискнуть своим сердцем ради возможности обрести с ней счастье? Или ощутить сокрушающее опустошение, когда выяснится, что она не испытывает к нему ничего?
Тяжело вздохнув, Бен вернулся в спальню. Он оделся и оставил на подушке записку. Его звали дела. А оставшиеся дни с Оливией… Бен собирался сполна ими насладиться. И возможно, он найдет в себе силы рассказать ей, что у него на сердце.
Через несколько часов Бен сидел за своим рабочим столом. Рядом с его локтем источала соблазнительный аромат чашка с кофе. Он вошел в Интернет, и все его надежды рухнули, когда он прочитал заголовок статьи на одном из новостных сайтов, посвященных знаменитостям.
"Фальшивый бойфренд молодой актрисы: Оливия Харрингтон наврала про свой роман с Беном Чатсфилдом!"
Глава 13
– Оливия, мне очень жаль.
Оливия пришла в ужас, когда слова агента дошли до нее. Продюсеры отдали другой актрисе роль, о которой мечтала она.
– Я не понимаю, – пробормотала молодая женщина.
Мелисса сочувственно пожала плечами:
– Полагаю, твои якобы отношения с Беном Чатсфилдом вышли нам боком. О вас слишком много писали, появилась масса сплетен и выдумок.
Оливия закрыла глаза:
– О жизни каждого актера или актрисы судачат на такого рода сайтах. Но этот факт не должен был лишить меня роли.
– Продюсеры душу вложили в проект и не хотят, чтобы он ассоциировался с актрисой, чья личная жизнь вызвала нелицеприятную шумиху в прессе.
– Что же их настолько возмутило? – потребовала Оливия.
Мелисса тяжело вздохнула:
– Ты хочешь, чтобы я зачитала весь список?
– Ну, появились наши с ним фото у бассейна. Что в этом ужасного?