– Зависит от твоего роста.
Элль 6:16
– Я очень маленькая. Метр шестьдесят.
– Невыносимый рост. Все время теряюсь в толпе.
– Хотя удобно шпионить. Тебя никто не замечает.
Над городом разливается рассвет. Оранжевый свет пронзает ночное небо, как инферно, протягивая к звездам розовые и желтые пальцы. Солнце настолько яркое, что приходится прищуриваться, но оно все равно всходит. Интересно, как выглядит восход в мире Элль?
6:16
– Мой рост метр восемьдесят пять, но я тебя разгляжу.
– Даже в толпе, я пойму.
Элль, 6:17
– Что поймешь?
6:18
– Что я хочу с тобой потанцевать.
Наверное, у меня горячка от недосыпа. Ну не на самом же деле я это сказал? Я что, правда так думаю? Я помню, как целовался с Джесс, ее затаенную улыбку и как она спросила, о ком я думал.
По правде, я думал об Элль, и не только когда мы целовались. Я думал о ней каждый шаг танца.
Я имел в виду это. Каждое слово.
Я поворачиваюсь и фотографирую себя на фоне рассвета. Лица не видно, настолько яркое солнце. Виден лишь силуэт. Защищая мой имидж, Марк давно научил меня так снимать. Но волосы видны.
6:18
– Чтобы доказать, что я не лысый.
– [Вложение].
– Доброе утро.
А потом я замечаю его. Парня у входа. С камерой в руках, прячущего лицо. Я чуть не роняю телефон.
– Эй! Эй, ты! – кричу я, бросаясь вперед.
Неизвестный разворачивается, выбивает мой ботинок и захлопывает дверь прежде, чем я пробегаю половину расстояния. Я бью кулаком в дверь, чертыхаюсь. Ручки нет. Я заперт на крыше, чтобы в жизни воплотить "Мальчишник в Вегасе".
Хуже всего то, что мне это не привиделось.
На "Звездной россыпи" действительно завелась крыса.
Элль
Июньское солнце утюгом обжигает затылок. Я сижу на улице и медленно, преодолевая боль, делаю стежки в синей ткани. Жалкое зрелище, но после скандала с Кэтрин не могу работать над костюмом дома, а в заляпанную жиром "Тыкву" я папин китель не понесу. К тому же стесняюсь шить при Сейдж.
Я вздрагиваю от звонка телефона. Иголка пронзает толстую ткань плеча и заодно мой палец.
– Ой! – взвизгиваю я и засовываю кровоточащий палец в рот.
Больно. А на вкус как медь и острые азиатские тыквенные пончики. Блюдо дня в "Волшебной Тыкве".
Сейдж выглядывает из-за угла фургона.
– Эй, все в порядке?
Сердце уходит в пятки. Я запихиваю китель за бочку, на которой сижу.
– Да, все хорошо. Просто уронила телефон.
Она подходит, вытирая руки о фартук с надписью "Кто ест тебя, тыква?". Кто-то должен постоянно следить за грилем, но Сейдж плевать на правила. А поскольку напротив продают овсяные шарики, в нашу сторону никто не смотрит.
Я пытаюсь затолкать китель за спину, но Сейдж замечает извивающийся у меня под ногой рукав.
– Испачкаешь.
Стыдливо поднимаю куртку, вспоминая, что у "Волшебной Тыквы" изо всех щелей сочится масло, как кровь в фильмах Тарантино.
– Неважно. Кое-что поправляю. Обеденный перерыв уже закончился? Наверное, мне стоит…
Я пытаюсь обойти Сейдж сначала с одной стороны, потом с другой, но она все время возникает передо мной. Я хмурюсь.
– Что ты делаешь?
– Я знаю, что ты задумала. – Ее сверкающие глаза выхватывают простенький швейный набор, купленный в лавке. Я собираю иголки и нитки в пластиковую коробочку, закрываю ее и сую под мышку, но Сейдж так легко не сдается. – Красивая ткань. Нельзя просто так укоротить. Испортишь отделку.
– Нет. Я знаю, что делаю. – Защищаясь, я прижимаю к себе куртку.
Она моргает.
– Ну, вроде бы. – Я поникаю плечами.
Она хмыкает и протягивает руку к кителю. Я сомневаюсь на мгновение, как Фродо со своим Кольцом, но потом вспоминаю о всем том дерьме, в которое вляпался Фродо, а я не хочу закончить так же. Поэтому отдаю куртку Сейдж.
Она берет китель за воротник, поворачивает, изучает швы изнутри на спине и рукавах. Улыбка сползает с ее малиновых губ, медленно, но уверенно.
– И как ты планировала это ушить? Сама?
Я показываю ей видео из "Ютуба".
Она кричит:
– О нет! Мои глаза! Горячо! Убери это немедленно!
Я прячу телефон в карман, щеки заливаются румянцем. Она выворачивает китель наизнанку, показывая мне швы.
– Смотри, чтобы уменьшить размер, надо распороть плечи, отрезать и сшить заново. Та еще работенка, сшито ювелирно.
В ее голосе слышится уважение? И исчезла скука? Впервые!
– Ручная работа? Кто это сделал?
– Никто. То есть кто-то. Неважно. – Я щурюсь, фиксируя взгляд на жирном пятне на моих ботинках Dr. Martens. – Это так, ерунда.
– Кажется, ты говорила, если кому-то что-то нравится, это уже не ерунда.
Поймала. Побежденная, я пытаюсь вырвать китель у нее из рук. Но она отступает, выворачивает его обратно налицо профессиональным движением руки и накидывает на плечи.
Синий подчеркивает зелень ее волос, придает странный, неземной и в то же время прикольный вид. Мне больно видеть, как здорово он смотрится на ней, оверсайз и все такое. Ей все идет. Она носит жизнь, как Элвис – блестки, ни перед кем ни в чем не оправдываясь. Не хочу даже думать, как в нем выгляжу я. Шут гороховый. Безвкусно. На конкурсе стану всеобщим посмешищем.
– Он очень здорово сшит, – продолжает Сейдж. – Этот костюм для чего-то особенного?
Я вздыхаю.
– Ага. Слышала про "Звездную россыпь"? Принца Федерации?
Она поджимает губы.
– Я и не знала, что ты наряжаешься.
– Это называется косплей, и я этим не занимаюсь, вернее, раньше не занималась. Но собираюсь. Через две недели на конвенте "ЭкселсиКон" в Атланте пройдет конкурс косплееров, а призом станут два билета на премьеру "Звездной россыпи", и деньги, и… Долго объяснять, но я очень хочу выиграть. Мне надо выиграть. Наверное, я не смогу, но папа всегда говорил, что невозможное остается невозможным, если не попытаешься. Я хочу попытаться. – Глотаю подступающий к горлу ком. – Ну и да, я не умею шить.
Она наклоняет голову и некоторое время молчит. У меня горят щеки. Я отворачиваюсь к "Тыкве".
– Забудь, это все глупости.
– Звучит весело.
Я останавливаюсь. Оборачиваюсь к ней.
Сейдж, которая едва смотрит на меня во время работы, хочет мне помочь? Именно это произойдет, когда Принцесса Амара вырвется из Черной Туманности (т. е. никогда). Она осторожно снимает китель.
– Тебе повезло, мне нужны еще работы для портфолио.
– Да?
Звенит колокольчик, к окошку подошел клиент. Никто из нас не торопится к нему.
Она возвращает мне китель. Крахмал почти весь осыпался, фалды висят. Он уже не пахнет папой, скорее, мною, веганскими бургерами и неповторимым пыльным ароматом старой вещи. Едва зародилась эта сумасбродная идея, я не задумывалась о том, как надену костюм. Просто хотела попробовать найти немного папы в себе. Наверное, когда я просунула руки в рукава, застегнула пуговицы, посмотрелась в зеркало… У меня совсем иная фигура, чем у папы. Другие изгибы, углы.
– Да, да, тебе необязательно все и всегда делать самой, – отвечает Сейдж через некоторое время.
Я улыбаюсь, прижимая к груди китель, синий, как океан, идеального цвета, идеального оттенка.
– Спасибо.
Клиент у окошка звонит еще раз. Я почти ожидаю, что Сейдж сейчас возьмет свои слова обратно и отправит меня глазеть на людей сквозь окошко или листать форумы в телефоне, потому что я прошу невозможного. Создать костюм за неделю? Соревноваться на профессиональном уровне? Это сумасшествие. У нас не осталось времени, чтобы перекроить китель и заново его сшить.
Сейдж протягивает мне руку.
– У меня дома. Сегодня вечером.
Я жму ее руку.
– Договорились.
Она сжимает мне руку и впервые за время нашего знакомства улыбается не дьявольской ухмылкой, а нормальной человеческой улыбкой.
– Не так уж и сложно, правда?
Неправда. Сложно, хотя в то же время и нет. Но я рада, что согласилась.
– Ты сделала предложение, от которого я не смогла отказаться, – правдиво говорю я.
Покупательница у окошка нетерпеливо трясет колокольчик, словно посылает сообщение азбукой Морзе.
– Ау! – кричит она.
Сейдж закатывает глаза, отпускает мою руку.
– Ох уж эти мамочки. Твоя очередь.
Я собираю паршивый швейный наборчик, сворачиваю папин китель и возвращаюсь в фургон, где разозленная молодая мамаша стоит перед окошком, трезвоня в колокольчик.
В тот момент, когда я залезаю в фургон и прячу китель в безопасное место, телефон снова гудит. Это от Карминдора. С сегодняшнего утра. Наверное, когда я снова уснула. Кроме текста на экране появляется засвеченная солнцем картинка. Я его вижу частично. Кудрявые волосы, тень сильной челюсти, но не лицо. Видимо, снялся не для того, чтобы показать мне, кто он, а чтобы продемонстрировать восход.
Восход сегодня утром действительно был прекрасный.
– Эй! – кричит женщина. Из-под белой кепки хмурый взгляд. Туристка. – Вы здесь не работаете?
– Работаю, – отвечаю я, надевая фартук. – Хотите попробовать наши тыквенные пончики? Блюдо дня.
Она протягивает мне пятидолларовую купюру.
– Бутылку воды. Все.
– Хорошо, хорошо, – бормочу я, протягивая ей воду и сдачу.
Когда-нибудь покупатели в "Тыкве" научатся быть вежливыми. А еще лучше, если когда-нибудь я просто покину этот фургон с едой.
Впервые за долгое время это "когда-нибудь" окажется возможным.
Дэриен
Я мысленно прокручиваю сцену битвы, остаток команды готовится к очередному дублю.
Налево, направо, пригнуться. Поднять, протаранить, назад, назад, назад.
Каблук скользит по краю помоста, я теряю равновесие и едва не падаю, но вовремя успеваю наклониться вперед. Кэлвин/Юци поднимает глаза и убирает телефон в карман. На него никто не кричит за то, что он на съемках с телефоном.
– Дубль двадцать три, – кричит Амон. – Выдай больше Карминдора.
– А я что делаю? – бормочу я, расправляя плечи.
Мы на мостике корабля. Одна из главных сцен фильма. Но сейчас все это выглядит как свалка фанеры с причудливо разбросанными тенями и огромным зеленым экраном за спиной. Остальное добавят потом.
Мы занимаем места в дальних концах съемочной площадки. Эту сцену я мог бы повторить и во сне. Кэлвин прыгает назад и вперед, осветители отражаются от его вощеного лба Юци.
– Спокоен? – спрашивает он.
– Спокоен, – отвечаю я.
С начала съемок мы обменялись разве что парой слов, правда, и в реальной жизни едва ли стали бы друзьями. Он спортсмен. Впервые сыграл в каком-то семейном телесериале, потом переехал в Голливуд. К тому же ему под тридцать.
– А что?
Он беспечно пожимает плечами.
– Просто хочу убедиться, что для тебя все это не слишком сложно.
Я смотрю на него в недоумении.
– Тебе все дается так легко, – добавляет он, поправляя митенки. – Богатая мамаша, хорошие связи отца. Это не секрет.
– Эй, я – не мои родители.
– Просто удачное вложение, верно? Да ладно, не волнуйся. Фильм провалится, и вернешься обратно к своей халтуре.
Я хочу возразить, но не нахожу нужных слов. Да и что тут возразишь? Или он прав? Это не мой уровень.
– Ладно, начинаем, – Амон подает сигнал к началу съемки.
Не думай об этом. Просто играй. Я пытаюсь забыть его слова, но у него на лице играет самодовольная усмешка, и это сбивает меня с толку.
Неужели все думают, будто я не сам заслужил это место здесь и мне все дается легко потому, что моя мама – богатая светская дама, а папа – мой агент? Или Кэлвин злится, потому что я Карминдор? Меня внезапно осеняет. Я Карминдор, а не он. И неважно, что я прошел кастинг и режиссер выбрал меня. Кэлвин белый, а Карминдор, безусловно, нет. Все неважно. Наверное, Кэлвин Ролф – человек, которого фанаты приняли бы в роли Принца Федерации.
Я начинаю пятиться, скользя по фанере. Кэлвин приближается, раскачивается все больше, напрягается.
– Пошел, – орет Амон.
За нами раздается взрыв, просто яркий свет, настоящие эффекты добавят позже. Половина корабля взлетает на воздух. Кэлвин бросается на меня. Я уворачиваюсь влево, перехватываю его правый кулак, но он оказывается сильнее, откидывает меня назад. Я падаю на пол, переношу вес назад, пытаюсь встать на ноги. Он хватает меня за воротник, я выворачиваю ему руку.
Я хватаю ружье. Слишком медленно. Он ударяет меня плечом в грудь, я падаю на пульт управления. Вся конструкция трясется. Он хватает меня за шею, делая вид, что душит. Секунда, две. Вообще-то, слишком сильно.
О святая глотка, Бэтмен, теперь в любой момент…
– И-и-и снято! – говорит Амон.
Кэлвин отпускает меня и хлопает по плечу.
– Хорошая работа.
Я потираю шею.
– Ты не мог быть чуть аккуратней?
– Ну, тогда это будет ненатурально. Ничего, переживешь.
Амон показывает всем, что сцену будут переснимать, а пока просматривает ее на маленьком мониторе.
– Ладно, все неплохо. Юци, я имею в виду Кэлвин, можешь выглядеть не таким злобным? Ты же действуешь бездумно. Сам не знаешь, что творишь. Мгла контролирует твой разум.
– Конечно, шеф.
– А теперь, Дэриен. – Блин, меня он не путает с Принцем Федерации, нехороший знак. – Ты не мог бы быть чуть более Карминдором?
Он проводит рукой по воздуху. Визажист подскакивает на съемочную площадку, чтобы поправить потеки искусственной крови у меня на лбу.
Точно. Нехороший знак. Я упираюсь руками в бедра, киваю.
– Да, конечно.
– Хорошо. Все готовы, пробуем еще раз.
Внезапно звонит телефон Гейл. Он раздраженно смотрит на нее, она быстро отключает звук. Интересно, почему просто не выключит его? Она отвечает на звонок. Лицо бледнеет.
Похоже, стало еще хуже. Гейл подскакивает со стула и бежит ко мне, рука прикрывает трубку.
– Это Марк, – шепчет она. Глаза у нее расширились, голова трясется. – Тебя показывают по новостям.
Я моргаю один раз, два. Потом до меня доходит.
– Вот черт.
– Это еще что? – спрашивает Амон.
– Извините, это срочно.
Режиссер всплескивает руками.
– Прекрасно! Для всех десятиминутный перерыв! – кричит он внезапно уставшим голосом.
Команда расходится, ассистенты и осветители отдыхают, над головой трещит звонок. Кэлвин задевает меня плечом по дороге к напиткам.
– Очень профессионально, Карминдор.
И уходит.
Гейл губами показывает мне: "Твой папа" – и протягивает трубку. Ну конечно, это он. Я глубоко вдыхаю, перевожу телефон из ждущего режима.
– Марк…
– Сколько тебе лет, Дэриен? – спрашивает он таким холодным каменным голосом, что у меня по коже бегут мурашки.
– Ну, восемнадцать.
– Восемнадцать. Значит, уже умеешь читать?
– Ну да.
– И когда поднимался на ту крышу, на двери была табличка "Не входить".
У меня напрягаются мышцы плеча. Я отхожу от Гейл, чтобы она не слышала, как он орет.
– Да, сэр.
– Хорошо. Я просто хотел убедиться прежде, чем состоится этот разговор, поскольку теперь точно знаю, насколько ты туп.
– Что случилось-то? Что говорят все?
– Да какая разница? Тебе нужно поддерживать имя, Дэриен. У тебя карьера. Больше нельзя быть глупым ребенком, – последние слова он произносит медленнее. – Понимаешь?
Слышу подтекст в его словах. У меня есть роль, карьера, но управляю всем этим не я. Я крепко пристегнут к креслу пилота на корабле моей жизни, руки у меня связаны. Я сглатываю, сжимая и разжимая кулаки. Другие актеры смеются у кулера над какой-то шуткой Джесс. Готов поспорить, их агенты так их не распекают.
– Да, сэр. Я понимаю.
– Хорошо. Потому что еще две секунды, и я бы уволил эту дурочку ассистентку и нашел бы кого-то, кто знает, что делает.
Я бросаю взгляд на Гейл. Она сидит в моем кресле, откручивая и закручивая крышку бутылки с водой.
– Проблема не в ней. Это я виноват.
– Тогда проследи, чтобы это больше не повторилось, или я лично буду следить за тобой до окончания съемок.
– Хорошо. Поговорим поз…
Он вешает трубку прежде, чем я успеваю договорить. Нажимаю "завершить вызов" и возвращаю телефон Гейл.
Она поднимает взгляд от бутылки и берет телефон.
– Извини, Дэриен. Что он сказал?
– Он просто посоветовал мне быть осторожнее, – вру я, пожимая плечами. Пока я здесь, он не уволит Гейл. – Все хорошо. Между прочим, ты ведешь мои дела лучше, чем это когда-либо делал он.
Она замолкает, не зная, что сказать. Кажется, она сейчас заплачет.
Я обнимаю ее за плечи.
– Ты заслуживаешь лучшего начальника, чем Марк.
Амон кричит, что десять минут вышли. Я разминаю пальцы и выхожу на съемочную площадку, готовый сыграть Принца Федерации, как никогда. Потому что, когда я Карминдор, мне не нужно быть собой.